Так какие основания считать, что человек и его тело это одно и то же, и что человек живет одну жизнь? У меня таких оснований нет.
Я хотел только озадачить вас этим вопросом, поэтому тему о бессмертии человека на этом закончу. Если она вас заинтересовала, ищите подробности сами, а нам пора подвести итог по этой главе.
* * *Что же мы имеем «в сухом остатке»?
Наверное, у некоторых все же появились сомнения в отношении перспектив собственной смерти и, соответственно, сомнения в соответствии своей жизни условиям естественного отбора человека.
У остальных должны появиться сомнения; ожидать от политиков, телевизионной элиты, ученых или попов, что они нам опишут ту Россию, которую мы хотим для наших детей, и поведут нас в «даль светлую», не приходится.
Так может, опровергнуть вторую часть утверждения Ленина «Мы – народ, по преимуществу талантливый, но ленивого ума», подавить лень и самим задуматься о будущем для наших детей?
Сначала простой путь: я начал главу с того, каким мощным и справедливым был СССР по сравнению с сегодняшней Russia. Так может, нам вернуться в него?
Вообще-то, желающих вернуться в Советский Союз много и в России, и в остальных республиках, но, знаете, с этим тоже далеко все не так просто.
Об этом в следующей главе.
Глава 2 Марксистские грабли
Почему я верил
Я – коммунист. Но не марксист. И никому не советую учению Маркса следовать, поскольку это не наука, а выводы Маркса не истина. С точки зрения науки это бред.
Читатели вправе спросить: и давно это с тобой? Отвечаю, что относительно недавно.
Я никогда не был членом КПСС, но был марксистом, пожалуй, до середины 90-х. Уже весь маразм марксизма был в предельной красоте, а я все еще полагал, что это только американские происки. Поэтому я буду рассуждать о популярности марксизма и о том, почему я был марксистом, на основании собственных впечатлений.
Это учение прекрасно подходит интеллигенту – человеку, узнающему о жизни не из жизни, а из книг. Все атрибуты предстать перед интеллигентом в качестве науки: марксизм имеет толстые фолианты, запутанные фразы, заумные предметы обсуждения, непроверяемые числа и ссылки. Очень мудреная наука, не для слабого ума! И как же это было круто – быть материалистом и стать таким же умным философом, как «великий философ Маркс»! И утверждать, к примеру, что все материально, а если нет материи, то ничего нет.
Таким Маркс и предстал передо мною в институте, когда о жизни я узнавал из книг, а оказался, как все, разве что сдавал марксистско-ленинскую философию и научный коммунизм на пятерки. Это только потом задумался, что если в обществе нет такого свойства, как честность – способность говорить правду и делать то, что обещал, – то разве честности вообще нет? В этом обществе просто нет проявлений честности, поскольку она нейтрализована подлостью, но сама честность никуда не девается. И честность, как свойство общества, существует даже в случае, если самого общества (материи) нет. Дискуссии с марксистами показали, что Марксова заумь так въедается в мозги, что, скажем, оппоненты не осознают, что означает понятие «объективный», и уверены, что и это понятие неразрывно связано с материей: раз нет природы, значит, нет ее объективных законов.
Ну ладно, не будем о философии.
Но ведь я потом узнавал жизнь на практике: я почти тридцать лет не просто жил, но и работал с рабочим классом. Почему же я не увидел бредовость марксизма?
Думаю, тут как минимум три причины.
Во-первых, марксизм, включая его философию, на практике никому не был нужен ни в наше время, ни раньше.
Есть анекдот. В салун врывается ковбой, стреляет в стены, в потолок, выпрыгивает в окно, вскакивает на лошадь и исчезает. Ошарашенные посетители спрашивают невозмутимого бармена.
– А что это было?
– Неуловимый Джо, – поясняет бармен.
– И что – его действительно не могут поймать?
– Да, – подтверждает бармен.
– А почему?
– А он никому не нужен.
Так и с марксизмом – это великое учение потому, что никому не требуется. Если бы оно требовалось и его пробовали использовать в жизни, то маразм марксизма проявился бы сразу. А так – кому было интересно изучать убогость творений Маркса, кроме любителей изучения убогости, которым затыкали рты? И затыкали вот в чем.
Давайте отвлечемся немного на это и на историю, но предварительно уясним, что главный закон, как бы природы, который открыл и как бы доказал Маркс, это закон того, что производственные отношения, которые обеспечивает строй (рабовладельческий, феодальный, капиталистический), тормозят развитие производительных сил – тормозят рост числа заводов и фабрик, рост числа изобретений, тормозят стремление работников промышленности хорошо работать. Поэтому при достаточном развитии производительных сил происходит революционная смена строя (формаций): восстания рабов вызывают переход к феодальному строю, восстания буржуазии – к капиталистическому, восстания пролетариата – к коммунизму.
И Маркс этот закон, повторю, как бы доказал. По крайней мере, так нас учили на занятиях по научному коммунизму. Давайте рассмотрим пару из этих доказательств в свете появившихся данных.
История без марксизма
При подробном рассмотрении «классовых битв», по Марксу, выводы Маркса о революционной смене всех формаций из-за сдерживания роста производительных сил и под воздействием эксплуатируемого класса как-то не вяжутся с действительностью. Возьмем, к примеру, смену рабовладельческого строя феодальным из-за восстания рабов.
Да, история Римской империи действительно свидетельствует о нескольких восстаниях рабов, произошедших во II–I вв. до н. э. на территории Италии и Сицилии. Самым большим восстанием было восстание Спартака (73–71 гг. до н. э.). Однако по свидетельству римских историков Аппиана и Саллюстия, в восстании Спартака участвовали не только рабы, но и свободные пролетарии, которых в «армии рабов» было много. Кроме того, прослышав об успехах Спартака, против власти Рима подняли мятеж города римских союзников в Италии, что значительно усилило размах восстания, т. е. рабы по сути явились ядром назревавшего и без них мятежа.
Восстание Спартака составляло лишь небольшой эпизод в гражданских войнах 80-х-70-х гг. до н. э., длившихся два десятилетия (когда лидерами противоборствующих сторон являлись Марий, Сулла, Серторий, Помпей). Но уже во время последующих гражданских войн – 49–30 гг. до н. э. (Цезарь, Кассий, Брут, Август, Помпей, Антоний), 68–69 гг. (Гальба, Вителлий, Веспасиан), 193–197 гг. (Альбин, Нигер, Север), 235–285 гг. («век 30 тиранов») – совсем неизвестно о каких-либо самостоятельных массовых движениях рабов. А ведь рабство, по Марксу, все еще составляло как бы основу «производственных отношений», тем не менее, рабы проявили себя в восстаниях только в период 135-71 гг. до н. э., да и то, как было сказано, часто как сторона ведущихся и без них гражданских войн или восстаний покоренных римлянами народов.
А когда же был учрежден феодальный строй в Римской империи? Официально в правление императора Диоклетиана (284–305 гг.), который всем без исключения крестьянам – как арендаторам земли (колонам), так и собственникам земли – запретил покидать свое место жительства. То есть официально феодализм возник спустя 350 лет после последнего крупного восстания рабов, когда об этом восстании в среде рабов уже и легенд не сохранилось. Но это официально.
А фактически рабство упразднялось самими рабовладельцами-эксплуататорами за пару столетий до учреждения феодализма. Причина была в отсутствии успешных войн, ведущихся Римской империей, уменьшении притока пленных, возникшей вследствие этого дороговизне рабов и, соответственно, неэкономичности их использования. Аналогией можно привести отказ русского крестьянства от использования в хозяйстве крупных лошадей; овса и затрат по уходу крупные лошади требовали много, а доход от них был такой же, как от мелкой, экономичной лошадки. Так и для рабовладельце в-эксплуататоров экономичнее был относительно свободный арендатор земли (колон), о содержании которого и о надзоре за которым у эксплуататора не болела голова. Рабы оставались только у очень богатых римлян и то в качестве прислуги, а землю обрабатывали колоны.
Но колоны были формально свободны, их зависимость от землевладельцев имела совсем иной характер зависимости – такой, как, скажем, зависимость крестьян во Франции накануне Французской революции. В любом случае колоны были уже не рабами, а свободными гражданами, на них не распространялись римские законы о рабах. И это, повторю, за пару столетий до официальной «смены формаций» и спустя столетия после периода восстаний рабов.
Так разве это доказывает, что увеличение производительных сил ведет к смене производственных отношений? Наоборот: падение производительных сил римской армии по добыче рабов привело к смене этих отношений, да еще по инициативе «класса эксплуататоров».
В «Манифесте коммунистической партии» Маркс объясняет непонятливым: «Все отношения собственности были подвержены постоянной исторической смене, постоянным историческим изменениям. Например, французская революция отменила феодальную собственность, заменив ее собственностью буржуазной. Отличительной чертой коммунизма является не отмена собственности вообще, а отмена буржуазной собственности».
В главном пропагандистском документе марксизма Маркс свои выводы о революционной смене феодализма капитализмом обосновывает самым «забойным» доказательством – французской революцией, Которая, по Марксу, произошла потому, что аристократия, имея в феодальной зависимости крестьян, не давала рабочей силы владеющей средствами производства буржуазии и этим тормозила развитие производительных сил Франции. Очень убедительно. Но после перестройки в СССР я прочел появившуюся в научных журналах давнишнюю критику Маркса, из которой узнал, что во Франции буржуазия – это название горожан, а горожане в то время практически не владели средствами производства. Средствами производства владела феодальная аристократия Франции, имевшая по этой причине в виде крепостных крестьян достаток рабочих, чтобы развивать производительные силы Франции. И кстати, если до революции по уровню развития производительных сил Франция опережала германские княжества, то после революции отстала от них по этому показателю навсегда.
Маркс безжалостно подтасовывал доказательства!
Это пиар!
Но вернемся к тому, почему я верил в марксизм.
Человек сам не будет делать выводы по фактам в вопросах, которые ему не нужны и неинтересны. В таких случаях обычный человек просто запоминает чужой вывод по этому вопросу, особенно если никогда не слышал критики этого вывода. Вот и я оплошал и верил, что марксизм велик, даже не пытаясь оценить факты, которые должны следовать из этого учения, потому что советские марксистско-ленинские философы (других не было) хором пели осанну марксизму.
И наконец, нельзя же сбросить оголтелый, как сейчас говорят, пиар Маркса. Весь мир орал, что Маркс велик. Ну как тут не поверить? И кстати, мир орет до сих пор не только устами оставшихся марксистов, но лицами, составляющими главную силу в мировых СМИ.
Скажем, в журнале «Эхо планеты» за декабрь 1994 г. была помещена статья «Сто великих евреев», переданная из Тель-Авива Л. Жудро. Он начинает её так: «Никто не будет отрицать, что представители еврейской нации вносили и вносят огромный вклад в развитие человеческой цивилизации…». В подтверждение огромного вклада журнал дает список «еврейской сотни» – самых выдающихся евреев мира, внесших наиболее ощутимый вклад. Вот первая десятка:
«1. Моисей, пророк, выведший евреев из Египта
2. Иисус Христос, основоположник христианства
3. Альберт Эйнштейн, создатель теории относительности
4. Зигмунд Фрейд, психоаналитик
5. Праотец Авраам, родоначальник евреев
6. Апостол Павел, последователь Христа
7. Карл Маркс, создатель теории научного коммунизма
8. Теодор Герцль, основоположник сионизма
9. Пресвятая дева Мария, мать Иисуса Христа
10. Барух (Бенедикт) Спиноза, философ»
Вообще-то у меня против нахождения Маркса в списке лиц (даже таком убогом), внесших вклад в развитие цивилизации, возражений нет, но заметьте, что на тот момент коммунизм был уже втоптан в грязь, причем самими марксистами, а Маркс помещен не только впереди девы Марии, но и впереди самого отца сионизма Герцля. Вот ведь как!
Но определяющий пиар Марксу сделали все же русские марксисты, приняв на себя власть в России в октябре 1917 г. Без них о марксизме – этом околонаучном курьезе – уже давно забыли бы даже в Израиле.
Такая ситуация с верой в Маркса для меня обидна, поскольку марксизм явил свой маразм, как только его попробовали применить (о чем позже), и я мог бы бы заметить этот маразм раньше. Даже с учетом названных выше обстоятельств.
Однако сначала я хотел бы поговорить о том, почему я не возражаю и считаю, что Маркс внес большой вклад в развитие нашей цивилизации.
Трудности революционной практики
В свое время я много писал об убожестве «научного» учения К. Маркса, но наслушавшись в ответ от твердолобых адептов Марксовой секты не рассуждений по существу, а посылов «изучать Маркса», решил больше не тратить на дискуссии время. Ведь марксизм и без моей помощи помер, а оставшиеся адепты для реальной борьбы за коммунизм бесполезны. Всю свою жизнь они руководствовались девизом «Мы не сеем, не пашем, не строим – мы гордимся общественным строем», а когда строй пал, им осталось гордиться теорией, как бы лежавшей в основании того общественного строя, который пал.
Но среди комментаторов моих работ возникла мысль о том, что я улучшаю теорию Маркса: Маркс изобрел самолет без двигателя, а я изобрел двигатель к нему. То есть возникло предложение то ли меня облагородить Марксом, то ли Маркса – мною. Это ни в какие ворота не лезет, «это две большие разницы»: ни я Марксу не нужен, ни он мне.
Итак, немного повторюсь и начну с заслуг Маркса. Его величайшая заслуга перед человечеством в том, что его учение послужило эффективным основанием для начала борьбы за справедливость во всем мире, а это не шутки.
Сначала о том, что значит «послужить основанием».
Всю историю человечества люди с совестью в той или иной мере возмущались несправедливостью устройства общества. Действительно, имея совесть, трудно было принять и согласиться с положением, когда сотни, а порой и тысячи человек живут впроголодь, в тяжелейшем труде ради того, чтобы обеспечить бездельнику поездку в Париж или веселую ночь за карточным столом. Люди с совестью хотели переустроить мир, и планы у них имелись, но не было того, что дает безусловную уверенность в действиях, – сознания правоты своего дела. Поскольку их оппоненты ссылались на законы, на обычаи, на традиционность такого мироустройства, в конце концов – на бога. Логически в полезности справедливых идей невозможно было убедить даже сочувствующих, а тем более толпу, поскольку для того времени справедливые проекты устройства государства были для людей новыми, а новое людей всегда пугает. Прекрасный знаток людей и их интересов Никколо Макиавелли еще в 1512 г. эту проблему сформулировал так:
«При этом надо иметь в виду, что нет дела более трудного по замыслу, более сомнительного по успеху, более опасного при осуществлении, чем вводить новые учреждения. Ведь при этом врагами преобразователя будут все, кому выгоден прежний порядок, и он найдет лишь прохладных защитников во всех, кому могло бы стать хорошо при новом строе. Вялость эта происходит частью от страха перед врагами, имеющими на своей стороне закон, частью же от свойственного людям неверия, так как они не верят в новое дело, пока не увидят, что образовался уже прочный опыт. Отсюда получается, что каждый раз, когда противникам нового строя представляется случай выступить, они делают это со все страстностью вражеской партии, а другие защищаются слабо, так что князю с ними становится опасно».
Как вы поняли, Макиавелли остерегал от новых дел даже не революционеров, а царей – тех, за кем уже была (причем единоличная) власть. А каково же было выступать против князей мира сего революционерам? Как им было нести людям новое государственное устройство, как призывать их на свержение старой власти без уверенности в своей правоте, а только лишь с желанием «сделать как лучше»? Всевозможные трактаты и проекты, воодушевлявшие отдельных людей, на остальную толпу либо не производили впечатления, либо считались ею возмутительными, глупыми и вредными. За революционерами массы не шли, какими бы соблазнительными ни были их проекты и сколько бы сил ни тратили они на доказательство своей правоты, поскольку права менять государственное устройство, люди за ними не видели.
В истории России был такой случай. Когда в середине XIX в. возникла партия революционеров-народовольцев, она стала «ходить в народ», пытаясь поднять крестьян на бунт против существующей власти. Крестьяне агитаторов слушали доброжелательно, пока речь шла о местной власти, о губернаторе – эти чиновники назначались и смещались царем, поэтому в их смещении как таковом не было ничего нового. Но как только агитатор заговаривал о свержении царя, агитатора тут же вязали и сдавали властям.
И вот один народоволец догадался написать фальшивую прокламацию (якобы от царя) с призывом к крестьянам освободить его (царя) от пленивших его аристократов. Немедленно в районе распространения этой прокламации вспыхнул такой бунт, что его с трудом удалось локализовать и подавить. Почему? В понимании народа, у царя было право менять государственное устройство. А вот у революционеров народ такого права не видел, какие бы золотые горы они народу ни обещали.