Мы молчали.
– Генрих Эндерс уже проживал в Маринье. На полном иждивении Гуго Эндерса. Так и хочется вспомнить девушку, упавшую с крыши, правда? – сержант криво усмехнулся. – Наглый, жадный, беспринципный, аморальный. Имел какой-то бизнес, прогорел, посчитал, что пришло время в жизни полениться, и прочно осел на Плата-дель-Торо. Существуют данные, что Генрих пытался соблазнить супругу Гуго Анну, но та была женщиной вменяемой и дала Генриху достойный отпор. Что по этому поводу думал Гуго, история умалчивает. Оскорбленный Генрих озлобился до того, что подстроил аварию, в которой трагически погибли Анна Эндерс и ее сын Александр. Косвенные улики на это указывали. Конкретных – ни одной. Лопнул тормозной шланг.
Мы молчали.
– Габриэлла Оливеро, работающая гувернанткой у маленького Марио. Особа, прекрасно знающая свои обязанности и имеющая влияние на Марио, что само по себе странно. Он ее слушается. А мать – нет. К матери у него весьма противоречивые чувства. Поэтому Изабелла недолюбливает Габриэллу, но никогда ее не уволит, потому что та держит в ежовых рукавицах Марио, а самой заниматься сыном нет ни желания, ни умения. У Габриэллы богатый опыт общения с трудными детьми. Четыре года назад она работала в детской воспитательной колонии, уволилась, чтобы не загреметь на скамью подсудимых за систематическое избиение подопечных. Один из подростков от полученных побоев скончался. Но дело замяли, так как начальству не хотелось огласки.
Мы молчали. Кожа на затылке начинала потихоньку неметь.
– Йоран Ворген, – развивал тему сержант. – Руководит охраной в особняке. Не может быть такой должности – руководитель охраны в особняке частного лица. Гуго Эндерс – не министр, не президент. Не подвергался ежедневным нападениям со стороны злоумышленников. По данным полиции, за десять лет имело место только три инцидента. Пьяные хулиганы пытались домкратом отогнуть решетку – их быстро повязали. Безумный борец с сюрреализмом вломился в ворота, получил резиновую пулю. Вор пытался проникнуть в галерею, прилипнув ко дну продуктового фургона: был задержан охраной. Йоран Ворген лично выписан Гуго Эндерсом. Человек, умудряющийся сохранять со всеми ровные отношения. Роль его в доме не понятна. Но охрану он наладил безупречно. Охраняют поместье выходцы из России – бывшие работники правоохранительных органов. Сам Ворген шесть лет прожил в Ленинграде… простите, Санкт-Петербурге, где занимался охраной крупного бизнесмена – по совместительству гангстера и покровителя высоких искусств. Там же был арестован – за убийство журналистки, собравшей материал на босса. Бизнесмен не стал топить своего человека: подключилось шведское консульство, а поскольку Йоран Ворген оставался гражданином скандинавского государства, дело спустили на тормозах, и убийца спешно покинул страну.
Мы продолжали безмолвствовать.
– Кармен Лучента, двадцать лет. Трогательная, душещипательная история. Изабелла подобрала бродяжку, бродяжка отплатила Изабелле добрым делом, с той поры немая девушка следует за Изабеллой тенью и предана ей до последней слезинки. Если покопаться в прошлом Кармен, мы найдем немало интересного. В двенадцать лет девочка была изнасилована неким Мучано Франко. Заработала потрясение, вызвавшее необратимые изменения в психике, лишилась дара речи. В тринадцать лет она сбежала из дома, шлялась по подвалам, отмечалась в подозрительных компаниях. Воровала, употребляла наркотики. Несколько раз приводилась в полицию, но в связи со своим возрастом отпускалась. Мучано Франко отсидел три года, был выпущен условно под надзор за хорошее поведение. И через день был найден с перерезанным горлом. Про Кармен никто не вспомнил. Ей было пятнадцать лет, она опять пропала. Впоследствии выяснилось, что ее подобрала Изабелла…
– Фу, – очнулся я. – Ну вы и нагородили, сержант.
– Никого не забыли, – потрясенно вымолвила Варвара.
– Забыли, – сказал я. – Горничная Сесиль, садовник Тынис…
– А разве я закончил? Садовник Тынис принят на работу Гуго Эндерсом лет пять назад. Нелюдимый эстонец, покинул Советский Союз в 90-м году, получив вызов от брата, осевшего в Испании десятилетием ранее. Две судимости – за разбой и убийство в состоянии алкогольного опьянения. У обоих судьба не сложилась, брат скончался, перебрав, как у вас говорят, «беленькой». Тынис долго и безуспешно лечил печень. Вроде завязал, реализовал свою страсть к садоводству, трудился рабочим в агропромышленной фирме, на фермах мелких землевладельцев. Уже не проследить, как он попал к Эндерсу. Но работал добросовестно. Года два назад у Тыниса сгорел дом в окрестностях Мариньи, сгорела женщина, на которой он женился годом ранее – довольно сварливая, как выяснилось, особа.
Варвара закашлялась.
– Следствие показало, что Тынис не виноват, – покосился на нее сержант. – Пожар произошел в его отсутствие. Гуго пожалел работника, выделил ему каморку на территории поместья…
Сержант закурил вторую сигарету.
– Кого убила Сесиль? – спросил я.
– Никого, – засмеялся Габано. – Единственный человек в доме с незапятнанной репутацией. Просто молодая девушка. Горничная. Биография проста, как грецкий орех. Окончила школу, провалила поступление в университет Барселоны, пошла работать служанкой. В дом Гуго попала по рекомендации директора местного театра, с которым Эндерс иногда пересекался. Больной отец живет за городом в доме престарелых. В выходные Сесиль его навещает.
– Вы забыли еще одного человека, вечно трущегося в доме, – хмуро сказал Варвара.
– Кого же? – удивился Габано.
– Полковника Конферо.
– В самом деле, – улыбнулся сержант. – На Плата-дель-Торо полковник бывает чаще, чем на работе. Вдовец, имеет неплохой дом на Плаза Доминго, вполне обеспечен. Как вы думаете, сложно ли даме с внешними и умственными данными очаровать ограниченного служаку? Да он без ума от Изабеллы…
– А потом женится и в один прекрасный день умрет?
– Как знать, – пожал плечами сержант. – Я думаю, что наш полковник для Изабеллы – всего лишь запасной вариант.
– Ну что ж, сержант, благодарим за поучительную лекцию. Не уверен, что сегодня ночью мы будем спокойно спать.
– Могу добавить кое-что, – тихо сказал сержант. – И у вас совсем отрубит сон.
– Может, хватит для начала? – засомневалась Варвара.
– Да нет, – вздохнул Габано. – Получайте уж всю порцию. В городке Маринья объявился серийный убийца. Три схожих преступления. 25 июня, 16 июля и 4 августа. Убиты трое молодых людей: Альфредо Розарио, Бенисио Мурильо и Рауль Мендес. Заколоты в горло – предметом, напоминающим вилку. Мучительная смерть, долгая агония. Все смерти наступили поздним вечером. Первого нашли в переулке за кинотеатром «Глория», второго в городском парке, третьего – практически там, где мы с вами находимся, немного севернее. Можно предположить, что парни с кем-то познакомились – после киносеанса, во время дискотеки, отдыха на море. Никаких следов, очевидцев. Жертвы совершенно разные, меж собой не знакомые, но связывает их одно – высокие, голубоглазые, прическа «ежиком»…
– Кто-то не любит такой тип людей, – пожала плечами Варвара.
– Сильно не любит, – согласился Габано, – Мучано Франко, изнасиловавший восемь лет назад Кармен Лученту, был высокий, голубоглазый и стригся исключительно «ежиком»…
– Куда это вы клоните, сержант? – прохрипел я. – С Кармен трудно познакомиться, она немая.
Сержант молчал.
– Да нет, с этим все нормально, – отмахнулась Варвара. – Девушке достаточно привлечь к себе внимание, а долго общаться с молодым человеком ей не придется. Заманить в укромное место, построить глазки, оголить плечико… Ей же никто не препятствует уходить из дома? Женщина молодая, ей нужно иногда развеяться, погулять по городу. А что за свалка у нее в душе – может не знать даже Изабелла…
– Но это же клиника, сержант! Кармен с приветом, охотно верю, но чтобы до такой степени… Слишком размыто, сержант, – упорствовал я. – Обвинение на таком совпадении не выстроишь. Что еще вас подвигло к данному умозаключению?
– Вилочка, – пробормотал Габано.
– Вилочка?
– Обыкновенная столовая вилочка. Вернее… не совсем обыкновенная. К сожалению, с собой ее не ношу, поверьте на слово. Длиной примерно пять дюймов, закаленная сталь, покрытая серебряным напылением, изящный узор, выполненный с филигранным мастерством. Вещица не из банальных. Час назад я показал ее уважаемому в городе торговцу раритетными вещами господину Освальдо. Господин не смог описать, когда и в какой мастерской изготовлен столовый предмет, но решительно заявил, что предмет дорогой и вряд ли производился серийно. Я нашел его недалеко от места последнего убийства – именно там, где мы сейчас с вами находимся… Не надо вздрагивать, господа. Это место осмотрел только я. Никому не сказал о находке. Вилочка в крови. Убийца ее просто обронил. Сегодня утром в доме господина Эндерса работала полиция – если помните, погибла Эльвира Эндерс. Никому не показалось странным, когда я заглянул в кухонный буфет на первом этаже. Да, имеется такой столовый набор. Пересчитать предметы я, конечно, не успел, но разве непонятно?
– Все остальные исключаются, – прошептала Варвара, – в том числе Изабелла. Она же не дура. Что вам не дает снять отпечатки пальцев с вилки и сверить с отпечатками Кармен?
– Многое, – улыбнулся сержант. – А главное, жить хочу.
– Изабелла не даст Кармен в обиду, – объяснил я. – Подключит полковника, а тот все сделает для Изабеллы. У последней с Кармен такая жгучая страсть.
– О, мой бог, – пробормотал сержант. – Вот о чем уж не гадал…
– А главное, не остывает с годами, – хмыкнула Варвара.
– А какой ваш интерес, сержант, в этих убийствах? – сообразил я. – Откуда такое рвение? Вы искали улики даже там, где никому и в голову не пришло.
– Последний погибший, Рауль Мендес, – мой двоюродный брат по матери, – глухо сообщил Габано.
Мы молчали. Как же все перепутано и заплетено…
– Я к вам присматривался, – сообщил сержант. – Похоже, вы приличные люди. Положиться больше не на кого. Прошу о помощи. Нужно добыть отпечатки пальцев Кармен. Уточнить даты, когда она уходила в город. Не уверен, но, если охрана поставлена серьезно, могут вестись записи об убытии и прибытии людей. Если записи не ведутся, должна производиться видеосъемка, и записи какое-то время хранятся. Помните даты: 25, 16, 4? Йоран Ворген может предоставить информацию. Он замаран, но только не в тупых убийствах маньяка. В его же интересах найти истину – чтобы никто больше не копался в поместье. А, изобличив Кармен, можно потянуть ниточку, которая приведет к другим странностям этого дома…
Глава шестая
Луис Габано был отличным копом, но в Воргене ошибся. Войдя в поместье, мы стали донимать нелепыми вопросами охранников. Ведутся ли учеты, кто и когда входил и выходил из поместья, нельзя ли ознакомиться с информацией, просмотреть видеозаписи, не могли бы уважаемые охранники напрячь свои феноменальные памяти.
– Простите, любезный, – хмуро вымолвил плечистый страж ворот. – Любая информация по интересующему вас вопросу может быть предоставлена только через господина Воргена. Вы же не считаете, что мы испытываем желание полететь с работы?
Мы побрели в дом – по объездной дорожке, от греха подальше.
– Андрюша, а может, ну его, этот головняк? – прижималась ко мне Варвара. – У меня и так все чешется. Экземы и дерматиты от этих нервов…
Но я уже принял решение. В военном деле это называется «вызывать огонь на себя». Зверь бежал на ловца: крыльцо не освещалось, но мерцал огонек сигареты.
– Ворген, это вы? – спросил я, притормаживая. Силуэт стоящего человека очерчивался не вполне отчетливо.
– Да, детектив. Вы долго гуляете.
– А что, уже пора домой? – усмехнулся я. – Как насчет маленькой просьбы, Ворген?
Он молча выслушал меня, задумался.
– Вы странно ведете себя, детектив…
– Не спорю, – допустил я. – Все прочие в этом доме ведут себя вменяемо, адекватно, и наше поведение с коллегой невольно выделяется. Так не откажете ли помочь благому делу?
Он размышлял не меньше минуты, а затем принял решение, от которого мне немедленно захотелось треснуть его сковородкой.
– Ничем не могу вам помочь, детектив. Во-первых, учетные записи не ведутся. В доме все свои, с какой стати мы должны записывать, в какое время горничная пошла за молоком, Изабелла в салон красоты, а Генрих за бутылкой водки? Это нонсенс. Записи с видеокамеры хранятся только месяц (тут он явно врал). Во-вторых, вы не сказали, зачем вам это нужно. В-третьих, вы отказываетесь сообщить, перемещения какого конкретно лица вас интересуют.
– Допустим, – упорствовал я. – Но запись за четвертое августа должна сохраниться. Давайте посмотрим ее вместе, а потом мы вам расскажем, кого хотим увидеть.
– А вы так скажите, – хитро заявил Ворген. – Вдруг вспомню? Четвертого августа господин Бенито Сальваторе – директор нашего яхт-клуба – устраивал на море праздник для молодежи с бесплатными водными аттракционами. Подождите… – Ворген как-то странно замолчал. – По-моему, четвертого августа на побережье было происшествие… – он усиленно вспоминал и, кажется, вспомнил – огонь сигареты превратился в ярко-красный уголек. – Ну конечно, незадолго до полуночи было найдено тело зверски убитого молодого человека… Так чьи перемещения вас интересуют?
Я не решился вымолвить ключевое слово. Слишком далеко мы заходим. Ворген не скажет правду, пока не обдумает и не посоветуется с Изабеллой. А ночку хотелось бы прожить спокойно. Но принятое решение уже не играло роли…
– Вы водите нас за нос, Ворген, – выразил я недовольство. – Но если вам так хочется… Давайте сохраним небольшую интригу. А утром поговорим.
Почудилось ли мне шуршание в воздухе, когда мы вошли в окутанный сумраком холл?..
– Послушай, искатель неприятностей, – шептала Варвара. – Еще минуту назад я больше всего мечтала забраться под одеяло. А сейчас мне страшно. Давай уйдем из всего этого, побродим до утра по городу?
Из проема в картинную галерею проникал приглушенный свет. Там кто-то был. Или свет забыли выключить.
– Пойдем, приблизимся к изящным искусствам, – я потащил ее на огонек, размышляя о ночи открытых дверей в западню.
Впрочем, далеко мы не ушли. В коридоре стояла женщина и сосредоточенно, пощипывая подбородок, созерцала одно из полотен. Домашнее платье красиво облегало фигуру, подчеркивая грацию, выпуклости, впадины, струилось почти до пола. Пышные волосы стекали с плеч. Сосредоточенный строгий профиль, волнующая линия подбородка. С нее самой можно было писать картину.
– Изабелла? – удивился я.
Она повернулась, ничуть не удивленная, словно именно нас и должна была увидеть. Улыбнулась, сделав привлекательную ямочку на щечке.
– А вы не думали, что в столь поздний час я соберусь насладиться искусством старшего брата?
– Честно говоря, не думал, – признался я.
– А сами здесь какими судьбами?
– Да так, – пожал я плечами. – Это было единственное освещенное место в доме.
– Понятно…
Я искоса глянул на картину, погрузившую Изабеллу в задумчивость. Не самая характерная для Гуго работа. Возможно, что-то раннее. Или позднее. Причудливо устремленные в слякотное небо башни, похожие на мусульманские минареты. Песчаные холмы, барханы на заднем плане. Краски без примесей, грубо очерченные формы. От картины разливалась вселенская тоска. И даже освещенный ярким солнцем кружок пространства перед одной из башен (откуда, кстати, взялось солнце?), не снижало впечатления мрачности. Все устремлено к небу, все живое в конечном итоге окажется там, если не сильно согрешило. И два человека, стоящие в круге света, бессмысленно созерцающие пространство – даже не люди, какие-то гипсовые статуи, манекены. От картины веяло щемящим чувством слабости и беззащитности человека.
– Метафизика какая-то, – простодушно признался я.
– «Мета та физика»… – задумчиво пробормотала Изабелла. – Что в переводе с древнегреческого означает «после физики». Вечный покой и спокойная бессмысленная красота…
– В смысле? – не поняла Варвара.
– По ту сторону физической реальности, – пояснил я. – Ты вроде должна знать.
– Устала я, – вздохнула Варвара. – Вот скажи мне, Раевский, если «Черный квадрат» Малевича перевернуть вверх ногами, то что-нибудь изменится?
Изабелла засмеялась.
– Ровным счетом ничего. Надеюсь, вы не считаете, что в этом квадрате заключено что-то особенное? Обычный черный квадрат. Не понимаю, чем восхищаются люди.
– Люди восхищаются именно тем, что они ни черта не понимают, – объяснил я. – А вдруг он что-то скрывает – загадочный черный квадрат? Служит выходом из нашего мира в иное измерение, имеет глубокое иудейское наполнение, является космическим посланием к грядущим поколениям… Да что там говорить? Малевич, написав свой квадрат, признавался, что он теперь не ест, не спит, думает только о квадрате, и вообще, это вершина всего, что он написал в жизни.
– И вообще их два, – фыркнула Варвара. – Квадрата Малевича. Один висит в Эрмитаже, другой в Третьяковке.
– И что характерно, оба принадлежат кисти супрематиста Малевича, – важно сообщил я. – А еще он писал кресты, круги, прямоугольники. А еще у Малевича есть «Белый квадрат на сером фоне», выставлен в Амстердаме. Арт-художник Бремер намалевал на нем зеленой краской из баллончика знак доллара, а когда его схватила полиция, орал, что его нельзя арестовывать, поскольку то, что он сотворил с шедевром – тоже высокое искусство.
– А вы неплохо подкованы, – вежливо улыбнулась Изабелла. – К сожалению, состояние у меня сегодня не очень. Не возражаете, господа, если я вас покину?
– Мы тоже торопимся, – улыбнулся я. – Спать пойдем.
– Э-э, – замялась Варвара. – А скажите, Изабелла… с территории особняка можно попасть на море?
Я удивленно на нее покосился. Что за ночные причуды?
– Разумеется, – пожала плечами Изабелла. – На восточной стороне имеется специальная калитка. Снаружи – звонок. Если им воспользоваться, включится свет, камера наблюдения и отзовется центральный пост. Изнутри такой же звонок – при его активировании сработает сигнал на посту и отзовется охранник на воротах. С пульта он подаст сигнал на открытие калитки. Хотите прогуляться на море?