В холле первого этажа господствовал аналогичный мрак. Серое пространство, и в этой серости несколько черных пятен, одно из них – проход в северное крыло. Я пересек половину холла, погрузился в коридор, прижался к стеночке, чтобы хоть как-то ориентироваться…
Вскоре я уперся в тупик. На блеклой стене очерчивалась дверь в комнату горничной. Я приложил ухо к двери.
Обитательница помещения еще не выходила (я вбил себе в голову, что она непременно должна выйти). Скрипнула кровать, перевернулось лежащее на ней тело. Я попятился, двинулся в обратном направлении. Высек пламя из зажигалки, осветил стены. Ниши непонятного назначения, вертикальные прямоугольные выступы (их называют пилястрами, если они красуются на фасаде здания), причудливые колонны. Одна из ниш пряталась за колонной. Внутри было чисто.
Я забрался в нишу, сел на корточки, свернувшись вчетверо. Неудобства страшные. А если застукают – не только неловко, но и стыдно. Я сменил позу – сел на пятую точку, прижался к стене, обнял колени, закрыл глаза…
Когда не надо, всегда стремительно засыпаешь. Я не слышал, как повернулся ключ в замке, открылась дверь, выскользнула женщина. Очнулся от дуновения воздуха. Словно перышком по щеке провели. Вздрогнул, распахнул глаза. Я чувствовал, как мимо меня кто-то проскользнул. Чувствительный нос уловил знакомый запах – запах страха, исходящий от горничной… Она прошла мимо, растаял звук шагов. Я завалился на правое плечо, выкатился в коридор, задрав подошвы. Тихо поднялся, тихо пошел за растаявшим во мраке призраком…
Я чуть не отдавил ей пятки, когда выходил в холл! Она стояла в проеме, лицом к холлу, тяжело дышала. Я мог бы подтолкнуть ее ладошкой, придать ускорение. А она могла обернуться и заорать от ужаса на весь дом…
Эта глупая сценка длилась секунд двадцать. Потом горничная оторвалась от косяка, поплыла дальше. Добралась до лестницы, встала. Начала подниматься. Наверху апартаменты Изабеллы, Генриха. Там же проживает гувернантка, странный мальчик Марио…
«Нет уж, дорогая, – думал я, – ты упорно рвешься в могилу, а я постараюсь тебя туда не пустить». Я дождался, пока она растает во мгле, выскользнул из коридора, побежал к лестнице. Остановился у подножия, поднял голову, прислушался. Похоже, горничная уже поднялась. Я сделал шаг, и вдруг мороз пошел по коже! Кто-то стоял позади меня, подкрался неслышно! Я метнулся в сторону, уходя от удара, но опоздал. Двухтонная чугунная баба обрушилась на подставленный висок…
Глава седьмая
Но это был не самый страшный удар. Случись он посильнее – и я бы прямиком из Испании отправился в сумасшедший дом. Я пришел в себя под злосчастной лестницей, посмотрел на часы – половина третьего (минут сорок провалялся), подумал о том, что бог любит троицу, вспомнил, что ровно сутки назад на этом месте валялась мертвая Кармен… Я подтянул колени, встал на четвереньки, ощупал голову. Висок был липкий. Поздравляем, Андрей Иванович.
Я начал подниматься и поскользнулся на собственной крови. Выстрелил носок, я ударился коленкой и треснулся лбом о каменную ступень…
Пока я очнулся во второй раз, прошла уйма времени. Трижды битая голова с трудом соображала, что если я не хочу отправиться в дурдом, то должен немедленно добраться до своей комнаты. В памяти не отложилось, как я добрел до «апартаментов», открыл, упал, проверил, на месте ли Варвара.
Запереться я опять забыл. Очнулся от строгих проникновенных взоров. Над душой властвовала полиция. В ногах стоял полковник Конферо, рассматривал меня с брезгливой неприязнью, в голове – усатый-полосатый тип, по фамилии, помнится, Сандалья. На дальнем плане копошились личности из городского управления. Они перетрясали наши сумки. Рядом лежала Варвара, натянув одеяло на глаза, и мелодично стучала зубами.
– О, нет, только не это… – простонал я. – Снова все долодом… Полковник, скажите, что вы сон…
– Мы – сон, – сказал полковник.
– Кошмарный, – добавил усатый-полосатый.
– Нет, вы не сон, – вздохнул я, осторожно вытянул руку из-под одеяла, прикоснулся к пылающей голове.
– У вас кровь на виске, – заметил майор Сандалья. – Брились? Порезались?
– Хотите чистую правду, полковник? – прохрипел я, понимая, что с враньем пора завязывать. – Горничная Сесиль что-то знает об обстоятельствах, связанных с гибелью Кармен. Возможно, и не только. Она собиралась ночью с кем-то встретиться и заняться шантажом. В два часа ночи она вышла из своей комнаты, поднялась на второй этаж. Проследить не удалось, поскольку меня огрели по голове… Послушайте, полковник, а это нормально, что ваши люди роются в чужих вещах?
– У вас чужие вещи? – удивился майор Сандалья.
Полицейские засмеялись.
– Под лестницей обнаружена кровь, – подозрительно потянул носом полковник.
– Это моя кровь, – сказал я. – А в ней наверняка отпечаток моей подошвы.
– А в собственной комнате – мертвая Сесиль, – подытожил Конферо. – Девушка чем-то подавилась. Вы не знаете чем? Может, косточкой от персика?
– Между прочим, я ее предупреждал, – вздохнул я. – Минутку, господа… а который час?
Я вскинул руку, резкое движение повлекло оглушительный взрыв в голове.
– Скоро полдень, – ответствовал полковник. – В том-то и дело, сонные мои. Горничная не позаботилась о завтраке, что удивило жильцов дома. Она не вышла утром из своей комнаты. Когда к ней явилась целая делегация, девушка лежала под кроватью, вся посиневшая. Внезапное удушье, знаете ли. Смерть, по предварительным данным, наступила от двух до трех часов ночи.
– В собственной комнате, говорите? – просипел я, делая судорожные попытки настроиться на нужный лад. – Странно, полковник. Когда я видел ее в последний раз живой, девушка поднималась по лестнице.
– А почему вы до сих пор лежите? – удивился полковник.
– А может, все-таки выйдете? – взвизгнула Варвара. – Или кому-то не терпится забраться к нам под одеяло?..
И снова рутинное разбирательство. Не знаю, устроило ли полицию наше объяснение, но в глубине души они понимали, что злоумышленники из нас хреновенькие, и лучше не позориться. Я повторил под протокол свои показания.
– Бедненький, – обняла меня за локоть Варвара. – Ты так устаешь, тебе так много достается… – и зашептала на ухо: – Тебе не кажется, Андрюша, что прошлой ночью ты вел себя, как полный олух? Держу пари, если бы нас было двое, твоя голова осталась бы целой.
Позднее полиция пыталась выпытать, что именно от меня скрывала горничная (честно говоря, я не понял постановку вопроса), потом нам разрешили полюбоваться мертвым телом, которое еще не увезли. Кто-то хотел создать иллюзию, что Сесиль из комнаты не выходила и мои слова гроша ломаного не стоят. Скомканная кровать, девушка лежала в задранной ночной рубашке с искореженным вздувшимся лицом, на столике стояла бутылка минералки, ваза с фруктами, валялись косточки, пошлый дамский романчик в суперобложке. По утверждению «делегации», навестившей горничную, когда они вошли в комнату, приглушенно работал телевизор. Теоретически было допустимо, что девушку мучила бессонница. Она лежала в кровати, грызла фрукты, смотрела телевизор, листала книжку. Крупная косточка от абрикоса пошла не в то горло, и девушка задохнулась. Предварительный осмотр тела данную версию не отрицал, правда, в нее не вписывались мои показания.
– Бедная девочка, – потрясенно шептала Варвара. – Мне ее действительно жаль. Помнишь, сержант Габано говорил, что это единственный человек в доме без темного прошлого?
Несчастный случай – вынесла вердикт полиция и принялась с неприязнью меня рассматривать. Несчастнее некуда: внешнее воздействие (кость) вызвало приступ астмы. Сузились бронхи, выделилась слизь в дыхательных путях, создав препятствие для поступления воздуха. Ей просто нечем было дышать.
– Не буду громко возмущаться, господа, – пожал я плечами. – Моего интереса в этой истории нет. Но подумайте чисто отвлеченно – я похож на вруна или сумасшедшего? В два часа горничная вышла из комнаты, поднялась наверх, при этом сильно волновалась. Да, наверное, побыв наверху, она вернулась к себе по северной лестнице – чтобы страдать бессонницей, а меня огрело по виску одно из здешних привидений.
– А будете лезть не в свое дело, – огорошил меня полковник, – мы для вас персонально придумаем статью.
– Не лезь в бутылку, Андрюша, – прошептала Варвара. – Ты сам не знаешь, что произошло.
Майор Сандалья недоверчиво прислушивался к моим словам и что-то мотал на ус. Я делал выводы из наблюдений – полиция предельно продажна, работает на заказ и терпеть не может, когда препятствуют ее делам. Смерть Кармен и горничной – то самое препятствие, которое полицию бесит и настораживает.
Хладное тело увезли в морг. Полиция опять хозяйничала в доме. Сержанта Габано в ее рядах сегодня не наблюдалось. И вновь обитателей дома собрали в гостиной, полковник Конферо проводил допрос, майор Сандалья проникновенно помалкивал, измываясь над собственными усами. Мятый Генрих, утомленный бесконечными возлияниями, тянул минералку и чесал взъерошенную макушку. Те же люди: гувернантка с каменным лицом, мальчик Марио с ликом свергнутого с небес ангелочка, напряженный Ворген, угрюмый садовник. Покинула свои апартаменты Изабелла – она сидела на диване, закутавшись в платок, тоскливо проницала пространство.
Хладное тело увезли в морг. Полиция опять хозяйничала в доме. Сержанта Габано в ее рядах сегодня не наблюдалось. И вновь обитателей дома собрали в гостиной, полковник Конферо проводил допрос, майор Сандалья проникновенно помалкивал, измываясь над собственными усами. Мятый Генрих, утомленный бесконечными возлияниями, тянул минералку и чесал взъерошенную макушку. Те же люди: гувернантка с каменным лицом, мальчик Марио с ликом свергнутого с небес ангелочка, напряженный Ворген, угрюмый садовник. Покинула свои апартаменты Изабелла – она сидела на диване, закутавшись в платок, тоскливо проницала пространство.
– Я вам безмерно сочувствую, Изабелла, – смастерил бездонную скорбь полковник. – Столько несчастий обрушилось на ваш дом…
– Это не мой дом, – прошептала Изабелла. – Это дом моего старшего брата…
Всем посвященным стало смешно. Генрих криво ухмыльнулся, поджала губки гувернантка, как-то судорожно вздрогнул Марио.
– Простите, – вздохнул полковник. – Не то сказал. Итак, мы выяснили, что ночь прошла спокойно…
– О, да, – подтвердил я.
– Вас не спрашивают, – процедил Конферо.
– Действительно, Андрей Иванович, – повернула голову Изабелла. – Ведь то, что с вами произошло, могло и не иметь отношения к тому, что случилось с Сесиль. Вы могли выпить, оступиться…
– А из буфета пропало белое бордо «О Брион» и «Турин Совиньон», – сурово произнес Генрих. – Меня не проведешь, у меня все на учете.
Ухмыльнулся в усы майор Сандалья.
– Точно, – хлопнул я себя по лбу. – Был пьян и ничего не помню. Спасибо, Генрих, что напомнили.
– Вот так-то лучше, – усмехнулся полковник. – Ладно, господа, подождем заключения эксперта, но подозреваю, что мы имеем дело с еще одним несчастным случаем, – полковник повернул голову и пристально воззрился на Йорана Воргена. – А вам не позавидуешь, господин Ворген. В доме, который вы призваны охранять, происходит целая вереница трагических событий. Пропажа и последующее обнаружение тела Гуго Эндерса, несчастье с его женой, гибель невинной Кармен, неприятность, приключившаяся с Сесиль… Вы нормально себя чувствуете? Совесть не покусывает?
Йоран Ворген поднял голову, водрузил на полковника тяжелый взор.
– Вы на что-то намекаете, полковник? Ах, простите, вы всего лишь констатируете… Хорошо, пропажу, как вы выразились, тела Гуго Эндерса можно поставить мне в упрек. Но это была не пропажа, а добровольный уход не совсем вменяемого человека. Полиция тоже показала себя не с лучшей стороны. Госпожа Эльвира покончила жизнь самоубийством – кто, как не вы, настаивал на этой версии? Гибель Кармен – несчастный случай, в этом доме крутая и твердая лестница. Горничная Сесиль подавилась косточкой, вы сами на этом настаиваете. Совесть моя неспокойна, вы правы, поскольку, будучи начальником охраны, я все равно несу ответственность за происходящее в доме. Если госпоже Изабелле будет угодно меня уволить, она меня уволит.
То, как Изабелла посмотрела на Воргена, заслуживало отдельного описания. В этом взгляде было много интересного. Нерешительность, подозрение, сожаление, нежелание выбирать из двух геморроев.
– Не надо ерничать, полковник, – прошептала Изабелла. – У меня нет претензий к господину Воргену. В его обязанности входит охрана поместья от посягательств извне. Внутренние дела – вне пределов его компетенции. Вы не будете возражать, если мы разойдемся?
– Конечно, Изабелла, простите, – полковник с готовностью состроил услужливую мину.
Население виллы катастрофически сокращалось. Уехала полиция. Мы с Варварой блуждали по дому, не отходя друг от друга. Никого, пустые коридоры. Люди попрятались по своим норам.
– Ты обратил внимание на одну интересную особенность? – шептала Варвара. – В доме постоянно что-то происходит, но не наблюдается оттока населения. Нормальные люди, почувствовав угрозу своей жизни, непременно бы разъехались. Эльвира здесь жила до самой смерти, хотя чувствовала угрозу. Сесиль тянула до последнего, а ведь она чего-то боялась. Генрих, хоть и пьяница, а не дурак, не испытывает желания съехать. Гувернантка, вместо того чтобы уволиться, упорно выжидает. Садовник, начальник охраны… Мелкому Марио вообще на все плевать…
– Пойдем отдыхать, – вздохнул я. – Голова раскалывается, не могу больше думать.
После серии инцидентов с участием моей головы я чувствовал себя ужасно. Варвара доволокла меня до комнаты, уложила в постель. Вытрясла из багажа какие-то таблетки, принялась ругаться, что в комнате нет ни капли воды, чтобы запить. Умчалась за водой. Я стонал ей вслед, что нельзя болтаться одной по дому, в котором поселилась смерть. Она вернулась через целую вечность.
– Ты слишком долго искала воду, – упрекнул я. – Бурила землю?
– Я видела, как общались Изабелла и Ворген, – сообщила Варвара. – Я подкралась, пыталась подслушать, но они очень тихо говорили. Эх, узнать бы, о чем шла речь…
Мы встали в шесть часов вечера, оделись, вышли из комнаты. По дому плавали миазмы. Он казался вымершим. Но неясное чувство подсказывало, что ни одна крыса не сбежала с тонущего корабля. В гостиной, развалившись в кресле, похрапывал Генрих в мятой рубашке. На журнальном столике стояла опустошенная на две трети бутылка виски. Парню снилось что-то приятное – по губам блуждала глумливая улыбочка.
– Помяни мое слово, следующим будет он, – прошептала Варвара. – Жалко непутевого. Но тут уж кто успел. Либо Изабелла прикончит Генриха, либо Генрих прикончит Изабеллу. Но Изабелла представляется мудрее Генриха.
– Ты понимаешь ситуацию слишком упрощенно, – упрекнул я.
– А нужно плодить сущности? – удивилась Варвара. – Жизнь достаточно простая штука. Месть, деньги, власть. Всё. Иногда любовь. Вернее, слепая страсть по конкретному объекту. Дом на Плата-дель-Торо стоит многие миллионы.
«А страховка за дом, наверное, не многим уступает его стоимости», – почему-то подумал я.
Изабелла пребывала в излюбленной позе на излюбленном месте – стояла, скрестив руки, у окна в холле второго этажа. Неподвижная фигура в закрытом платье. Резко повернулась, одарив нас пронзительным взглядом. Мы изобразили что-то учтивое и поплыли к лестнице. Пустые марши, пустой холл, озаренный дрожащей рябью. На крыльце стоял Ворген, жадно курил и думал.
– Не хотите исповедаться, господин Ворген? – вкрадчиво спросил я.
Он сделал злое и решительное лицо.
– А вы священник?
– Могу побыть им, – я пожал плечами. – Итак?
Ворген отвернулся. Мы поплыли дальше.
– Далеко собрались? – процедил он в спину.
– В город, – сказал я. – Вы не против, если мы осмотрим местные достопримечательности?
– Надеюсь, вы не сбежите из страны в разгар полицейского расследования?
– Как в анекдоте, – шепнула Варвара, когда мы ступили на дорожку. – Папа, я замуж вышла. Ничего не знаю. Как стемнеет – домой…
Поскрипывали качели, на которых сидел Марио. Он чем-то обидел свою гувернантку: Габриэлла прошла в дом мимо нас, ее лицо было каменным, по щеке расползалась жирная слеза. Мы недоуменно посмотрели ей вслед. Гувернантка взбежала на крыльцо, проигнорировав Воргена (тот тоже отвернулся), пропала в недрах здания.
– Чего это с ней? – не понял я.
– Она сломалась, – рекламным голосом сообщила Варвара.
Мы прошли мимо Марио – он качался и провожал нас пустым взглядом. Мы вошли в «лесистую местность». Упала освещенность, дорожка вилась серпантинной лентой. Человек, идущий навстречу, невзирая на приличную массу, практически не шумел. Дворник Тынис едва не напоролся на нас, когда мы вошли в поворот! Ойкнула Варвара, я остановился, сжав кулаки. Опять он лезет?
– В чем дело, Тынис?
Он посмотрел на нас с недоумением, взвалил на плечо мешок с инвентарем, который выронил от неожиданности, прошел мимо, не сказав ни слова. Мы угрюмо смотрели ему вслед, пока он не скрылся за поворотом.
– Расслабься, – похлопал я по плечу дрожащую Варвару. – Не пришел еще наш час.
Охрана на воротах выпустила нас без пререканий. Мы вышли в город – как из темницы на альпийский луг. Перебежали дорогу, юркнули в ближайший переулок, зашагали в центр, взявшись за руки.
Заходило солнце за кукольные домики из белого камня. Мы сидели у фонтана на Виктория-Плаза, любовались игрой водяных струй из мраморной чаши, лежащей на спине бронзового льва, грызли мороженое с ванилью, наслаждались окружением нормальных людей. Варвара таращилась с открытым ртом на «аутентичных» испанских мачо, которые очень эротично ей подмигивали, маслили взорами, я любовался женскими ножками. Продефилировало странное существо условно мужского пола, сверкая фиолетовым мелированием, обласкало меня волнующим взором.
– Может, нам расстаться на часок-другой? – иронично поинтересовалась Варвара. – Ты займешься своими делами, я займусь своими.
Из нее бы вышла прекрасная супруга – невзирая на неумение готовить еду, наводить порядок и воспитывать подрастающее поколение.