15 АВГУСТА
Мы взяли столицу! Ниже приводятся поразительные подробности:
После длительных дискуссий бойцы решили, проголосовав, возложить наши последние надежды на самоубийственный рейд, полагая, что элемент неожиданности вполне способен свести на нет численное превосходство армии Арройо. Однако, пока мы маршировали, направляясь к дворцу, по джунглям, голод и усталость постепенно подрывали часть нашей решимости, и, приблизившись к цели, мы надумали изменить тактику и посмотреть, не принесет ли нам больше пользы простое подхалимство. Мы сдались дворцовой охране, и она отвела нас под дулами пистолетов к Арройо. Диктатор принял во внимание тот смягчающий нашу вину факт, что мы сдались добровольно, и хоть от намерения выпотрошить Варгаса не отказался, но объявил, что со всех остальных хватит и простого освежевания. Повторно оценив наше положение в свете этой новой концепции, мы поддались панике и бросились врассыпную, между тем как дворцовая стража открыла по нам огонь. Варгас и я забежали на верхний этаж дворца и в поисках укрытия вломились в будуар мадам Арройо, застав ее предававшейся преступной страсти с мужниным братом. И она, и он разволновались. Брат Арройо выхватил револьвер и выстрелил, наповал убив муху. Выстрел послужил, хоть брат Арройо того и не знал, сигналом для группы наемников, которых ЦРУ подрядило, чтобы они помогли режиму Арройо очистить от нас горы, — в обмен режим гарантировал Соединенным Штатам право открыть в столице киоски, торгующие апельсиновым соком. Наемники, уже несколько недель наблюдавшие за двусмысленными вывертами американской политики, совершенно сбились с толку, перестали понимать, кому они служат, и по ошибке атаковали дворец. Арройо и его люди мгновенно заподозрили ЦРУ в надувательстве и обратили оружие против нападавших. А тут еще дал осечку давно вынашивавшийся горсткой маоистов план покушения на Арройо — бомба, запеченная ими в маисовую лепешку, взорвалась преждевременно, опустошив левое крыло дворца (жена и брат Арройо вылетели из него через крышу, переломав своими телами деревянные балки).
Арройо, схватив чемодан, набитый сберегательными книжками швейцарских банков, выскочил из дворца черным ходом и устремился к всегда стоявшему наготове реактивному лайнеру. Пилоту удалось поднять машину в воздух под ураганным огнем, однако лихорадочные события этого дня совсем его запутали — он перекинул не тот рычажок, и самолет вошел в штопор. Мгновения спустя лайнер врезался в военный лагерь наемников, значительно опустошив их ряды и вынудив уцелевших сдаться.
Все это время Варгас, наш возлюбленный лидер, блестяще освоивший тактику бдительного выжидания, провел, неподвижно сидя на корточках у камина и изображая декоративного арапа. Когда же путь к центральному офису расчистился, Варгас на цыпочках прокрался туда, остановившись лишь для того, чтобы открыть королевских размеров холодильник и соорудить бутерброд с ветчиной, и принял на себя всю полноту власти.
Мы праздновали целую ночь, все сильно напились. Потом я поговорил с Варгасом о том, какое это серьезное дело — управление страной. Он хоть и считает, что свободные выборы есть неотъемлемая часть любой демократии, однако предпочитает подождать, когда наш народ станет чуть более грамотным, а там уж их и провести. До той поры он решил довольствоваться придуманной им на скорую руку работоспособной системой, основанной на божественном праве монарха, и вознаградил мою преданность, позволив мне сидеть за обеденным столом по правую руку от него. Кроме того, я отвечаю теперь за безупречную чистоту отхожего места.
Открытие и использование поддельной кляксы © Перевод С. Ильина
Никаких исторических свидетельств относительно появления поддельной кляксы где-либо на Западе до 1921 года не сохранилось, хотя известно, что Наполеон получал огромное удовольствие от игрушечного разрядника — устройства, которое создает при контакте с ним вибрации, подобные электрическим, и которое Наполеон обычно прятал в ладони. В знак дружбы он протягивал царственную длань какому-нибудь иностранному сановнику — ладонь сановника получала подобие электрического удара, а Наполеон надрывал императорские бока, наблюдая, как побагровевший простофиля отбивает, к вящему наслаждению двора, импровизированную чечетку.
Игрушечный разрядник претерпел множество видоизменений, самое прославленное появилось после того, как Санта-Анна[27] ввел в оборот жевательную резинку (лично я считаю, что изначально жевательная резинка была блюдом, которое его жена просто никак не могла проглотить), что и привело к появлению упаковки мятной жвачки, оборудованной хитроумным подобием мышеловки. Простак, которому предлагали свежую жвачку, получал чувствительный удар, когда на его наивные пальцы обрушивался выброшенный из пачки пружиной железный пруток. Первая реакция оказывалась, как правило, болезненной, однако за мучительным воплем следовал заразительный смех, а за смехом — новое пополнение копилки народной мудрости. Не секрет, что кусачая жвачка значительно облегчала жизнь защитникам Аламо, и, хоть ни один из них не уцелел, большинство экспертов считает, что без этого хитроумного приспособления все там могло сложиться намного хуже.
После начала Гражданской войны американцы стали все чаще и чаще прибегать к средствам, позволявшим забыть об ужасах распада страны, и если генералы Севера предпочитали забавляться с дырявым стаканом, то Роберт Э. Ли не раз выходил из затруднительных положений, виртуозно используя спринцовочный цветочек. На начальных этапах войны никому не удавалось отвертеться от предложения понюхать украшавшую лацкан Ли “восхитительную гвоздику” и не получить при этом в глаз струю воды из реки Суони. Впрочем, когда дела у южан пошли плохо, Ли отказался от этого модного некогда приспособления и стал полагаться на прием более простой — подкладывал обойные гвозди на стулья тех, кто ему не нравился.
После войны и до ранних 1900-х, до наступления так называемой эры баронов-разбойников — они же олигархи, — достойных упоминания инструментов для осуществления дурацких розыгрышей появилось всего-навсего два: чихательный порошок и маленькая жестянка с надписью МИНДАЛЬ, из которой в лицо жертвы выскакивало несколько толстенных речных змей. Уверяют, что Дж. П. Морган предпочитал первый, а старший Рокфеллер умело пользовался вторым.
Затем в 1921 году группа биологов, съехавшихся в Гонконг для покупки новых костюмов, открыла поддельную кляксу. Клякса уже долгое время составляла основу репертуара восточных развлечений, а некоторые из поздних династий сохраняли власть лишь благодаря блистательным манипуляциям с тем, что на первый взгляд представлялось пузырьком, из которого вылились, образовав уродливое пятно, чернила, а на деле было вырезано из жести.
Как удалось установить, первые кляксы представляли собой грубые конструкции диаметром в одиннадцать футов, не способные одурачить никого.
Однако после того, как один швейцарский физик создал концепцию малых форм, доказав, что объект определенной величины можно уменьшить, просто “сделав его поменьше”, поддельная клякса обрела ее нынешнее лицо.
Ее лицом оно оставалось до 1934 года, когда Франклин Делано Рузвельт отобрал его у кляксы и отдал кому-то другому. Рузвельт мастерски использовал кляксу для умиротворения забастовщиков Пенсильвании, об этом стоит рассказать в подробностях, поскольку они занимательны. Руководители рабочего движения, а также и заводская администрация пребывали в замешательстве, ибо думали, что вылившиеся из пузырька чернила погубили чью-то бесценную кушетку эпохи Империи. Вообразите, какое облегчение они испытали, узнав, что это было всего-навсего шуткой. Три дня спустя сталелитейные заводы вновь приступили к работе.
Шеф © Перевод О. Дормана
Я сидел у себя в конторе, чистил “тридцать восьмой” и гадал, откуда привалит новое дельце. Работу свою я люблю, и хотя мне не раз портили прикус автомобильным домкратом — сладкий запах зеленых всё лечит. Не говоря о девчонках. Это моя вторая слабость: они мне нужны как воздух — даже больше. Вот почему, когда дверь распахнулась и стремительно вошла длинноволосая блондинка, сказав, что ее зовут Хизер Баткис, она натурщица, позирует голышом и нуждается в услугах частного сыщика, мои слюнные железы переключились на четвертую передачу. Эта короткая юбочка, тонкий свитерок и параболы, которые они обтягивали, могли вызвать инфаркт у буйвола.
— Что я могу сделать для тебя, детка?
— Вы занимаетесь розыском пропавших?
— А кто-то потерялся? В полицию обращалась?
— Не то чтобы потерялся. Видите ли, мистер Любошиц…
— Просто Кайзер, малыш. Кого же мы ищем?
— Что я могу сделать для тебя, детка?
— Вы занимаетесь розыском пропавших?
— А кто-то потерялся? В полицию обращалась?
— Не то чтобы потерялся. Видите ли, мистер Любошиц…
— Просто Кайзер, малыш. Кого же мы ищем?
— Бога.
— Бога?
— Бога. Всевышнего, Творца мироздания, Первопричину всего сущего, Верховный принцип бытия. Прошу вас, Кайзер: его надо найти.
Чокнутые у меня в конторе не редкость, но когда они так сложены — слушаешь не моргая.
— Зачем?
— Не важно. Ваше дело разыскать Его.
— Извини, детка. Ты не по адресу.
— Но почему?
— Мне нужно знать все до конца.
Я встал.
— Подождите, хорошо, ладно.
Она закусила нижнюю губу, потом принялась расправлять морщинку на чулочке. Я оценил спектакль, но не купился.
— Давай-ка начистоту, малыш.
— Хорошо. Дело в том, что я не натурщица.
— Нет?
— Нет. И зовут меня не Хизер Баткис, а Клер Розенцвейг, я студентка. Учусь в Вассаре[28] на философском. Изучаю историю западной мысли и тому подобное. В январе мы сдаем дипломную. Тема — религия Запада. Все, конечно, отделаются общими рассуждениями. Но я хочу дать точный ответ. Профессор Гребанье сказал: кто даст ответ — диплом в кармане. А отец обещал “мерс”, если будут все пятерки.
Я открыл пачку “Лаки”, потом пачку жвачки, взял из той и другой по штучке. История начинала мне нравиться. Бывалая малышка. Неслабый IQ[29] и фигурка, с которой следовало познакомиться поближе.
— Как же он выглядит, твой Бог?
— Понятия не имею, никогда его не видела.
— Так с чего же взяла, что он вообще существует?
— Вот это и требуется выяснить.
— Неплохо. Не зная ни какой он из себя, ни откуда копать?
— Откровенно говоря, да. То есть я-то, вообще, подозреваю, он повсюду. В воздухе, в каждом цветке, в вас, и во мне, и вот в этом стуле.
— М-да…
Ну, понятно: пантеистка. Учтем. Я сказал, что готов взяться за дело. Сто баксов в сутки плюс дополнительные расходы и товарищеский ужин с клиенткой. Она улыбнулась и согласилась. Мы вместе спустились в лифте. Вечерело. “Есть Бог или нет, — подумал я, — в Нью-Йорке немало парней, которые любой ценой помешают мне это выяснить”.
Ребе Ицхак Вайсман, местный раввин, был моим должником — как-то раз я помог выяснить, кто натирает ему шляпу свиным салом, — и теперь мне пришло в голову, что он мог бы, пожалуй, подкинуть какую-то зацепку. Но едва ребе услышал, о чем речь, я понял: дело нечисто. Ребе испугался. Здорово испугался.
— Конечно, конечно, Тот, о ком ты спрашиваешь, существует. Но я не имею права даже сказать, как Его зовут. Он просто уничтожит меня. Хотя я никогда не мог понять, почему некоторые так чувствительны к тому, чтобы их называли по имени.
— Ты когда-нибудь видел Его?
— Я? Шутишь? Не видать бы мне собственных внуков.
— Тогда откуда знаешь, что Он существует?
— Откуда? Хороший вопрос! Да как бы я купил такой костюм за четырнадцать долларов, если бы Там никого не было? А ну пощупай, какой габардин! Нужны еще доказательства?
— Это единственное?
— Минуточку, минуточку! А Ветхий Завет? Это что тебе, вчерашний форшмак? Как, по-твоему, Моисей вывел евреев из Египта? Или ты воображаешь, он сбацал фараону чечеточку и мило улыбнулся? Будь спокоен, Красное море домкратом не разведешь. Тут настоящая сила нужна.
— Выходит, Он крутой, а?
— Да. Очень. Иной раз подумаешь, в Его положении можно бы и чуть помягче.
— Откуда столько знаешь о Нем?
— Мы — избранный народ. Он выбрал нас среди других племен и окружил особенной заботой. О чем я тоже как-нибудь переговорил бы с Ним с глазу на глаз,
— Избранный народ? И сколько же вы за это отстегиваете?
— Не спрашивай.
Вот оно как. Выходит, евреи давно с Ним повязаны. Старый как мир рэкет: Он крышует, они башляют. И, судя по настроению ребе Вайсмана, доит Он их основательно.
Я взял такси и двинул в бильярдную к Дэнни на Десятой авеню. Плюгавый живчик на дверях сразу мне не понравился.
— Фил Чикаго здесь?
— А кто спрашивает?
Я сгреб его за лацканы, прихватив немного его паршивой шкуры.
— Что-что, сучок?
— Он в задней комнате, сэр.
Сразу понял, с кем имеет дело.
Легендарный Фил Чикаго. Медвежатник, фальшивомонетчик. Руки по локоть в крови. Отпетый атеист.
— Никакого Шефа не существует, Кайзер. Это полная туфта. Сказки для малышей. И никогда не существовало. Есть синдикат, международный синдикат. В основном сицилийцы. Но никакого главного там нет. Ну, если разве что не считать Папы.
— Мне бы повидать его.
— Подумаем. — Фил подмигнул мне.
— Ты слышал что-нибудь о некой Клер Розенцвейг?
— Никогда.
— А Хизер Баткис?
— Погоди, погоди… Слыхал. Пергидрольная киска из Рэдклиффа[30] с вот такими буферами?
— Из Рэдклиффа? А говорит, из Вассара.
— Да? Врёт. Она профессорша в Рэдклиффе. Одно время путалась с каким-то философом.
— Пантеистом?
— Нет. Мне говорили, эмпириком. Стрёмный тип. Клал на Гегеля, вообще забил на диалектику.
— Понятно.
— Вот именно. Сначала он лабал джаз с двумя корешами, колотил по барабанам. А потом подсел на логический позитивизм. Дальше показалось мало — попробовал прагматизм. Последний раз я слышал о нем от его корешей: он их кинул на кучу бабок, чтобы дослушать курс по Шопенгауэру в Колумбии. Они теперь точат зуб, надеются, по крайней мере, добраться до его конспектов, худо-бедно отбить хоть что-нибудь на продаже.
— Спасибо, Фил.
— Не за что, Кайзер. Не за что. Ничего там нет. Одна пустота. Неужели ты думаешь, если бы я хоть столечко сомневался в полной бессмысленности бытия, я рисовал бы фальшивые чеки и дрючил сограждан, как я их дрючу? Вселенная сугубо феноменальна. Нет ничего абсолютного. И смысла никакого нет.
— Кто победил в пятом забеге на Акведуке?
— Санта-Бэби.
Я зашел к “О’Рурку”, взял пива и попытался свести все воедино. Но ничего не получалось. Сократ покончил с собой — по крайней мере, так говорили. Христа убили. Ницше сошел с ума. Черт возьми! Если Он существует, то явно не хочет, чтобы об этом узнали. Но зачем Клер Розенцвейг врала про Вассар? И что, если Декарт прав насчет дуализма Вселенной? А может, в точку попал как раз Кант, когда постулировал существование Бога через моральный императив?
Вечером я ужинал с Клер. Не прошло и десяти минут после десерта, как мы были в койке, и скажу тебе, приятель: пусть твоя западная мысль додумает остальное. Она показала мне такую акробатику, какую ты видал только на олимпиаде. Потом мы лежали височек к височку, ее светлые волосы разметались, наши тела так и не расплелись. Я курил и глядел в потолок.
— Слушай, Клер: что, если Кьеркегор прав?
— То есть?
— Что, если знать невозможно? Только верить.
— Полный абсурд.
— Не надо быть такой рационалисткой.
— Да нет, я вовсе не рациональна. — Она закурила. — Просто не хочу онтологии. Не сейчас. Если ты будешь настаивать, я… я просто не смогу.
Клер разволновалась. Я приподнялся и поцеловал ее. Зазвонил телефон, она сняла трубку.
— Тебя.
Это был сержант Рид из отдела по расследованию убийств, я узнал по голосу.
— Ну что, нашел Бога?
— Пока нет.
— Всемогущий Творец? Он же демиург, он же абсолют, он же начало всех начал и творец мироздания? Так?
— Все правильно.
— Только что в морг доставили одного жмурика. По приметам все совпадает. Тебе бы подъехать по-быстрому.
…Да, это был Он, никаких сомнений. И, судя по Его виду, работал профессионал.
— Когда привезли, он уже был готов.
— Где нашли?
— На складе по Деланси-стрит.
— Ну и какие идеи? Улики есть?
— Почерк экзистенциалиста. Сто процентов.
— Думаешь?
— По всему видно, плана у него не было. Чистая импровизация.
— Убийство в состоянии аффекта?
— Вот именно. Так что подозрения падают на тебя, Кайзер.
— На меня?
— Ну кто же в управлении не знает, как ты относишься к Ясперсу?
— Из этого следует, что я убийца?
— Пока нет. Пока подозреваемый.
Выйдя на улицу, я глотнул кислорода и попытался прочистить мозги. Потом схватил тачку, вылез в Ньюарке и прошел пешком квартал до итальянского ресторана Джордино. Там за укромным столиком сидел Его Святейшество. Папа Папой, что и говорить. Двое жлобов рядом с ним были мне знакомы по дюжине фотороботов.
— Садись, — сказал Папа, не отрываясь от феттучине, и сунул мне перстенек под нос. Я улыбнулся во весь оскал, но руки лизать не стал. Его это явно обломало, и я приободрился. Один — ноль.
— Съешь макарон?
— Нет, спасибо, Святейшество. А ты ешь.
— Вообще ничего не хочешь? А салатик?
— Я только что из-за стола.