Амалия всегда была добрейшей душой. Если не задевать ее, конечно. Но стоило ее тронуть, она могла, как по мановению волшебной палочки, обратиться и в змею, и в разъяренную львицу, смотря по тому, какой образ больше подходил по обстоятельствам.
На сей раз она сказала:
– Вы так считаете? – И, не дав миссис Бишоп времени ответить, быстро продолжила: – Конечно, о вкусах не спорят, но вам не кажется, что вы немного… э… староваты для этого юноши?
Миссис Бишоп вытаращила глаза и захлопнула рот. Ричардсон деликатно кашлянул в кулак, чтобы скрыть душивший его смех.
– Но я не… – обретя наконец дар речи, залепетала дама.
– О, полно, дорогая! – сладко проворковала Амалия. – Не вы первая, не вы последняя.
Обеспечив себе молчание соседки на десяток ближайших миль, она отвернулась к окну и стала смотреть на убегающий пейзаж. Один раз в кустарнике мелькнула большая кошка и скрылась из глаз.
– Это была пума, – сообщил Ричардсон.
За окном тянулись то горы, изрезанные ущельями, то равнина, покрытая редкой растительностью.
– Если хотите знать, – подала снова голос миссис Бишоп, – я рада, что его повесят.
– Кого? – спросила Амалия.
– Билли Мэллоуна. Пуля – это его кличка. У всех бандитов есть клички. Как будто им мало их честного христианского имени! – Миссис Бишоп поджала губы. – Его назвали Пулей, потому что он никогда не промахивался.
Четвертый пассажир всхрапнул и повернул голову в другую сторону, пробурчав что-то во сне.
– Сколько ему лет? – спросил Ричардсон. – Он выглядит совсем мальчишкой.
– Двадцать, – торжествующе сказала миссис Бишоп. – Ему двадцать лет, и он убил двадцать человек. Вот он какой! Его поймали в Нью-Мексико, посадили в тюрьму и приставили к нему двоих стражей, которые охраняли его двадцать четыре часа в сутки. С него не снимали кандалы и даже приковали его цепью к полу. – Миссис Бишоп сделала своими костлявыми ручками такое движение, будто она сама лично приковывала херувимоподобного Билли к полу цепью. – И что бы вы думали – он сбежал! Убил стражей и сбежал. Но его снова поймали, на этот раз у нас, в Техасе. Теперь ему не избежать возмездия. – Миссис Бишоп понизила голос и перешла на шепот: – Откровенно говоря, я еду в Сан-Антонио только для того, чтобы посмотреть, как его повесят. Это будет весьма поучительное зрелище!
Амалия вспомнила застенчивые карие глаза, нежный румянец и затравленный вид их обладателя. Билли Пуля. Который никогда не промахивался. На чьей шее скоро затянут тугую петлю к вящей радости миссис Бишоп и всех, ей подобных.
«Но мне-то что за дело до всего этого? – сказала мысленно Амалия самой себе. – Будь объективной, Амели! Тебе не нравится миссис Бишоп – спорю, что она и устрице не понравилась бы – но ты забудешь о ней, едва сойдешь с поезда. Тебе жаль этого Билли, потому что он молод и потому, что у него впереди целая жизнь – вернее, могла бы быть впереди, если бы он почаще промахивался. Однако сознайся, моя дорогая, что если бы он был уродлив или хотя бы лет на десять постарше, ты бы не испытывала к нему ни малейшего сочувствия. Что за нелепость – идеализировать разбойника с большой дороги! Дурацкая традиция романтической литературы, которую, как и все романтическое, крайне опасно переносить в жизнь. (Амалия, заметим, была очень, очень начитанна.) Вряд ли жертвы Робин Гуда разделяли то почтение, какое испытывали к нему сочинители баллад о его подвигах. А этот парень в цепях даже не грабитель – он обыкновенный убийца. Только с ангельской внешностью, вот и все».
– В Остине я возглавляю комитет помощи местным заключенным… – продолжала между тем вещать миссис Бишоп – и Амалии смутно подумалось, что от одного этого местные заключенные должны мечтать поскорее выбраться на волю. – Так вот, однажды я сочла своим долгом помочь этому заблудшему созданию, Уильяму Мэллоуну, и принесла ему в тюрьму Библию. А он сказал, что вряд ли сможет воспользоваться ею, ибо с него не снимают наручники, и попросил меня принести лучше дюжину пирожных с кремом. Он-де их никогда не пробовал. – Миссис Бишоп выдержала эффектную паузу, на которую никто не отреагировал. – Нет, каково? Променять душеспасительную книгу на дюжину кремовых пирожных! О, это безнравственное поколение!
– Бьюсь об заклад, – со смешком заметил Ричардсон, – пирожных он не увидел.
– Я сама не ем пирожных! – вскинулась миссис Бишоп. – Они вообще вредны для пищеварения, если уж на то пошло. Я высказала ему все, что думаю по этому поводу, но он и глазом не моргнул. Негодяй, закостеневший во зле, – вот кто он такой! Слава богу, ему уже недолго осталось осквернять нашу грешную землю.
«Черт возьми, – подумала Амалия, – ну почему нельзя помогать людям, не оскорбляя их при этом?»
Она отвернулась к окну и, что бы ни вещала дальше миссис Бишоп, не отрывала взгляд от пейзажа. А миссис Бишоп буквально прорвало. Она спрашивала, почему убийцы, воры и прочие преступники находятся на свободе, и сама же отвечала: это все оттого, что закон слишком мягко к ним относится. Пример Билли Мэллоуна, которого осудили всего за один день, послужит всем уроком. Неплохо было бы также перевешать всех, кто посягает на жизнь своего ближнего или на его имущество, а также примерно наказать прелюбодеев, дабы они больше не могли прелюбодействовать. Также следовало изловить всех железнодорожных налетчиков, всех любителей взрывать сейфы с помощью динамита. Ужас, что было недавно между Остином и Сан-Габриэлем – поезд остановили, а пассажиров обобрали, всех до единого! И ведь такие случаи – далеко не редкость. Беда в том, что некоторые думают, что им все дозволено… При этих словах миссис Бишоп злобно покосилась почему-то на платочек Амалии.
Поезд стучал по рельсам. Паровоз хрипло ревел, изрыгая пар. В хвостовом вагоне, на полу, присыпанном опилками, сидел пленник. Четверо конвоиров, утомленных вынужденным бездельем, сели играть в покер. Еще один дремал в углу, положив «винчестер» поперек колен. Двое курили, стоя у зарешеченного оконца.
– Что, Билли, скучно тебе? – беззлобно спросил рябой конвоир по фамилии Оливер и легонько щелкнул своими картами пленника по носу.
Билли только устало мотнул головой назад, но по искорке, проскочившей в его светло-карих глазах, любой наблюдатель мог бы заключить, что Джефф Оливер приговорен, только еще не знает об этом. Затем Билли шевельнулся, стараясь не привлекать внимание звяканьем цепей.
Эта перевозка из города, где его судили, в Сан-Антонио, где должен быть приведен в исполнение приговор («повешен за горло до окончательного наступления смерти»), являлась его последней надеждой. У него не было денег, чтобы подкупить стражей. Друзья, с которыми он делил все в былые дни, либо лежали в могилах, либо зажили спокойной, размеренной жизнью и забыли о его существовании. Во всем и всегда Уильям Мэллоун по прозвищу Пуля привык полагаться только на себя самого.
Он рассчитывал сбежать на вокзале, но там охранники окружили его со всех сторон, и он был вынужден отказаться от этой затеи. Он знал, что на случай, если он попытается скрыться, дан приказ стрелять по нему без предупреждения. Юноша собирался жить, и смерть от пули в спину отнюдь не входила в его замыслы. Сейчас он незаметно приглядывался к тому, что его окружало. Три человека ведут беседу в другом конце вагона, откуда доносится их смех. Двое стерегут вход в вагон, но не слишком внимательно – уверены, что сюда никто не сунется…
Если освободиться от наручников, завладеть оружием, открыть стрельбу и выскочить из вагона, может, ему и удастся уйти. Но кандалы! Далеко ли он в них убежит?
Билли метнул острый взгляд на Оливера. Тот люто ненавидел пленника и всячески измывался над ним, поэтому ключи от кандалов доверили именно ему. Ключи от наручников находились у шерифа Стивенса, болтавшего с напарниками в противоположном конце вагона.
Если убить Оливера и забрать у него ключи… Однако ведь другие охранники вряд ли будут бездействовать в это время…
О наручниках Билли не беспокоился. Мало кто подозревал, что у него такие миниатюрные, узкие кисти рук, которые вполне, если постараться, можно протиснуть сквозь кольцо. Именно это помогло ему бежать в прошлый раз, когда, казалось, спасения ждать неоткуда. В детстве Билли был худ, узкоплеч и мал ростом. Его часто колотили другие мальчишки, но он был злопамятен и отвечал ударом на удар. А когда не получалось дать сдачи, отомстить, страдал и злился на себя. Собственное телосложение долго раздражало его, пока он не понял, что оно имеет и свои преимущества. В здоровяка легче попасть из револьвера, например. И, будь у него запястья не такими тонкими, он бы давно болтался на виселице.
Медленно, чтобы не привлечь ничьего внимания, и все время следя краем глаза за ненавистным Оливером, Билли стал освобождаться от наручников. Неожиданно состав заскрежетал на повороте и остановился. Двух мужчин отшвырнуло к стенке. Они поднялись, чертыхаясь.
Медленно, чтобы не привлечь ничьего внимания, и все время следя краем глаза за ненавистным Оливером, Билли стал освобождаться от наручников. Неожиданно состав заскрежетал на повороте и остановился. Двух мужчин отшвырнуло к стенке. Они поднялись, чертыхаясь.
– Водокачка, – фыркнул Оливер. – Твоя очередь сдавать, Джо.
А в вагоне первого класса в то же время шел обычный разговор.
– Любопытно было бы на него взглянуть, на этого маленького бандита… – говорила леди с корзинкой из искусственных цветов на шляпке.
– Конечно, моя дорогая, – благодушно соглашался ее муж. – А то скоро его повесят, и смотреть будет не на что.
За два купе от них Роберт П. Ричардсон сказал Амалии:
– И все-таки поезд – самый надежный вид транспорта.
Как станет ясно из следующей главы, ему не следовало утверждать это так категорично.
4
Машиниста экспресса Остин – Сан-Антонио звали Фрэнк У. Маккарти, и утром одиннадцатого декабря он еще не знал, что ему суждено стать героем. Предки Фрэнка были шотландцами, и от них он унаследовал скупость движений, расчетливость – как в денежных делах, так и во всем прочем – и умеренную страсть к превосходному элю. У своих хозяев Маккарти числился на хорошем счету. Он добросовестно относился к работе и был известен тем, что поезда, которые он вел, всегда приходили точно в срок. Поэтому, когда в грудь ему неожиданно уперлось дуло двуствольного обреза, первая мысль машиниста была не о жене, веснушчатой Эми, и не о пяти детях, в которых он души не чаял. Медленно поднимая руки, он прикинул, что теперь ему навряд ли удастся прибыть в Сан-Антонио без опоздания, ибо железнодорожный налет отнюдь не входил в расписание движения поезда.
– Эй ты, стой смирно! – проорал бандит с обрезом. Нижняя часть его лица была замотана темным шарфом. – И без глупостей, понял?
– Понял, куда уж там, – проворчал Фрэнк, переглядываясь со своим помощником, которого тоже заставили поднять руки.
– Сколько человек в почтовом вагоне? – спросил второй бандит с «кольтом» в руке.
– Двое, – нехотя ответил Фрэнк. Голова его лихорадочно работала над проблемой: как бы сделать так, чтобы бандиты поскорее убрались и можно было все-таки привести поезд на конечную станцию в срок.
– Оружие у них есть?
– У почтальона дробовик и… и…
Фрэнк запнулся. Мозг его поразила мысль о спецвагоне, битком набитом вооруженными людьми. Увы, они и знать не знают о том, что поезд подвергся ограблению. Вот если бы как-нибудь дать им знать об этом!
– Боб! Крис! – распорядился второй бандит, бывший у налетчиков, по-видимому, за главного. – Займитесь почтовым.
Бандиты, ожидавшие снаружи, кивнули и скрылись. Фрэнк застонал и схватился за сердце.
– Эй, старик, ты чего? – спросил первый бандит. – Отойди в сторону!
– Плохо мне, – прохрипел Фрэнк и, падая вперед, локтем ухитрился надавить на сигнал.
Хриплый рев прорезал воздух.
– Твою мать! – заорал первый бандит. – Ну, ты у меня пожалеешь об этом, падла!
Он нацелил на машиниста оба ствола своего обреза, и тут бедный Фрэнк и впрямь почувствовал некоторое стеснение в сердце.
– Не надо, Джо! – остановил его главный. – У него приступ, не видишь, что ли? – А Фрэнк и в самом деле посерел лицом. – Испугался, старик, да? Запомни: мы – банда Неуловимого Сэма! Оттащи его в сторону, Джо, и не давай шевельнуться.
– Дай я лучше его пристрелю! – уперся Джо, который отлично понял, что машинист хотел кому-то подать сигнал.
– Брось, не стоит возиться…
В вагоне, прицепленном в конце состава, мужчины по-прежнему курили и играли в покер. Пленник закрыл глаза и, видимо, дремал.
– Что-то мы долго забираем воду, – заметил шериф Стивенс, вышвыривая в окно окурок сигареты, и тут до него донесся хриплый гудок.
– Черт возьми! – крикнул шериф и выхватил «кольт». – Что происходит?
Конвоиры вмиг побросали карты и вскочили на ноги. У каждого в руке появился револьвер. Билли по прозвищу Пуля, опутанный цепями с головы до ног, только хрюкнул спросонья и привалился к стенке.
В это мгновение даме с цветами на шляпке взбрело в голову высунуться в окно, и кто-то из бандитов, заметив ее, шутки ради пальнул в воздух. Дама издала до неприличия громкий визг. Шляпка слетела с ее головы и покатилась по насыпи.
– Это налет! – рявкнул шериф. – Оружие к бою, ребята, мы им покажем! Оливер и Бостон, вы следите за Пулей, чтобы он в суматохе не вздумал сбежать.
– С удовольствием, – отозвался Оливер и, повернувшись к Билли, пнул его ногой. – Эй, бандит, проснись!
Билли открыл один янтарный глаз, на который свешивался вихор светлых волос.
– Что происходит? – промямлил он недовольно.
Оливер схватил его за грудки и отволок в угол. Билли ворчал и брыкался, но Оливер был здоровяк, и щуплому пленнику, да еще закованному в кандалы, не было никакой возможности с ним сладить. Оливер швырнул его на кучу стружки, как куль с грязным бельем, и нацелил на него «винчестер». С другой стороны встал Бостон, флегматичный малый с добрыми, как у большой печальной собаки, глазами.
– Сидеть! – скомандовал Оливер. – Только попробуй шевельнуться, мальчик, и ты мертвец!
– Да мне-то что… – буркнул Билли, передергивая плечами.
Шериф распахнул дверь вагона, и пять или шесть всадников с замотанными лицами, окруживших поезд, получили неприятные сюрпризы 45-го калибра. Двое бандитов были убиты наповал и вылетели из седла, одной лошади раздробило ногу. В воздухе разлился резкий запах порохового дыма. Ружья и револьверы палили почти беспрерывно, создавая подобие жутковатой какофонической музыки. Один из конвоиров повалился в вагоне лицом вниз – пуля бандита, укрывшегося за деревом, попала ему в голову. Машинист Фрэнк У. Маккарти, лежа на полу и держась рукой за сердце, тихо ликовал.
– Черт! Черт! – завопил главарь, выскакивая наружу. Спотыкаясь на насыпи, он побежал к почтовому вагону, где его подручные, обезоружив и уложив на пол почтальона и охранника, колдовали над большим сейфом.
– Становится жарко, а, Боб? – заметил один из бандитов.
– Угу, – кивнул Боб. – Я только одного не могу взять в толк: откуда они узнали, что мы остановим этот экспресс?
Увы, судьба зачастую играет скверные шутки с самыми изощренными планами, и такая мелочь, как незапланированная перевозка бандита в окружении отборной охраны, привела к тому, что… Однако не будем все же забегать вперед.
– Крис! – заорал главарь, влетая в почтовый вагон. – Как сейф?
– Еще минута, и все будет готово, – отвечал взрывник, отмеряя бикфордов шнур.
– Какие-то сволочи засели в последнем вагоне, – проскрежетал главарь. – Хитро придумано: засада – в вагоне для скота! Ну, ничего, мы им покажем. Крис, дай-ка мне сюда динамит!
Да, динамит. Ибо всего четырнадцать лет назад, в 1866 году, один меланхоличный шведский джентльмен с благородной фамилией Нобель облагодетельствовал человечество, изобретя динамит. Ему осталось только «изобрести» Нобелевскую премию, чтобы облагодетельствовать лучших представителей этого человечества…
Еще трое нападающих были убиты или ранены, а остальные поспешили спрятаться кто куда. Стрельба мало-помалу стихла. Шериф Стивенс в очередной раз перезарядил свой револьвер и осторожно выглянул наружу. Внезапно до него донесся приглушенный шум взрыва – вне всяких сомнений, это взорвали сейф в почтовом вагоне.
Шериф выругался. Оливер облизнул пересохшие губы и покрепче стиснул «кольт». И тут все находящиеся в вагоне для перевозки скота услышали улюлюканье, похожее на клич, который издают при нападении воинственные индейцы. Не успели они опомниться, как мимо открытой двери пронесся всадник и зашвырнул в вагон связку динамитных шашек с подожженным фитилем.
Единственным, кто в одно мгновение сумел оценить ситуацию, оказался Билли Пуля. Бросившись на Оливера, он вытолкнул его в дверной проем, и вскоре оба катились по мягкому склону. До них донесся запоздалый крик шерифа: «Берегись!» Конвоиры бросились к двери в надежде выпрыгнуть из вагона, но прежде, чем все успели покинуть его, прогремел взрыв. Вагон налился изнутри оранжевым цветом и разлетелся, как пустой орех. Доски, стружки, части человеческих тел полетели в разные стороны, а уцелевшие бандиты издали радостный вопль. Настал их черед расстреливать из укрытия оставшихся после взрыва живых охранников, которые испортили им настроение в этот пригожий день и были причиной смерти их товарищей. Шериф Стивенс погиб первым, получив пулю в сердце. Бостон упал с простреленным плечом, а когда попробовал отползти, его ранили еще и в бедро. Оливер, единственный из конвоиров, кто не был убит или ранен, ушибся при падении. Тряхнув головой, как разъяренный бык, он с сопением поднялся на ноги – и увидел в двух шагах от себя своего заклятого врага. Шляпа слетела с головы Билли, и тут стало видно, что у него обычные русые волосы, просто выгоревшие на солнце до соломенного оттенка. Он тяжело дышал, верхняя губа его вздернулась, обнажив торчащие передние зубы, и капли пота катились по его лицу. Наручники куда-то исчезли, но это было полбеды. В правой руке он держал «кольт» Оливера, и дуло его смотрело на Оливера же.