— Раз понял, тогда давайте праздновать! — солидно предложил Палыч и понес мне торт с кучей свечек:
— Задувай!
Я задул. Свечки считать постеснялся, уж очень их было много. Хотелось спросить: «Это мне столько лет?» — но не стал. Это в том старом мире свечки на торты ставят по количеству лет, а здесь наверняка все по-другому! Так, как я захочу. Хочу много свечек, будет мне много свечек! И никто не будет орать: «Куда тебе столько, ты еще маленький!» Все поймут. Все свои.
Народ захлопал, Палыч поднял руку, как делают, когда хотят что-то сказать. Все притихли.
— С приходом Игоря и с понедельника, — торжественно заявил Палыч, — я начинаю конкурсную неделю для выбора партнера. Я уже стар, мне нужен партнер, совладелец корпорации, тот, кому я смогу передать свое дело. Им может стать один из вас. С понедельника начнется конкурс, я буду присматриваться, как вы работаете, и выберу самого достойного.
Все притихли, по полянке пробежал шепоток «Ого!», «Не фига себе!», «Круто!», «Интересно, кто выиграет?!»
Палыч самодовольно улыбнулся:
— Веселитесь! Только помните, что понедельник уже завтра!
Торт был просто нереально вкусным, не иначе Палыч колдовал сам. Девчонки превратились в птиц и затеяли полеты на скорость, Санек экспериментировал с сотворением колы из воздуха: бутылка все время получалась большая, а он хотел поиграть с объемами. Леха и Васек выращивали арбузы на дереве, кто больше, в общем — веселье удалось. Я сидел и смотрел на них, думая, как мне повезло. Не будь Сашка таким дураком, не купился бы он на рекламу в Интернете, и не было бы здесь ни меня, ни его. Сидели бы сейчас дома, уроки делали.
По уху мазнула пролетающая арбузная корка, Леха с Васьком решили проверить, у кого получается вкуснее. Я отошел на несколько шагов, чтобы не получить в лоб шальной коркой, и увидел озеро. Маленькое, голубое, как с иллюстрации в книжке. Раздеваться было лень, да и не к чему — захочу — одежда на мне высохнет по щелчку пальцев или вовсе сменится. Сложил руки домиком, плюхнулся животом так, что брызги достали до неба, и поплыл.
Глава VI В которой Петров храпит, а я получаю по шее
Девчонки ушли спать в Африку, там, говорят, тепло. Леха с Васьком предпочли какой-то отель в Венеции, им там вид из окна нравится. Палыч — не знаю, а мы с Саньком расположились прямо на поляне под открытым небом. Звезды огромные, даже не темно, соловей, мягкий мох под головой — красота! И… одинокий скелет, печально склонивший надо мной голову, пялится пустыми глазницами.
— Саня! — Я заорал, вскочив, ударил скелета головой, но ему, кажется, хуже не стало. Вязанка костей, которая когда-то была рукой, схватила меня за волосы и от души долбанула об коленку. Коленка была твердая (еще бы!), я даже, кажется, разбил нос и, прежде чем сообразил, что делать и почему Санек не откликается, получил пинка:
— Вот тебе Санек! — Я плюхнулся на четвереньки, клюнув носом мягкий мох. Уже интересно! Что этот скелет здесь забыл, почему напал и с чего вдруг его возмущает, что я зову Санька?
Я встал, повернулся: Санек спал как ни в чем не бывало, а скелет разминал пальцы-косточки, явно готовясь напасть на меня.
— Ты почему меня с Петровым закопал вчера? Он плохой сосед, храпит и гремит костями!
Я смутно припомнил, что на днях закапывал мертвяков. Закапывал не аккуратно, а как попало: по несколько штук в одну могилу, лишь бы закопать. Стало быть, этот мной недоволен и пришел разбираться…
— Так было надо! — нашелся я. — Иди и смирись!
— Щас! — Скелет двинул мне под дых с такой силой, что в глазах потемнело.
— Ты что же думаешь, если колдун, то все можно? Да я тебя со всем колдовством порву и спрашивать не стану. Верни мне мою могилу! — Он замахнулся для удара, но я успел отскочить. — Верни, тебе говорят!
— Я не брал. — Прозвучало, наверное, глупо, но кто, скажите, не растерялся бы при виде такого гостя с такой просьбочкой.
Скелет приоткрыл желтовато-ржавую челюсть и заржал:
— Ты, юморист, ты, кажется, не понял!.. — Он снова замахнулся, на этот раз удачно. Очень удачно. У меня было время оценить силу удара, пока я катался по земле в обнимку с ушибленным коленом. Вот костлявый, а! Люди все-таки ни черта не понимают в боксе и боях вообще. Все пыжатся, ходят в качалку, набирают вес, чтобы задавить им противника… А противник ка-а-к врежет своими костями, хоть стой, хоть падай. Буду худеть, чтобы никто меня не победил! Но сначала встану…
— Куда? — Скелет молча двинул мне ногой под дых, и я молча свалился обратно на траву. Черт, видно, этот Петров сильно достал моего скелета, раз он такой злой. Вчера я один раскидал их всех, а сегодня мне с ним одним не справиться! Я перевел дыхание, крикнул:
— Санек!
— Санек тебя не спасет. — Скелет мерзко захихикал. — Он спасет меня! Будет лежать с нами в могиле, пока ты не изволишь меня выкопать и переселить от этого ужасного Петрова! Отдельную могилу хочу! — рявкнул он мне в самое лицо, схватил в охапку спящего Санька и дал такого стрекача! Я только моргнул, а скелета рядом уже не было.
Первым делом я рванул за ним и остановился на середине поляны: куда бежать-то? Вот поляна, впереди — лес, справа лес, слева и сзади — все тот же лес. Скелет, конечно, не иголка, но искать его ночью в лесу — дело нелегкое. Было бы хоть светло…
Я обругал себя идиотом и щелкнул пальцами: «Хочу, чтобы был день! Или фонарик…» Последнее я добавил на всякий случай: кто его знает, этот волшебный мир, если со скелетами колдуны вроде меня должны справляться вручную, может быть, здесь мы не такие уж всемогущие?
Угадал. А может, из двух желаний получилось наиболее простое: небо не посветлело ничуть, а фонарик — вот он, лежит у ног, хороший дальнобойный, бери, пользуйся. Я подобрал и включил. Луч действительно бил далеко, на много метров, я увидел, как у самого леса улепетнул в кусты вспугнутый зверь. Видел бы хоть, в какую сторону побежал чокнутый скелет, так нет же! Он испарился так быстро… Иди теперь куда хочешь! Я и пошел, куда хотел, — прямо. Сашку надо выручать, сомнительное это удовольствие лежать в холодной могиле, где помимо твоего похитителя еще есть противный Петров, который храпит и скрипит зубами. Интересно, а как он храпит: у него же одни кости?! И разговаривает вообще как? Я осекся, вспомнил, что не дома. Это мир колдунов, мальчик, здесь не то что мертвецы говорящие, здесь много чего может случиться.
Ветка хлестнула по лицу, куст царапнул мне коленку. На всякий случай я сделал еще шаг и свернул в сторону. Нет, тут скелета точно не было. Не пройдет он здесь: ветки переплелись тесно-тесно. Скелет обязательно обломал бы хоть парочку, а тут — явно не ступала ничья нога. Вот там, чуть правее, явно болтается сломанная ветка, и кустик втоптан, там явно кто-то был… Я подошел ближе, толкнул ветку и вышел на тропу.
Ура! Хотя, может быть, и нет. Бежать в лес можно на все четыре стороны, и вряд ли тропинка здесь одна. Но раз наткнулся на эту, проверю сперва ее.
Луч фонарика бил далеко: я видел тропинку, разбегающихся от света мелких грызунов. Следов, правда, не видел, но тут такая жесткая земля, а скелет все-таки легкий… Кто-то большой вспорхнул с ветки, спикировал вниз, цапнул в когти мышку и был таков. Филин, кажется. Кто его разберет в темноте! Вон еще один хлопает крыльями, где-то рядом. Близко-близко…
Я испугаться не успел, как чья-то когтистая лапа больно царапнула по шее, чье-то крыло больно врезало по лицу, чей-то клюв, не видел какой, так долбанул по затылку, что голова закружилась.
— Кыш! — Я махнул рукой на невидимого агрессора, зажмурился, потому что клюв был прямо перед глазами, отвернул лицо, направил фонарик… Сирена… А, русалка! Не та, которая с хвостом, а которая у Пушкина «на ветвях сидит» — птица с женской головой! И явно чем-то недовольна…
То, что я принял за клюв, оказалось огромным когтем, и русалка тут же пустила его в ход: размахнулась и… Я зажмурился, увернулся, подумал, что мне вовсе не обязательно с ней драться, достаточно просто найти Сашку, и всякие там русалки здесь ни при чем.
— Кыш! — махнул рукой, сам же оцарапался о ее когти и побежал!
Фонарик прыгал у меня в руках, и луч — тоже прыгал. Если бы он не прыгал, а шел себе ровно, я бы, конечно, заметил ту яму. А так… Огромная ветка попала под ногу, русалкино крыло мазнуло по лицу, что-то больно врезалось в коленки и ладони… Я поднял голову: небо. Посмотрел по сторонам — земля стеной. Яма здесь, яма. Похожа на могилы, что я закапывал вчера. Неужели наконец-то найду Сашку?! Нет, могилы я же закопал. А эта больше похожа на нору, во всяком случае, во-он там в стене лаз уходит вглубь…
Подтверждая мою догадку, раздался недвусмысленный рев. Надо выбираться, мне вовсе неохота знакомиться с хозяином норы. Пусть уж лучше русалка, она не очень большая и нападает молча… Вот странно: я видел, что русалка кружит над ямой, широкие крылья заслоняли полнеба, но спускаться ко мне она не торопилась. Ждет? Сама боится хозяина норы? Я, как мог, разбежался и попробовал выскочить так, с разбегу, но только пропахал носом пару метров земли. А рев приближался! Повертел фонариком, посмотрел: вдруг есть что-то, на что можно встать? Нет, только кости, шкурка, перья. Стараясь не думать, чьи это кости и кто их так чисто обглодал, я взял одну и стал рыть отвесную стену ямы. Ступеньку сделаю хоть одну и выберусь, не так уж здесь глубоко…
Рев приближался, а я копал. Рыл землю как ненормальный, наверное, целый час и все думал: что этот рычащий медлит, почему не нападает? Я, конечно, не тороплю, но, может быть, вот сейчас… Руки тряслись — не то слово, а когда на ступеньку уже можно было встать, я несколько секунд тормозил, выбирая ногу… Встал, вцепился в какой-то корешок, выкатился из ямы на пузе…
И получил крылом по лицу, а когтем по затылку.
— Здравствуй, русалка! Ты трусиха, как я погляжу, поэтому отвали! — Я замахнулся на нее фонариком, и русалка вспорхнула на ветку. Так и осталась там сидеть, хлопая вроде человеческими, но такими глупыми глазами, что грех сердиться. Я отряхнулся и побежал. Этот в норе, наверное, не обрадуется, что ужин сперва сам упал к нему в яму, а теперь уходит не попрощавшись. Неприятно это, обидно, я бы расстроился.
Корешки то и дело попадались под ноги, я спотыкался, но бежал, не забывая хорошенько светить под ноги. Мало ли какие тут еще ямы?! А тропинка тянулась и тянулась, уводя дальше в лес, и не было ей конца, только мышки разбегались из-под моих ног. Лес, конечно, большой, но не настолько, чтобы потерять в нем целого Сашку. Я найду, никуда он не денется.
Глава VII В которой Сашки до сих пор нет
Утренняя роса не может радовать, если она у тебя на штанах, в кроссовках, на майке, на пальцах, где кожа и так уже белая в гармошку, словно ты полдня в воде плескался. Только мокриц на лбу не хватает для полноты картины. Я сам как одна большая мокрица.
В лесу рассвело недавно, цветы еще не раскрылись, трава и я были мокрыми от росы. Мокрыми — не то слово. Грей, солнышко, сильнее, а то так и простыть недолго! Поляна блестела от капелек, зеленая такая, жизнерадостная. А я тут валяюсь, жалкий и мокрый. Один. Не нашел Сашку. А ночь, между прочим, прошла, и Сашке, небось, не сахар лежать в одной могиле с десятком скелетов и храпящим Петровым. Каждая минута, небось, как целый год. А я тут на травке валяюсь, штаны выжимаю…
Я вскочил на ноги так, что голова закружилась: утро, уже утро! Сашка меня ждет. Палыч, правда, тоже, чтобы задание дать и все такое… Палыч, наверное, сильный колдун, если он у нас начальник. Ему Сашку вытащить — раз плюнуть! В конце концов, он же заинтересован, чтобы сотрудники работали, а не прохлаждались в могилах со скелетами! Да я ему только скажу, он мигом!
Мысль грела и обнадеживала так, что я с места бегом драпанул в сторону рабочей поляны. Понятия не имел, где она (заблудился вчера), но эта проблема казалась такой пустячной по сравнению с тем, что Сашку похитили, что ее, считай, и не было. Мухой летел я по лесной дорожке, спотыкаясь о корни и перепрыгивая поваленные деревья. Как укушенный, несся я вперед, к Палычу, к спасению Сашки. Как я радовался, найдя поляну! Как безумный тушканчик, я вспрыгнул в грязевую лужу. Как ненормальный я подлетел к костру, где уже все собрались, крикнул: «Палыч, Сашка в могиле!» И как дурак бессильно плюхнулся на мягкое место. Потому что Палыч сказал:
— Жаль. Я его ценил, думал, он может выиграть конкурс. Но раз так вышло…
Я сидел на земле и не мог осознать реальность происходящего. Палыч сказал: «Жаль»? Значит, он не хочет помочь Сашке? Или не может? Неправда, я же могу, иначе скелет не стал бы шантажировать меня и Сашку похищать. Я решил внести ясность:
— Вы не поняли: его похитил скелет…
— Все я понял, — оборвал меня Палыч. — Где я теперь этого скелета найду? Дело ты сделал, всех закопал, заказчик доволен. Если ты не можешь найти могилы, значит, заказчик их уже забрал.
Я ни черта не понял:
— Какой заказчик?
— Откуда я знаю! — Палыч явно терял терпение. — Может, кладбищенская ведьма, может, еще кто. Дело корпорации — выполнять работу, а кто ее заказал и зачем, я сам не всегда знаю.
Народ у костра с любопытством смотрел на меня. Леха ухмылялся, девчонки перешептывались. Что же делать? Я не знал и спросил совсем глупо:
— А куда их забрали. Могилы, а?
Девчонки заржали, а Палыч разозлился:
— На кладбище, куда еще?! Где могилы бывают, не знаешь, что ли?! На какое — понятия не имею, наше дело сделано, остальное меня не касается.
А девчонки ржали. Ничего, это они перед Палычем выслуживаются. Соберемся после работы, они мне помогут найти Сашку. Вместе же вчера праздновали… Палыч брезгливо оглядел меня, щелкнул пальцами, и одежда на мне разом высохла.
— Ты работать собираешься сегодня? Про конкурс помнишь? Минус один балл тебе — за опоздание, еще минус один — за глупые вопросы. Одно чудо ты мне уже должен. — Он кивнул на мою высушенную одежду. — Дом с привидениями и тела висельников. За двоих сегодня работаешь, вперед!
И я оказался в своем офисе, век бы его не знать.
Офис был дощатый и темный. Я разглядел огромную дыру в полу, паутину на комоде, разбитое окно и луну на улице. В руках у меня блестела банка с крышкой. Значит, в нее привидений загоняют? Интересно, где они? Мне надо быстро управиться, чтобы Сашку найти…
Кто-то коснулся моей щеки: здравствуй, первое! Надеюсь, ты не кусачее, потому что мне некогда с тобой возиться. Я обернулся и увидел дым. Просто дым, как от костра или сигареты. Вот как выглядит привидение! Очень хорошо, сейчас мы его загоним в баночку… Я открыл крышку и помахал рукой, загоняя дым. Дым статично замер, как нарисованный, потом сделал круг у меня над головой. Пока делал, у дыма нарисовались дырки — глаза и полоска — рот. Забавное, если честно, зрелище, только ловить надо, а не любоваться. Я занес руку с банкой.
— Дурак! — сказало забавное зрелище и растворилось в воздухе.
Ну вот и приехали! А ведь оно здесь не одно! Если я подолгу буду бегать за каждым, раньше ночи не вернусь. А Сашка в могиле. Я подумал, что для привидений должна быть какая-то приманка, чтобы положить на дно банки и — «Раз!» — собрать сразу всех. Только я начал размышлять, что бы это могло быть и где взять эту штуку, как в доме начался пожар.
То есть не пожар, конечно, просто все дымом заволокло. Этим вот белым привиденческим дымом, я уже не видел ни окна, ни потолка, ни собственных ног, а только дым, дым, дым… Меня дернули за ухо, ущипнули за нос, сказали:
— Дурак!
И я понял, что приманка — это я и есть. Хорошо хоть гоняться за ними не надо, сами летят! Я выставил банку наотлет, размахался, пытаясь собрать дым…
— Дурак!
— Дурак!
— Дурак! — чирикали привидения на разные голоса. Других слов, что ли, не знают?! А потом они начали щекотаться, а я стал ржать, потому что, когда тебя щекочет целый рой привидений, терпеть — выше человеческих возможностей. В банке маячил какой-то дымок, но, по-моему, одни влетали, другие вылетали, я занимался мартышкиным трудом.
— Дурак!
— Дурак! — чирикали привидения, а я стоял согнувшись, хихикал и немножко махал банкой, не представляя, что делать. Я уже захлебывался собственным хохотом, а привидения щекотались и щекотались. От них не спасешься, закрываясь руками, они же — дым, в любую щель пролезут… А это идея!
Я натянул горловину майки на горлышко банки и от души захлопал себя по животу и спине.
— Кыш из-под майки, кыш!
Майка в джинсы заправлена, деваться им некуда. Будут выходить через ворот — прямо в банку!
Белый дымок под стеклом становился все плотнее, гуще. Вот они, родимые! Кто еще хочет меня пощекотать?!
Такой же фокус я проделал с джинсами, предварительно как следует заправив штанины в кроссовки. Пока выгонял из джинсов, новая партия щекотателей набилась под майку. Пока выгонял из-под майки…
В общем, через каких-то полчаса со мной осталось только одно упрямое привидение. Щекотаться оно не любило, поэтому и шлялось до сих пор на свободе. Летало вокруг головы и щипало за уши.
— Дурак!
— Дурак!
Позаниматься, что ли, с ними расширением словарного запаса? Смех один, а не привидения, только одно слово и знают. Я закрыл банку, чтобы не разлетелись, сунул в карман.
— Ну скажи: «Укушу-у», «Защекочууууу», а?
— Дурак, — не сдавалось привидение. Ну и пожалуйста! Я поймал его кепкой, как сачком, и тоже загнал в банку. Сделано! Еще одно маленькое дело сегодня, и я смогу спокойно заняться поисками Сашки.
В лицо пахнуло холодом, я даже не сразу сообразил, что уже переместился из дома с привидениями и стою на улице в темноте. Что там у меня следующее? Долго думать не пришлось. Как только глаза привыкли к темноте, я увидел, вспомнил и жутко захотел домой, потому что работа меня ждала малоприятная. Щекотать здесь меня никто не будет. Здесь вообще никто не пикнет, кроме меня, но от этого еще гаже.
На поляне в шеренгу стояли виселицы. Скрипели на ветру деревянные столбы, раскачивались на веревках повешенные. Тихо-тихо. У моих ног в землю были воткнуты лопата и нож. Проще пареной репы. Главное — не смотреть, а то приснятся еще!
Как я снимал-хоронил первого, я очень хорошо помню, потому что фиг такое забудешь. Это была женщина с огромными, будто стеклянными глазами. Смотреть страшно, она пялится на тебя, словно живая, и зажмуриться страшно: вдруг, пока ты не видишь, она… Я кое-как перерезал веревку, а потом долго-долго рыл могилу, оборачиваясь каждые пять секунд: вдруг встанет? Вдруг схватит?! Она вела себя тихо, и я немного успокоился. Потом уже действовал как автомат: срезал веревку, рыл яму, клал висельника, закапывал яму. Долго провозился. Точно долго, потому что спину ломило сильней, чем после тех скелетов. А когда прихлопнул лопатой последний комок земли, почувствовал, что сейчас упаду и никакого Сашку сегодня…. Нет, что это я? Устал просто.