— Да?
— Это было первый и последний раз за десять лет. Вон у соседнего поселка лес поменьше, а каждый год по человеку забирает. А у Палыча… Брехня, в общем. К тому же давно было. Я еще в седьмом отряде был.
— Вожатым?
Владик хихикнул, проверил пальцами стекло — держится.
— Вожатым, ага… Подмести не забудь! — Он уже собрался уходить, но Макс его остановил:
— Погоди! А это… Кровать-то Сашкину куда уволокли?
— Чью?
— Сашкину же!
— А!.. Сашкину… Не знаю, мне никто ничего не сказал. Кто за ней приходил-то?
— Не видел.
— Странно… Ну, значит, новую принесут! Перебьется же до вечера твой приятель? — Владик пожал плечами и ушел к себе. Кажется, он бормотал под нос что-то про Сашку.
Глава IV Землянка
Лапы больно стегали по лицу, голые кусты норовили вцепиться в куртку и никогда не отпускать. Слабенький Андрюхин фонарик (еле выпросил!) освещал сугробы и сугробы. И далеко там еще до этой землянки лесника?! Больше всего Максу хотелось бросить все и бежать в лагерь, но разве так можно?
Сашки никто не хватился. Вообще никто! Ладно ребята, в конце концов, никто не любит стукачей. Но Владик!
Когда Сашка не пришел завтракать, Владик даже не заметил. В обед и ужин — то же самое. Перед отбоем Макс уже не выдержал и сказал Владику, что Сашки нет, если он не в курсе. Знаете, что он ответил? «Дело хозяйское» — вот так и ни словом меньше.
Так не просто не бывает, а не бывает вообще! Если перед отбоем кого-то нет в палате, вожатые поднимают на ноги весь лагерь. Оббегают по периметру всю территорию туда и обратно, расспрашивают всех, кто попадется, объявляют по громкоговорителю все, что думают о нарушителе режима, заглядывают в соседние корпуса, пару раз даже в лес бегали. А как же! В лесу кабан, росомаха, волки дальше, но тоже заходят иногда… А лес, на минуточку, окружает всю территорию лагеря. Надо быть очень, очень беспечным, чтобы не найти человека перед отбоем и сказать: «Дело хозяйское!»
Макс бежал к землянке Старика. Он уже успел и весь лагерь оббежать, и позвонить Сашкиным родителям… Да-да, тетя Галя тоже удивила: сперва спросила: «Какой Саша?» Узнав, что это, оказывается, ее сын и что его с утра нет в лагере, только хмыкнула: «Значит, зашел куда-нибудь, не бери в голову». Вообще, все вокруг реагировали слишком странно на исчезновение Сашки. Так, будто им не просто нет до этого дела, а как будто и самого Сашки нет. Кому ни скажешь, все обязательно переспросят: «Какой Сашка?» Прямо массовая амнезия какая-то!
Поэтому Макс бежал к землянке Старика. Заглянет в отдушину, увидит, что Сашка там, живой и здоровый, и пойдет себе обратно в лагерь. Обиды обидами, а бросать своих — последнее дело. Не так уж далеко бежать: вон вчера ребята увидели покойника, так через минуту были в палате!
За деревьями блеснул свет. Не белый, как от Андрюхиного фонарика, а желтовато-огненный, какой бывает от керосинки: вот она, землянка. Макс выключил фонарик и сбавил шаг. Страшно? И да и нет. Ребята из Коноши леса не боятся. Они там живут. Вот так спустишься с первого этажа городской квартиры, хлопнешь дверью с домофоном, перебежишь через железнодорожный переезд под веселые свистки электровоза — и вот он, лес. Чего его бояться? Вот мертвяки — это да. Не на каждом переезде встречаются.
Тихо-тихо, стараясь не шкрябнуть по стене, Макс подтянулся на руках и заглянул в отдушину. Старик сидел у печки с кочергой. На маленькой плите буржуйки еле помещалась огромная кастрюля с каким-то темно-бурым варевом. Запах вроде мясной, но какой-то сладковатый. А Сашки не было.
Макс втиснул физиономию поглубже, в самую отдушину, чтобы отпечаток на лице остался, и хорошенько оглядел землянку. Кровать, сундук, буржуйка, стол. Бесчисленное количество валенок, раскиданных тут и там. В такой обстановочке не затеряешься! Нет Сашки. И где он, спрашивается, тогда?
Старик отставил кочергу и запер дверцу топки. Рукой. Голой. Москвичи не поймут, а Макс опять испугался. Живой человек так не может, ему эти пальцы еще пригодятся. А этот старик, мертвый старик, выпрямился и глянул на Макса в упор:
— Саша, зайди.
Нет, Макс не свалился в сугроб, даже не убежал, хотя имел право: звали-то не его. Он почему-то подумал, что если Старик Сашку зовет, значит, знает, что он где-то рядом. Что сейчас, вот прямо через секунду, он увидит бывшего друга живым и здоровым и с чистой совестью пойдет обратно в лагерь. Вот сейчас откроется дверь предбанника и войдет Сашка…
Старик шагнул к отдушине: раз, два, три — подошел вплотную. Макс так и висел, уцепившись за сруб, сунув нос в отдушину, лицом к лицу со Стариком. Хотелось бежать в лагерь и вопить на весь лес, но для этого надо было разжать пальцы, а Макс еще судорожнее вцепился в сруб и шевельнуться не мог. Старик уставился на него в упор и повторил: «Саша, зайди».
Пальцы разжались сами собой, Макс отвалился от стены и с хрустом спрыгнул в снег. Повторяя про себя, что не дурак, а просто беспокоится за Сашку, он шагнул к двери, толкнул, вошел в предбанник. В темноте чуть не расквасил себе нос, открыл вторую дверь… Прежде чем шагнуть в комнату, обернулся: нет, в предбаннике Сашки нет.
Старик встречал у входа. Высокий, седой, лицо в золе испачкано. В тусклом свете керосинки он выглядел, как чудовища в ужастиках. Или как американские школьники у костра, подсвечивающие лицо фонариком снизу. Только школьники не носят седые бороды. От Старика тянуло костром и хозяйственным мылом, ни холода, ни земли, или что там положено в таких случаях? А все равно жуть берет. Старик стоял близко-близко, если пошевелить пальцами, можно было задеть его штанину. Макс осторожно шагнул в сторону, еще шагнул, далеко обошел мертвяка и встал у противоположной стены. Какая же эта землянка маленькая! И зачем он здесь? Ах да, Сашка! Обстановочку в землянке Макс изучил еще с улицы: не было здесь Сашки, не было! Зато Макс пришел, свеженький, себе на горе, мертвяку на утешение. Надо бы уже бежать отсюда, но поздно: Старик загородил собой дверь.
Макс еще плотнее прижался к стене, пошарил по ней ладонями и нащупал какую-то железку. Не знаю, что такое, но сойдет для уверенности. Железка удобно легла в руку. Так и держа ее за спиной, он шагнул к Старику и заговорил:
— Вы это… Сашка где?
Каверзный вопрос застал мертвяка врасплох. Он красноречиво пожал плечами, оглянулся, как будто ища Сашку:
— Где-то ходит. Не переживай, проголодается — придет. — Он говорил, как будто о пропавшем коте. Хотя и коту в таком лесу пропадать не годится: здесь кабан, росомаха… Жестокий он, этот мертвяк. Макс решил уточнить:
— Вернется куда? К вам, в лагерь, домой?
— Ко мне, я надеюсь. — Старик пожал плечами с видом: «Чем бы дитя ни тешилось». — Мы сегодня должны были двери утеплять, а твоему Сашке погулять вздумалось. Ночью, между прочим, вьюгу обещали.
Макс тихо сполз по стене на корточки. Старик приземлился на табуретку. Так они и сидели друг против друга в разных концах землянки. А Макс пытался понять, что происходит. С каких таких пор Сашка помогает мертвякам по хозяйству — недоумевали вчера всей палатой. Так, кстати, ничего и не придумали. А вот с каких пор зимой утепляют двери?
Объясняем для москвичей: это почти то же самое, что сменить обивку на входной двери, только еще заполнить все щели паклей или монтажной пеной, добавить утеплителя по периметру дверного косяка… В городской квартире это можно делать в любое время года. В деревенском доме возиться зимой на морозе с крошечными гвоздиками и ниточками пакли — неудобно и холодно. «Готовь сани летом» — это про утепление дверей. Ненормальный какой-то этот Старик. Или ему Сашку совсем не жалко. Макс так и спросил:
— Вам Сашку совсем не жалко?
— Чего это его жалеть? — не понял Старик. — Он себе гуляет, а мне опять ночевать в холодной землянке.
— Где гуляет-то? — не сдавался Макс.
— Откуда мне знать? Вернется — спросим…
Обсуждать больше было нечего. Сашка пропал, скорее всего, где-то в лесу. Ни друзья, ни родители, ни мертвяк-лесник нисколько не переживают по этому поводу. Почему? Непонятно, да и неважно. Надо будет завтра собрать ребят и прочесать весь лес. А то этот…
— Вы его хоть искали?
— Зачем? — пожал плечами Старик. — Побегает и вернется.
Как будто и правда кот у него пропал!
— Я пойду. — Макс отпустил железку, которую все еще сжимал для уверенности, встал, оглянулся: мастерок без ручки. Ну и барахольщик этот Старик! А Старик-барахольщик так и сидел на табуретке у двери: вроде не удерживает, но и не выпускает. Макс шагнул к нему, еще, вплотную подошел, а Старик так и сидел, закрыв собой дверь. Макс потоптался около, пытаясь обойти, и попросил:
— Пройти-то дайте!
— Погоди… Если этого нет, может, ты мне дверь утеплишь? Холодно…
— Не умею, — почти не соврал Макс. — Дайте пройти.
— Погоди. Там лопаты в предбаннике, хоть землянку оброй.
Обрыть землянку — не великий труд, проще сделать, чем отпираться. И быстрее. К тому же Старик отодвинулся от двери: лопата-то в предбаннике! Да и землянки обрываются не изнутри. Выскочить бы сейчас, да бежать, но было почему-то совестно. Что, Макс не человек, что ли? Землянку Старику не оброет? Она ж маленькая, работы на две минуты. Было бы от чего убегать!
Лопату Макс нашел, быстренько обрыл землянку снегом. Это и правда быстрее, чем отпираться. Снега в лесу хватает, раз-два и готово.
— Я все! — Макс вернул лопату в предбанник.
Старик вышел, посмотрел, что получилось, и, кажется, остался доволен:
— Можешь ведь, когда захочешь! Давай и дверь, а?
Макс уже стоял на лыжах. Он бросил через плечо:
— Не умею! — И побежал прочь. Делать ему нечего, зимой двери утеплять. Чудной какой-то этот Старик! К тому же мертвый.
Глава V Он дерется!
Ночь еще не кончилась. И сон не шел: какие тут сны, когда по лагерю мертвяки разгуливают, люди пропадают. А все вокруг ведут себя, как будто так и надо. Может быть, кто-то сходит с ума? Макс пощупал себе лоб, пересчитал пальцы, вспомнил таблицу умножения. Вроде все нормально, хотя все равно не поймешь, если ты и правда того…
Ребята спали давно и крепко. Макс ухитрился вернуться из леса, никого не разбудив, хотя и лыжами погромыхал в предбаннике, и вообще. Вот как теперь уснуть, когда рядом никто не перешептывается, когда Колян ни на кого не цыкает, и даже Семушка не положил под подушку какой-нибудь вязкой дряни?! Дрыхнут все.
Макс лежал и смотрел в окно. Несерьезные уличные фонарики освещали только сугробы да соседний корпус, а дальше — темнота. Макс и так знает: дальше — забор, а за ним — лес. Угрюмый по-зимнему, черный. В темноте кажется, что он подступил еще ближе, к самому корпусу, и заглядывает в окно. А вон тот огонек — не фонарь над столовкой, а керосиновая лампа в землянке Старика. Подмигивает. За окном шумит ветер, да так, что стекла дребезжат, а Максу кажется, что это воет мертвяк в своей землянке. Холодно ему там, вон какая вьюга.
Фонарь опять мигнул, а когда зажегся, в окно уже заглядывал Старик. Все-таки не врет мелюзга, есть в нем что-то жуткое. Вроде старик и старик, если не знать, что он умер давно… Все равно жутко. Стоит, смотрит. Вот чего он, спрашивается, пришел? Чего ему надо? Стоит и смотрит на тебя. Спасибо, хоть стекол не бьет, как вчера…
— Выйди. — Голос доносился как будто из-под подушки. Макс так и вскочил, оглянулся: чего это она? Даже приподнял: нет ли там кого говорящего. Он, конечно, понимал, что с ним говорит Старик, а не кто-то из-под подушки, но оставаться лежать было немыслимо. Он вскочил, нашарил на стуле брюки и подумал, что выходить к Старику тоже не очень-то хочется. Оделся, сел. Чего этому мертвяку надо?
— Выйди! — настойчиво повторил голос, на этот раз откуда-то из-за спины. Как будто Старик уже в палате, вон там, в темном углу.
Что ж это делается! И выходить не тянет, и ослушаться трудно! Макс переставил свой стул на середину комнаты, подальше от говорящих углов. Он тоже парень не промах, его голыми руками не возьмешь! Если что, у Сереги в тумбочке есть отличный медвежий нож. С широким лезвием — шкуру снимать. Пусть только мертвяк подойдет!
— Да выйди же ты, наконец! — Стул выпрыгнул из-под Макса, да еще ножкой наподдал, сволочь. Ну нет! Ползком на четвереньках Макс добрался до Серегиной тумбочки, тихонько открыл дверцу — все равно скрипнула.
— Кто здесь? — пробубнил сонный Серега. Только этого не хватало! А Старик за окном не уходил.
— Конь в пальто. Тебе снюсь. Сухари вот ворую по тумбочкам.
— А… Ну-ну. — Серега отвернулся к стене, и Макс тихонько достал его медвежий нож. Попробуй, Старик, подойди теперь!
Макс вышел на середину комнаты, осторожно за спиной расчехлил нож. Интересно, Старик со двора его видит? По идее, во дворе фонари, а в корпусе темно. Старику со света должно быть не видно. Но у мертвяков же все не как у людей.
— Выходи, кому сказал! — Ближайшая кровать шевельнулась и, как живая, пнула Макса в спину. На кровати заворочался Семушка. Еще не хватало всех перебудить! Нет уж: сам связался с мертвяком — самому и разбираться.
Макс немного помешкал в предбаннике, отыскивая свои галоши (в темноте попробуй выбери из шести одинаковых пар!), накинул первую попавшуюся куртку и вышел.
Вьюга ударила по лицу, Макс аж захлебнулся холодным воздухом. Старик ждал на крыльце.
— Вьюга, — пожаловался он. — Холодно.
— Вижу, — кивнул Макс, сжимая за спиной рукоятку ножа. Неужели Старик и сейчас начнет про свою дверь? Это же безумие! И вообще:
— Что вам нужно?
— Мерзну я, — повторил Старик, как будто Макс должен сам немедленно все понять. А как тут поймешь, когда ничего не понятно?
— Разве мертвяки мерзнут?
Старик не обиделся на «мертвяка»:
— Только они и мерзнут. Ты, мальчишка, понятия не имеешь, что такое настоящий холод!
Ветер с налету врезал Максу в лицо, Макс невольно захлебнулся и закашлял. Понятия не имеешь, что значит настоящий холод, да?
— Я уже замерз. Что вам нужно?
Но Старик как будто не слышал, а продолжал свою воспитательную беседу:
— Не прикидывайся! Я в твои годы умывался во дворе в одних трусах. В сорокаградусный мороз! А дрова колол в одной майке!
— А в школу ходил в одном носке… — Макс начал злиться. — При сорока градусах вода бы в умывальнике замерзла!
Старик зыркнул на Макса так, будто тот родину продал. Причем ему и по двойному тарифу, да еще и обсчитал пенсионера-то! Но дело было не во взгляде. Старик не моргнул, не шевельнул и пальцем, а Макс мешком рухнул в снег.
Будто невидимым пастушьим кнутом ударили в поясницу. Макса согнуло пополам и воткнуло лицом в сугроб. Удар был крепкий: как надвое разбило. Он рыл снег носом, затылком и опять носом, катался, как будто строит берлогу… Берлога получалась: когда Макс, наконец, смог подняться, яма в сугробе была приличная.
Дышать было тяжело, и боль рикошетом отдавала в спину. Чертов мертвяк, кем он себя возомнил! Макс ловко сбил его подсечкой в ту же самую яму, замахнулся ножом…
В живот как будто вогнали кочергу, покрутили и отбросили Макса в свежий сугроб. Он бился подбородком о собственные колени, глотал снег и думал: «Не подавиться бы». Из тысячи звуков ночного лагеря он слышал только собственные хрипы и снежный хруст. Ну держись, дед!
Ноги, наконец, нашли опору, Макс поднялся и на полусогнутых подбежал к Старику. Боднул в живот, разогнулся, с ноги достал в лицо, добавил с правой в челюсть, мазнул лезвием по ладони… И понял, что проиграл.
Никогда Макс не попадал под машину, но ему казалось, что это ерунда по сравнению с тем, как пытал его Старик. По спине, по ногам, даже по глазам, кажется, лупило-резало, как пастушьим кнутом. Вьюга мела, Старик смеялся, а Макс катался в своей берлоге и думал, когда это закончится. Долго думал. Успел наобещать себе, что никогда больше не будет подходить к старикам, драться с незнакомыми, лезть не в свое дело. Да: Сашку больше не искать — тоже обещал. Это очень больно…
Наконец, Старик позволил встать. Макс поднялся, но разгибаться не спешил. Живот и поясница болели одновременно, как будто тебя уже насадили на шампур и сейчас будут жарить. Перед самым лицом в сугробе блестело лезвие Серегиного ножа. И чем он помог? Ничем не помог, кто-то переоценил свои силы. Нож, между тем, надо было вернуть хозяину и по возможности — незаметно. Макс потянулся и получил по рукам невидимой палкой. Старик даже не шевельнулся, а удар был. И какой!..
— Я сам возьму. Иди в корпус.
— Это Серегин!
— Перебьется твой Серега. Не он в лесу живет. — Старик быстро поднял нож и сунул за пояс.
— Эй! Он же меня убьет! — Очередной удар был Максу ответом. Нож отбирать не то чтобы расхотелось, но не сейчас. Сейчас все болит, хочется зайти в палату и упасть.
Старик подтолкнул к двери.
— Пойдем, покажешь, где твоя кровать. Холодно мне в землянке.
И Макс пошел. И показал. И Старик улегся на его кровать прямо в валенках, цинично ляпнув: «Спокойной ночи». Он сразу же уснул, как человек с чистой совестью. А Макс думал, они не спят!
Первым делом он попробовал забрать Серегин нож, но тут же получил по рукам. Старик при этом даже храпеть не перестал, вот в чем штука! И что теперь делать? Хоть спать-то где?
Ребята и Старик синхронно сопели, так умиротворенно, как будто назло. А Макс хромал по темному корпусу туда-сюда. Угораздило же связаться с покойником. Он ведь просто так не отстанет теперь. А еще это… Сашка пропал. Макс шатался по палатам, как привидение. Потом стащил у кого-то покрывало и забрался спать в стенную сушилку. Скинул чьи-то валенки, покрывало на полке расстелил, прикрыл за собой двери. Зато тепло.