После обеда, простившись с генералом, Лыков отправился заселяться. Дом батальонера стоял по другую сторону от храма. Он поразил сыщика богатством обстановки. Были даже акварий с рыбками и фисгармония. Умеют жить сахалинские командиры! Вещи с парохода уже доставили. Лыков переоделся в переходный костюм и пошел купить бритвенного мыла, а заодно и посмотреть городок. И был неприятно удивлен. Все встречные за двадцать шагов сходили с тротуара и снимали перед сыщиком шапки. Сидевшие на лавочке вставали. Так делали даже те, кто не походил на арестанта. Когда появился какой-то совсем молодой чиновник в фуражке с кокардой, ему оказали такие же почести.
Алексей не знал, как ему поступить. Он отвечал «здравствуйте» всем, кто обнажал перед ним голову. И один раз сам приподнял шляпу, когда ему встретился явный интеллигент. Но все равно «шапочный вопрос» давил. Сыщик решил поменьше гулять по сахалинской столице. Когда он уже возвращался домой, ему навстречу попалась партия кандальников. Звон их цепей вносил в сердце какое-то особенно заунывное настроение… Солдаты с суровыми лицами держали винтовки на изготовку. При виде «благородия» вся партия, как один человек, безо всякой команды сорвала бескозырки.
– Здорово, ребята! – вполголоса ответил сыщик и побыстрее убрался восвояси. А что же ждет его в Корсаковске, где он будет царь и бог?
До вечера Алексей просидел в своей комнате, не показывая на улицу носа. Уже в сумерках из казармы вернулся Виктор, и они вдвоем поужинали. Батальонного командира, как выяснилось, тоже обслуживали каторжные. Повар был из тифлисского ресторана и готовил прилично. Алексей умял еще три жареные трепанги, выпил полграфинчика водки и несколько успокоился. Черт с ним, с Сахалином! Свои порядки заводить глупо, буду жить по ихним, решил он. До осени потерплю и вернусь туда, где шапку передо мной будет ломать только дворник…
Друзья засиделись до полуночи, стараясь говорить о приятном. Наконец глаза стали слипаться, и они легли спать.
Глава 6 Новые беглецы
Два дня Лыков провел в канцелярии, зазубривая свои права и обязанности. Жил он у Таубе. Раз на минуту туда зашел Бисиркин – проститься. Ему пора было возвращаться в Рыковское. Договорились встретиться там как-нибудь, и штабс-капитан уехал.
На третий день, в два часа ночи, за Алексеем явилась пролетка. В ней сидел хмурый и невыспавшийся Таскин. На козлах возвышался огромный детина при винтовке и револьвере.
– Это Буянов, – пояснил Иван Сергеевич. – Выдающейся силы и смелости. Я без него по Сахалину не езжу.
В кромешной тьме пролетка двинулась куда-то на юг. Коллежский советник, зевая, продолжил:
– Воеводская тюрьма отсюда в семнадцати верстах. Дуэ был когда-то первой столицей острова. Но сейчас просто обычное селение. Рядом угольные копи, поэтому там две тюрьмы: кандальная и вольная. Все добывают уголь.
– Мы не опоздаем? Надо застигнуть их до рассвета.
– Успеем. Буянов тут все канавы знает. Где мы с ним только не бывали!
Их на пароме перевезли через Дуйку – у Таскина все оказалось приготовлено заранее. Мелькнули в темноте какие-то два огня и скрылись.
– Провиантские склады, – сообщил Иван Сергеевич. – В Дуэ есть две дороги. Одна вдоль моря, короткая. Но там надо ехать через тоннель в горе Жонкьер. Мы этот путь не любим, потому что, когда выбираешься из горы, приходится часть пути катить по отмели. Если прилив или сильный ветер – беда! Поэтому сделали вторую дорогу, через горы. Она много безопаснее.
– Значит, тоннель зря строили?
– Не совсем зря. На другой стороне мыса выходит из моря телеграфный кабель. Телеграфисты – вот те пользуются тоннелем. Еще там солеварня. А другие ездят в обход.
Помолчав, начальник округа добавил:
– Опять же надо было чем-то занять каторжных…
И выпускник Александровского лицея уныло выругался по матери…
Дальше ехали молча и даже успели подремать. Через час экипаж остановился перед высокими палями. Лыков и Таскин вышли. Их встретили двое. Один был в тужурке тюремного ведомства, другой – в офицерской шинели.
– Ваше высокоблагородие! – доложил первый. – К поверке все готово!
Таскин представил Лыкова местному начальству. Штабс-капитан Машинский возглавлял Дуйскую воинскую команду. Смотритель Фищев заменял своего предшественника, бежавшего во Владивосток. Не имея никакого чина, он управлял двумя тюрьмами (Дуйской и Воеводской), рудником и еще селением Дуэ. Такое несоответствие – и всего в семнадцати верстах от столицы. Что же творится на окраинах?
– Сколько человек под вашей рукой? – спросил Лыков.
Фищев стал загибать пальцы:
– В обеих тюрьмах общим счетом восемьсот каторжных. В Дуэ поселенцев триста душ… Воинская команда сто сорок… И в копях по вольному найму сто пятьдесят. Полторы тыщи выходит, ваше высокоблагородие!
– И как справляетесь?
– Бог грехами терпит…
Лыков заметил, что по периметру забора тюрьма окружена солдатами. Когда ворота распахнулись, выяснилось, что на дворе выставлен усиленный караул.
Собственно Воеводская тюрьма состоит из трех больших бараков и одного малого. Сюда присылают со всего Сахалина штрафников и рецидивистов. Здесь же содержатся те, кого за беспокойный характер приковали к тачке. Народ самый отчаянный. Теперь Лыкову предстояло проверить его на предмет наличия. Интересно, сколько тут встретится его, Алексея, знакомцев? За время службы сыщик арестовал несколько сот уголовных. Будучи «демоном», в притонах и на пересылках тоже знавал многих. Память у него феноменальная. Ну-ка, ну-ка…
Проверяющие вошли в первый корпус. Длинный коридор, в конце его чадит масляная лампа. Вонь невообразимая… По обеим сторонам двери, рядом с каждой табличка. Лыков подошел и едва разглядел в темноте: «Камера нумер один. Иван Непомнюзвать, бессрочный. Василий Концов, бессрочный. Полуект Федюнин, бессрочный» и так далее, всего двенадцать человек.
Надзиратель, со злым чугунным лицом, распахнул ближайшую дверь и заорал:
– Подъем! Выходи строиться!
– Чево орешь, околелый черт! – послышалось в ответ, а затем полетели и матюки. Но тюремщик уже шел к следующей двери. Не выдержав ужасного запаха, Алексей вернулся на двор. Следом за ним выскочило и остальное начальство.
– Как они этим дышат? – спросил сам себя Таскин, отплевываясь.
На тюремном плацу тем временем зажгли все четыре фонаря. Из бараков стали выползать люди. Раздраженные, невыспавшиеся, они выстраивались в шеренгу. Темно, холодно, промозгло… Каторжные стояли без шапок и мерзли на ветру. Алексей не выдержал и скомандовал:
– Шапки надеть!
Арестанты мигом накрыли головы и будто повеселели. Матерная брань сменилась приглушенным разговором. Кто это там такой добрый? Из новых – лицо незнакомое. Каторга любопытна, она все подмечает и истолковывает по-своему.
Фищев почтительно тронул Лыкова за рукав:
– Ваше высокоблагородие! Дозвольте начинать? А то на штрафы попадем.
– Какие штрафы?
Подошел начальник округа и пояснил:
– Штрафы владельцу копей. Угольные ломки сданы в аренду акционерному обществу «Сахалин». По договору, мы должны ежедневно командировать в общество четыреста рабочих. За каждого недопоставленного – рубль штрафу. Вот смотритель и опасается, что поверка затянется и…
– Иван Сергеевич, давайте сегодня наплюем на штрафы. Проверять будем тщательно, не глядя на часы. Иначе не имеет смысла.
– Наплюем так наплюем, – нехотя согласился Таскин. – С генерала, конечно, голову в Петербурге снимут за перерасход. Ну да не в первый раз…
Наконец все арестанты выстроились на дворе. К ним вышел Фищев со списками в руках. Старший надзиратель светил ему лампой. Лыков и Таскин стояли сбоку. Огромный Буянов занял позицию в затылок коллежскому советнику. Как бы невзначай он положил ручищу на кобуру…
– Аванезов Ашот!
– Я!
– Ко мне!
Подошел оборванец, придерживая кандалы руками. Смотритель тщательно сверил его приметы по спискам и кивнул в сторону:
– Вставай туда. Архипов Иван!
Шеренга враз загудела:
– Эвона што! Ай да поверка! Беглых ищуть!
– Архипов Иван! – повторил смотритель, повысив голос. – Ко мне!
Перекличка шла быстро. Лыков встал поближе к бумагам и читал их через плечо Фищева. Через несколько минут тюремщик выкрикнул:
– Збайков Иван!
Подошел рослый парень, и Алексей узнал его. Это был маз [28]дорогомиловских налетчиков Ванька Пан. Они встречались в Москве в восемьдесят третьем году. Лыков под своим именем, но в образе независимого человека, искал тогда двух убийц [29]. Когда личность была удостоверена и Пан перешел в новую шеренгу, сыщик обратился к Таскину:
– Иван Сергеевич! Я знаю вон того детину. А мне нужен денщик. Этот бы сгодился. Могу я забрать его с собой?
Коллежский советник заглянул в бумаги.
– Збайков? Но он же бессрочный!
– Полноте! А то ваш кучер не из таких! А лакеи? Переведите Збайкова в исправляющиеся и отдайте мне.
Таскин несколько секунд смотрел на Алексея, словно пытаясь понять, не шутит ли он. Потом рассмеялся.
– А вы ловкий человек, Алексей Николаевич! Ну хорошо. Если этот громила так вам приглянулся, берите.
И скомандовал смотрителю:
– Збайкова расковать, отвести в караульную. С вещами!
– И статейным списком, – добавил Алексей.
Фищев кивнул надзирателю, Ваньку Пана взяли из строя и увели; лицо у него сделалось растерянное.
Поверка продолжилась. Сыщик узнал еще одного знакомца – учетного [30]с московской Арженовки. Потом смотритель крикнул:
– Редькин Федул!
Подошел арестант с угреватым добродушным лицом. Фищев задрал ему левый рукав, обнаружил на предплечье родимое пятно размером с двухкопеечник и кивнул. Хотел уже отослать парня, но тут Лыков сказал вполголоса:
– Это не он.
– Но пятно сходится! – возразил смотритель. – И рост, и цвет волос!
– Подобрали по приметам, а пятно выжгли ляписом, – пояснил надворный советник. – Я сам арестовывал Редькина три года назад. Это не он.
– Вот и первая добыча! – рявкнул Таскин. – В карцер его!
Лже-Федула утащили, потчуя ножнами по спине. А вскоре вновь случилась заминка. Когда смотритель выкрикнул Садрутдинова, из толпы ответили, что он в лазарете.
– Тащи его сюда хоть замертво! – скомандовал Таскин. Надзиратель побежал в лазарет. Все – и триста арестантов, и начальство – стояли и ждали. Уже рассвело, потушили фонари. Изо рта у людей шел пар. Оставшиеся два десятка непроверенных сбились в кучу. Фищев стал что-то говорить, но начальник округа махнул на него рукой. Потом отобрал у смотрителя бумаги, поглядел в них и с многозначительной гримасой передал Лыкову. Тот пробежался глазами: однако! Бессрочная каторга за четыре убийства, два побега, особо опасный.
– Настоящий Редькин такой же, – сказал сыщик начальнику округа. – Только убийств больше – пять. Зверюга. Когда я его брал, он мне чуть палец не откусил, сволочь.
– Полагаете, татарина нет в лазарете?
– Конечно. Сбежали оба.
Догадка Алексея подтвердилась. Надзиратель, весь в мыле, вернулся и доложил, что Садрутдинова не нашли. Таскин с бранью накинулся на смотрителя и даже замахнулся кулаком. Тот стоял навытяжку и бормотал:
– Не могу знать, ваше высокоблагородие… Столько людей, а я один… Не могу знать…
Лыков понимал, что перед ним как приезжим разыгрывают спектакль и никто смотрителя не накажет. Когда коллежский советник наорался всласть, сыщик спросил штабс-капитана Машинского:
– Скажите, а куда здесь обычно бегут?
– В старые копи. В новых галереи пошире и народу много. А в старых есть такие места, куда никто не лазит. Опасно! Завалить может. Вот беглые и живут там неделями, а каторга им еду носит. Пока не уберутся на материк…
– Немедля туда! – скомандовал начальник округа. – Я им покажу материк! Оцепить все выходы и послать под землю команду!
Лыков с сомнением покачал головой.
– Мы не знаем, когда были совершены побеги. Может быть, месяц назад? И ребята уже давно на той стороне.
Штабс-капитан поддержал сыщика:
– Я солдат в старые копи не пошлю! Это значит погубить их за пустяк! Сначала укрепите своды, а потом приказывайте такое!
– Побег двух особо опасных для вас пустяк?! – взбеленился Таскин. – Они ведь на вашей совести, как старшего лица в карауле. Я немедленно доложу об этом генералу! Под суд пойдете!
– Как угодно, господин коллежский советник. На Сахалине ежегодно бежит пятьсот человек. Если за каждого под суд отдавать, с кем останетесь?
Штабс-капитан и коллежский советник повернулись друг к другу спиной, перепалка смолкла. Наконец Таскин рявкнул на смотрителя:
– Что стоишь? Посылай на работы!
Фищев скомандовал надзирателям, те забегали, стали разбивать кандальников на партии. Тюремщик повернулся к начальству:
– Не угодно ли ко мне? Замерзли же… Чаю попить, и не только…
Таскин оживился.
– Да, холодно по утрам… Водки было бы сейчас в самый раз. Как, Алексей Николаич?
– Можно. Но сначала сделаем одну вещь.
– Что за вещь?
– Иногда беглые прячутся в самой тюрьме. Надо ее обыскать.
– Беглые – в тюрьме? – расхохотался Таскин. – Сразу видать ученого человека! Кабинетного, я хотел сказать, работника. Это даже для анекдота не годится!
Смотритель неуверенно хихикнул, а Машинский поглядел на сыщика с интересом. Лыков ответил:
– Я, господин практик, всю Сибирь этапом прошел, исполняя августейшее поручение. И чем на самом деле живет тюрьма, знаю много лучше вас. Желаете поспорить?
– Нет, ну…
– Господин штабс-капитан, – сыщик повернулся к офицеру. – Дайте мне двух сообразительных ефрейторов. Которые никого не боятся.
– Есть, и как раз такие! Арешкин, Струмилин, ко мне!
Подбежали два линейца, ловкие, плечистые.
– В распоряжение господина надворного советника.
– Есть!
Лыков пошептался с солдатами и решительным шагом направился в казарму. Один ефрейтор нес перед ним фонарь, другой тащил крепкий длинный рычаг. Остальное начальство, заинтригованное, шло следом.
Сыщик заставил караульных шарить рычагом под нарами. В проход полетели какие-то мешки, узлы, корзины с грязным барахлом. Воздух внутри, казалось, можно пощупать – такой он был густо-вонючий. Обыскав весь барак, солдаты нашли водку, карты и много другого запрещенного, однако беглых не обнаружили.
– Ну а я что говорил! – обрадовался Таскин, но невозмутимый Лыков уже шел в другой барак. Как только сунули там лагу в печной угол, сразу на кого-то наткнулись.
– В тепле прячется, – констатировал Алексей. – Дай-ка мне деревяшку.
Он взял рычаг наизготовку. Штабс-капитан нагнулся и сказал в темноту:
– Вылазь, не то прикажу стрелять.
Послышалось тяжелое дыхание, возня, и из-под нары появился человек.
– Вот и настоящий Редькин, – узнал его сыщик. Дал выбраться наружу и сильно приложил рычагом по спине:
– А не кусайся!
Ефрейторы выволокли незадачливого беглеца на улицу. Таскин был сконфужен.
– Прошу меня простить, Алексей Николаевич… за кабинетного работника. Вижу, был не прав. Нет ли там и второго?
Но Садрутдинова нигде не нашли. Начальник округа и штабс-капитан помирились и разработали план дальнейшего поиска. Решили усилить караулы вокруг старых копей и временно остановить там добычу угля. Если беглый внутри, то хлеба ему никто не принесет. И он сам от голода и жажды выберется наружу. Неделя такого режима откроет преступника. А не откроет – значит, он уже на материке.
Позавтракав у смотрителя водкой и закуской, гости засобирались домой. Хозяину поручили проверку Дуйской тюрьмы, но больше для проформы. Она не кандальная, и народ там сидит второсортный. Хватит с них и Фищева…
Перед отъездом Лыков забрал бумаги на Ваньку Пана и пошел в караулку. Каторжный стоял без кандалов, с мешком в руках, такой же растерянный. Увидев фуражку с кокардой, он вытянулся в струну. Сыщик сказал:
– Здорово, Иван. Помнишь меня?
Парень всмотрелся и ахнул:
– Лыков! Так ты… виноват, ваше высокоблагородие!
– Да, я был «демоном» шесть лет назад. Сейчас вот командирован на Сахалин. Ненадолго.
Ванька Пан глядел на сыщика во все глаза и не знал, что ответить.
– Мне нужен денщик на время, пока я здесь. Пойдешь ко мне?
– Я… эта…
– Дурак! – прошипел Лыков. – Соглашайся! Поживешь при мне несколько месяцев, хоть от рудников отдохнешь. Цепи я с тебя уже снял. Ну!
– Так точно, согласен!
– Зови меня Алексей Николаевич. А там разберемся, что с тобой дальше делать. Пойдем!
Они выбрались на улицу. Збайков взвалил на спину мешок, оглянулся. Страшная Воеводская тюрьма смотрела на него мрачными окошками казарм. Часовые с примкнутыми штыками стояли через каждые пятьдесят шагов. Ветер гнал с моря свинцовые тучи.
– Все, Иван. Ты сюда больше не вернешься. Если сам не сглупишь!
Каторжный глядел, до конца не веря, хотел спросить, но не решался.
– Что?
– А почему вы… именно меня?
– Тогда в Дорогомилове ты показался мне приличным человеком. Не из таких, что грабят нагих. Так ведь?
– Ну… совесть не пропил. Но ежели вы думаете, что Ванька Пан станет вам за это плесом бить [31], лучше сразу верните меня обратно.