– Он не простит, – устало сказал Антуан Коте, когда спины июньских солдат исчезли в окружающем поляну перелеске. – Он правду сказал, Франсуа – тебе это может дорого обойтись.
– И что ты предлагаешь?
– Ничего. Хотя… – Коте исподлобья заглянул лейтенанту в глаза.
– Что «хотя»? Договаривай, раз уж начал.
– Можно было бы его… – Коте сделал паузу и провёл большим пальцем правой руки по горлу. – Шлёпнуть. И списать на февральскую вылазку.
– Шлёпнуть? – задумчиво повторил Франсуа. – Можно было бы… Только дела это не решит, вместо него донесёт священник.
Коте откашлялся.
– И его тоже, – сказал он твёрдо. – За компанию.
– Ты всерьёз? – Франсуа оторопел.
– Я абсолютно серьёзен. Хочешь, возьмём грех на душу? Вдвоём с Дюжарденом мы их сделаем. Можно сегодня ночью.
Франсуа выдохнул, посмотрел на Антуана в упор.
– Спасибо, дружище, – сказал он. – Поверь, я оценил то, что ты предложил. Ещё как оценил. Не надо никого шлёпать, пускай живут. Выкручусь как-нибудь, и не из таких переделок выкручивался.
– Ладно, дело твоё. – Коте насупился. – Только я бы, ни секунды не раздумывая, спустил обоих. Командиры, мать их. Видал, как эти июньские неженки перетрусили, едва оказались на мушке? Я думал, в штаны себе наложат. Не удивлюсь, если кто и наложил. Вояки… Интересно, кто-нибудь из них знает, куда нажимать, чтобы из ствола вылетела пуля.
– Знают, знают, – пробормотал Франсуа. – Обучены. Хотя воевать им там, конечно, не с кем. Однако в июле, видимо, предвидят, что торги будут напряжёнными, иначе не прислали бы этих клоунов. Толку от них, правда… Но это дело десятое. Что-то затевается, Антуан. Нехорошее что-то. И, сдаётся мне, в первую очередь пустят под огонь не этих оловянных солдатиков, а нас. А февральские парни, в отличие от этих, в штаны не наложат.
– Знаешь, командир, – Антуан Коте хохотнул, – был бы мой выбор, я охотней стал бы драться с этими, чем с парнями из февраля. Не потому, что с ними проще. А оттого, что февралиты мне даже где-то симпатичны. А июньские бездельники – нет.
– Сказать по правде, я тоже, – признался Франсуа. – У меня они, кроме отвращения, ничего не вызывают. Зато отвращение – в полный рост. Напополам с брезгливостью.
Один за другим потянулись походные дни. Сол привычно снижался к южному горизонту, ночи становились темнее и холоднее, оскудела, а потом и вовсе сгинула молодая трава, исчезли почки с берёз.
К середине второй недели похода Франсуа приказал высылать разведку. Партия за партией уходили на сутки вперёд и возвращались, не обнаружив ни февральских заслонов, ни торговцев. Это было странно, традиционно торги проходили на ничьей земле на равном расстоянии от февраля и апреля. Когда и третья неделя истекла, Франсуа скрепя сердце отправился в арьергард и разыскал капитана Гордона.
– Мы пересекли рубеж, – сказал он. – Обычно февралиты встречали нас в середине марта. Иногда разница составляла сутки, реже – двое. Теперь же мы углубились в землю марта на целые три недели. Ещё семь дней марша, и начнётся февраль. Я думаю, зимники решили не проводить торги. Не знаю, по какой причине.
– Вы уверены? – спросил Гордон обеспокоенно.
– Практически уверен. Хотя, конечно, всякое возможно. Например, не набрали достаточного количества шкур к сроку. Или не наловили рыбы. Однако за бытность мою командиром кочевья такая ситуация случилась впервые.
– И что вы предлагаете делать?
– Я? – Франсуа удивлённо поднял брови. – Ничего. Вы командир, вам и решать.
– Вы советуете идти дальше?
– Простите, – сказал Франсуа бесстрастно. – Позвольте повторить: я ничего не советую. Я лишь сообщил вам, что через неделю, если мы будем маршировать в том же темпе, начнётся февраль. И так как торгов, очевидно, не будет, наше появление там, вероятно, расценят как нападение. Со всеми вытекающими последствиями.
– Вот как? Что мешает вам выслать вперёд разведку?
– Мне ничего не мешает. Разведчики и так уже уходят на полтора суток вперёд. Скоро, однако, и это станет затруднительно. Ещё неделя, и света Сола больше не будет. Это значит, что ночью станет абсолютно темно, и передвигаться без факелов или фонарей станет невозможно. А факельщики и фонарщики, как вам наверняка известно – отличные мишени. Я не собираюсь посылать своих людей на убой.
– И тем не менее вам придётся это проделать, – Гордон усмехнулся. – Не сгущайте краски, лейтенант, войны с февралём нет, с чего это февралиты станут убивать ваших солдат. Я хочу убедиться в том, что торги отменены намеренно, а не из-за досадной случайности. Ваши разведчики достигнут февраля, лейтенант, и переговорят с зимниками. Мы будем их ждать.
– Почему бы вам не послать своих людей, капитан?
– Это не вашего разумения дело. Исполняйте.
Последнюю разведывательную партию, на самой границе февраля и марта, лейтенант Мартен решил возглавить лично. Уходили утром по первому, скрипящему под сапогами снегу, который нанёс за ночь промозглый ветер. Лошадиные копыта скользили по белой крупе, кони недовольно ржали, и вслух роптали люди. По Ремню двигались, пока не стемнело. Едва видный на горизонте краешек оранжевого диска Сола с каждым часом становился всё меньше, эфемерней, и, наконец, исчез. За час до заката Нце Франсуа скомандовал остановку. Люди спешились и, держа коней под уздцы, нетерпеливо смотрели на командира в ожидании приказа.
Франсуа, однако, пребывал в нерешительности. Можно было зажечь фонари и продолжить движение в их свете, рискуя нарваться на февральские пули. Можно было заночевать в лесу, чтобы продолжить движение назавтра. А можно было завернуть оглобли. Франсуа прикинул «за» и «против». Он отдавал себе отчёт в том, что возглавил партию в тайной надежде увидеть Хетту. И также отдавал себе отчёт в том, насколько эта надежда мала.
– Я пойду вперёд, – наконец решил он. – Со мной двое добровольцев, все прочие останутся здесь и будут ждать нашего возвращения. Если не вернёмся через трое суток, оставшиеся уходят обратно на восток. Итак, добровольцы?
Вперёд шагнули все восемнадцать разведчиков. Франсуа улыбнулся.
– Не сомневался в вас, ребята, – сказал он. – Ты, Моншери. И ты, Жерар. Вы идёте со мной. Сержант Артуаз остаётся за старшего.
Всю ночь, не давая ни себе, ни коням передышки, двигались по Ремню на восток, в коридоре пряных сосен, плотными рядами сомкнувшихся по обочинам. Фонари тускло освещали заснеженную дорогу, выхватывая из темноты зловещие белёсые пятна, пляшущие в такт конскому топоту. Франсуа колотил озноб, ему было страшно и, глядя на ощерившиеся, напряжённые лица Рене Моншери и Анри Жерара, он понимал, что в своём страхе не одинок.
К утру, когда на севере разогнал темноту тускло-серебряный диск Нце, всадники немного приободрились. Вскоре Франсуа приказал гасить фонари. Теперь шли по Ремню вереницей, лейтенант впереди, конь Моншери отставал на полтора корпуса, Жерар замыкал.
Февралитов они обнаружили, когда Нце уже подкатывался к зениту, а вернее сказать, февралиты обнаружили их.
– Стоять! – по-июльски выкрикнули из-за дорожного поворота. – Стоять на месте, если жизнь дорога!
Франсуа осадил коня. Спешился.
– Оставайтесь здесь, ребята, – бросил он и, вытянув из кобуры револьвер, протянул Моншери: – Подержи пока. Я поговорю с ними.
Подняв вверх руки, Франсуа двинулся на голос. Он шагал по обочине и явственно чувствовал, как его грудь разглядывают сейчас в перекрестье прицела. Страха, однако, не было, страх ушёл, остался позади, потерялся в чёрной февральской ночи.
За поворотом дороги лейтенанта ждали двое молодых парней с винтовками за плечами. Ни того, ни другого Франсуа раньше не видел.
– Лейтенант Мартен, – представился он, застыв в десяти шагах от февралитов. – Можете не опасаться меня, я безоружен.
– Нам нечего опасаться, лейтенант, – строго сказал тот февралит, что стоял слева. – Тебе пока тоже. Сколько вас?
– Трое. За нами в полутора сутках пути никого нет.
– Верю. Зачем пожаловал?
– Узнать, что случилось.
– Ты не знаешь, что случилось, лейтенант?
Франсуа промолчал.
– Растолкуй ему, Свен, – попросил тот, что стоял справа.
– Нечего растолковывать. – Свен сплюнул в снег. – Возвращайся к своим, лейтенант, и передай, что торгов больше не будет.
– Вообще не будет?
– Вообще.
– Могу я спросить почему?
– А ты уже спросил, – февралит внезапно дружелюбно улыбнулся. – Я слыхал о тебе, – добавил он. – От Бьёрна Йохансона, тот говорил, что ты отличный парень, и вообще, он сожалеет, что вы по разные стороны марта. Ты знаешь Бьёрна, лейтенант?
– Знаю, – Франсуа кивнул. – И его сестру Хетту Йохансон тоже.
– Не мудрено, – хохотнул Свен. – Красивая девочка. В общем, так, приятель, передай своим – вы нас достали. Знаешь, что такое «достали»? Это означает, что мы не станем иметь с вами больше никаких дел. Если июльским вельможным господам нужны звериные шкуры, пускай приходят и попытаются их забрать. Силой, потому что по-другому мы не отдадим. Всё понял? Так и передай. А теперь ступай отсюда, приятель. И больше не возвращайся.
Глава 9
Июль. Джерри
Головной седан притормозил и свернул с Ремня на неровную колдобистую грунтовку. Она вела к обширному незасеянному полю, отстоящему от дороги на полторы мили. Таких полей на всей планете было четыре, одно находилось сейчас в январе и лежало под снегом, два других – в октябре и апреле. Каждое использовалось раз в год – как космодром, когда наступал август. В августе на поле приземлялся торговый корабль компании «Галактико», и происходил обмен.
В головном седане на пассажирском сиденье подобрался Уэйн Каллахан, начальник службы безопасности клана Каллаханов и кузен главы клана Джерри. Неделю назад клан перешёл на военное положение в связи с конфликтом с Уотершорами, и Уэйн усилил охрану, ввёл круглосуточные вахты телохранителей, которым раздал вывезенное из августовских арсеналов оружие. Сам Уэйн носил в боковой кобуре восемнадцатизарядный пистолет-автомат, а в подмышечной – ещё один, тоже автоматический, только девятизарядный. Полторы дюжины подчинённых ему родственников разной степени дальности довольствовались наплечными автоматами системы «Гроза», менее удобными в обращении и более громоздкими, зато с улучшенной кучностью стрельбы и повышенной дальнобойностью.
Джерри Каллахан следовал за головным седаном в массивном, крашенном под бронзу джипе. Он сидел за рулём сам, охрана расположилась сзади. Джерри не любил автомобильной езды, предпочитая перемещаться на геликоптере, однако четырежды в год, во время обмена, вынужден был залезать под раскалённую Солом бронзовую покатую крышу. Обмен требовал его личного присутствия и зачастую дипломатических способностей – переговоры с представителем компании всегда были делом достаточно сложным.
Два под крышу гружённых шкурами зимних зверей трейлера шли впритык за джипом, за ними цепью по двое – дюжина мотоциклистов.
На окраине поля крытая щебнем оборвалась, седан и джип сдали в перелесок, тягачи протащили трейлеры по целине и, пройдя сотню ярдов, встали.
Джерри выскочил из машины наружу. Сол, как всегда, стоял в зените, пекло немилосердно, трава на опушке перелеска поникла под зноем.
Кузен Уэйн отослал половину команды в круговое охранение, оставшейся половине приказал ставить палатки и длинными размашистыми шагами двинулся к Джерри.
– На сегодня всё, – сказал Уэйн, проводив взглядом оседающий к горизонту Нце. – Можно отдыхать до утра.
Джерри кивнул. На обмен он приезжал традиционно за сутки, ночь проводил в лесу, высыпался, вдыхая терпкую смесь ароматов смолы, мха и хвои, вставал с восходом, и следующие несколько дней было уже не до отдыха. Наутро прибывали из августа мобильные склады, затем начиналась разгрузка трейлеров, а к вечеру грузовоз «Галактико» заходил на посадку и начинался обмен, который и продолжался двое суток, а то и дольше, если по ходу возникали проблемы.
Джерри долго не мог заснуть. В палатке было прохладно, работал запитанный от джипового генератора кондиционер, из леса наносило привычные терпкие запахи, мешающиеся с духом жареной зайчатины, которую охрана запекала на вертелах на костре. Гортанно покрикивали лесные птицы, стрекотали цикады в ветвях, и обычно под эту гамму спалось глубоко и сладко. Сегодня, однако, сон упорно не шёл. Мысли о том, что республика балансирует на краю пропасти, и он, Джерри, вместе с ней, не давали покоя. Неверный шаг, и на нём всё закончится. Впервые за несколько последних лет Джерри пожалел, что не успел жениться и оставить наследника. Умри он или погибни, и в клане почти наверняка разразится внутренняя война, которая может закончиться крахом, распадом клана и физическим устранением новых лидеров, тех, кто рискнёт принять власть после его смерти. А потом и гибелью всего, ослабленного, раздробленного междоусобицей клана Каллаханов.
Нависшую над ним, преследующую его опасность Джерри ощущал чуть ли не физически. Она была во всём – и в прощальном умильно-масленом взгляде Ригана, и в нахмуренных бровях и нарочитой небрежности рукопожатия Уотершора, и ещё в чём-то или в ком-то неуловимом, скользком, вкрадчивом, чьё незримое присутствие Джерри постоянно ощущал.
Мобильные августовские склады прибыли с восходом Нце. Две бригады грузчиков опорожнили трейлеры, рассортировали и разложили на подводах звериные шкуры. День прошёл в ожидании, а под вечер на восточном горизонте появилась яркая жёлтая точка. До заката она росла, затем превратилась в диск, обросла прочертившим небо огненным хвостом и по пологой параболе прыгнула вниз. На космодром обрушился яростный, чудовищный рёв. Он нарастал, силился, пока корабль кормой не коснулся земли и столб пыли не смешался с продуктами сгорания топлива в посадочных двигателях. Рёв пошёл на убыль, затем и вовсе утих, зато поле окуталось непроницаемой для глаза пылевой взвесью. Когда она, наконец, рассеялась, показалась гигантская стела корабля с мигающими по всей длине неоновыми бортовыми огнями. Затем мельканье неона пошло на убыль, а потом и вовсе прекратилось, из корпуса корабля выдвинулся и врос в землю бесформенный блестящий покатый срез, вскоре принявший твёрдые очертания и превратившийся в трап. Когда колебания трапа унялись, над ним раскрылся тёмный, продолговатый, вытянутый по вертикали овал, и оттуда на ступень шагнул человек в салатно-зелёном комбинезоне. Человек сбежал вниз, у основания трапа замер. Джерри, махнув рукой своим, чтобы оставались на местах, двинулся ему навстречу.
Он шёл по жухлой, спалённой зноем траве и думал о том, что его спина – прекрасная мишень для снайпера. Он понимал, что убивать его здесь и сейчас не будут – слишком рискованно и может поставить под угрозу всю дальнейшую внешнюю торговлю. Умом понимал, а подсознание противилось рассудку и требовало не шагать на глазах и на виду у всех через открытое пространство, а немедленно искать укрытие, затаиться в нём и не вылезать, пока не будет выставлен круг безопасности и кузен Уэйн не скажет, что можно. Затаиться и спрятаться он, однако, не мог – традиции требовали личной встречи капитана грузовоза и главы клана, отвечающего за внешнюю торговлю республики. Те же традиции требовали идиотского ритуального рукопожатия и взаимных заверений о чистоте намерений. После чего партнёрам предстояло провести в обществе друг друга двое суток, стараясь по возможности выторговать лучшую цену за свой товар и сбить цену визави.
Капитана торгового корабля компании звали Христофором Папандреу. Джерри имел с ним дело уже пятый год и знал как человека решительного, но в то же время хитрого и изворотливого. За сделки Папандреу полагался от компании процент, тем больший, чем большую выгоду тот умудрялся извлечь.
Обменявшись рукопожатиями, наградив друг друга дружелюбными улыбками и скороговоркой пробормотав дежурную фразу о взаимном уважении и честности, Джерри и Христофор поднялись по трапу и один за другим нырнули в овальное отверстие в корпусе.
– Прошу вас, мой друг. – Капитан пропустил гостя вперёд и, проследовав за ним по безлюдному, ярко освещённому коридору, распахнул дверь кают-компании. – Садитесь, – Христофор указал на ближнее из двух кресел, стоящих по бокам массивного, крытого белой скатертью стола. – Коньяк, ром, виски? Есть прекрасный «Блэк лэйбл».
– Виски, пожалуй.
Прилизанный юркий стюард в салатной униформе за минуту заставил стол закусками, откупорил строгой формы граненую бутыль, разлил её содержимое по бокалам и исчез.
– С чего начнём? – Христофор пригубил и взглянул на Джерри поверх обреза бокала, наполовину наполненного тёмной дымчатой жидкостью.
– С Нце, как обычно, если не возражаете.
– Как вам будет угодно. Никак не могу привыкнуть к вашему названию местной луны. Даже выговорить его бывает трудновато. Слушаю вас.
– К сожалению, было принято решение не платить за него больше, – сказал Джерри.
Капитан удивлённо поднял брови:
– Решение не платить? Как прикажете вас понимать?
– Текущий контракт истекает через полтора года. Мы не собираемся его продлевать.
Фотонный излучатель был установлен на Нце той же компанией «Галактико» сразу после образования монополии. Он производил достаточно света и тепла, чтобы поддерживать жизнь в зимних месяцах и не давать омывающему материк океану замёрзнуть. Работал излучатель на урановых двигателях, нуждающихся в ежегодной подзаправке топливом. Обычно республика платила компании за пять лет вперёд, и срок очередного платежа как раз наступил.
На этот раз, однако, контракт решили не продлевать. От населения зимы планировали избавиться, а охотничьи партии могли немного и помёрзнуть, чтобы отогреться потом в лете.
– Что ж, – бросил Христофор бесстрастно. – Не продлевать – значит не продлевать. Однако позвольте вопрос: вы отдаёте себе отчёт, что прекращение работы излучателя неминуемо приведёт к массовой гибели населения?