Провинившегося ремесленника подвергли бичеванию, после чего он был изгнан за пределы резиденции Ордена.
– Что же, сеньоры братья, – проговорил Жак де Майи. – Паршивая овца покинула наше стадо, но другой брат сегодня вернется в наши ряды. Брат Анри отбыл часть наказания, и мне сдается добрым, чтобы он, если вам угодно, был поднят [123] .
Рыцари и сержанты дружно зашумели, выражая одобрение. Брат Анри, который, как наказанный, не присутствовал на капитуле, был приведен, и поставлен на колени перед магистром.
– Дорогой брат, – сказал тот, – братья выказывают вам великую доброту, поскольку могли бы продержать вас в наказании долго, ежели пожелают, но сейчас они вас поднимают, и Бога ради, хорошенько остерегайтесь того, что вы делать не должны, как если бы они долго продержали вас в наказании.
– Благодарю вас, братья, – проговорил брат Анри, поднимаясь с колен. – Во имя Матери Божией, которая есть покровительница нашего Ордена!
Де Майи открыл рот, собираясь что-то сказать, но такой возможности ему не представилось. Входная дверь, наглухо закрытая во время капитула, с грохотом распахнулась.
– Братья! – воскликнул вбежавший сержант, один из тех, кто охраняли ворота резиденции. – Королевский знаменосец [124] во дворе! Неверные осадили Крак де Монреаль и вторглись в Галилею!
– Святая Троица! – в устах магистра это прозвучало как ругательства. Воины Храма возбужденно зашумели. Да, Орден знал, что грядет война, готовился к ней, но известие оказалось неожиданным.
– Братья, во имя Господа! – голос Жака де Майи обрел мощь большого колокола, и легко перекрыл гомон собравшихся. – Мы вынуждены прервать наш капитул. Будьте готовы выступать завтра. Пусть каждый проследит за своими оруженосцами. А всем бальи тотчас собраться на совет в моих покоях…
Широкими шагами он покинул помещение. За ним поспешили должностные лица Ордена – сенешаль, маршал, те из командоров, кто оказался в этот момент в Иерусалиме.
– Вовремя меня подняли с земли, – сказал брат Анри, подойдя к Роберу. – А то после такой новости или забыли бы об этом, или продлили бы срок…
Молодой рыцарь нашел силы только кивнуть.
– Пойдем, – де Лапалисс решительно развернулся, направляясь к двери. – Нужно проверить коней и снаряжение. Тогда, может быть, останется время поспать!
24 июля 1207 г. Левант, дорога между Наблусом и Назаретом
Солнце висело в небе раскаленным ослепительным шаром. От него исходил сухой, злой жар. Склоняясь к западу, туда, где за морем, лежит милая Франция, светило разбухало, и приобретало красный оттенок, но никоим образом не умаляло свирепости.
Шел второй день стремительного марша на север. Утром дня Святого Либория монастырь Ордена Храма в составе трехсот рыцарей выехал из Святого Града. Кроме рыцарей, в войске было около полутора тысяч конных и пеших сержантов, несколько сот туркополов и немалое количество оруженосцев. По дороге к тамплиерам присоединялись отряды, прибывающие из прибрежных городов, которым пока опасность не грозила и гарнизоны которых можно было слегка ослабить – Яффы, Арсуфа, Цезареи.
Стремительным маршем была пройдена дорога до Наблуса. Королевский замок около него стоял покинутым, а сам город выглядел пустым. Виконт готовил его к обороне, но понятно было, что серьезной осады Маленький Дамаск [125] не выдержит.
Не останавливаясь, рыцари проследовали мимо него на север. Длинная колонна войска растянулась по дороге. Исполинским хвостом над ней поднималась противная и мелкая пыль. Она оседала на одежде, скрипела на зубах, забиралась в горло, заставляя сплевывать липкие ошметки грязи.
– Куда мы направляемся? – спросил Робер утром первого дня пути.
– В Саферию, – ответил брат Анри, который ехал рядом с молодым нормандцем как простой рыцарь. – Это городок чуть севернее Назарета. Там, у фонтана – традиционное место сбора войск королевства в случае нападения.
– А если враг придет с юга, из Вавилонии? – удивился Робер.
– Для этого случая есть другой пункт сбора – Аль-Ариш, – сказал де Лапалисс.
В тот день они больше не разговаривали. На это просто не было сил, их отнимала дорога. Солнце, словно ставшее союзником сарацин, поливало дорогу смертоносным жаром.
Второй день выдался еще хуже. Только к вечеру войско вступило в пределы Галилеи. Горы здесь тоже были, но не такие дикие, и ощущался дующий с моря, с запада, прохладный ветер. Бесплодные ущелья и холмы сменились оливковыми рощами и виноградниками, часто встречались селения, вокруг которых зеленели квадратики возделанных полей.
– Сейчас будем останавливаться, – проговорил брат Анри в тот момент, когда отряд выехал на широкую луговину перед рекой. – Это Кишон, он впадает в море у Хайфы.
И действительно, от головы колонны, где виднелись лошади магистра и всех бальи, донесся звук трубы, приказывающий остановиться. Стих стук подков, не слышно стало топота ног пехотинцев и скрипения колес обозных телег.
В тишине и неподвижности воины ждали, пока маршал Ордена в сопровождении знаменосца не выберут место для часовни. Как только оно было определено, засуетились оруженосцы, натягивая шатры. Рядом с походной часовней, у реки, встал круглый шатер магистра, рядом расположились палатки маршала и командора Иерусалимской земли. И только когда был поставлен обширный шатер лекаря монастыря, по рядам разнеслась команда:
– Располагайтесь, сеньоры братия, во имя Божие!
Робер спешился, ощущая, что тело его, хоть и привычное к долгой скачке, все же негодует по поводу слишком длительного пребывания в седле. Лейтенант отряда, в который был зачислен молодой рыцарь, уже занял место, и туда спешили оруженосцы, таща палатки рыцарей и колышки.
Вскоре лагерь стал напоминать огромную мастерскую. Слышался стук молотков, одна за другой возводились палатки. При этом все совершалось в совершеннейшем порядке, без суеты и толкотни. Каждый из лейтенантов знал, где должен располагаться его десяток, и никто не стремился занять чужое место. Если бы не река, лагерь образовал бы правильный круг, но из-за водяного потока пришлось обойтись двумя его третями.
Снаряжение вскоре было помещено внутрь палаток, кони развьючены и привязаны, и над лагерем пронесся новый крик, порожденный могучей глоткой знаменосца:
– За поленьями!
Оруженосец Робера, печально вздохнув, взял топор и, отвязав одну из вьючных лошадей, направился с ней к центру лагеря. Спину животного он покрыл попоной.
Пережидая время вынужденного безделья – пока дрова будут привезены и ужин сварен, Робер подсел к брату Анри, чья палатка стояла по соседству.
– А почему мы не идем на помощь Жослену? – спросил молодой рыцарь. – Ведь его замок осажден?
– Ты хорошо разглядел Крак де Монреаль? – вопросом на вопрос ответил де Лапалисс. – Осаждать его, как и прочие крепости Горной Аравии – сущая морока! Быстро взять не получится, а длительная осада очень сложна по причине отсутствия воды и фуража [126] . Так что Храмовник просто отсидится за высокими стенами, выжидая, пока мы не вышибем сарацин из Галилеи. Когда это случится, те из неверных, что атаковали Трансиорданию, уйдут сами…
– А если не вышибем?
– Тогда Жослену останется только сдаваться, – улыбнулся брат Анри. – Но я надеюсь, что до этого не дойдет…
Оруженосцы вернулись, и вскоре оттуда, где у лекарского шатра развели большие костры, потянуло дымком, а чуть позже – запахом похлебки. Да, Орден Храма являлся орденом монашеским, и сейчас было время молитвы. Но создатели братства рыцарей хорошо понимали, что в боевых условиях некоторые из религиозных предписаний должны быть смягчены, чтобы Орден не погиб в первом же бою.
Во время войны на первом плане оставалась боеспособность рыцарей и сержантов, для которой куда полезнее вовремя съеденный ужин, чем молитвы. После того, как уставшие с дороги люди утолят голод, будет проведена служба, объединяющая молитвы девятого часа, вечерню и повечерие.
– К раздаче! – громкий крик пролетел над лагерем, и рыцари тотчас оживились. Надев плащи, как велит Устав, они по одному и группами, зажав в руках котелки и ложки, двинулись к костру.
Когда туда приблизился Робер, то рядом с поваром топтался, неуклюже переставляя толстые ноги, один из оруженосцев магистра. Первая порция, и лучшая, идет главе Ордена.
Вздохнув, Робер встал в очередь вслед за братом Анри. До их десятка дело дойдет не так скоро. Командор, стоящий на раздаче, тщательно отбирал куски. Чуть в стороне, у меньшего котла, получали ужин оруженосцы.
Взяв свою порцию, молодой нормандец отправился к палатке.
Над лагерем воцарилась тишина, нарушаемая только стуком ложек о стенки котелков. Слышно было, как клокочет река, устремляясь на запад, да вопит в холмах какая-то птица.
Над лагерем воцарилась тишина, нарушаемая только стуком ложек о стенки котелков. Слышно было, как клокочет река, устремляясь на запад, да вопит в холмах какая-то птица.
25 июля 1207 г. Левант, дороги Галилеи
Вставать к утренней молитве после двух дней, проведенных в седле, было сущим мучением. Но нарушить записанный в статутах порядок не решится ни один магистр, не говоря об обычном рыцаре.
Со слипающимися глазами Робер отстоял службу, бездумно шепча слова молитвы. Расположившиеся рядом с ним рыцари с трудом удерживались от зевоты. Завтрак проглотили в спешке, и вскоре после восхода солнца над лагерем прокатился приказ маршала: "Снимаемся!".
Робер помог оруженосцу свернуть палатку и принялся вьючить на лошадь колышки. Вокруг него кипела бурная деятельность – ржали кони, двигались и разговаривали люди.
Когда же прозвучал приказ "В седла!", только дырки в земле и кострище напоминали о том, что здесь находился лагерь Ордена. Огибая остающуюся по правую руку гору Гилвуй, монастырь двинулся к северу.
К полудню добрались до принадлежащего Ордену небольшого замка Ла Фев. Магистр о чем-то переговорил с его шателеном, после чего направление движения сменилось – войско тамплиеров пошло на восток.
По рядам рыцарей пронесся сквозняк разговоров.
– Что случилось? – спросил Робер у брата Анри. – Почему мы повернули на восток?
– Сейчас узнаю, – де Лапалисс о чем-то переговорил с лейтенантом, а когда вернулся, то лицо его выглядело задумчивым.
– Ну что, что? – набросился на товарища Робер.
– Ночью тут был королевский гонец, – ответил брат Анри. – Король Амори, не дожидаясь прибытия отрядов Храма и Госпиталя, с дружинами баронов и большим войском сержантов и наемников вчера выступил из Назарета на помощь осажденному сарацинами замку Бельвуар. Если он падет, то неверные легко проникнут во внутренние области королевства… Мы же движемся к замку, на соединение с королевским войском.
– Но ведь замок принадлежит иоаннитам?
– Да, это одна из их главных крепостей, – брат Анри кивнул. – Но сейчас это не имеет никакого значения. В годы такой опасности даже итальянские морские города, забыв о раздорах, выделяют отряды сержантов для общего дела.
Монастырь двигался с максимально возможной скоростью. Краткий привал сделали только у замка Форбеле – небольшого укрепления Ордена, перекрывающего дорогу.
После того, как кони были напоены, а люди отдохнули, по десяткам был передан приказ "В боевой порядок!". Скривившись, Робер позвал оруженосца и велел доставать доспехи. Кольчуга скрылась под гербовой коттой, на которой алел крест Ордена, на шлем рыцарь, по примеру более опытных товарищей, закрепил легкое покрывало. Теперь строй монастыря стал более плотным. Оруженосцы, держащие наготове копья своих господ и ведущие боевых лошадей, приблизились к рыцарям вплотную. Обоз занимал место в середине, а замыкали колонну мирские рыцари на службе Ордена. Если храмовники по обыкновению ехали молча, то наемники не переставая распевали воинственные песни:
– ревели грубые голоса, заставляя птиц в испуге улетать с придорожных деревьев.
В крестовой песне звучала суровая убежденность, свойственная первым пилигримам, которые, не зная дорог, двинулись в путь, ведомые одной лишь верой в Того, кто был распят за них.
С последними словами песни дорога резко свернула к северу, а далее на восток, по правую руку от рыцарей, открылся гигантский обрыв. Каменистыми уступами, точно лестница для исполинов, он вел вниз, где среди скал блестел текущий на юг Иордан. За ним были уже языческие земли.
А севернее, на самом краю обрыва, окруженный с трех сторон глубоким рвом, возвышался замок. Стены его были снабжены башнями, а за ними виднелся донжон, высокий и угрюмый, сложенный из огромных каменных плит. Можно было даже рассмотреть вьющееся на ветру знамя ордена Госпиталя.
– А король уже здесь, – сказал брат Анри задумчиво, – только вот неверных не видать… Если они тут и были, то уже убрались…
Действительно, никаких следов битвы не было заметно. К западу от замка раскинулся большой лагерь, над которым господствовало королевское знамя. Виднелись также значки баронов Святой Земли.
– А монастырь Ордена Госпиталя тоже здесь? – спросил Робер, вглядываясь в мешанину палаток и шатров.
– Нет, не вижу, – ответил после паузы де Лапалисс. – Должно быть, еще не успел прибыть. Их магистр, Жоффруа ле Ра, тяжел на подъем, и воины Госпиталя выступили из Иерусалима позже нас.
Тамплиерам досталось для стоянки место севернее замка, рядом с обрывом. Отсюда можно было хорошо разглядеть мощные стены цитадели иоаннитов, которые образовывали почти правильный квадрат [128] . На башнях блестели, отражая свет солнца, шлемы стражи.
После того, как были установлены палатки, магистр в сопровождении нескольких рыцарей удалился в сторону королевского шатра. Вернулись они оттуда быстро, и когда проходили мимо палатки Робера, то тот увидел хмурое и озабоченное лицо Жака де Майи.
– Что-то не так, – сказал он брату Анри.
– Да, – кивнул тот. – Пойду узнаю.
И поднявшись, он направился к палатке маршала монастыря, который в походе (под верховным водительством магистра, естественно) командует рыцарями. Пробыл там де Лапалисс недолго. Возвратившись, он сказал:
– Да, ты прав. Дела обстоят не лучшим образом. Замок действительно осаждали, но сколько точно было осаждающих, никто не знает. Но гонцу с известием об осаде подозрительно легко удалось вырваться из кольца сарацин. А завидев королевское войско, неверные тут же отступили, не пытаясь завязать бой.
– И что? – Робер отложил меч.
– А то, что это, клянусь Святым Отремуаном, скорее всего, ловушка! Сарацины выманили нас сюда обманной атакой, а сами нападут на королевство где-либо в другом месте, на юге, у Мертвого моря, или севернее, за Тивериадским озером! Так что боюсь, наша стоянка не будет долгой!
Предсказание брата Анри сбылось к вечеру. С севера примчался гонец на падающей от усталости лошади, и лагерь, повинуясь голосам труб, начал сниматься.
– Брод Иакова [129] взят! – поползли среди воинов Храма слухи. – Все братья гарнизона перебиты! Полчища сарацин переходят реку и идут к Сафету! Если замок падет, то в опасности окажется Акра!
Ожесточенные и хмурые, рыцари седлали коней.
Часть 2 Моление о чаше
Глава 8
27 июля 1207 г.
Левант, окрестности замка Сафет
Тревожный рев труб донесся от авангарда – на королевские отряды, идущие там, похоже, вновь напали сарацинские всадники. Робер вздохнул и крепче стиснул поводья. Арьергард, в котором шли тамплиеры, подвергался атакам с самого утра. Летели стрелы, унося жизни лошадей и неосторожных воинов. Магистр командовал атаку, но легковооруженные язычники исчезали прежде, чем рыцарские мечи успевали обрушиться на их головы.
Христианское войско тянулось по дороге, петляющей среди пропастей и скал, столь отличных от плодородных равнин южной Галилеи. Но и здесь были рощи, помогающие легче переносить беспощадный зной. Но даже тень от деревьев приносила мало облегчения, когда приходилось ехать, не снимая доспехов.
– Долго еще, во имя Господа? – спросил Робер, облизывая губы, когда замерший было караван вновь двинулся с места.
– Клянусь Святым Отремуаном, не успеет солнце зайти, как мы будем у Сафета! – ответил брат Анри, чья гербовая котта настолько покрылась пылью, что выглядела серой. Стрела сарацина оставила на ней разрыв, в который просвечивали колечки кольчуги.
За прошедшие дни собравшиеся со всего королевства отряды преодолели более восьми лье, от Бельвуара добрались до Генисаретского озера, без остановки миновали Тивериаду – большой город с вознесшейся над ним твердыней цитадели. В стороне осталась засушливая равнина Хаттина, где двадцать лет назад полчища сарацин отступили перед твердостью и мужеством горстки рыцарей.