Но синее знамя рода де Шатийонов, украшенное левой перевязью [137] , все так же гордо плескалось в вышине, сливаясь с небом.
Еще выше вился королевский флаг, говорящий о том, что владелец замка правит под непосредственным сюзеренитетом Иерусалимского престола.
– Да, нелегко пришлось монсеньору Жослену, клянусь Святым Отремуаном! – проговорил брат Анри, качая головой.
Небольшая деревушка, располагавшаяся с западной стороны холма, на котором воздвигся замок, была разрушена – виднелись обгорелые остовы домов. Деревья оазиса оказались вырублены почти все.
– Сарацины постарались, когда осаду снимали, – бросил брат Андре, на лице которого застыла брезгливая гримаса. – Чтоб им потом в аду икалось!
– Брат, сдержите ваш язык! – коротко приказал Рожье де Бо. – Лучше пришпорим коней! Хотелось бы до вечера достигнуть замка, где нам надлежит расположиться!
Новый командор Горной Аравии явно хотел миновать резиденцию Жослена Храмовника без остановки. Но обоз тамплиеров давно уже заметили с башен замка, и отпустить собратьев просто так, без беседы, отпрыск Рено де Шатийона не мог.
Когда авангард колонны миновал холм и свернул на юг, на дорогу, ведущую в Петру, ворота Крака де Монреаля распахнулись. С гиканьем и топотом из них вылетело десятка полтора всадников. Волосы того, что скакал впереди, сверкали сединой под беспощадным солнцем.
– Клянусь посохом Моисея, сеньоры! – закричал он еще издали. – Невежливо проезжать мимо хозяина окрестных земель, даже не нанеся ему визита!
Орденский караван остановился. Рожье де Бо, высокий и надменный, выехал навстречу Храмовнику. В этот момент он напомнил Роберу горделивого верблюда.
– Прошу простить, – сказал командор сухо. – Но, во имя Господа, мы спешим занять вверенное нам укрепление!
В речи Рожье звучал тот же акцент, что и у Храмовника, но в остальном они рознились поразительным образом – и внешностью, и поведением.
Князь Горной Аравии придержал коня, на подвижном лице его отразилось удивление.
– Задержка в один день ничего не решит, брат, не знаю вашего имени! – сказал он спокойно. – Если вы отправитесь сейчас, то доберетесь до Селы в лучшем случае к середине ночи… Остановитесь на отдых в моем замке, а завтра с утра поедете дальше!
– Мое имя – Рожье де Бо! – надменно отчеканил командор. – Благодарю за приглашение, но я отклоняю его. Милостью Божьей мы продолжим наш путь.
В темных газах Жослена мелькнул гнев, который, однако, быстро смягчился, когда взгляд Храмовника упал на лицо де Лапалисса.
– Монсеньор Анри! – воскликнул он обрадованно. – Вот так встреча! И молодой Робер здесь!
Робер слегка смутился тому, что могущественный барон запомнил его имя, а хозяин Заиорданья тем временем направил коня вперед, бесцеремонно расталкивая рыцарей. За его спиной Рожье де Бо побледнел от гнева.
– Монсеньор Жослен! – слегка поклонился брат Анри. – Рад видеть вас в добром здравии, клянусь Святым Отремуаном! Ходили слухи, что вы были ранены во время осады!
– Брехня! – небрежно махнул рукой Жослен и тут же понизил голос. – Этот надменный индюк будет командором в замке Села?
Де Лапалисс кивнул.
– Дурная новость, клянусь мечом архангела! – Храмовник скривился так, точно в рот ему попал незрелый лимон. – Ты-то я знаю, лишен звания бальи…
– На все воля капитула и магистра, во имя Господа! – равнодушно пожав плечами, ответил брат Анри. Но в глазах его мелькнуло что-то, подозрительно похожее на насмешку.
– Хорошо! – Жослен оглянулся. – Езжайте, брат Рожье, во имя Господа! Не буду вас задерживать. Но учтите, отказавшись от моего гостеприимства, вы можете не зазвать и меня к себе, когда будет нужно!
Глухая угроза крошечному гарнизону, который без помощи извне вряд ли сможет отбить серьезное нападение сарацин, звучала в словах князя Горной Аравии.
19 августа 1207 г.
Горная Аравия, замок Села – горы Вади Араба
Замок оказался разрушен. Вчерашней ночью, когда тамплиеры прибыли к месту назначения, это было трудно разглядеть. Тьма спасительным пологом покрывала развалины. Истомленным длительным переходом людям было не до того, чтобы рассматривать укрепление.
Сейчас же утром, в свете беспощадного солнца, стало видно, что замок, еще несколько месяцев назад бывший целым, представляет собой груду камней. Сохранилась одна из башен стены и частично – донжон, закопченный, точно пень, уцелевший после лесного пожара. Среди развалин попадались следы случившейся битвы – изрубленные щиты, сломанные клинки. Тела погибших тоже были тут – ссохшиеся, страшные, доспехи на мертвецах тускло блестели, а обтянутые пергаментной кожей лица с немым укором смотрели темными провалами глазниц.
Наверняка, среди них были те, с кем Робер не так давно вместе ходил в караул, посещал службу, сидел за одним столом во время трапез. Но он не мог узнать никого…
Целый день тамплиеры занимались тем, что хоронили бывших соратников. Тела, завернутые в ткань (где среди пустыни взять дерево для гробов?) сложили в выкопанную к западу от замка яму, прибывший с обозом капеллан прочел молитву, и песок заструился с лопат, скрывая мертвецов.
Отслужили мессу, провели еженедельный капитул.
Когда же солнце толстым боком коснулось высящихся на западе гор, похожих на гребень со спины исполинского дракона, очень странно повел себя де Лапалисс.
– Во имя Господа, брат, – сказал он Рожье де Бо, – нам надлежит поговорить наедине!
Командор Заиорданья взглянул на брата Анри с изумлением, но отказывать в просьбе не стал. Рыцари отошли в сторону. Робер, сидевший к ним боком и занятый починкой кольчуги, слышать слов не мог, но видел все прекрасно.
Лицо брата Рожье показывало высокомерие, но это выражение тотчас исчезло, когда де Лапалисс извлек из-под одежды небольшой свиток и развернул его перед командором. Гордый тулузэнец выглядел в этот момент растерянным, а в ответ на слова брата Анри лишь кивал.
Когда братья возвращались, то командор уже пришел в себя, на лицо его вернулась привычная маска надменности. Лишь по глазам, бегающим, точно у пойманного воришки, можно было заподозрить, что с де Бо не все в порядке.
– Во имя Господа, – проговорил он, и высокий голос его подрагивал, выдавая волнение, – брат Анри волею магистра обрел власть приказывать. Слушайте его как самого Жака де Майи.
Среди рыцарей и сержантов, расположившихся вокруг костра, послышались удивленные восклицания.
– Робер, Андре – собирайтесь, мы сейчас уезжаем, – сухо, по начальственному, сказал де Лапалисс. – Вас, брат Готье, это тоже касается. Возьмите с собой двоих сержантов, хорошо знающих пустыню. И ты, Мустафа, тоже поедешь с нами!
Туркопол, к которому обратился брат Анри, довольно сверкнул черными, похожими на сливы, глазами, и проговорил:
– Мустафа знал, что его с собой берут, чтобы не в замке сидеть! Мустафа в замке сидеть не любит, Мустафа в песках родился, среди них живет, среди них и умрет!
Брат Готье выглядел спокойным, словно ему поручили сходить за водой к ближайшему источнику. На лице брата Андре читалось смятение, и рыцаря можно было понять – куда ехать, когда вот-вот наступит ночь? Зачем? Но орденская дисциплина взяла верх, рыцарь из Бургундии поднялся и рявкнул на оруженосца, велев ему седлать лошадей. Робер поспешно последовал его примеру.
Когда небольшой отряд оказался в седлах, Рожье де Бо не выдержал.
– Куда вы отправляетесь, брат Анри, во имя Господа? – спросил он, и вид командора был жалким.
– В Айлу, – коротко, ответил тот и дал шпоры.
Кони с топотом сорвались с места.
Они ехали на юг, мимо Петры. Ветер нес от города запах подгоревших лепешек и свалявшейся шерсти. На западе невиданным пожаром полыхал закат, а в душе Робера царило смятение.
Похожие чувства испытывал и брат Андре. Когда рыцари миновали Петру, он поравнялся с де Лапалиссом и воскликнул:
– Что происходит, во имя Господа? Куда мы едем? Клянусь Святым Бернаром, все это очень странно!
– Все узнаешь, брат, – сухо ответил брат Анри. – Чуть позже. Будь терпелив, во имя Матери Божией!
Когда Петра скрылась за горизонтом, а пустынный и холмистый мир вокруг резко потемнел, попав в тесные объятья ночи, брат Анри остановил отряд.
– Спешимся, сеньоры, – проговорил он. – И переоденемся!
Один из оруженосцев запалил факел, и глазам изумленных сержантов и рыцарей предстали извлеченные из тюка серые плащи из плотной ткани, какие носят странствующие по пескам бедуины.
– Зачем это? – вопросил брат Андре, щеки которого побагровели от гнева. – Я должен сменить одеяние Ордена, которому служу, на вот это?
– Да, и вы сделаете это, во имя Господа, – взор де Лапалисса блеснул сталью. – Господь милостив, он простит нам этот обман, совершаемый по приказу магистра, как простит и то, что я сегодня обманул достойного брата Рожье!
Робер ощутил, как в груди становится холодно. Обмануть командора – бальи Ордена? Разве может совершить такое брат Анри, честнейший из рыцарей, когда-либо сражавшихся в Святой Земле?
– Да, братья, – в голосе де Лапалисса звучала боль. – Мне пришлось пойти на обман, но видит Матерь Божья, не по своему желанию. Интересы Ордена выше всего!
– Так куда мы едем? – вопросил брат Андре, гнев которого несколько поутих. – Я уже понял, что не в Айлу…
– По приказу магистра я назначен командором отряда, которому надлежит тайно отправиться к Синаю, – проговорил брат Анри. – Для того и плащи, чтобы никто не мог догадаться, что мы служим Храму.
– Мы же будем в пустыне? – спросил Робер.
– Есть шанс нарваться на бедуинов, – коротко ответил де Лапалисс. – Если хоть один из них узнает в нас воинов Ордена, то о нашем отряде вскоре будут судачить во всех кочевьях от залива Акаба до Алеппо.
– И для этого ты взял Мустафу? – спросил брат Андре. Он уже снял орденский плащ и оруженосец помогал ему надеть новый, скрывающий рыцаря с головы до ног.
– Да, – кивнул брат Анри. – Он там родился и знает каждый туаз песка и каждый камень в горах. Сможет провести так, что о нас даже шакалы не узнают. Ведь сможешь, Мустафа?
– Мустафа сможет! – возликовал туркопол, так и продолжавший сидеть в седле во время всего разговора. Выдающимся носом он походил на хищную птицу, а седые волосы блестели серебром в свете звезд. – Мустафа хитрый! Будем ночью идти, днем прятаться, чтобы враги не заметили…
Робер нацепил новый плащ, непривычно тяжелый, резко пахнущий верблюжьей шерстью. В нем молодой рыцарь чувствовал себя не очень уютно, казалось, что одеяние сковывает движение.
Но деваться было некуда.
Когда вновь садились в седла, брат Андре пробормотал:
– А не мал ли отряд, чтобы добраться до Синая? Дальше к западу места опасные, можно запросто нарваться на неверных!
– В самый раз, – уверенно ответил де Лапалисс. – От шайки разбойников мы отобьемся, если же столкнемся с бедуинским племенем, то даже полусотни бойцов может не хватить. А большой отряд трудно спрятать.
Мустафа вел отряд на запад, в самую глубину гор, которые представали во мраке гигантской темной массой. Но проводник как-то ухитрялся находить дорогу там, где ее просто не могло быть. Тамплиеры сворачивали из ущелья в ущелье, поднимались по склонам. Слышно было лишь пофыркивание лошадей и хруст камней под копытами.
Около полуночи взошла луна. Неяркий белесый свет лег на окружающий мир, вырвал из тьмы дикую красоту разбросанных в беспорядке скал. Впереди рыцарей помчались, волнообразно раскачиваясь на неровностях почвы, длинные черные тени.
22 августа 1207 г.
Горная Аравия, Синайская пустыня
Умирающий месяц сарацинской саблей висел над самым горизонтом, купаясь в белесом свечении занимающегося рассвета. Лошади двигались лениво, да и люди устали. Оруженосцы откровенно зевали, и Робер все чаще ловил себя на мысли, что неплохо бы поспать.
Очередной ночной переход близился к завершению.
Предыдущие дни были скучны, точно похороны бедняка и одинаковы, словно овцы в стаде. От заката до рассвета отряд передвигался, изредка останавливаясь около источников, которые с неимоверной ловкостью отыскивал проводник. Едва над горизонтом показывался краешек солнца, путники останавливались, выбирая для дневки укромное место.
Следовал неровный сон на диком, сводящем с ума зное, и приходилось снова отправляться в путь.
Кроме скорпионов да пустынных змей, они не встречали никого.
Но в это утро Мустафа вел себя неспокойно. Он все время останавливался, нюхал воздух, один раз даже слез в коня и припал ухом к песку, словно надеясь услышать, что происходит под барханами, где, судя по жаре, воцаряющейся днем, расположены адские сковороды, на которых черти поджаривают особенно упорных грешников.
От подобной мысли Робер даже вздрогнул, и тут же поспешно перекрестился. Грешно поминать нечистого даже в размышлениях…
– Да поразит шайтан Мустафу бессилием! – горячо воскликнул меж тем проводник маленького отряда, отвлекая рыцаря от самоосуждения. – Да придется ему пить ослиную мочу вместо шербета и возлежать с дряхлыми старухами, а не с юными гуриями!
– Что случилось, Мустафа? – спросил брат Анри.
– Нужно срочно укрыться! – черные глаза Мустафы блестели тревогой, и даже нос, как казалось, горестно обвис. – Вскоре тут пойдут бедуины! Судя по времени года и направлению кочевья – один из родов племени Абу Тайи. Известные разбойники! С ними лучше не встречаться!
– Тогда чего болтать? – поспешно вопросил брат Андре, нервно оглядываясь. Судя по поведению, бургундский рыцарь тоже был наслышан о воинах из названного рода. – Быстрее прячемся!
– Спешите за мной, доблестные рыцари, – уныло отозвался Мустафа. – И молите Господа, чтобы мы успели укрыться, а Абу Тайи не заметили наших следов!
Брошенные в галоп усталые кони двигались с трудом. Пустыня замелькала по сторонам, копыта с грохотом били в спекшуюся каменистую землю. Группа скал, похожих на развалины исполинского замка, среди которых и решил укрыться Мустафа, приближалась. Но медленно, очень медленно.
Робер ощущал, что сейчас вывалится из седла. В руках после многих дней пути по пустыне не было привычной силы, а тело казалось мешком с отрубями. В голове что-то ритмично екало.
– Спешиваемся, сеньоры, спешиваемся! – воскликнул Мустафа, когда они оказались среди скал. – И зажмите морды лошадям, чтобы не выдали нас ржанием!
Робер спрыгнул с седла, чувствуя, как гудят ноги. Поспешно ухватил жеребца за удила, и в этот самый миг ветер донес игривое ржание. Конь брата Андре вздумал было ответить, и рыцарь лишь в последний момент смог его удержать.
– Идут, – бросил Мустафа, осторожно выглядывая из-за скалы. – Спаси нас Аллах и помилуй!
В этот момент достойный туркопол, должно быть, снова забыл, что уже давно крещен, и воззвал к богу предков.
– Но ведь Абу Тайи были нашими союзниками! – воскликнул Робер. – Почему мы должны их бояться?
– Союз – союзом, – ответил оказавшийся рядом брат Готье. – А ограбить десяток воинов Храма они не откажутся. И никто никогда не узнает, отчего рыцари сгинули в пустыне.
– Совещаются, – пробормотал Мустафа. Роберу, расположившемуся от туркопола сбоку, было видно его лицо, в этот момент почти сизое от страха. – Никак наши следы заметили!
– Сеньоры братия, – будничным голосом проговорил брат Анри, – постыдным будет нам встретить врага, буде он соберется напасть, не во всеоружии! Надевайте доспехи! Пусть нам Господь судил погибнуть на службе Ордену, так сделаем это достойным образом!
Весь вид командора маленького отряда говорил о том, что ничего страшного не происходит. Рыцари и сержанты, только что встревоженные, глядя на него, успокаивались. Привычка к орденской дисциплине взяла верх над страхом смерти.
Робер успел влезть в подкольчужник и уже примерялся к кольчуге, которую держал в руках оруженосец, когда Мустафа отлепился от скалы, к которой, как казалось, прилип, и истово крестясь, прошептал:
– Слава Аллаху! Они отправились дальше!
Несмотря на утреннюю прохладу, лицо проводника покрывали крупные капли пота.
Рыцарям пришлось снова разоблачаться.
– Клянусь Святым Бернаром, это несправедливо! – шутливо возмутился брат Андре, стаскивая кольчужные перчатки. – Как только я изготовился к битве, ее отменили!
Избавившись от доспехов, Робер, одолеваемый любопытством, выглянул из-за скалы. По пустыне бежали первые лучи взошедшего солнца, окрашивая коричневую почву во все оттенки оранжевого. Ослепленные глаза привыкли не сразу, лишь через несколько мгновений молодой рыцарь разглядел бредущую на северо-восток вереницу верблюдов, на спинах которых, меж тюков с поклажей, виднелись закутанные в тряпье фигурки женщин и детей.
Вокруг каравана, точно псы около стада, сновали всадники на поджарых маленьких конях, столь не похожих на могучих лошадей Европы. Их было много, несколько десятков, и Робер с холодком подумал, что уцелеть в стычке, случись она, у воинов Храма шансов не было.
Караван казался бесконечно длинным. Верблюды, грязно-рыжие, точно сама пустыня, вышагивали неторопливо и важно, словно рыцари на торжественной церемонии. И только когда последний из них скрылся за грядой холмов, тянущихся на восток, Робер вздохнул с облегчением.
– Тут жару и переждем, – сказал за его спиной де Лапалисс. – Родника, правда, нет, но в бурдюках еще что-то осталось…
Оруженосцы принялись развьючивать лошадей.
25 августа 1207 г.
Горная Аравия, гора Синай
Гора высилась впереди гигантской пирамидой. Легко было поверить, что именно на вершине этой колоссальной глыбы камня, отстоящей так близко от престола неба, сошел в огненном облаке господь, чтобы даровать Моисею слова Завета.