Небо нависало прямо над головой, темное и страшное.
Гневно орал, грозя кулаком непонятно кому, Неистовый Эд. Временами ему удавалось перекричать бурю. Внизу, под палубой, бесились лошади. Оруженосцам, которые пытались их удержать, приходилось нелегко.
– Брат Робер, – де Лапалисс повернулся к молодому нормандцу, его лицо было совершенно спокойным. – Шторм этот послан в наказание за наши грехи. Спустимся же вниз, и помолимся Господу, чтобы он отвел от нас смерть неизбежную!
В обширном помещении, которое занимали рыцари и сержанты, было душно и пахло застарелым потом. Воины Ордена все, как один, лежали на лавках лицами вниз. На столе желтым огонечком моргала привинченная к доскам масляная лампа.
– Клянусь Святым Отремуаном, стыдно вам поддаваться страху! – сказал брат Анри с твердостью. – Все в руках Господних, и если суждено нам вступить в рать Христову именно сегодня, то ничто нас не спасет! Вставайте, сеньоры братия, и укрепим сердце молитвой!
В борт нефа ударила еще одна волна. Раздался громкий треск, пол неожиданно покосился и Де Лапалисс ухватился за стенку, чтобы не упасть. Робер с немалым трудом устоял на ногах.
Когда пол под ногами вновь встал ровно, то дверь открылась, и в нее шагнул брат Готье, невозмутимый, словно находился не внутри терзаемой морем утлой скорлупки, а в Иерусалимской Цитадели Ордена.
– Вставайте, вставайте, братья, и на молитву! – брат Анри потряс за плечо брата Симона, и тот начал подниматься. Лицо астурийца было белым, губы тряслись.
– Как же так, брат Готье, – спросил Робер у сержанта, – ты же говорил, что звезды стояли благоприятно, когда мы отплывали из Бордо, а тут такой шторм?
– Видит Господь, что разум мой слаб, – пожал плечами брат Готье, лукаво щуря темные глаза, – и я мог ошибиться. Но благоприятный прогноз вовсе не гарантирует, что шторма не будет.
– А что же он гарантирует? – с недоумением поинтересовался Робер.
– Что мы шторм, буде такой случится, спокойно переживем, – брат Готье улыбнулся. – Так что будем ждать и уповать на милость Пречистой Девы.
– Больше ничего не поделаешь, – пробурчал Робер, по примеру брата Анри опускаясь на колени.
Рыцари и сержанты затянули молитву, едва слышную в громе волн и вое ветра. Корабль содрогался, все так же грозя развалиться, но Неистовый Эд, ходящий в море с детских лет, чутким носом уловил первые признаки того, что шторм, бушующий уже почти сутки, начал слабеть…
26 ноября 1207 г.
Бретань, Ванн
Входящий в гавань корабль ковылял, точно старый калека. Находящиеся на берегу и палубах капитаны многочисленных торговых и рыбачьих судов, глядели на него со смесью восхищения и тревоги. Последние сутки никто из них не решился высунуть носа из Ваннского порта, а тревога объяснялась просто – каждый из них гадал, доплывет ли корабль с флагом Бордо на мачте до пристани, или затонет в считанных туазах от берега.
А на борту "Дитя Жиронды" бушевал Неистовый Эд.
– Убогие отродья мокриц и бешеных тараканов! – орал он на матросов. – Если вы так будете управляться с парусами, то эта лоханка утонет прямо сейчас, в этой гавани, где вместо воды одни помои!
Матросы обращали на дикий рев не больше внимания, чем святой – на комариное жужжание. Они невозмутимо делали свое дело, и неф медленно приближался к берегу.
– Сеньор капитан, – брат Анри после бури имел вид хоть и слегка помятый, но все же решительный. – Прекратите, во имя Господа, надрывать глотку, и ответьте, сколько дней потребуется на починку?
Неистовый Эд замолчал, задумчиво почесал рыжий затылок.
– Ну, ежели толком говорить, – после паузы сказал он, – то без серьезного ремонта мы дальше не поплывем. Неделю нужно.
– Даю вам три дня, – мягко проговорил де Лапалисс. – И оплачиваю все расходы! Наймите лучших корабельных мастеров в этом порту, но чтобы в День Святого Апостола Андрея [202] мы были в море…
Капитан засопел, точно обиженный кабан, но спорить не стал. Повернувшись к матросам, он разразился новой серией злобных воплей.
– Во имя Господа, трудно с этими простолюдинами, – брат Анри слабо улыбнулся Роберу. – Ни благородства, ни чувства долга, единственное, чего они понимают, это деньги и силу.
– Именно, – согласился молодой рыцарь, разглядывая берег. Ванн был небольшим прибрежным городком, точно таким же как Дьепп или Шербур в родной Нормандии.
– Интересно, кто сейчас правит герцогством? – поинтересовался подошедший брат Эрар.
– Над Бретанью все еще вьются молодые львы [203] Плантагенетов, – ответил Робер, который в силу того, что Бретань являлась соседкой Нормандии, был хорошо осведомлен о местных делах, – герцогом Бретонским считается Артур, сын Жоффруа и Констанции, дочери графа Конана. Но после того, как Артура в 1202 взял в плен его дядя [204] , о нем ничего не слышно [205] , и Бретанью от его имени правит король Филипп…
– А если Артур умрет, то кому достанется герцогство?
– Алисе, дочери Констанции от второго брака с Ги де Туаром, – с некоторым недоумением ответил Робер. Интерес брата Эрара был не очень понятен.
Должно быть, рыцарь заметил удивление молодого нормандца.
– Сам я родился в Галилее, но дед мой прибыл в Святую Землю из Бретани, – сказал он. – Случилось это во время первых пилигримов, когда герцогом был Ален Четвертый.
Все стало ясно. Волею Господа брат Эрар оказался в тех землях, откуда вели род его предки.
– Жаль только, – вздохнул рыцарь, – что не удастся съездить до Ренна. Где-то там, рядом с городом, живут наши родичи, оставшиеся в Европе.
– Вот уж нет, – покачал головой брат Анри. – За три дня вы все равно не доберетесь туда и обратно, так что не отпущу!
– Как вам будет угодно, сир, – ответил брат Эрар и разочарованно вздохнул.
12 декабря 1207 г.
Южная Англия, Гастингс
– Благодарение Пречистой Деве, мы все-таки добрались! – сойдя на берег, брат Анри, судя по всему, едва удержался от желания бухнуться на колени прямо тут, в жидкую черную грязь, лишь слегка припорошенную снежком, и вознести молитву небесной покровительнице Ордена.
Робер его вполне понимал. Плавание вокруг Бретани выдалось нелегким.
Оруженосцы по одному сводили коней. Доски трещали и гнулись под тяжестью дестриеров. Оказавшись на вольном воздухе, Вельянгиф радостно заржал, затряс гривой.
Морозец слегка пощипывал щеки, над городскими домами поднимались дымки. Порт городка, около которого некогда разыгралось сражение, решившее судьбу Англии, был почти пуст. "Дитя Жиронды" высилось у причала, точно башня посреди песков.
С палубы доносились раскаты голоса Неистового Эда. Но в реве и рычании слышались довольные нотки. Капитан получил за эту поездку столько золота, что сможет, вернувшись в родную Аквитанию, выплатить все долги.
Если не пропьет половину по дороге.
Подумав так, Робер укорил себя за недостойные мысли. Оруженосцы уже вьючили лошадей, а брат Анри с задумчивым выражением на лице разглядывал свой отряд.
– Кто у нас говорит по-английски, клянусь Святым Отремуаном? – донеслось до молодого нормандца его бормотание. – Кажется, брат Мэтью отсюда родом…
Названный оруженосец был опрошен, и выяснилось, что родился он действительно на острове, и изъясняется на местном наречии без особых трудностей.
– Во имя Господа, командор, – проговорил брат Мэтью, улыбаясь так широко, что была видна дырка на месте одного из боковых зубов, выбитого, как знал Робер, в схватке с сарацинами. – Я вырос неподалеку отсюда, в Истборне, и знаю тут каждый дом…
– Вот и отлично, – проворчал, ежась от холода, де Лапалисс. – И отведи нас к лучшему в этом городе постоялому двору! Клянусь Святым Отремуаном, пока не отлежусь после этого плавания, то никуда мы дальше не двинемся!
15 декабря 1207 г.
Южная Англия, дорога Гастингс – Лондон
Брат Бартоломью, присланный из Лондонского Дома в качестве проводника, оказался высок и худ, точно корабельная мачта. На голове его разместилась изрядных размеров плешь, которая радостно отражала свет неяркого зимнего солнца, а блекло-голубые глаза расположились по сторонам от носа столь выдающегося, что ему позавидовал бы аист.
Дать о себе знать английским братьям брат Анри решил в первый же вечер на острове. Хозяин гостиницы, где остановились рыцари, получил несколько полновесных золотых монет, его сын, пряча в суму написанное де Лапалиссом письмо, вывел из конюшни лучшую лошадь, и уже на следующий день в двери гостиницы, склонившись, чтобы не врезаться головой в притолоку, вошел брат Бартоломью.
Ну а сейчас он на высокой чалой лошади возглавлял отряд. Рядом с ним держался брат Анри, и Робер, едущий сзади, мог хорошо слышать их разговор.
Ну а сейчас он на высокой чалой лошади возглавлял отряд. Рядом с ним держался брат Анри, и Робер, едущий сзади, мог хорошо слышать их разговор.
– Во имя Господа, как живется сейчас братьям Ордена в Англии? – поинтересовался де Лапалисс.
– Увы, не самым лучшим, – печально вздохнув, отозвался брат Бартоломью. На ланге д'уи он говорил с акцентом, но вполне разборчиво. – Король очень суров к своим держателям [206] в то время в Англии почти не употреблялся, вместо него использовалось слово tenens (держатели)). Он не признает за Орденом и его землями права держания в свободной милости [207] . Нам приходится платить и scutagium [208] и carucagium [209] , и помимо них, король в этом году потребовал помощь для войны за земли во Франции. Те, кто отказываются ее вносить, попадают в заточение, а владения их разграбляются…
– Помилуй нас Господь! – воскликнул брат Анри с искренним удивлением. – А что бароны?
– Благородные люди все запуганы, – печально сказал английский рыцарь, – все молчат. С того времени как умер Гумберт Вальтер, архиепископ Кентербери [210] , никто не смеет возвысить голос перед королем. Новый прелат, Стефан Лангтон, преданный слуга Апостолика, с которым король Иоанн в большой ссоре, не имеет веса при дворе.
– Да, неладно что-то в английском королевстве, – покачал головой де Лапалисс.
– Увы, это так, – подтвердил брат Бартоломью и замолчал.
Снежок поскрипывал под копытами лошадей, холодный ветер заставлял плотнее закутываться в плащи, а вокруг простирались заросшие кустарником пустынные холмы – унылый английский пейзаж.
16 декабря 1207 г.
Южная Англия, окрестности Лондона
Зимний день короток. Солнце давно ушло за горизонт, мир погрузился во тьму, а отряд тамплиеров все продолжал путь. Дорога хорошо была видна в свете звезд, которые сияли с совершенно чистого неба. По сторонам от нее лежали белые просторы заснеженных полей. Мороз становился все сильнее, Робер ощутил, как горят уши.
– Уже скоро, сеньоры, – проговорил брат Бартоломью, махнув рукой в сторону нескольких огоньков, показавшихся на севере, – вон там Лондон, а наше командорство находится чуть восточнее города, на берегу Темзы.
В подтверждение своих слов английский рыцарь вскоре свернул с широкой и торной дороги, ведущей к столице, на куда более узкую, уходящую на северо-восток, в сторону от города.
Из тьмы донесся сердитый собачий лай, и вскоре отряд проехал большую деревню. В окошках домов горели огни, пахло свежевыпеченным хлебом.
– Еще немного, – подбодрил брат Бартоломью, оглядывая замерзших и уставших товарищей.
Впереди вырос холм, на вершине которого темнели несколько строений, обнесенных высокой стеной. На фоне звездного неба четко выделялся силуэт церкви.
– Откройте, во имя Господа! – постучал в ворота английский рыцарь.
Там открылось небольшое окошечко, затянутое частой решеткой, из него на снег упал оранжевый отблеск от факельного огня.
Выглянувшее из окошечка лицо было широким, красным и добродушным. Последовал обмен репликами между братом Бартоломью и привратником, после чего ворота, заскрипев, открылись.
– Во имя Господа, братья, – возгласил английский рыцарь, поворачиваясь к спутникам и, одаряя их искренней улыбкой, – мы прибыли вовремя! Капитул еще даже не начался!
Вслед за проводником тамплиеры въехали на широкий двор. С трех сторон его ограничивали жилое здание, церковь необычной круглой формы, к которой вела крытая галерея, и приземистое широкое здание, конюшня, судя по доносящемуся с той стороны запаху конского навоза.
– О Матерь Божья, как я замерз! – проговорил брат Анри, слезая с коня. – Жара Леванта куда полезнее для моих старых костей, чем холод Британии!
– Что уж тогда говорить о моих, сир? – усмехнулся брат Готье.
– Вас всех согреет подогретое вино и добрая трапеза, – вмешался в беседу брат Бартоломью. – Но сейчас поспешим в церковь, капитул вот-вот начнется. Оруженосцы разберутся с лошадьми и багажом без вас.
Внутри церкви было много народу, в задних рядах толпились сержанты, впереди все белело от рыцарских одежд.
– Садитесь вот сюда, сеньоры, – шепнул брат Бартоломью, указывая на место на свободной скамье. – Магистр сейчас будет…
В ожидании Робер разглядывал церковь, и невольно загляделся на то, как был украшен потолок храма. Тут был Агнец, несущий хоругвь, и крест, поросший листвой и цветами. Все было изображено с необычайным искусством…
– Помолимся, братья, во славу Господа! – низкий, густой голос, вернул молодого нормандца к реальности. Он поспешно встал вместе с остальными, и, сняв с головы кель, забормотал привычное "Pater noster…"
Магистр Ордена в Англии оказался невысок и плотен, под одеждой проглядывало округлое брюшко. Но взгляд темных глаз был властным, а возраст выдавала только седина, словно снег усыпавшая некогда русые волосы.
Молитва закончилась.
– Начнем же наш еженедельный капитул, во имя Господа нашего, Иисуса Христа и Божией Матери, которая и положила начало нашему Ордену, – проговорил магистр, осеняя себя крестным знамением. Даже здесь, в далекой Англии, отстоящей на сотни лье от Иерусалима, слова еженедельного ритуала были те же, что и главном Доме Ордена. Осознание этого внезапно наполнило Робера чувством причастности к чему-то могучему, перекрывающему границы фьефов и стран…
Занятый собственными мыслями, он пропустил весь капитул, который оказался очень коротким. За неделю в лондонском командорстве не нашлось достойных упоминания грехов.
Рыцари и сержанты принялись покидать помещение. Брат Анри и прибывшие с ним встали, а ведший капитул магистр уже спешил к ним.
– Брат Жоффруа, – сказал де Лапалисс, почтительно кланяясь. – Рад приветствовать вас во вверенном вам командорстве.
– К сожалению, за последние двадцать лет меня приветствуют в основном здесь, – с улыбкой ответил англичанин, – с того момента, как я отплыл из Святой Земли по приказу генерального капитула, я ни разу не покидал острова. А вас что привело в наши туманные края?
– Приказ магистра, – сказал брат Анри. – Но о нем, как я думаю, лучше поговорить наедине…
Острый, точно бритва, взгляд брата Жоффруа пробежал по лицам присутствующих.
– Хорошо, – сказал он. – Но позже, когда вас накормят. Пойдемте, я провожу вас в трапезную. Надеюсь, что у поваров что-нибудь осталось.
– Прекрасная у вас церковь, во имя Господа, – проговорил де Лапалисс, следуя за хозяином.
– Да, – голос английского магистра чуть потеплел. – Она построена больше сорока лет назад [211] , и с тех пор ни один храм на острове не смог ее превзойти…
– Ну, брат Анри, что вы хотите мне сказать? – они остались вдвоем в личных покоях магистра Англии. Тут было тепло, а свечка, мерцающая на столе, бросала на голые стены мягкий желтоватый свет.
Брат Жоффруа смотрел на де Лапалисса взглядом, полным сдержанного любопытства. Будучи не один год в Ордене, он прекрасно понимал, что Жак де Майи не станет просто так отправлять гонцов через всю Европу, да еще осенью.
– Прочтите это, – и брат Анри подал собеседнику свернутый в трубочку лист пергамента. Снизу на шнурке болталась личная печать магистра. – И вам все станет ясно.
Брат Жоффруа развернул свиток и, склонившись к свече, углубился в чтение. По мере того, как он читал, лицо его твердело, а в глазах росла тревога.
– Во имя Господа, – пробормотал он, откладывая письмо в сторону, – неужели в Святой Земле все так плохо?
– Высшие силы испытывают нашу веру, посылая тяжкие испытания, – пожал плечами де Лапалисс, после чего добавил: – И не забудьте сжечь послание, сеньор.
– Не забуду, – кивнул командор в Англии, один из немногих бальи вне Иерусалима, посвященных в тайну Чаши, – а сейчас нам придется потревожить моего предшественника.
Он позвонил в стоящий на столе серебряный колокольчик. Дверь распахнулась, в комнату заглянул молодой оруженосец.
– Во имя Господа, пригласи сюда брата Ричарда, – приказал ему брат Жоффруа.
Оруженосец, не говоря ни слова, исчез. За закрывшейся дверью прозвучали удаляющиеся шаги.
– Если честно, то клянусь Святым Георгием, я надеялся, что этот день никогда не наступит, – глядя почему-то в пламя свечи, сказал брат Жоффруа. – Что брату Ричарду никогда не придется вспомнить о дне Хаттина…
– Он когда-нибудь рассказывал, что было там?
– Нет, – английский магистр улыбнулся, – хотя многие поначалу пытались спрашивать. А потом я запретил…
– Во имя Господа, это было правильное решение, – кивнул брат Анри.
Дверь открылась. Через порог шагнул брат Ричард. Он остался почти таким же, каким запомнил его де Лапалисс почти двадцать лет назад – высоким и сутулым, вот только лицо его покрыли морщины, а волосы полностью побелели.