Здесь, наверху, бывает так холодно, что кончики пальцев покрываются инеем. Это бескрайняя и безмолвная пустыня, слова здесь умирают, не успев родиться. Да слова и не нужны, достаточно просто легких вздохов, когда хочется воскликнуть: «Как хорошо летать!» Взлетев так высоко, забываешь обо всем, что осталось на земле. Паришь, кружишь без конца, тело наполнено воздухом и летит, влекомое ветром. Кажется, что не надо даже дышать: ветер пронизывает насквозь, врываясь в открытый рот, омывает все тело, и оно становится легким, невесомым, почти невидимым. Где все дальние страны? Египет, Сахель, Финляндия — где они? Осталась лишь одна страна, страна моря и ветра, страна, где не знают усталости.
Найя Найя описывает круги над невидимой точкой и пристально всматривается в морские волны. Вокруг тишина, но не густая, не тяжелая, не давящая, не угрожающая, чистая, прозрачная тишина, непрестанно рождающаяся в центре воздушного круговорота.
Хорошо лететь в вышине, в этой безмолвной пустыне Плывешь, паришь, почти не двигая руками. Земля и море далеко внизу, плоские, неразличимые. Если тебе холодно, прижми руки к телу и падай свободно несколько секунд, пока не войдешь в теплую струю. Если ветер дует в лицо слишком сильно — летишь назад, а бывает, он дует порывами, и тогда ты покачиваешься, как на волнах, Птицам хочется лететь вслед за Найей Найей, но она уже слишком высоко. Птицы носятся над самой водой, издавая пронзительные крики, а она парит над ними в вышине. Еще [115] она видит внизу крошечные кораблики, которые медленно плывут, оставляя на водной глади пенные следы.
Найя Найя парит часами, не зная устали. Птицы и самолеты всегда куда-нибудь прилетают, а Найя Найя — нет, она никогда никуда не прилетает. Ее тело стало воздушным, сердце и легкие наполнены ветром. Она описывает широкие круги над заливом. Взгляд ее теряется в морской дали, он теперь похож на ветер, такой же неуловимый, плывет то туда, то сюда, ни на чем не останавливаясь. Как Найя Найя научилась летать? Она научилась дышать. Когда дует штормовой ветер и взмывают тяжелые самолеты, Найя Найя дышит медленно-медленно и отрывается от земли.
Что хорошо здесь, в вышине, — ты больше не встречаешь препятствий. Небо бескрайнее и пустое, нет здесь ни стен, ни окон. Взгляд плывет, летит, уносимый воздушными струями. Он больше не обращается внутрь, не замыкается на себе, не отражает никаких мыслей, никаких раздумий. Взгляд летит вместе с ветром, кружит над морем в воздушной круговерти. А волны все бьются о прибрежные камни.
Найя Найя летит. Она больше ничего и никого не ищет. Забыла о земле, ветер наполнил ее голову и развеял воспоминания. Она стала легкой, невесомой, просвечивающей насквозь, неосязаемой, неощутимой, словно легкий аромат в воздухе. Она так высоко, что никто не может ее увидеть. Так высоко, что сама не видит никого. Никто еще не залетал так высоко — ни птицы, ни самолеты. Она под самым небесным сводом, там, где облака рождаются из тумана и ползут, как мы по земле, только вверх ногами. Это страна, в которой нельзя жить. Она тоже совсем прозрачная, ее холмы и долины невидимы. Воздушные холмы мягкие и пушистые, пролетая над ними, чувствуешь, как они легко касаются твоего живота. В этой стране есть и города и реки: потоки с быстрым течением — струи ледяного ветра, куда ты на миг ныряешь, дома — воздушные ямы, в которые на миг проваливаешься, чтобы вновь вернуться в бескрайнюю, безмолвную пустыню, к подножию пологих, гладких, как зеркало, склонов. Ты почти не двигаешься, и в то же время ты в непрестанном движении: ведь ветер то и дело меняет направление. Хочешь спокойно полежать на спинке — и вдруг струи, потоки подхватывают тебя, опрокидывают и уносят вдаль. Медленно взбираешься на воздушную пирамиду по невидимым ступеням, а добравшись до вершины, прыгаешь [116] ласточкой вниз, долго скользишь по склону и падаешь в самую середину воздушного озера.
Да, интересно пожить в стране ветров. Она вовсе не такая однообразная и монотонная, как может показаться. Наоборот, это страна с неровным рельефом, с множеством скал, ущелий, бездонных пропастей и пещер, только их не видно. Но когда ты летишь, приходится то карабкаться вверх, то скользить вниз — и ты не перестаешь удивляться.
А земля, далеко внизу, совсем плоская. Горы и холмы словно сплющились, реки стали узенькими, как ниточки.
В этой стране тишина имеет множество оттенков, а звук лишь один — легкий шелест ветра. Нетрудно догадаться, что это еще одна страна, где не разговаривают: ведь она больше всего походит на пустыню. Но здесь тебе и не хочется ни с кем разговаривать. Взмахнуть крыльями, переместить свое тело — и этого довольно. Думать тоже не хочется. Ветер вытеснил все твои мысли.
Когда Найе Найе надоедает парить на ветру, она спускается на землю, медленно, плавно, кружа в воздухе, словно гриф, нацелившийся на добычу. Наконец она приземляется на пляже, у самого моря, и начинает дышать чаще. Снова видит стены, дома, окна. Снова глядит на все с земли, словно летела-летела — и вдруг плюхнулась на четвереньки. Но это ничего. Найя Найя еще будет летать.
[117]
[118]
У Найи Найи есть еще один секрет. Она умеет становиться невидимой. Сделавшись совсем-совсем невидимой, Найя Найя открывает дверь своей спальни и бежит вниз по лестнице. Вот она уже на улице. Когда ты невидим, надо быть очень внимательным, иначе первая встречная машина может тебя задавить, а любой прохожий — толкнуть и даже сбить с ног или прищемить дверью. Но все-таки хорошо, что люди тебя не видят. Не меряют взглядом с ног до головы, не пытаются что-то прочесть на твоем лице. Никто не видит тебя, и не надо больше никому говорить: «Здравствуйте».
Когда ты идешь по городу и никто тебя не видит, жизнь становится гораздо проще. Кажется, будто струи воды омыли землю, стены, оконные стекла, машины и даже лица людей. И воздух чистый-чистый — он ведь тоже невидимый, и солнце светит ярко, но ты не отбрасываешь тени. Никто не знает, где ты, куда идешь. Можешь подойти к знакомым, а они об этом и не узнают. Можешь даже позвать кого-нибудь по имени, что-то сказать на ухо. Люди удивляются, слыша твой голос, оборачиваются, озираются недоуменно, наконец продолжают свой путь, в растерянности качая головой. Солнечный свет пронизывает тебя насквозь, он наполняет твое тело, плавится в глазах и омывает тебя изнутри, это так приятно, ты словно таешь, растекаешься или сам становишься светом. Найя Найя стала тоненькой и легкой, как облачко, как струйка табачного дыма, она легко огибает препятствия, пробирается сквозь толпы людей, проскальзывает в самые узкие двери.
И ничего тебе не страшно. Ни злые собаки, ни нехорошие люди — никто не может тебя укусить или обидеть. Правда, собаки что-то чуют, когда ты проходишь мимо них, [119] беспокоятся, рычат. Потом идут дальше, натягивая поводок и удивленно принюхиваясь: они тоже думают, что это галлюцинации.
На улице много народу, идти трудно. Надо внимательно смотреть на каждого, кто идет навстречу, и стараться угадать, что он сделает в следующую минуту, иначе столкнешься с кем-нибудь. Когда Найя Найя невидима, она очень любит разыгрывать людей. Вот она помогает какой-то женщине нести сумку с продуктами, а та никак не может понять, почему ее ноша стала вдруг такой легкой. А вот замечает мужчину, который собирается закурить сигарету. Найя Найя чиркает спичкой и подносит огонек к кончику сигареты. Добрую минуту мужчина в недоумении таращится на сигарету, которая зажглась сама собой. Потом пожимает плечами и уходит.
Людям бывает немного беспокойно, когда Найя Найя невидима. С ними постоянно случаются странные вещи. Потом люди расскажут о них своим домашним за обеденным столом.
«Знаешь, что сегодня со мной произошло? — скажет ювелир своей жене Бланш. — Представь себе, утром, придя в магазин, я сверил все часы, и вдруг в десять часов все они начинают бить полдень!»
«Может, это от жары?» — скажет Бланш.
Конечно, Найя Найя могла бы воспользоваться своим секретом, чтобы кого-нибудь запугать или украсть много денег из банка. Но это так утомительно! Она предпочитает просто гулять. Да и вообще, когда ты невидим, воровать совсем неинтересно. Только если Найя Найя голодна, она, проходя мимо прилавка с фруктами, берет яблоко или гроздь винограда и не спеша ест на ходу.
Когда Найя Найя невидима, она очень любит ходить в гости. К кому-нибудь. Она выбирает на улице прохожего — наугад, кого попало — и идет за ним по пятам до самого его дома. Сегодня ее выбор пал на г-на Грегорио. Она встретила его на широком, людном проспекте. Это молодой человек лет тридцати, темноволосый, не очень чисто выбритый, одетый в слегка поношенный серый костюм. Он неторопливо идет по проспекту, и сразу видно, что ему смертельно скучно. Найя Найя пристраивается сзади и идет за ним следом. По пути он покупает сигареты в табачной лавке, потом газету в киоске. Найя Найя стоит прямо за его спиной, пока он отсчитывает мелочь продавщице газет, но, [120] разумеется, г-н Грегорио ее не видит. Кажется, он немного нервный. Закуривает на ходу сигарету, потом останавливается. Ждет на остановке автобус. В очереди стоит очень красивая девушка с рыжими волосами, г-н Грегорио украдкой поглядывает в ее сторону, но рыжеволосая девушка не обращает на него внимания. Тогда он разворачивает свою газету и читает сообщения на первой полосе. Найя Найя очень довольна, что нашла г-на Грегорио: она так любит ходить в гости к людям, которых совсем не знает.
Когда Найя Найя невидима, она очень любит ходить в гости. К кому-нибудь. Она выбирает на улице прохожего — наугад, кого попало — и идет за ним по пятам до самого его дома. Сегодня ее выбор пал на г-на Грегорио. Она встретила его на широком, людном проспекте. Это молодой человек лет тридцати, темноволосый, не очень чисто выбритый, одетый в слегка поношенный серый костюм. Он неторопливо идет по проспекту, и сразу видно, что ему смертельно скучно. Найя Найя пристраивается сзади и идет за ним следом. По пути он покупает сигареты в табачной лавке, потом газету в киоске. Найя Найя стоит прямо за его спиной, пока он отсчитывает мелочь продавщице газет, но, [120] разумеется, г-н Грегорио ее не видит. Кажется, он немного нервный. Закуривает на ходу сигарету, потом останавливается. Ждет на остановке автобус. В очереди стоит очень красивая девушка с рыжими волосами, г-н Грегорио украдкой поглядывает в ее сторону, но рыжеволосая девушка не обращает на него внимания. Тогда он разворачивает свою газету и читает сообщения на первой полосе. Найя Найя очень довольна, что нашла г-на Грегорио: она так любит ходить в гости к людям, которых совсем не знает.
Подъезжает автобус, г-н Грегорио входит в заднюю дверь, Найя Найя за ним. В автобусе ей приходится нелегко: в салоне давка и пассажиры запросто могут ее придавить. Она становится в уголок рядом с водителем. Не спускает глаз с г-на Грегорио: его ни в коем случае нельзя потерять из виду. В конце проспекта г-н Грегорио выходит из автобуса, и Найя Найя продолжает следовать за ним. Он быстро идет по улице. Заскакивает в гастроном, чтобы купить кое-что себе на обед. В магазине Найя Найя берет с прилавка несколько фруктов: она подарит их г-ну Грегорио. Вот она уже выходит вслед за ним на проспект. Г-н Грегорио сворачивает на одну улицу, потом на другую, на третью и наконец входит в старый многоэтажный дом грязно-серого цвета: здесь он живет. Он не вызывает лифт, потому что его квартира на втором этаже. Теперь надо действовать очень быстро: Найя Найя стоит прямо за спиной г-на Грегорио и проскальзывает в квартиру в тот момент, когда он отпирает дверь.
Маленькая квартирка — комната и кухня, повсюду царит беспорядок. Г-н Грегорио делает несколько шагов по спальне, швыряет газету на разобранную постель и садится на стул, чтобы снять ботинки. Потом он скидывает пиджак (под ним оказываются подтяжки) и развязывает узел галстука. Найя Найя усаживается в кресло и осматривается. Ей нравится разглядывать чужие комнаты — обстановку, обои, картины на стенах. За незастланной кроватью возвышается этажерка, на полочках — несколько книг, над ней прикноплены к стене почтовые открытки. На ночном столике — графин с водой, какие-то таблетки, голубой будильник и лампа под красным абажуром. Разувшись, г-н Грегорио поднимается и идет в кухню. Найя Найя пользуется его отсутствием, чтобы немного прибраться в спальне. Застилает кровать, убирает в шкаф разбросанную одежду. Потом идет посмотреть, что делается в кухне. Г-н Грегорио как раз кипятит воду для чая. Он уже вынул из сумки продукты и [121] разложил их на кухонном столе: немного паштета, ломтик ветчины и жареный картофель по-савойски, все завернуто в розовую бумагу. Похоже, г-н Грегорио не в духе: он даже не дает себе труда поставить на стол тарелку и прибор. Пока греется вода, он уходит в спальню. Найя Найя слышит, как он там бормочет: «Что за дела?» — увидев, что в комнате прибрано. Она тем временем достает из буфета тарелки и накрывает на стол. Кладет в плетеную корзиночку фрукты, которые стащила в гастрономе: яблоко и два апельсина. Вода уже кипит ключом; Найя Найя тушит газ и наливает кипяток в фарфоровый чайничек. Выкладывает картофель на сковородку и ставит на плиту разогревать. Потом идет посмотреть, что там поделывает г-н Грегорио. А он между тем привык к прибранной комнате, уселся в кресло и читает газету. Найя Найя подходит к столику, включает радиоприемник. Заслышав музыку, г-н Грегорио поднимает голову. Видно, как он удивлен. Встает, идет к приемнику и с минуту смотрит на него, потом бросает газету и идет в кухню. Увидев накрытый стол и разогревающийся на сковородке картофель, он опять говорит: «Что за дела?» Но все же садится и принимается за еду. Видно, что он нервничает: время от времени поднимает голову от тарелки и тревожно озирается. Однако никого не видит и мало-помалу успокаивается. Даже съедает яблоко, У г-на Грегорио, надо сказать, плохая память, он уже уверен, что сам купил фрукты в гастрономе. Кончив есть, он кладет тарелки и прибор в раковину и уходит в спальню. Найя Найя открывает кран и моет посуду. Вытирает тарелки и убирает их в буфет.
В спальне у г-на Грегорио уже не такой удрученный вид. Он читает газету, прихлебывая чай из чашки. У Найи Найи пересохло во рту, ей тоже хочется чаю. Она садится напротив хозяина и наливает себе чай в другую чашку. Смотрит на г-на Грегорио, который читает газету и пьет горячий чай маленькими глотками. В этой квартире не очень уютно, но Найя Найя любит вот так сидеть, зная, что ее не видят. Г-н Грегорио допивает свой чай; Найя Найя бесшумно встает и уносит чайник и Чашки на кухню, чтобы вымыть их. Потом она вытряхивает окурки из пепельниц. Г-н Грегорио много курит, наверное, потому, что с нервами у него не все ладно. Часы на ночном столике показывают половину второго, и г-н Грегорио встает. Надевает пиджак и ботинки, завязывает галстук. Ему пора на работу. Он немного удивлен, увидев, что псе пепельницы чистые, а чашки и тарелки убраны в буфет, [122] но задумываться об этом уже некогда. Найя Найя стоит рядом с ним, пока он отпирает дверь, и быстро проскакивает под его рукой. Сбегает по лестнице впереди него. На улице толпы народу, множество машин. Ярко светит солнце. Г-н Грегорио идет в одну сторону, Найя Найя в другую. Быть может, она больше никогда не увидит г-на Грегорио.
Вот какие интересные вещи можно делать, когда ты невидим. Но это еще не все: можно, например, заходить в большие магазины и стоять за прилавками рядом с продавщицами. Можно сесть в самолет, который летит в Рим, погулять по Вечному городу и к вечеру вернуться. Можно заходить в кинотеатры, в церкви, в больничные палаты, в университетские аудитории, в мюзик-холлы, смотреть, что делают люди, слушать, о чем они разговаривают. Ты можешь пойти куда угодно — в банк, в музей, в ярмарочный балаган, в министерство или в бар, — и никто не спросит тебя, что ты здесь делаешь. Когда ты становишься невидимым и прозрачным, никто вокруг не обращает на тебя никакого внимания, абсолютно никакого, и тебе не приходится защищаться от осаждающих тебя взглядов и слов.
Когда ты невидим, люди равнодушно проходят мимо тебя, смотрят сквозь тебя, не задерживая на тебе взгляда. Как будто ты где-то очень далеко и в то же время здесь, рядом. Ты можешь смотреть на людей так, будто это деревья или столбы. Уходишь далеко-далеко, возвращаешься, снова уходишь, не оставляя следов. Можешь даже писать записочки и засовывать их в карманы деловым людям, которые спешат на работу. Ты задаешь им вопросы, например:
Как называется столица Австралии?
Сколько волос на голове?
Вы заметили, что у вас на ладонях написано число 1881?
Сколько вопросов хочется задать! Когда тебя видят, ты не осмеливаешься: ведь каждый может подумать, что вопрос относится к нему лично; люди пристально смотрят тебе в глаза, силясь угадать, что это может на самом деле значить. Но когда никто не видит тебя, ты можешь писать свои вопросы на бумажках или даже задавать их вслух: люди знают, что вопросы обращены не к кому-то в отдельности, а ко всему роду человеческому.
[123]
Или можно сесть в машину, остановившуюся у светофора, и долго-долго ехать, ничего не говоря, не зная даже, куда ты направляешься. Ты — везде, словно у тебя не одно тело, а по крайней мере сотня.
Ты становишься тонким, как стекло, легким, как воздух. Ты можешь идти без устали далеко-далеко, и даже маленькие птички не боятся тебя. Время от времени прохожие все же на тебя натыкаются и растерянно бормочут: «Извините, пожалуйста», в недоумении озираясь. Зато сколько забавных шуток можно сыграть! Заходишь, например, в контору, садишься за пишущую машинку и печатаешь под "Reports and Accounts":
аииюз азллозе 8е-в ннеи, опс &*+аюе 777.
Когда ты невидим, для тебя все гораздо проще. Человек забывает слова, которые долго носил в себе, и становится легким, свободным. Раньше чужие глаза всегда направляли его, щупальца взглядов опутывали. Но теперь взгляды проходят сквозь тебя, и ты никому не мешаешь. Если ты стоишь под деревом, люди видят только дерево, если стоишь спиной к морю — видна только синяя вода и белые барашки волн. Ты ни о чем не думаешь, мысли выветрились, ты даже не вполне понимаешь, что делаешь. Все происходит словно вне тебя, вне твоего имени, твоего возраста, вне какого-то определенного места. Тебе теперь подходит любое имя, можешь с равным успехом называться Андреа Пашетта, госпожа Тарквен, Жермен, Сибилла, Алла вена, Жаклин Клокель. Нет, ты не меняешь имя, но все стало таким легким, что чужие имена липнут к тебе, как обрывки бумаги в ветреный день. И еще можно каждую минуту менять одежду, быть то в черном, то в ярко-голубом, то в зеленом, то в розовом. И каждое встречное лицо может стать твоим. Не знаю, как это объяснить, но ты поминутно меняешься, как картинка в калейдоскопе. У тебя нет больше голоса, ну, почти нет — лишь тихий лепет трепещет на губах и просачивается в уши окружающих. Люди слышат его и удивляются. Думают, что у них в ушах звенит или что это говорит «внутренний голос». А ты сейчас вроде пчелки. Подлетишь к чьему-нибудь лицу и шепчешь тихонько на не понятном никому языке что-нибудь вроде: