Путешествия по ту сторону - Жан-Мари Гюстав Леклезио 9 стр.


[97]

Найя Найя путешествует по стране деревьев. Это не так- то просто. Вот как это делается: надо выйти из города и подняться по множеству лестниц, которые ведут к вершинам синих холмов. Поднимаешься по ступенькам, не спеша. Да, это надо делать медленно, чтобы не запыхаться. На твоем пути все меньше и меньше домов, все больше и больше садов. Время от времени ты оглядываешься назад и видишь город, раскинувшийся у подножия синих холмов. Видишь море черного асфальта, белые кубики домов и конусы небоскребов. Два-три золоченых купола и стройные колокольни. Кое-где столбы дыма взмывают ввысь и тают в небе. Солнце не слишком жаркое, но и не слишком бледное, вот как сегодня. Небо какое-то линяло-голубое, его пересекают белые дорожки облаков.

Мало-помалу виллы и сады сменяются огородами, парниками, еще дальше — виноградниками. Лестницы ведут все выше и выше, на широких ступеньках остались после недавнего дождя кусочки коры, мокрые листья, сосновые иголки. Идешь, вдыхая пьянящие запахи садов и полей, цветов, меда, листвы. Поднявшись на вершину холма, видишь оливковые рощи, раскинувшиеся на террасах. В такой день должен дуть легкий ветерок — не слишком теплый, но и не холодный, постоянно меняющий направление: то он веет с моря, то с гор, окутывая холм. Среди оливковых рощ виднеется несколько заброшенных ферм, старая мельница, лужицы со стоячей водой.

Можно пойти по любой из дорог, ведущих через оливковые рощи. Террасы расположены не совсем горизонтально, они слегка наклонны; дойдя до края одной из них, спрыгиваешь на следующую. Воздух такой чистый, и запах олив вте- [98] кает в твое тело с каждым вдохом. Наконец ты останавливаешься и выбираешь дерево, которое тебе нравится. А деревья все разные. Есть толстенные, наверно столетние, есть молодые, тоненькие, и листьев на них немного. Есть высокие и крепкие, есть низенькие и чахлые. Есть расщепленные молнией. Выбираешь подходящее, с пышной кроной и шероховатым стволом, оно растет на самом краю террасы, нависшей над городом и морем. Ты усаживаешься под ним. Земля у корней красно-коричневая и сухая. Цепочка муравьев ползет вверх по стволу. На стволе много трещин: он растрескался от мороза, а может быть, просто от старости. Ты садишься прямо на землю, между корнями, прислонившись к дереву спиной. Тебе хорошо: сидишь и смотришь на голубое море, искрящееся меж зелено-серой листвы. Сверху листочки ярко-зеленые, глянцевые, а снизу сероватые и пушистые, словно запыленные. Здесь никого, только поваленные стволы пятнами темнеют на земле. Может быть, если поискать, найдешь под ними ужей, ящериц, даже скорпиона. Ветер дует, тихонько поворачиваясь, словно большая невидимая птица. Взметает облачка пыли, шелестит листвой. Поднимаешь голову — и вверху тоже видишь голубизну, только бледную, словно выцветшую, — кусочки неба между листьями. Видишь и длинные, изогнутые ветки, они тянутся к небу и перечеркивают голубизну. Темно-коричневые, почти черные, словно обугленные. Хорошо, наверное, владеть оливковой рощицей на вершине холма. Жить зиму и лето в заброшенном домике и смотреть, как растут деревья. Листья на них никогда не облетают, зимой они становятся более серыми, летом ярче зеленеют, вот и все.

Да, непросто путешествовать по стране деревьев, как Найя Найя. Потому что, когда ты сидишь под деревом и тебе так хорошо, вскоре тебя окутывает что-то похожее на сон. Какое-то оцепенение. Сначала оно сковывает ноги, потом медленно перетекает выше, словно прохладная вода, гасит все, что горит и печет у тебя внутри; вот уже цепенеют руки, ладони. Ты не можешь шевельнуть рукой, пальцы онемели. Только чуть покалывает в самых кончиках, словно по ним пробегает электрический ток. Твои плечи круглы, ты больше не можешь ими пожать; затылок одеревенел. Вот в эту-то минуту надо быть очень внимательным. Если оцепенение слишком быстро захватит голову, твои глаза закроются и ты просто уснешь. Тогда отправишься, может быть, в путешествие по детективному роману или в сказку про волков, [99] но в страну деревьев тебе не попасть. Не закрывай глаза. Смотри прямо перед собой на яркую голубизну моря между листьев, на синий склон холма, полого спускающийся до самого города. Ты сам выбрал эту картину. Не смотри больше ни на что, не отводи глаз ни вправо, ни влево. Словно фотография перед тобой, но все на ней живое, настоящее; словно ты смотришь в большое окно высокого небоскреба.

И потихоньку, медленно-медленно растворяешься. Сливаешься со стволом старой оливы.

Ты уходишь в него не сразу, не так, как уносятся, скажем, к солнцу. Ты будто медленно откидываешься в шезлонге или лежишь на спине на гребне высокой волны, которая, покачивая, мягко относит тебя назад. Только не закрывай глаза. Город и море все больше отдаляются от тебя. Словно уходят в бесконечность. Ничто больше не движется перед твоими глазами. Видишь только белые кубики домов, полукруг залива, а над ним небо — бледное, но почта безоблачное. Ты застыл, не шевелишься, почта не дышишь. Ни о чем не думаешь. Это словно остановившееся мгновение танца. Сидишь на земле, руки вытянуты вдоль тела, вдыхаешь и выдыхаешь медленно-медленно и смотришь на море. Оцепенение охватило все твое тело, но голова ясная. В голове, там, высоко, в кроне оливы, неумолкающий глухой рокот, словно жужжат сотни пчел, и от этого так покойно. Когда налетает ветер, чувствуешь легкую дрожь в кончиках пальцев, но телом ничего не ощущаешь, оно застыло, затвердело. Особенно плечи. На них лежит тяжелый груз, лежит и покачивается при каждом порыве ветра. На тебе все листья и плоды, они среди леса твоих волос. В твоем теле нет больше течений сверху вниз, ты не глотаешь, не всасываешь. Наоборот, хотя ты это едва чувствуешь, токи, чуть заметные, как легкий ветерок, поднимаются снизу вверх: ты втягиваешь соки земли. Внутри твое тело не твердеет. Только кожа стала корой, панцирем, а внутри под ней все течет и струится, все теплое, нежное и влажное: словно сталагмит, который незаметно тянется вверх.

Ты живешь теперь в стволе старого дерева, и твои длинные корни уходят глубоко в сухую землю. Потому ты и не можешь шевельнуться. Корни держатся за землю крепко, словно когтистые лапы, выискивают там, в глубине, большие камни, чтобы уцепиться за них. И воду они находят в глубине, ту, что земля впитала после недавней грозы, ищут островки влаги и медленно пьют каплю за каплей. Как [100] хорошо пить воду из земли: не спеша всасываешь ее ногами- корнями, она поднимается вверх по тайным ходам твоего тела и проникает в желудок. У тебя множество листьев. Ветер их вращает, словно винты крошечных самолетов, свет падает на них, солнечное тепло их согревает, лучи скользят по ветвям и сходятся в твоем затылке. Если ты не дерево, тебе никогда не ощутить такого тепла. Словно теплый дождь медленно струится вниз по твоему телу, встречаясь на полпути с прохладой подземных вод.

Сидишь на теплой земле террасы. Не хочется никуда идти, не хочется знать, что там, вдали. Так хорошо смотреть на море и небо сквозь листву. Что такое время? Времени больше не существует. Твои мысли — ветер, солнце, подземная влага. Кожа твоя покрылась морщинами. У тебя нет больше глаз, чтобы смотреть вдаль. Ты видишь порами своих листочков. Маленькие антенки, вращаясь, улавливают происходящее в пространстве и впитывают свет.

Ты не один. Ты окружен другими оливами. Знаешь, что здесь, совсем рядом, деревья, с которыми ты не можешь заговорить, с которыми никогда не встретишься. Вся твоя сила идет на то, чтобы стоять прямо. Медленно-медленно растет вширь твое тело — кольцо за кольцом, год за годом.

Иногда налетают грозы. На горизонте над морем сгущаются тучи. В тебе нарастает странное нетерпение — скорее бы пламя полыхнуло в небе, скорее бы посыпались капли. Все твои листочки начинают трепетать и вращаться быстро- быстро. Иссохшая земля просит пить. Как тисками сжимает тебе ноги. Большие черные птицы кружат над головой. Ты не видишь их, не слышишь, как они кричат, но ты знаешь, что они там, вверху. Маленькие пташки облепили твои ветки и тоже отчаянно кричат, щебечут все хором, но ты не слышишь ничего. Хорошо быть деревом: тебя всегда окутывает тишина. Чувствуешь только легкие колебания воздуха, густое, вязкое тепло и жажду. Тяжелые тучи несутся, гонимые ветром, и вот небо над холмом раскалывается. В этот миг земля начинает дышать. Трещины раздвигаются, раскрываются, словно губы, и впитывают воду. Как хочется пить, до боли! Капли становятся все крупнее, стучат по листьям, и те раскрываются им навстречу, ручьи с шумом сбегают по морщинистому стволу, текут между корнями, уходят под землю, прорывая маленькие колодцы. Приятно чувствовать, как течет по стволу и ветвям прохладная вода, ломая веточки, сбивая на землю спелые оливки. Стоишь под [101] струями воды молча, не двигаясь. Став деревом, ты так сросся с землей, будто сделался частью ее и чувствуешь все: жару, мороз, дождь — так же, как она.

А Найя Найя может стать старой оливой, когда ей вздумается. Иногда она и нас приводит на вершину холма. Каждый выбирает себе дерево. Дерево Джин Шипучки похоже на нее — с тонким стволом и длинными ветвями. Дерево Аллигатора Баркса толстое, приземистое, с покрытым морщинами стволом: ну правильно, его ведь и зовут Аллигатором, потому что он весь в морщинах, как старый крокодил. Ямаха выбирает оливу на самом краю террасы, чтобы хорошо видеть море. Леон и Луиза садятся вдвоем под очень старым деревом с раздвоенным стволом. Сначала мы прjстj сидим, ничего не делаем, ждем, курим сигареты. И вот так, ничего не делая, ничего не говоря, мало-помалу отправляемся вслед за Найей Найей в путешествие. Так странно — каждый в своем дереве, далеко от всех; только Леон и Луиза путешествуют вдвоем, как сиамские близнецы. Стоим прямо и неподвижно, над головой — голубое небо. Вытягиваем руки-ветви, вращаем пальцами-листочками. Земля под ногами усыпана сломанными веточками и сгнившими оливками. Так и стоим часами, подняв руки над головой. Все вокруг затвердело, стало каменным. Тело будто свела судорога, но боли нет. Не нужно больше ни двигаться, ни разговаривать. Стоим совсем рядом и не видим друг друга. Деревья -молчаливы, им не нужны сказки. Они отбрасывают на землю невесомую тень, и она движется вслед за солнцем. Может быть, если бы мы простояли так много дней, а то и месяцев, нам вообще больше никогда не захотелось бы ни есть, ни пить, ни дышать. Только впитывали бы свет листочками и влагу корнями.

Мы дожидаемся ночи. Небо синеет, потом чернеет. Море тоже меняет цвет, а мы все стоим. Позже — или всего лишь через несколько мгновений? — город у подножия холма загорается множеством огней. Стало холодно. Кажется, будто красный купол плывет над небоскребами и проспектами. Загораются и огни на маяках, их лучи скользят взад-вперед по заливу. А прямо над морем посреди черного неба неподвижно висит звезда. На нее-то и смотрят теперь деревья всеми порами своих листочков. Нам не хочется рассказывать сказки — во всяком случае, не словами. Но сказка сама рождается в сердцевинах наших стволов, длинная, незамыслова- [102] тая сказка с неожиданными поворотами поднимается из недр земли по нашим корням.



[103]

Лебеди летят дорогой солнца, люди путешествуют сквозь воздух.

.

.

.

В южных краях растет бамбук, в северных растут деревья.


[104]

Найя Найя дает нам все наши имена. Если бы не она, может быть, нас просто не было бы на свете и уж наверняка мы бы не были теми, кто мы есть. Вот как она нас зовет: Лонджи Бэй, Калопэн, Землетрясение, Каудаль, Бланманто, Курилка, Найт Блю (это очень красивое имя), Блеск 66 (а это Луиза на курсах машинописи). Когда ей грустно: Визача. Одна Стрела, Дюгонь, Кит-и-кэт, Байя Калифорния, Джакарта, Гавиал, Ширма, У отер Лили, Каретник, Биг Гейм, Мондо, Мансарда. Бешеный Огурец, Терпентин, Жюльен, Сорок Семь Клавиш, Дамские Пальчики, Углерод. Цено. Геккон, Ларе, Леру, Эхо, Киссань. Верблюжонок, Сатанинский Гриб, Желтая Сыроежка, Амбруаз, Фортуна, Коловорот, Пахлава, Дон, Гробница, Маркоман, Коморы, Далее Везде, Опоссум, Коала, Почтовая Карточка (если ты ей прислал хоть одну). Корешок, Горб, Липо, Караван, Как-Его-Там, Подпорка, Подножка, Шапокляк, Индокитай, Спальный Вагон, Танжир, Медок, Снежок, Гяур. Патент, Сигарет-Билл. Удавчик-Лапочка (когда она вас очень любит). Орлан, Секвойя, Шезлонг, Онономо, Лаберис, Талата-Мала, Точка-с-За- пятой, Лесоруб, Лойола, Паста, Лимонад, Эстрелла, Пасар- гадес, Такой-то, Черная Стрела, Параграф, Черпак, С., Корона, Риммель-Кул, Бороро, Бонжур-Абажур, Чик-Чирик, Мавр, Шишак, Венсан Герр, Гленн, Овернь, Конопля, Кузнечный Уголь, Нил, Базука, Цистерна, Морковка, Крошка Го, Луна, Апеннина, Ульм, Енох, С-Горки-Вниз. Крестик. Ямаха зовется Ятаган. Лакрица. Ассорти, Иерихон, Ту- шечница, Переводная картинка. Призма, Нагоняй, Мухомор. Остров (это тоже очень красивое имя, и Найя Найя им не бросается). Кирпич Твердолобый — это когда она немного сердится, и еще Бифштекс, Гаолян, Эвзон, Испаритель, [105] Боинг, Ялик, Метеор. Ежик-без-Ножек, Морфонтен, Белая Русь, Сент-Олер, Мигрень, Торпеда, Сезон, Чудесный Дар, Большой Базар, Лоун, Башмачок, Термодактиль, У-у-уфф! Маршалл, Павана, Психо, Книга-Забулдыга, Фото-Мото, Бе- лаваль, Уинстон-Фильтр, Мячик, Как-из-Ведра, Пэлл-Мэлл, Ливия, Нубия, Полдень, Раминагробис. Транс Галактический. Портативный Приемник. Леон зовется Лоне. Луиза — Зиула. Сурсум Корда — Корсум Сур да. И еще Эмиль Флобер и Гюстав Золя, Мо, Тюрлюрлю, Кассаль, Суэнан, Доломит, Эдесса, Ева, форбон, Мой Дружок, Хик, Итака. Раз-Бой, Гонг, Кантавьеха, Саскачеван, Фас, Ха-ха, Гликсон, Отто, Семью- Семь, Магеллан, Томас Дандруф, Майя, Холодный Резец (это она сердится), Надзорная Труба, Шарнир, Законопаченная Щель (она не сердится, но глаза ее насмешливо блестят), Барр. Сю-Сю Носогубный, Бенгалия, Триумфальная Арка, Силозий, Тальям, Лиллаканаль. Для тех, кого она любит, у нее припасены красивые имена: Аэль, Алоуз, Алоа, Амариллис, Авелина, Ангиюль, Ангора. Посуда Отсюда, Горбыль, Намюры, Матовая Лазурь, Корейский Вьюнок, Круглый Венок, Эллипс, Ромбик, Куколка, Джо, Канопа, Гамбург & Гамбургский Счет, Фортуна, Мартини-Рок, Зазимок, фолиант, Капелька-Крошка, Козья Ножка, Дурман-Трава, Диллока, Баю-бай, Балтазар, Южный Крест, Килоджоуль, Калорий, Жница, Цилистра, Лом Паланка, Идея, Медовый Мишка, Сантандер, Тимофей, Эд Сасса, Хьюматифа Оддоа, Вальдивия, Ичуинтли, Бор, Топь, Цирцея, Пять Деревьев, Септима, Бали, Ленивец, Кампонгсаом, Эгуранда, Уиллуилл, Нигило Нигил, Вискоза, Иланг-Иланг, Анона-Энона, Луип, Булава, Петелька, Бесхвостый, Таль Стаммана, Пестик, Лассо, Три Звездочки, Лирохвост, Красная Пустыня, Иомен, Полоний. Ванильно-Клубничное Мороженое, Лавочка, Бурсалия, Целибат, Ява, Килорифер, Ситар, Окарина, Синхрон, Дик Дуглас Огтан, Мандарин, Раз-Гром, Нижний Новгород, Тихий Океан, Хайдерабад, Майсор, Альберт Барода, Несцио, Оротонда, Аддис-Аддиба, Озеро Ладога, Река Сена, Драконов Корень, Маятник, Сахара, Шаранта, Араукария, Время X, Прекрасная Садовница, Маслобойка, Пирамида, Глосса (это специально для Сурсума Корды), Ах Венома, Канашка, Сержант-Интендант, Конопатка, Воздух/Вода, Кавалерист. Тристан, Нишинайя, Бадоркалло, Йодинол, Явальдо, Риксда- лер, Нива, Мякиш, Визави, Амур Юкагир, Камерон Дже- ронимо, Ноу Квесченс.

Все эти имена дает нам Найя Найя.


[106]

Иной раз Найя Найя делает вот что: бродит по залитым солнечным светом улицам города и проходит сквозь все, что встречает на своем пути. Смотрит на все, что ее окружает: на дома, магазины, гаражи, автомобили, смотрит то ясными, то темными глазами, не пытаясь ничего понять. Все предметы так просты, их очертания так четки и ясны, что совсем легко вдруг оказаться по ту сторону. Будто путешествуешь, не сходя с места. А другие в это время тоже бродят по городу: Аллигатор Барксна юге, Луиза и Леон — в восточной части, Ямаха на своем «опеле» едет по окружной дороге. Все они могут в любой момент связаться с Найей Найей, ну, как будто по рации, и сообщают ей обо всем, что видят. Да, в такие дни в городе есть на что посмотреть. В пыльных скверах сидят старушки, болтают и чего-то ждут. Найя Найя проходит мимо них — и вот она уже по ту сторону, где воздух чистый и прохладный, так бывает, когда выйдешь на улицу из душного магазина. В дни, когда солнце прячется за тучами, труднее: нет четких границ между светом и тенью. Но когда солнце светит ярко, как сегодня, все так ясно и отчетливо, и легко проходить сквозь предметы.

Назад Дальше