Бот погиб не в одиночестве. Люки укрытых массивной бронёй наземных установок распахнулись со стремительностью атакующих змей и ускорители швырнули вверх зенитные ракеты на четырех скоростях звука. Импеллерные клинья пробудились к жизни как только они достаточно удалились от пусковых и ракеты, завывая подобно мстительным демонам, устремились к своим целям. У возглавлявших налет ботов не было ни единого шанса. А затем настала очередь истребителей.
Трансатмосферные аппараты шли на большой высоте, но у атмосферных самолетов не было ни такого потолка, ни такой скорости. В лучшем случае они могли выжать немного больше трех махов[3], но зато они шли с огибанием рельефа местности. Истребители с ревом неслись на высоте едва двухсот метров виляя между керамобетонными горами административных и жилых башен столицы Народной Республики. И тут навстречу им мелькнули новые ракеты.
На этот раз никаких импеллеров, поскольку в программы жестко был зашит императив, запрещавший оборонительным системам использовать такое оружие против целей, находящихся на высоте меньше пятисот метров. Попадание такой ракеты в одну из башен вызвало бы катастрофические разрушения. Так что, как будто в какой-то причудливой попытке выровнять баланс возможностей игроков, более медленные и более низколетящие истребители можно было обстреливать только имевшими худшие характеристики старомодными ракетами с реактивными двигателями.
Но хотя баланс и был слегка подправлен, он всё равно оставался решительно перекошен в пользу оборонительных систем. Их создатели могли запретить использование импеллерных ракет, но пусковых было множество, и на каждый из приближающихся истребителей пришлось как минимум по десять ракет.
Это был не бой. Даже не бойня. Ни один из атакующих не дожил до выхода на собственный рубеж пуска по Октагону. Центр Нового Парижа сотрясли взрывы и куски и кусочки мужчин, женщин и когда-то изящных самолетов посыпались с небес.
* * *
— Боже мой, — выпалил кто-то. — Штурмовые шаттлы?
МакКвин даже не повернула голову посмотреть кто это был. Это было неважно, но даже если бы и не так, она не могла оторвать глаз от экрана, на котором появилась новая волна стрелок. Их были десятки, и каждая представляла собой штурмовой шаттл Госбезопасности, на борту которого могло быть до двухсот пятидесяти человек. Они неслись прямо к Октагону, как будто пилоты на самом деле верили, что жертва истребителей могла каким-то образом отвлечь системы слежения от их собственного захода. МакКвин смотрела как они приближаются и у неё в мозгу всплыла древняя фраза из истории Старой Земли.
— C'est magnifique, mais ce n'est pas la guerre[4], — очень тихо произнесла она.
* * *
— Святый Боже на небесах.
Оскар Сен-Жюст даже головы не повернул и на его каменном лице ничего не дрогнуло. Он был уверен, что член его штаба даже не понял, что произнес эти слова вслух. Но даже в противном случае, и даже если бы этот человек был достаточно глуп, чтобы подразумевать этим критику Сен-Жюста, как человека отдавшего приказ на атаку, гражданин секретарь предпочел бы, только на этот раз, это проигнорировать.
Наблюдая, как нагруженные солдатами штурмовые шаттлы второй волны устремляются прямо в зубы оборонительного огня Октагона, он даже бровью не повёл. Шаттлы летели на скорости немного больше трех махов, но на большей высоте, чем истребители, и импеллерные ракеты искромсали их со смертоносной эффективностью. Системы РЭП* [радиоэлектронного противодействия] шаттлов были лучше чем у истребителей, но вовсе не настолько, чтобы в итоге была какая-то существенная разница. Ракеты без труда рвали их на части. Только два шаттла сумели приблизится достаточно, чтобы попасть под прямой удар размещенного на крыше Октагона энергетического оружия.
Последний штурмовой шаттл рухнул, унося с собой роту солдат Госбезопасности, и в кабинете Сен-Жюста повисла тишина, которую можно было резать ножом. Командующий ГБ твердым взглядом василиска просмотрел на дисплее ужасающий список потерь и слегка пожал плечами.
“Я должен был попробовать. Как бы худо это ни обернулось, другие варианты были ещё хуже. И теперь, как бы плохи они ни были, это всё что у меня осталось”.
Он вздохнул и отвернулся от дисплеев, снова усаживаясь за стол.
* * *
— И теперь гражданин секретарь точно знает, кто контролирует оборонительные системы, — тихо прошептала Эстер МакКвин отворачиваясь от главного экрана чтобы взглянуть на мониторы прямой трансляции. Их заполняли пожары и вспышки непрекращающихся взрывов и, при всей безмятежности голоса, глаза её были холодны. — Искренне надеюсь, что тот, кто отдал приказ на эту атаку, кто бы он ни был, выживет и попадет в плен. — продолжала она почти деловым тоном.
— Я и сам бы хотел... обсудить с ним избранную им тактику, мэм, — согласился Букато.
— Признаю, что у них не было никакого шанса прорваться, мэм, — с почтением произнес капитан Рубин, — однако, как вы сами отметили, я не вижу, чтобы у них была реальная альтернатива такой попытке.
— Я это понимаю, капитан, — мгновение помедлив ответила МакКвин. — Однако это с самого начала была безнадежная затея и, кто бы на самом деле ни командовал этими шаттлами, должен был это понять в тот момент, когда мы посбивали истребители. А если понял, и если бы имел хоть каплю смелости, то доложил бы Сен-Жюсту, что посылка шаттлов против этой же самой обороны ничто иное как убийство. У этого не было шансов на успех как у реальной атаки, а если это была всего лишь разведка боем, то истребители уже вызвали реакцию, которая должна была ответить на все его вопросы. В лишних жертвах не было совершенно никакого смысла.
— Даже без учета того, сколько гражданских должно быть убито или ранено падающими обломками.
— Да, без учета, — признала МакКвин. — Однако мы не можем слишком ханжествовать насчет этих жертв, Иван. В конце концов, именно мы выпустили сбившие эти машины ракеты. И я думаю, что в конечном итоге мы несем по меньшей мере такую же ответственность за всех погибших гражданских, как и Сен-Жюст. Если бы мы не выступили, он спокойно сгреб бы нас, расстрелял и ничего из такого бы не произошло.
— Я знаю это, мэм. Но по крайней мере мы пытаемся минимизировать случайные жертвы среди гражданских.
— Верно, как и то, что Сен-Жюст и Пьер на пару уничтожили больше граждан Республики, чем весь Мантикорский Альянс вместе взятый, так что замена их на любое другое правительство по любому должно быть прогрессом. Но у нас в этом действительно есть еще и некий личный интерес, верно?
Она чуть улыбнулась и Иван Букато, к своему огромному удивлению, даже хихикнул.
* * *
— Каков последний доклад из порта?
Деловой тон Сен-Жюста с возмутительной непристойностью прозвучал в тихом оцепенении, возникшем после гибели всей бригады гражданина бригадного генерала Томе. Все взоры сконцентрировались на нем, затем одна из работников его штаба встряхнулась и прочистила горло.
— Я... боюсь, новости нехороши, сэр, — признала она. — Сейчас мы получили немного больше данных и похоже, что МакКвин сумела незаметно для нас внедрить генерала Конфланса в структуру командования космопорта. Согласно последней оценке практически весь гарнизон перешел на его сторону в течение первых двадцати минут, что позволило ему получить достаточно живой силы, чтобы отбить атаку гражданина бригадного генерала Бушара. — Она сделала паузу, затем глубоко вдохнула. — И я боюсь что это еще не всё, сэр, — медленно но недрогнувшим голосом продолжила она. — Связь докладывает, что гражданин генерал Мэйтланд только что присоединился к гражданину полковнику Язову в открытой декларации поддержки мятежников.
— Ясно.
Сен-Жюст не позволил отразиться этому в голосе, однако известия о Мэйтланде и Язове нанесли ему тяжелый удар. Язов был первым офицером Госбезопасности, объявившим о поддержке МакКвин. Простой гражданин полковник мог казаться незначительным на общем фоне событий, однако никто лучше Сен-Жюста не знал, насколько успех или провал в подобный момент зависели от впечатлений и реакций напуганных и запутавшихся людей на эти впечатления. И это делало отступничество Язова сокрушительным ударом. Гражданин полковник был отобран в той же степени за свою исключительные лояльность и преданность, как и за способности, когда получил назначение в космопорт Нового Парижа в качестве компетентного старшего помощника политического назначенца, официально руководившего основной столичной магистралью между космосом и поверхностью. По сути, его измена подняла пугающий вопрос о том, до кого из других “отборных” офицеров могла добраться МакКвин.
Это было достаточно скверно, но теперь, похоже, Язов убедил присоединиться к себе своего непосредственного начальника, а их совместное публичное одобрение версии МакКвин насчет случившегося было еще хуже. Если даже офицеры Госбезопасности утверждают, что на самом деле предателем был Сен-Жюст, а МакКвин представляет законный Комитет и его интересы, то неуклонное и в конечном итоге фатальное ослабление его положения станет неизбежным.
“Они вынуждают меня к этому, — почти спокойно думал он. — Они не собираются оставить мне никакого выбора. И если я это сделаю...”
Он на мгновение закрыл глаза и заставил себя повернуться лицом к последствиям решения, надвигавшегося на него с безжалостной мощью Джаггернаута. Это была наверное его единственная надежда на сокрушение МакКвин до того, как баланс сил слишком далеко сместится на её сторону. Он не осмеливался ждать, пока на её сторону перейдет ещё больше дислоцированных в Новом Париже частей регулярной армии, и в особенности, пока его собственный персонал Госбезопасности не начал следовать примеру Язова.
Проблема должна быть решена сейчас, пока она еще не полностью вышла из под контроля. В наихудшем случае, борьба может тянуться многие дни или недели и каждый час увеличивал шансы на то, что еще больше морпехов и флотских перейдет на сторону Октагона. Другие офицеры, даже если они не перебегут к МакКвин, могут начать вынашивать собственные планы. Честолюбивый офицер мог бы увидеть прекрасную возможность заложить основу собственной власти, пока Сен-Жюст и МакКвин были заняты смертельной борьбой, которая не даст никому из них разобраться с ним. И даже если такое не произойдет немедленно, и даже если Сен-Жюст сможет в конечном итоге подавить восстание МакКвин, всё еще оставался ущерб, касающийся сомнений относительно законности его власти. Чем дольше это творится, тем большее количество людей впадет в соблазн поверить версии МакКвин. Отчасти это произойдет независимо от того, что бы он ни делал, но по крайней мере быстрая и безжалостная развязка могла бы помочь свести урон к минимуму.
“И что будет, когда все поймут, насколько далеко ты готов зайти, Оскар? Это заставит их быть осторожнее? Или они зададутся вопросом, что им в действительности терять, оставаясь под твоим руководством?”
Оскар Сен-Жюст смотрел в безжалостную неизвестность будущего и, если бы человек с настолько обагренными кровью руками смел верить в Бога, он бы молился об избавлении от того, что там видел
* * *
— Может быть я слишком оптимистичен, мэм, — произнес Иван Букато, — но я думаю, мы только что добились перелома.
Они с МакКвин стояли рядом, пристально глядя на огромный экран, демонстрирующий панорамный вид на дымы и обломки, разбросанные на подступах к Октагону. Утро перешло в день. Теперь день медленно превращался в кровавый вечер, обагренный кострами еще двух волн штурмовых шаттлов и ударных самолетов. Они были уничтожены системой обороны столь же эффективно, как и их предшественники, а генерал Конфланс провел к Октагону сквозь окружающий хаос эквивалент почти полного полка морпехов.
— Я думаю, что наверное решающим был момент заявления Мэйтланда, — продолжил адмирал. Он махнул рукой на главный экран, где космодром теперь представлял собой единое целое, отмеченное дружественной зеленью, затем показал пальцем на другое скопление зелени. Оно представляло одну из соседних административных башен и менее пяти минут назад была помечена кроваво-красным цветом Госбезопасности. — Когда вся штаб-квартира штурмовых сил Госбезопасности решает “поддержать законных членов Комитета” против собственного командующего, то на самом деле становится похоже, что мы в конце концов с этим справимся.
— Я бы всё же пока не решилась начинать разрабатывать долгосрочные планы на проведение времени после выхода на пенсию, — сказала с кривой ухмылкой МакКвин, — однако похоже, что перевес переходит на нашу сторону. Наверное я должна пойти ещё раз поговорить с Фонтейном.
— Если без шуток, мэм, то это может быть неплохой идеей, — серьёзно произнес Букато. — Я, как и вы, ждал, что он отступится раньше, однако теперь, когда рядовые члены Госбезопасности переходят на нашу сторону, вы наверное сможете убедить его, что поддержка вашей позиции является наилучшим способом свести общее кровопролитие к минимуму.
— Может быть вы правы, — признала МакКвин. — У нас с Эразмом никогда не будет теплых отношений, но я думаю, что он искренний приверженец стабильности и минимизации общего ущерба. И я думаю, он в достаточной степени практичен, чтобы признать неизбежное, столкнувшись с ним лицом к лицу.
— Боюсь, что я несколько более циничен насчет его окончательных побуждений, мэм. Но происходящее начинает казаться мне вздымающимся потоком и, независимо от того, какими могут быть его побуждения, я не думаю, что он захочет утонуть.
— Ваш цинизм может оказаться справедливым. Однако в конечном итоге нет разницы, сотрудничает он с нами из-за принципов или из чувства самосохранения, если он теперь с нами.
— Да, мэм, разницы нет. По крайней мере, в ближайшей перспективе.
— В таком случае, думаю, что схожу ещё разок с ним переговорить. Побудьте пока за меня, Иван.
— Есть, мэм.
* * *
— Соедините меня с гражданкой генералом Шпеер по максимально защищённой линии, — произнес Сен-Жюст. Его голос был почти столь же бесстрастен, как и в самом начале, но лишь почти, и один или два из встревоженных офицеров с напряженными лицами, составлявшими его штаб, переглянулись.
— Есть, сэр, — немедленно ответил его связист. — Откуда вы желаете вести разговор?
— За своим столом, — ответил гражданин секретарь и его начштаба быстро обвел офицеров взглядом и прогнал в дальний угол кабинета.
Сен-Жюст едва это заметил. Он выпрямившись сидел за столом и ждал, пока система связи соединяла его с женщиной, командовавшей всеми силами Госбезопасности в Новом Париже. Это не требовало много времени, однако даже несколько секунд казалось тянулись бесконечно и всё же слишком быстро. Затем дисплей его коммуникатора вспыхнул и показал сильное лицо Рэйчел Шпеер.
Камера на стороне Шпеер была настроена на широкую панораму. Он мог наблюдать на заднем плане суету и суматоху в её штабе и даже в такой ситуации один уголок его рта попытался сложиться в улыбку. Не было никаких сомнений, что она не просто забыла сузить поле зрения. Она желала, чтобы он видел все эти энергичные усилия... и не забыл их, когда настанет время отмеривать вину за этот неприятный день.
— Гражданин секретарь, — поприветствовала она, — я бы хотела сказать, что видеть вас доставляет удовольствие, сэр. Однако при сложившихся обстоятельствах, я сомневаюсь, чтобы вы мне поверили, скажи я это.
— Вы, Рэйчел, как и обычно, мастерица на грандиозные преуменьшения. — Голос Сен-Жюста был полон яда и на лице Шпеер моментально отразилось смущение. Его ответ можно было трактовать несколькими различными способами и было ясно, что большинство из них Шпеер были не по вкусу.
Сен-Жюст позволил ей немного поволноваться, но на такие мелочи он действительно не имел времени, так что он прокашлялся. Короткий отрывистый звук был негромок, однако глаза Шпеер сощурились, когда она его услышала.
— Причина, по которой я связался с вами, — решительно произнес гражданин секретарь, — заключается в том, что я принял решение, что не можем позволить этой ситуации получить какое-либо дальнейшее развитие. Предательство гражданина полковника Язова и гражданина генерала Мэйтланда было достаточно скверно, однако сейчас на сторону МакКвин перешел гражданин бригадный генерал Ажари... и, похоже, прихватил с собой весь свой штаб.
— Сэр, уверяю вас, что у меня совершенно не было причин полагать, что Ажари хотя бы помышляет о таком предательстве! — взорвалась Шпеер. — Мы немедленно арестуем его семью и...
— Я не сказал, что это был ваш промах, Рэйчел, — решительно произнес Сен-Жюст, — и, при условии что мы с вами оба останемся в живых, позже будет время разобраться с его поступками. Я упомянул о них лишь чтобы подчеркнуть, что мы больше не можем позволить себе терять время. Так что я даю вам санкцию и приказываю немедленно осуществить “Карамболь”.
Лицо гражданки генерала Шпеер напряглось, а глаза широко распахнулись. Сен-Жюст внимательно следил за её реакцией и был скорее удовлетворён увиденным. Он отчасти боялся, что она могла бы возразить или начать спорить, однако у неё несомненно было достаточно времени, чтобы понять, что применение “Карамболя” было вероятно с самого начала. И было столь же очевидно, что, независимо от отношения к самой его идее, она не собиралась рисковать делать что-то, что могло бы быть расценено как недостаточно полная лояльность в этот особый момент истории Народной Республики. Тем не менее...