Позже, когда я был гостем австрийского правительства, то в выходной день гостил там у посла, очень вежливого человека, который к тому же был толковым дипломатом и твердым коммунистом. После того как мы в Австрии развязали себе руки, это еще больше привлекло на нашу сторону симпатии общественности, даже стоявшей на буржуазных позициях. Они считали это знаком того, что русские ушли всерьез и не хотят вмешиваться в их внутренние дела. Хотя мы и раньше ни организационно, ни пропагандистски не занимались в Австрии антибуржуазной деятельностью. Ведь форма правления и порядки в стране есть внутреннее дело каждого народа. А компартия там сохранялась. Мы уходили из Австрии, уверенные, что марксистская пропаганда не будет прекращена, но вести ее там будем не мы, а коммунистическая партия, вышедшая из народа. Информацию от КПА мы получали через наше посольство. Руководители партии не жалели, что мы продали предприятия. Они обрели теперь возможность шире разворачивать пропаганду на этих предприятиях с чисто классовых позиций.
До того же у них было двойственное положение. Например, в случае недовольства рабочих. Поднимать ли их на стачку? Или если валяют дурака заводские бюрократы. Бюрократические извращения на предприятиях бывают во всех странах. Помню, когда в 1931 г. я работал в Москве секретарем Бауманского райпарткома, у нас происходили настоящие забастовки. Да и позже возникали "волынки" на ряде предприятий, даже после Великой Отечественной войны, причем довольно неприятные. Они вызывались или низким заработком, или бюрократическими извращениями, а чаще всего когда устанавливались новые расценки и нормы выработки. Такие кампании проводятся у нас каждый год и всегда они обостряют отношения рабочих с администрацией. Думаю, что доныне они проходят не везде гладко. Все зависит от разумности руководителей и влияния партийной организации. Конечно, сейчас уже не 1931 год! А когда только вводили нэп, случалось много забастовок. Установили новые расценки, ликвидировали вроде бы уравниловку, а в результате большесемейные практически ничего не получали. Трудное было время, особенно для многодетных. Был такой случай: забастовали рабочие Трехгорной мануфактуры, пошел туда Михаил Иванович Калинин. Они его сами требовали, кричали: "Калиныча!".
Я сам знаю, как это бывало. Когда я после гражданской войны вернулся на рудники, на которых раньше работал, то тоже ходил с Абакумовым на шахту, где забастовали шахтеры. Они разделали нас "под орех",, несмотря на то, что знали как облупленных и Абакумова, и меня. Ведь мы с ним работали еще до революции на той же шахте. А Калинина встретили галдежом: "Не знаешь ты, как мы живем. Теперь ты староста Союза, тебе-то что, а нам каково? Ты бы в нашей шкуре побыл!". "Да что с ним говорить? Посмотри на него: сапоги целые рубаха новая, имеет все, что надо, наверное, и пообедал, и выпил". Михаил Иванович не растерялся: "Да, пообедал, и рюмочку выпил, и сапоги на мне новые. А вы бы как хотели, чтобы я, человек, который представляет Советский Союз, союзный староста, ходил в штанах с дырками на заду и светил задом? Ходил не в сапогах, а в лаптях? Тогда вы были бы довольны? Вам не стало бы стыдно? Одного старосту прокормить и одеть и то не можете? Что это за государство?". Тут другие голоса стали одергивать крикунов: "Правильно говорит Михаил Иванович". Но те не унимаются: "Как же, Михаил, семьи-то у нас неравные. Одно дело холостому, другое - семейным. Вот у меня сколько ртов, а работник я один!". Да, в то время это был очень острый вопрос. Я с ним тоже сталкивался, особенно часто в 1922 г., когда вернулся из Красной Армии. Калинин ответил: "Да ведь это дело твое, и дети твои: ты их настругал, ты и корми!". Тут одни стали смеяться, другие возмущаться. Рабочий же не сдается: "Ты говоришь - настругал. Все люди этим делом занимаются. Керосину нет, темно, вот и занимаемся этим, в темноте не почитаешь. А потом дети рождаются. Их кормить надо, а заработки низкие". Опять все хохочут. Михаил Иванович продолжает перепалку, отбивается от нападающих. Другой ему кричит: "Да что ты ему втолковываешь, он старый, что понимает теперь в этих вопросах? Это мы молодые, а ему уже все равно!". Калинин: "Как это старый? Кто сказал, что я уже ничего не понимаю? Я еще разбираюсь в этих вопросах". Снова общий хохот.
В конце концов Калинин уговорил рабочих, и они согласились, что надо работать; что пока не хватает товаров и продуктов, чтобы удовлетворить всех рабочих и служащих. Поэтому надо больше и лучше трудиться, тогда будет больше товаров, а там и зарплата поднимется. Когда подобные проблемы возникали у австрийских рабочих на предприятиях, где мы были собственниками, то КПА попадала в затруднение: с одной стороны, она поддерживала советскую администрацию, нос другой такая позиция оборачивалась против австрийских рабочих. Когда же мы все продали[10], компартия во весь голос заговорила в защиту рабочего класса. Тогда встал вопрос и о продаже предприятий частным лицам. Естественно на рентабельные предприятия капиталисты зарились больше. Возникли дебаты в австрийском правительстве, и голоса разделились: социал-демократы стояли за сохранение государственной собственности, коммунисты их поддерживали, а буржуазные партии занимали иную позицию. Не помню, как решился спор. Но руки себе мы развязали. Вывели также свои войска из Австрии. Это стало большим торжеством для австрийского народа. Австрийцы, включая рабочих, были довольны, что мы вывели войска. Ведь ушли не только наши, но и американские, английские, французские войска[11].
В результате вывода иностранных оккупационных войск Австрия получила на деле полный суверенитет и сама теперь отвечала за состояние своих дел. А коммунисты обрели возможность возвысить свой голос и ставить в пример миролюбивую политику Советского Союза и пропагандировать коммунистические идеи. Одним словом, мы все были довольны. Я уже говорил, что Молотов возражал против договора с Австрией. Так как же он вел себя потом? И он был доволен. Увидел, что ошибался, стал принимать активное участие в переговорах с Австрией и в выработке условий мирного договора. Через какое-то время Вена начала прощупывать нас, как мы отнесемся к приглашению посетить советской правительственной делегацией Австрию с визитом дружбы. Мы пришли к единодушному мнению, что такой визит будет полезен, и дали согласие. Возглавлять делегацию должен был председатель Совета Министров СССР. Когда велись переговоры, им стал уже я[12]. А в состав делегации входили министр иностранных дел Громыко и другие ответственные работники. Кажется, сопровождал меня и мой заместитель в правительстве Косыгин[13]. Он туда и отдельно ездил.
Нам было интересно посмотреть на Австрию. Меня лично привлекала и возможность понюхать буржуазную атмосферу, самому почувствовать ее. Хотелось взглянуть на промышленное производство, поездить по стране, познакомиться с условиями жизни крестьян. Вообще у меня возник интерес взглянуть на другие страны, особенно на ту, в которой мы были ранее оккупантами. В Австрии я бывал и прежде. В 1946 г. я попросил у Сталина разрешения выехать в Германию, в расположение наших войск, а оттуда проехал через Чехословакию в Вену. В Австрии нашими войсками командовал тогда генерал-полковник Курасов[14]. Он на меня производил впечатление образованного, культурного военнослужащего, знающего свое дело. Он хорошо понимал и свою политическую роль и правильно пользовался полномочиями, которыми был наделен как представитель Советского Союза и командующий оккупационными войсками в зоне. Курасов организовал для меня ознакомление с Веной.
Меня интересовали городское хозяйство и некоторые заводы, которые производили предметы широкого потребления. Все это происходило вскоре после войны, у нас ничего не было, и мы хотели посмотреть, как все делается в Австрии. Интересовала меня и керамика, особенно производство клинкера (а австрийцы делали прекрасный клинкер). Нам требовалось мостить дороги, и среди дорожников развернулась дискуссия, какое покрытие дорог прочнее, дешевле и долговечнее. Известно, что наиболее долговечна гранитная брусчатка, но она очень дорога. Некоторые специалисты предлагали организовать клинкерное производство, так как клинкерное мощение нарядно и долговечно. В связи с этим я посетил многие кирпичные заводы, но не нашел в Австрии хорошего клинкера. Зато отличный клинкер я увидел в Венгрии, восхищался им и сейчас вспоминаю добрым словом его производство в Будапеште. У себя клинкер мы все-таки не использовали. Подсчитали расходы, и выяснилось, что в современных условиях клинкер экономически невыгоден. Лучше и дешевле изготовлять бетонные плиты для мощения дорог. Качество цемента уже поднялось, и бетон везде пробивал себе дорогу. Интересовался я и прачечными.
У нас современных прачечных не имелось, все было организовано кустарно, на дедовских началах. В Австрии же действовали механизированные прачечные. Я посмотрел на них, испытал восторг, но мы тогда не могли такого организовать у себя, наша техника находилась не на высоком уровне. Показали мне также всяческие прелести Вены. Потом Курасов предложил мне поехать в ущелье неподалеку от столицы: "Там вы посмотрите канатную дорогу, которой пользуются туристы". Она функционировала, но командующий стал меня отговаривать: "Я вам не советую подниматься, дорога старая, война прошла, она ломалась, нет гарантии безопасности". Я ему: "Так вы со мной не поднимайтесь, а я поднимусь. Ведь другие люди пользуются ею". Он устыдился, и мы поднялись на площадку для обзора, очень красивое место. Иначе и быть не могло, ведь тогда не было бы смысла строить подъемник: там была выбрана господствующая над местностью точка, окруженная красивыми горами, покрытыми зеленью. Потом Курасов показал мне Шёнбруннский королевский дворец, очень богатый. В свое время я видел чудесный американский фильм "Большой вальс". В нем дается картина создания вальса Венского леса. Очень понравился мне этот фильм, а музыка Штрауса просто замечательная. Его действие разворачивалось как раз в Венском лесу. Дело в том, что Шёнбруннский дворец расположен рядом с лесистым парком.
Побывал я и в роскошном дворце австрийских императоров эпохи барокко, осмотрел парк с фонтанами. Я долго восторгался его красотой. Там стояли уже английские и американские войска. Помню, когда мы проезжали мимо английских казарм, какое-то подразделение занималось военными приемами, шло обучение новобранцев. Я впервые увидел тогда шотландских стрелков в их юбочках. Меня сопровождали архитекторы и инженеры коммунального хозяйства из Киева. Мы с удовольствием смотрели на это зрелище и долго потом шутили над юбочками. Для нас все это было ново и необычно. Ездил же я тогда инкогнито, с удостоверением "генерала Петренко", и был я в военной форме, чтобы не привлекать особого внимания. Там наших военных было тогда полным-полно, и я среди них - просто еще один русский генерал. Мы поехали и в американскую зону, здесь же, возле императорского дворца. Рассматривали окрестности в бинокль, некоторые стали фотографировать их. Американские войска строили трибуны и еще какие-то временные сооружения. Мне сказали, что они готовятся к своему национальному празднику.
Когда наши люди стали фотографировать, немедленно появились мотоциклисты - американская армейская полиция. Но она к нам не подъехала, а остановилась на каком-то удалении и наблюдала за нашими действиями, не вмешиваясь. Здесь был наш командующий, это, видимо, их сдерживало, они увидели неприкосновенное лицо и откозыряли ему, так что мы получили возможность все внимательно осмотреть. Был я и в венской опере, с хорошими голосами. Мне тоже очень понравилось. Опера находилась в американском секторе города, но представители стран-победительниц имели свободный проезд во все зоны, и никто нас не останавливал. Вспоминаю и Венский лес с каким-то сооружением летнего характера вроде ресторана. Командующий показал на выцарапанные настенные надписи. Некоторые фамилии показались мне знакомыми. Это расписались участники штурма Вены.
После вступления в город каждый, видимо, считал своим долгом оставить автограф на стенах. Не знаю, как поступили потом в Вене: сохранились ли автографы или их вытравили. Там расписалось много наших Иванов. В целом зеленая и красивая Вена произвела на меня сильное впечатление. Теперь же я приезжал туда как глава Советского правительства и гость австрийского, уже на другом уровне. Правительство Австрии создало все условна, чтобы мы чувствовали себя как можно лучше и имели возможность побольше узнать, побольше увидеть и иметь побольше полезных бесед. В Вену мы прибыли поездом через Братиславу. Встреча была соответствующей нашему положению, пышная. Потом начались официальные приемы и беседы. Они протекали в стандартном духе. В таких случаях в коммюнике пишут, что беседа проходила в дружественной обстановке и было проявлено полное взаимопонимание сторон. Но это соответствовало действительности, у нас не имелось каких-либо претензий к Австрии, как и у Австрии к нам. Мы встретились под сенью договора, заключенного между нашими странами, а там было определено наше стремление к обеспечению мира и мирного сосуществования. И все речи - застольные и на митингах - тоже звучали в том же духе. Затем нам организовали путешествие по стране. Сейчас, к сожалению, не могу припомнить маршрут, но был он очень интересным.
Мы с удовольствием приняли предложение, и во мне остался прекрасный след о пребывании в Австрии. Это - сказочная страна. Там отличные дороги, очень красивые холмы, лужайки, заросшие зеленью, пейзажи, которые ласкают глаз. Мы путешествовали в автобусе, специально изготовленном для экскурсантов. Я говорил потом, что и нам хорошо бы позаимствовать австрийский опыт, у нас таких автобусов не делают. Конструкция автобуса обеспечивала полный круговой обзор на 360 градусов. Там имелись только стойки, на которых держалась крыша, а все остальное было закрыто стеклом. Стекла удобно поднимались и опускались, обеспечивая вентиляцию. Была смонтирована и электрическая плита, на ней тут же готовились закуски. То есть было все, необходимое для путешествия. Автобус был предоставлен для поездки только нашей делегации, и народу собралось немного. Особенно я запомнил посещение Зальцбурга. Мэр города был левым социал-демократом. Мне говорили, что он с пониманием относится к позиции коммунистов, участвовал в антифашистском Сопротивлении, партизанил. Левый человек на манер Запада - это не левый в нашем, коммунистическом понимании. Но в любом случае он оказался лучшим, чем многие другие социал-демократы.
Помню митинг в его городе. Наверное, весь город собрался. Мы выступали с балкона, народ прекрасно встречал нашу делегацию и хорошо реагировал на речи. Я тоже держал речь, хотя и речь стандартного направления: мир; безопасность; борьба против агрессии и за мирное сосуществование; каждый народ сам выбирает себе судьбу, а революция не экспортируется. Вот, примерно, о чем я говорил. Это отработанный нами стандарт, но правильный стандарт. Австрийцы с пониманием встречали наши слова и, видимо, они с доверием относились к нашим речам, тем более что ощущали нашу искренность, это вызывало у них доверие. Помню и посещение металлургического завода невдалеке от Вены. Австрия - небольшая страна, так что мы быстро достигали мест назначения. Завод, по масштабам Советского Союза, оказался малым, но меня очень влекло туда, ибо там выплавлялась конверторная сталь. Я много читал о ней, слышал доводы наших инженеров, сторонников этого вида производства, и мне было интересно посмотреть, как работают конверторы и насколько сложно оборудование. При показе завода особенно большое усердие прилагал заместитель премьера, социал-демократ, который нас сопровождал. Его поведение определялось тем, что австрийцы были заинтересованы в том, чтобы мы у них купили лицензию на конверторное производство стали и на оборудование для такого производства.
Я был как раз большим сторонником покупки. Тогда я впервые увидел, как варят сталь в конверторе, и восхитился, а потом благодарил своих инженеров, сторонников прогрессивного метода производства, которые докладывали мне о нем и побуждали меня купить такое оборудование. Не помню объем их конверторов. По современным масштабам он невелик, и потом я читал, что мы сейчас имеем конверторы значительно более мощные. Так и должно быть, время-то прошло. Видимо, и Австрия сейчас изготовляет более мощные конверторы. Деталей не знаю, потому что сейчас я человек отставной. Тогда я твердо определил для себя, что надо это производство купить. Однако не так-то легко сделать это даже при моем официальном положении председателя Совета Министров. Когда я и Косыгин вернулись в Москву и рассказывали о результатах поездки, то встретили (я и сейчас возмущаюсь, когда вспоминаю) перед собой бронированную стену. Одни говорили: "Да, вы правы, это действительно прогрессивный метод производства стали, но мы сами работаем в том же направлении и через столько-то времени будем иметь свой, более емкий и более мощный конвертор. Зачем тратить деньги?". А Министерство черной металлургии выдвинуло то возражение, что конверторное производство - вообще не прогрессивный метод. Цифры, которые показывают экономическую эффективность, верны, сталь дешева, но зато ограничивается сортамент. А нам надо варить сталь многих марок и разного назначения, получать же сталь с заданными качествами лучше в мартеновских печах, поэтому внедрять в нашей стране конверторы нецелесообразно.
Сейчас, когда я сугубо газетный читатель, диктую свои воспоминания, не пользуясь никакой специальной информацией, все же то и дело слышу о преимуществах конверторов. В газетах в один голос твердят, что это самый прогрессивный способ, что именно конвертор позволяет получать сталь с заданными качествами. И во мне закипает возмущение. Вот такие-то люди стояли во главе металлургической промышленности, были знатоками дела с большим опытом и стажем, а занимали консервативную позицию. Она теперь неопровержимо доказана жизнью. Теперь сами эти инженеры переориентировались, сами себя опровергают и в своих выступлениях, и на практике. Мы-то тогда не купили лицензии. Переговоры о ней вообще очень затянулись. А в конце концов с большой потерей времени конверторное производство стали у нас было признано как самое прогрессивное. Ну, и ладно! Как говорится, не хватило ума оценить у чужих сразу, зато с течением времени всякое прогрессивное дело пробивает любые тупые лбы и преодолевает любое сопротивление.