— Галлюцинаций не было?
— Было одно видение, — сказал Блейк. — Я утаил его от вас, но сегодня утром решил рассказать. Галлюцинацией больше, галлюцинацией меньше — какая разница? На рыбалке я повстречал Брауни.
— О, — вырвалось у Даниельса.
— Вы слышали? Я встретил Брауни и говорил с ним. Он съел почти весь мой ленч. Вы понимаете, кого я имею в виду? Маленькие народцы из детских сказок. Брауни из их числа. У них большие острые уши и высокая остроконечная кепка. Только у моего кепки не было, а физиономия напоминала мордочку грызуна.
— Вам повезло: не так уж много людей когда-либо видели Брауни. А тех, что с ними разговаривали, еще меньше.
— Вы хотите сказать, что Брауни не галлюцинация?
— Разумеется, нет. Это переселенцы из созвездия Енотовой Шкуры. Их немного. Родоначальников их привезли на Землю, наверное, лет сто-сто пятьдесят назад на исследовательском корабле. Предполагалось, что Брауни немного погостят у нас — что-то вроде культурного обмена, — а потом вернутся домой. Но им тут понравилось, и они официально попросили разрешения остаться, после чего мало-помалу разбрелись по Земле, облюбовав для обитания леса и живя в норах, пещерах, дуплах деревьев. — Даниельс озадаченно покачал головой. — Странный народ. Они отказались почти от всех предложенных людьми льгот, не пожелали иметь ничего общего с нашей цивилизацией; культура землян не произвела на них впечатления, но сама планета понравилась. Понравилась как место, где они могли бы жить, но жить, разумеется, на свой лад. Нам не так много известно о них. Цивилизация у Брауни, похоже, высокоразвитая, но совсем не такая, как у нас. Они умны, но исповедуют ценности, отличные от наших. Кое-кто из них, как я понимаю, прибился к семьям или отдельным людям, те их подкармливают и дают одежду. Любопытные взаимоотношения. Брауни для этих людей — вовсе не домашнее животное. Вероятно, они служат чем-то вроде талисманов и немного похожи в представлениях землян на настоящих домовых.
— Будь я проклят! — пробормотал Блейк.
— Вы решили, что ваш Брауни — очередная галлюцинация?
— Да. Я все время ждал, что он уйдет. Просто исчезнет. А он не исчезал. Сидел, ел, смахивал с бакенбард крошки и подсказывал мне, куда забрасывать мух. «Вон туда, туда! — говорил Брауни. — Там большая форель! Между тем водоворотом и берегом!» И там действительно оказывалась большая форель. Похоже, он знал, где искать рыбу.
— Так Брауни благодарил вас за угощение. Не удивлюсь, если он и в самом деле знал, — сказал Даниельс. — Как я уже говорил, мы мало знаем о Брауни. Вероятно, они обладают способностями, которых не хватает нам. Может быть, одна из них и состоит в том, что они знают, где прячется рыба. — Он бросил на Блейка пытливый взгляд. — Вам никогда не приходилось слышать о домовых? О настоящих домовых?
— Нет, никогда.
— Думаю, это обстоятельство многое проясняет. Будь вы тогда на Земле, вы бы о них слышали.
— Может быть, и слышал, но не помню.
— Не думаю. Их появление, судя по письменным источникам тех времен, произвело огромное впечатление на общество. Вы бы вспомнили, если бы слышали о них. Такое событие должно было глубоко отпечататься в памяти.
— У нас есть и другие временные вехи, — сказал Блейк. — Наряды, которые мы сейчас носим, мне в новинку. Туники, шорты, сандалии… Я вспоминаю, что сам носил какие-то брюки и короткую куртку. А корабли? Гравитационные решетки мне не знакомы. Я вспоминаю, что мы использовали ядерную энергию.
— Мы и сейчас ее используем.
— Да, но теперь она служит лишь вспомогательным средством для достижения больших ускорений. Основную энергию получают в результате преобразования гравитационных сил.
— Но ведь существует еще множество незнакомых вам вещей, — сказал Даниельс. — Дома…
— Поначалу они чуть не свели меня с ума, — сказал Блейк. — Но не это беспокоит меня больше всего.
Я осознаю все происходящее до какого-то момента, потом наступает провал, причем он длится строго определенное время. И наконец я снова прихожу в себя. И не помню ничего из того, что происходит во время провала, хотя убежден, что какие-то события происходят. Но я не имею о них ни малейшего представления. Может быть, у вас есть какие-то идеи?
— Честно говоря, нет, — ответил Даниельс. — Два связанных с вами обстоятельства… как бы это лучше выразиться… смущают меня. Первое: ваше физическое состояние. Выглядите вы лет на тридцать-тридцать пять. Но ваше тело — тело юноши. Никаких признаков увядания. А если так, почему у вас лицо тридцатилетнего?
— А второе обстоятельство? Вы говорили, что их два.
— Второе? Ваша электроэнцефалограмма имеет странный вид. Главные линии мозга на ней присутствуют, и их можно различить. Но есть и еще что-то. Картина почти такая… Даже и не знаю, как вам сказать… Почти такая, словно на ваши линии наложены другие. Слишком слабые линии. Вероятно, их можно назвать вспомогательными. Они видны, но не очень выражены.
— Что вы хотите сказать, доктор? Что я не в своем уме? Это, во всяком случае, объясняет галлюцинации. Выходит, они действительно существуют?
Даниельс покачал головой.
— Нет, не то. Но картина странная. Никаких признаков заболевания. Никаких свидетельств умственного расстройства. Очевидно, ваш разум так же здоров и нормален, как и ваше тело. Но энцефалограмма такая, как если бы у вас был не один мозг, а больше. Хотя мы знаем, что он один. Рентген показал это.
— Вы уверены, что я человек?
— Ваше тело отвечает на этот вопрос положительно. А почему вы спросили?
— Не знаю, — проговорил Блейк. — Вы нашли меня в космосе. Я прибыл из космоса…
— Понимаю, — сказал Даниельс. — Забудьте об этом. У нас нет ни малейших оснований считать вас нечеловеком. Подавляющее большинство признаков говорит за то, что вы — человек.
— И что же мне делать теперь? Возвращаться домой и ждать новых…
— Не сейчас, — ответил Даниельс. — Мы хотели бы, чтобы вы немного погостили у нас. Еще несколько дней. Если вы согласны.
— Опять тесты?
— Возможно. Я хотел бы поговорить кое с кем из коллег, показать вас им. Может быть, они сумеют что-то предложить. Но главная причина, по которой я просил бы вас остаться, — новое обследование.
Глава 10
Выдержка из протокола сенатского расследования (округ Вашингтон, Северная Америка) по вопросу о биоинженерной программе как основе политики колонизации других солнечных систем:
Питер Доути, адвокат комиссии: Ваше имя — Остин Люкас?
Доктор Люкас: Да, сэр. Я живу в Тенафлае, Нью-Джерси, и работаю в «Байолоджикс инкорпорейтед», в Нью-Йорк сити, на Манхэттене.
Мистер Доути: Вы возглавляете научно-исследовательский отдел этой компании, не так ли?
Доктор Люкас: Я руководитель одной из исследовательских программ.
Мистер Доути: И эта программа касается биоинженерии?
Доктор Люкас: Да, сэр. Сейчас нас особенно интересует проблема выведения многоцелевых сельскохозяйственных животных.
Мистер Доути: Будьте добры объяснить.
Доктор Люкас: С радостью. Наша задача вывести животное — поставщика сразу нескольких видов мяса, молока, шерсти, меха или щетины, а возможно, и всего этого вместе. Мы надеемся, что оно сможет заменить всех тех многочисленных животных, которых человек разводил со времен неолита.
Сенатор Стоун: И вы, доктор Люкас, как я понимаю, имеете некоторые основания считать, что ваши исследования принесут какую-то практическую пользу?
Доктор Люкас: Да, имею. Я бы сказал, что с главными задачами мы уже справились. Мы получили стадо таких животных и теперь занимаемся доводкой.
Сенатор Стоун: И здесь вы тоже имеете определенную надежду на успех?
Доктор Люкас: Мы работаем с большим воодушевлением.
Сенатор Стоун: Можно спросить, как вы называете животное, которое получили?
Доктор Люкас: У него нет названия, сенатор. Мы не забивали себе голову такой проблемой.
Сенатор Стоун: Оно же не будет коровой, не так ли?
Доктор Люкас: Нет. Не совсем коровой. Но в нем, естественно, будет что-то и от нее.
Сенатор Стоун: Не будет свиньей? Не будет овцой?
Доктор Люкас: Ни свиньей, ни овцой. Не на сто процентов, конечно. Оно будет иметь некоторые черты свиньи и овцы.
Сенатор Гортон: По-моему, в этом длинном вступлении нет никакой нужды. Мой уважаемый коллега хочет спросить, стало ли создание, которое вы выводите, неким совершенно новым существом, представителем, так сказать, синтетической жизни. Или же оно может претендовать на родственность современным природным формам?
Доктор Люкас: Это крайне сложный вопрос, сэр. Можно сказать — и это будет чистой правдой, — что ныне существующие формы жизни не были забыты и использовались как модели, но то, что мы получили, — в основном новая порода животного.
Сенатор Стоун: Благодарю вас, сэр. Хочу также поблагодарить моего коллегу-сенатора за то, что он так быстро подхватил нить моих расспросов. Итак, мы имеем, как вы выразились, совершенно новое существо, которое, возможно, отдаленно родственно корове, свинье, овце или, быть может, даже другим формам жизни…
Доктор Люкас: Да, другим формам жизни. Может быть, где-то и есть предел, но сейчас мы его не видим. Мы полагаем, что можем продолжать создавать различные формы жизни, скрещивая их, чтобы получить жизнеспособный гибрид…
Сенатор Стоун: И чем дальше вы продвигаетесь в этом направлении, тем меньше становится степень родства этой вашей формы с любой ныне существующей?
Доктор Люкас: Да, думаю, что можно сказать и так. Но я предпочел бы поразмыслить, прежде чем дать ответ.
Сенатор Стоун: А теперь, доктор, позвольте спросить вас о другом. Биоинженерия на уровне животных вами освоена. А можно ли проделать то же самое с человеческим существом?
Доктор Люкас: Да, разумеется, можно.
Сенатор Стоун: Вы уверены, что в лаборатории можно создать новый тип человека? Может быть, даже много разных типов?
Доктор Люкас: Я в этом не сомневаюсь.
Сенатор Стоун: А когда это будет сделано, когда вы создадите человека с заданными параметрами, даст ли он приплод того же вида, какой вы создали?
Доктор Люкас: Такой вопрос даже не ставится. Созданные нами животные дали породистый приплод. И у людей дела должны обстоять так же. Простейшее изменение генетического материала — вот на что надо обратить внимание в первую очередь, понимаете?
Сенатор Стоун: Давайте внесем ясность. Допустим, вы вывели новую породу людей. Значит, эта порода даст потомство такой же породы?
Доктор Люкас: Точно такой же. Не считая, разумеется, маленьких мутаций и изменений, происходящих в эволюционном процессе вслепую. Но это присуще и естественным формам. Именно так развилась вся нынешняя жизнь.
Сенатор Стоун: Допустим, вы создадите новый тип человеческого существа. Скажем, тип, способный жить в условиях гораздо большей силы тяжести, чем на Земле, способный дышать другим воздухом, питаться пищей, которая ядовита для ныне существующих людей. Смогли бы вы… гм… позвольте поставить вопрос иначе. Как, по-вашему, возможно ли создание такой формы жизни?
Доктор Люкас: Вы, разумеется, просите меня высказать лишь мое личное мнение?
Сенатор Стоун: Совершенно верно.
Доктор Люкас: Ну что ж. Я сказал бы, что это возможно. Сначала в расчет принимаются все задействованные факторы, потом набрасывается биологический проект и…
Сенатор Стоун: Но это выполнимо?
Доктор Люкас: Без всякого сомнения.
Сенатор Стоун: Вы можете сконструировать существо, способное жить в условиях практически любой планеты?
Доктор Люкас: Должен со всей ясностью заявить, что не могу. Биоинженерия человека не моя область. Но вообще это доступно науке нынешнего уровня. Сегодня этой задачей заняты люди, способные ее решить. Не сказал бы, что сейчас предпринимается серьезная попытка создать такого человека, но пути решения проблемы выработаны.
Сенатор Стоун: И процесс тоже разработан?
Доктор Люкас: Как я понимаю, да. И процесс.
Сенатор Стоун: И люди, разработавшие процесс, смогли бы сконструировать и создать человеческое существо, способное жить в условиях любой планеты?
Доктор Люкас: Это вы уже хватили, сенатор. Не в любых условиях. Со временем — возможно, но не теперь. Разумеется, могут встретиться и такие условия, которые совершенно исключают любую форму жизни.
Сенатор Стоун: Однако можно создать форму человеческой жизни, которая будет существовать при разнообразных условиях, не допускающих существования людей в том виде, в каком мы их знаем?
Доктор Люкас: Думаю, это справедливое утверждение.
Сенатор Стоун: Тогда позвольте спросить вас, доктор… Если такое существо будет создано, останется ли оно человеком?
Доктор Люкас: В основе своей, насколько это возможно, оно будет иметь биологические и умственные черты человеческого существа. С чего-то ведь нужно начинать.
Сенатор Стоун: Будет ли оно выглядеть как человеческое существо?
Доктор Люкас: Во многих случаях нет.
Сенатор Стоун: Вернее сказать, в большинстве случаев. Правильно, доктор?
Доктор Люкас: Это будет всецело зависеть от того, насколько неблагоприятны параметры окружающей среды, с которой придется столкнуться.
Сенатор Стоун: Ив каких-то случаях это существо будет иметь вид чудовища?
Доктор Люкас: Сенатор, вы должны соблюдать точность терминологии. Что такое чудовище?
Сенатор Стоун: Хорошо. Давайте назовем чудовищем живое существо, на которое человек смотрит с отвращением. Живое существо, в котором человек не может видеть своего сородича. Живое существо, встретившись с которым, человек может испытывать страх, ужас, ненависть или омерзение.
Доктор Люкас: Почувствует ли человек ненависть и омерзение, в немалой степени зависит от того, что это за человек. При правильном отношении…
Сенатор Стоун: Давайте оставим в стороне вопрос о правильном отношении. Возьмем обычных мужчину или женщину, любого из сидящих в этой комнате. Могут ли некоторые люди испытать ненависть и омерзение при виде этого гипотетического создания?
Доктор Люкас: Кое-кто из них, наверное, может. И я хотел бы поправить вас, сенатор. Вот вы говорите «чудовище». Я могу не считать его чудовищем. В чудовище его превращает ваше воображение…
Сенатор Стоун: Но определенные человеческие существа могут счесть такое создание чудовищем?
Доктор Люкас: Кое-кто может.
Сенатор Стоун: И, вероятно, многие?
Доктор Люкас: Да, вероятно, многие.
Сенатор Стоун: Благодарю вас, доктор. У меня больше нет вопросов.
Сенатор Гортон: А теперь, доктор Люкас, давайте несколько подробнее рассмотрим этого синтетического человека. Я понимаю, что такое определение не совсем верно, но надеюсь, что оно понравится моему коллеге.
Сенатор Стоун: Да, синтетический человек. Не человеческое существо. Эта так называемая биоинженерная программа предполагает заселить другие планеты не людьми, а синтетическими созданиями, ничем не похожими на человеческое существо. Иными словами, выпустить в Галактику орду чудовищ.
Сенатор Гортон: Э… гм… доктор Люкас, давайте согласимся с сенатором Стоуном в том, что вид такого создания может внушать ужас. Однако его наружность, по-моему, не имеет отношения к обсуждаемому вопросу. Главное в том, что представляет собой это создание. Вы согласны?
Доктор Люкас: Горячо поддерживаю вас, сэр.
Сенатор Гортон: Если оставить в стороне внешность создания, можете ли вы сказать, что оно по-прежнему останется человеческим существом?
Доктор Люкас: Да, сенатор, могу. Строение тела существа не будет иметь отношения к его сути. Носителем признаков будет мозг. Разум, побуждения, мировоззрение.
Сенатор Гортон: И у этого создания будет человеческий мозг?
Доктор Люкас: Да, сэр.
Сенатор Гортон: И поэтому эмоции, побуждения и мировоззрение у него тоже будут человеческие?
Доктор Люкас: Разумеется.
Сенатор Гортон: И поэтому создание будет человеком? Независимо от внешнего облика?
Доктор Люкас: Да, человеком.
Сенатор Гортон: Доктор, не знаете ли вы случайно, было такое существо когда-либо создано или нет? Под существом я имею в виду синтетическое человеческое существо.
Доктор Люкас: Да. Около двухсот лет назад были созданы два таких существа. Но есть некоторая разница…
Сенатор Стоун: Минутку! Вы говорите о том древнем мифе, который мы время от времени слышим…
Доктор Люкас: Это не миф, сенатор.
Сенатор Стоун: Вы можете подтвердить свое заявление документально?
Доктор Люкас: Нет, сэр.
Сенатор Стоун: Что означает это «нет, сэр»? Как вы могли явиться на слушания и выступать с заявлением, которое не в состоянии подтвердить?