– Это что? – скосил глаза дядька.
– Апельсины, – объяснил Алешка.
– Зачем?
– Витамины. А то у всех есть, а у вас нет.
– От кого?
– От этого, – Алешка махнул в сторону второй кровати, – который с вами раньше лежал.
– А… учитель. Забрали его. В другой стационар.
– Я знаю, – сказал Алешка. – Он вам привет передавал. Очень большой.
Дядька во время разговора как-то странно поглядывал на Алешку. А потом вдруг спросил, прямо стихами:
– Леш, ты меня не узнаешь?
Алешка пригляделся и соврал от души, чтобы не огорчать больного. Которому никто не носит витамины в пакетах.
– Узнал! Вы директор сто второй школы. Очень похожи.
Дядька засмеялся:
– Вот врунишка! Я Вася, бомж из нашего парка. По прозвищу Ворон.
Тут Алешка в самом деле его вспомнил. Этот Вася очень хороший человек. Добрый, отзывчивый, аккуратный. А Вороном его прозвали за то, что одно время он жил в нашем парке на дереве. Соорудил там помост с крышей. Даже мебель туда затащил – матрас, кресло, столик, керосинку, посуду. У него и книги были. Все это он собрал на свалках и помойках. И если что-нибудь там полезное обнаруживал, всегда нам об этом сообщал. Честно делился находками. Папа с мамой до сих пор не знают, какие полезные вещи мы прячем в нашей кладовке.
– А где ваша борода? – спросил Алешка.
Бомж Вася провел ладонью по щекам:
– На помойке. Я ее сбрил.
– Жаль. Вам очень борода шла. Вы на Деда Мороза похожи были.
– Ничего, Лех, выпишут – новую отращу. Еще длиннее. А ты чего пришел-то? – И он хитро взглянул на Алешку.
– Просто так.
– Вот врунишка! Я тебя насквозь вижу.
Алешка понял, что вполне может довериться этому человеку. Не подведет и не обманет. А тот добавил:
– Ты не стесняйся, спрашивай меня. Я очень много знаю.
Как потом оказалось, это не была хвальба. Бомж Вася действительно очень многое знал. В силу некоторых особенностей его бродяжьего быта. Но об этом – в свое время, в своем месте.
– Я правда просто так, дядя Вася. Забыл, что Евгений Иванович перевелся в другую больницу. Пришел навестить. – И без всякого перехода ляпнул: – Кто к нему приходил? Следователь был?
– Так я и знал, что дело здесь нечистое. Скажу тебе: никто к нему не ходил. И следователь не был, не успел. Приехал вечером, а Женьки уж нет. Забрали его.
– Кто забрал?
– Двое, вроде как врачи. В халатах. Только знаешь что… – Бомж Вася задумался. – Халаты мне не понравились.
– Не очень белые?
– Не очень белые. И на врачебные не похожи. У меня такой халат был, когда я в пекарне, на хлебозаводе, работал.
– А они о чем с ним говорили?
– Да ни о чем. Сделали укол – и на носилки.
– Какой укол? – спросил Алешка.
– А я знаю? Успокаивающий. Он очень взволновался, когда их увидел. Руками… то есть одной рукой замахал и сказал: «Ну что вам еще от меня надо?»
– А они что? – Алешка слушал затаив дыхание.
– Да ничего. Говорят: «Не боись, мужик, мы тебя вылечим». Нет, не так. Вот так: «Успокойтесь, больной, мы вам поможем». И укол ему вкололи. Он и затих.
– Я так и думал, – вздохнул Алешка. – А больше никто его не навещал?
– В тот день-то? – стал припоминать Вася. – А! Вот как вы ушли, девушка его навестила. Невеста, что ли…
– Какая девушка?
– Молодая. Женского пола.
– Как зовут?
– Не знаю. Женька ее Лидочкой называл. Или Людочкой.
– Или Милочкой, – сердито вздохнул Алешка.
– Точно! – согласился бомж Вася. – Леночкой. Так и сказал, когда она прощалась: «До свидания, Аллочка».
Глава III Находка на чердаке
Алешка вернулся в школу к третьему уроку. Он зачем-то постоял перед «Нашей гордостью», наверное, в очередной раз полюбовался маминой фотографией, а потом пошел в свой класс.
– Как бабушка? – с тревожной заботой встретила его Любаша.
– Чья? – уточнил Алешка.
– Ваша, конечно.
– В порядке! – похвалился заботливый внучек. – Я ей апельсинов подарил и все наволочки перетаскал.
Любаша удивилась – Алешка спохватился:
– Из прачечной. А завтра опять к ней поеду. Надо из прачечной простыни забрать.
Чтобы совсем не запутаться, Любаша предпочла его дальше не расспрашивать. Алешка вообще ее слабость. Она ему многое прощает. И, кажется, немного побаивается.
– «Тогда мы идем к вам!» – объявил Алешка и пошел ко мне. – Ты вот тут, Дим, – с укором заявил, – ничего не делаешь, только учишься, а вот я целый грузовик наволочек перетаскал на пятый этаж. Пешком.
– А зачем нам столько наволочек?
Алешка ответил не сразу – дождался, пока мимо, топоча и ржа, промчится стадо первоклашек, и сказал:
– Нашей школе угрожает опасность.
Удивил. Там, где собирается в кучку больше трех пацанов, там всегда возникает опасность. А уж когда их тысяча!.. Тысяча опасностей.
– Зря смеешься, Дим, – грустно укорил меня Алешка. – Школу хочут взорвать.
– Хотят, – поправил я. И этому тоже не удивился. Сколько раз уже пытались. Как контрольная в седьмых классах, сразу в милицию звонок. И никаких контрольных.
– Дим, – серьезно сказал Алешка. – Нужно проверить одно дело. Ты мне поможешь. И тебя потом тоже повесят на «Нашу гордость». Ну, не тебя, конечно, целиком, а твою фотографию. Обязательно повесят!
– Надеюсь, не посмертно? – усмехнулся я.
– Я тоже на это надеюсь. Достань мне ключи от чердака.
Да, это задачка. Всеми ключами в нашей школе командуют два человека – охранник Костя и наш завхоз, он же трудовик – учитель по трудовому воспитанию нашего неуправляемого контингента. Как говорит директор-полковник. Ну, с охранником не договоришься, а вот Блин-картошка – человек простодушный и доверчивый. Вроде меня.
У него в подвальной каморке, точь-в-точь как у папы Карло, вместо нарисованного очага висела рама от картины. Сама картина не сохранилась (это было живописное полотно под названием «Учащиеся седьмого класса на уборке урожая черешни в Краснодарском крае»), но в нее были вбиты гвоздики, на которых висели ключи. А над каждым ключом – указующая бирка. «Каб. дир.», «Каб. зав.», «Спортзал», «Учит.» и так далее до «Подв.» и «Чер.». Подвал и чердак, значит.
Ключи наш Блин-картошка выдавал под роспись в толстой тетради. «Ключ взял – ключ сдал». И надеяться, что он, в свете последних требований по борьбе с терроризмом, добровольно выдаст ключи от чердака, – это большая наивность. От которой мы давно уже избавились.
Остается простая военная хитрость. На грани кражи. Впрочем, если что-то взял без спроса и вернул (тоже без спроса) – это уже не кража. Так в Уголовном кодексе написано. И наказание за это не воспоследует. Если, конечно, ты этим чем-то не успел что-то натворить.
Короче говоря, я сбежал в подвал и постучался в дверь каморки. За дверью слышались грустные звуки флейты. Блин-картошка, учитель по труду, мечтал быть учителем пения. Но для этого ему не хватало специального образования. И потому мелодии из его флейты выходили робкие и печальные.
Сейчас он тоже готовился к выступлению на торжествах во имя Дня нашей школы.
– Можно, Иван Кузьмич? – спросил я, входя в каморку.
Блин-картошка отнял от губ флейту, положил ее на верстак.
– Знаешь, Дим, что я сейчас играл? – задушевно спросил он.
– Наверное, полонез. Который Огиньски. – Угадать было нетрудно. Ничего другого Блин-картошка играть не умел.
– Ты молодец, глубоко изучил мировую музыкальную культуру, – похвалил меня флейтист с трудовым уклоном.
– И вы тоже, – похвалил я его. Кукушка с петухом. – Иван Кузьмич, меня Анна Петровна прислала за ключом.
– Сними, распишись, – он снова приложил флейту к губам. – Не потеряй, блин-картошка. А то ухи оторву.
– Что вы, Иван Кузьмич!
– Да, ты мальчик аккуратный. Давай я тебе сыграю. Твой любимый полонез.
– В другой раз, Иван Кузьмич, – одной рукой я снял с гвоздика ключ от кабинета физики, а другой – от чердака. – Анна Петровна ждет.
Я расписался в тетради и выскочил за дверь. Успев краем глаза заметить, что из двери, за которой занимались наши химики-подпольщики, тянется струйкой вонючий дымок. Уж если кто и взорвет нашу школу, так это они – алхимики!
Перед последним уроком мы с Алешкой пробрались на чердак. Включили свет.
Здесь было здорово. Пыльно, все завалено старым школьным имуществом. Со следами деятельности наших предшественников. Три дырявых глобуса – будто ими в футбол играли, старые учебники, макет доменной печи в разрезе, доска из линолеума, на которой сохранилась историческая надпись мелом: «Ирка – дура!» Бродя меж этих остатков, мы вдруг шарахнулись, наткнувшись на останки – в углу стоял почти полный скелет со школьной форменной фуражкой на голом черепе. Такие фуражки носили наши отцы и деды.
– Пригодится, – сказал Алешка про скелет и шмыгнул в сторону: – А вот и он! Так я и знал!
В дальнем углу стоял, прислонившись к стене, еще один стенд. Но далеко не «Наша гордость». Совсем наоборот. Стенд назывался «Им стыдно!».
Под таким убийственным заголовком располагались еще три: «Прогульщики», «Двоечники», «Хулиганы». И под каждой надписью – колонка соответствующих фотографий учеников с сияющими лицами.
Алешка почему-то стал очень внимательно их рассматривать. Потом вдруг хихикнул и сказал:
– Обрадовать тебя, Дим?
– Попробуй, – буркнул я. – Только побыстрей. – Я уже волновался – скоро надо ключи возвращать.
– У нас с тобой, Дим, три папы!
– Куда нам столько! – успел я машинально среагировать. И сказал по существу: – Отставить глупости!
– Полюбуйся, – произнес Алешка. – Он теперь у нас в руках! Смотри! – и Алешка ткнул пальцем в фотографию под надписью «Прогульщики».
Это был наш папа!
– А это кто? – и Алешка показал на вторую колонку. – Этот двоечник – тоже наш папочка!
– И хулиган есть? – обрадовался я.
– А как же! Вот он! Только уже постарше.
Да, на этом стенде был запечатлен весь творческий путь нашего безупречного полковника милиции: прогульщик, двоечник, хулиган.
И тут я сообразил, почему наш полковник-директор распорядился в первый же свой день в нашей школе отправить этот стенд на чердак. Во-первых, это непедагогично, а во-вторых, чтобы мы не брали плохие примеры с хороших родителей.
Алешка это открытие совершил, так сказать, попутно. Еще пошарив глазами по стенду, он, что-то прошептав, содрал с него одну из фотографий и сунул ее в карман.
– Все, – проговорил он. – Пошли, Дим. Он у нас в руках!
– Кто? Папа?
– И папа тоже.
Я благополучно вернул и те, и другие ключи на место. Прослушал грустный полонез, и мы пошли домой.
Алешка шел весело – будто весь свой рюкзачок пятерками набил. Он всю дорогу подпрыгивал, то срывал листок с дерева, то гнал перед собой с оглушительным дребезгом пустую банку из-под пива и даже полаял на собачонку, которая брехала на нас со своего балкона.
Это у него здорово получалось. Алешка вообще знает язык птиц и зверей. Однажды в каком-то чужом дворе на нас бросилась с грозным лаем собака. Крупнее овчарки. Я замер. Алешка глазом не моргнул. Он только чуть рыкнул. Как рычит перед нападением уверенный в себе волкодав.
Надо было видеть! Собака присела на задние лапы, поджав хвост, и заскулила, будто жалобно извинялась: «Простите, я вас с кем-то спутала. Больше не буду». И скрылась в подъезде.
– Ты чего резвишься? – спросил я.
– Я, Дим, скоро преступление предотвратю.
– Предотвращу, – поправил я. – А какое?
– Все то же, Дим. Но ты не обижайся, тебя тоже похвалят.
– Выражайтесь яснее!
– Я тебе кое-что расскажу, Дим, и ты все поймешь…
И Алешка рассказал. Я, правда, не уловил в его рассказе логики, но признал Алешкину правоту. Оказывается, бомж Вася, у постели которого Алешка просидел почти два часа, кое-что выболтал ему от скуки. Из своей богатой приключениями бродячей жизни.
Бомж Вася в их бездомной компании был самым хитрым. Точнее – предусмотрительным. Когда бездомные люди и их собаки захватили детскую площадку в парке и заселили все теремки, горки и сказочные избушки, бомж Вася понял раньше всех, что это добром не кончится. Рано или поздно их отсюда выгонят, а может, заберут в милицию. И когда он это понял, то стал искать себе прибежище более надежное. И он нашел его. В том же теремке. Под полом терраски.
Вася аккуратно отодрал две доски – внизу под ними оказалось вполне жилое помещение. Как говорится, без окон и дверей. Скрытое от посторонних глаз. Вася, со свойственной ему домовитостью, оборудовал его, сделал необходимые припасы и благополучно перезимовал в нем.
– А что? – говорил он Алешке. – Низковато, конечно. Перемещаюсь в основном на четвереньках. Но сухо, не дует. И никому в голову не придет.
– Темно, – с сочувствием заметил Алешка. – Холодно.
– А свет зачем? Как десяток свечей запалю – до утра тепла хватает. И света. Можно всю ночь читать. А снаружи не видно, я проверял.
– Свечей не напасешься. Дорого ведь.
Вася посмеялся:
– Если покупать их – дорого. А мне их дарят. Да еще спасибо говорят… А как дело было? Брожу возле одного ресторанчика, подъедаюсь. А у них там мода такая – даже днем для клиента ставят они на столик зажженную свечу. Огарков остается – тьма! Официант их потом со столиков собирает – и вон, на помойку. Мне только подобрать остается…
Алешка слушал Васю и все больше его жалел. А тот – ничего, смеется.
– Один раз этот официант, Никита его зовут, увидал, что я огарки собираю, и даже испугался. Добрый человек. «Ты что, – говорит, – их кушаешь?» И с тех пор каждый день мне в пакетик стал складывать свечи и всякую вкусную еду. Там ведь много ее остается, туда голодные не ходят.
И вот живет Вася в теремке подпольщиком, не тужит. Тепло, сухо. А главное – не скучно. В теремке, на терраске, всякие люди собираются. И разговоры всякие ведут. У Васи над головой. А тот все это слушает.
– Вот, Лех, вместо радио. Столько всяких новостей! И чего я только про наш микрорайон не узнал! Кто женится, кто разводится. Кто приехал, кто уехал. Кто чего продал, а кто чего купил.
Алешка – молодец. Он терпеливо слушал Васю, который никак не спешил добраться до главного. Но, как мы потом узнали, в его рассказе главным было все.
– И вот, Лех, попал я недавно под дождь. И сильно промок. Забрался в свое подполье, укрылся ватным одеялом и никак не могу согреться. Колотит меня дрожь, всего трясет. Прямо, думаю, сейчас весь терем-теремок развалится. И вдруг слышу голоса. А потом топот над головой. Какие-то мужики, думаю, пришли пиво пить. На дачу. Это они так теремок промеж себя называют – дача. А как же! Березки кругом, птички щебечут, вороны каркают, белочки скачут, ну и травка зеленеет – дача и есть… Ну, потоптались, на лавочке уселись, разговор пошел. Да я, Лех, плохо его слушал – болезнь навалилась. А вот один кусочек мне почему-то запомнился. Встревожил как-то. Слышу, говорит один другому: «Все, что надо, у меня заготовлено – адская смесь получится. Один препарат достать осталось. Мне шеф наводку дал: его можно поискать знаешь у кого? У зубных врачей. Они его куда-то там намешивают, в пломбы, что ли. Задание тебе, Миха, найти по-быстрому лоха-зубодера, понял?» А тот отвечает: «Да где же, Волчок, я его найду?»
– Как-как? – перебил Алешка. – Волчок?
– Ну! Волчок! Кликуха, наверное, такая. Но это, Леха, не главное.
– А что главное? – Лешка уже понял, что стоит на пороге какой-то жуткой тайны.
– А вот что! – Бомж Вася приблизил к Алешке свое бритое лицо и зашептал: – Не понравился мне чем-то этот разговор. И, как стали они уходить, я осторожно выглянул им вслед. И Миху этого разглядел…
– А Волчка? – в жгучем нетерпении спросил Алешка.
– Этого не очень, – отмахнулся Вася, – так, мелковатый такой, верткий. А вот Миха… Так и быть, скажу. Один из этих «врачей» в ненастоящих халатах, которые Женьку забирали…
– И есть Миха!
– Точно! Делай вывод сам.
И Алешка сделал.
– Все понял, Дим? Смотри! – он достал из кармана фотографию, которую содрал со стенда на чердаке.
Это был довольно симпатичный мальчик. Худенький такой, большеглазый. А внизу фотографии было написано: «Волчков Саша. Седьмой „Б“». Хулиган, стало быть.
– Ну и что? – Все это, конечно, здорово, но малопонятно.
Алешка грустно усмехнулся. Ему было жаль меня. И он просто сказал:
– Он хочет школу взорвать, Дим.
Мы стояли уже у нашего подъезда. И я уже тыкал пальцами в кнопки домофона. И сделал то, что сделал бы на моем месте каждый нормальный человек, – я рассмеялся.
Но Алешка не обиделся. Он коротко объяснил:
– Он хочет отомстить, Дим. Он, наверное, очень переживал, что его повесили на этот стенд. И затаил обиду. Зачем, ты думаешь, он завел этот подпольный химический кружок? Петарды эти для отвода глаз. Он делает взрывное устройство. А ты, Дим, случайно обнаружил формулу взрывчатки. А Кажется-Женя сразу понял, что это такое. И заволновался… Да, цепочка вытянулась роковая: «Там же дети!» – «Адская смесь».
Алешка прав. Все в таком случае становится на свои места. Волчков специально подослал своих бандитов, чтобы они напали на Кажется-Женю. Чтобы занять его место в школе – как же! – в начале учебного года школа вдруг осталась без учителя химии. Так нельзя. И берут первого попавшегося. Сашу Волчкова. Обаятельного такого!
Ну и остальное все ясно. Им от этой девушки Алены… Или Люси… стало известно, что Кажется-Женя разгадал формулу. Значит, надо его нейтрализовать.
Ну, Леха, ну мудрец!
– После обеда, – сказал Лешка, – сбегаем в парк. Теремок проверим.
Так мы и сделали. И все оказалось в точности, как рассказывал бомж Вася.
Мы приподняли доски в полу. Под ним оказалось убежище. Где по всем углам были расставлены пустые бутылки со свечами в горлышках.
– Надо спасать школу, – сказал я, когда мы пошли домой.
– А стоит ли? – засомневался Алешка.
Но он, конечно, пошутил.