Но он не мог. Крид и Рейчел, мерно следуя своим курсом, практически поравнялись с ним. Он слышал их шаги по асфальту. Точнее, слышал только цокот каблучков Рейчел, поскольку ее спутник двигался по мостовой так же беззвучно, как незадолго до того сам Д’Оги.
Он весь напружинился в попытке оставаться все в том же положении. Если б ему удалось сохранять идеальную неподвижность еще секунд тридцать, его бы не обнаружили. Парочка миновала бы его, и тогда Д’Оги мог бы подскочить, застав Крида врасплох, полоснуть ему ножом по горлу и решить, как быть с женщиной — сразу, как только ему удастся отделаться от этих треклятых насекомых.
Но Крид и Рейчел не прошли мимо: они остановились, чуть-чуть не дойдя до его позиции.
Блин!
Не могли ли они его заметить?
Сомнительно. Хоть Д’Оги и залег в каких-то полутора десятках футов от дороги, уже почти стемнело, а он видел, что трава вокруг около трех футов высотой. Да еще и кустики морского овса вокруг него покачивались от бриза, обеспечивая дополнительный камуфляж.
Пока что заметить его они не могли.
Но что-то заставило их остановиться.
Д’Оги ощутил, как очередная вереница насекомых ползет по его ноге. «Сколько ж их там еще? — гадал он. — Пятьдесят? Сто?»
Столько, что и не сочтешь…
Он услышал, как Крид с Рейчел целуются.
А затем — ох ты, боже мой! — его самое чувствительное место охватило огнем!
Господи! Как же больно!
Словно…
Господь Всемогущий!
Словно кто-то развел костер у него на коленях, а тушить его отправил рой пчел.
Саднило просто ужас как. Тело Д’Оги начало извиваться и трястись. Лицо исказила непроизвольная гримаса. Глаза стали щелочками, а верхняя губа вздернулась, продемонстрировав весь верхний ряд зубов. Жертва муравьев прикусила нижнюю губу настолько сильно, что из нее потекла кровь. Затем Д’Оги принялся разевать и захлопывать рот, все быстрее и быстрее, поднимая и опуская зубы, впиваясь ими в свою изувеченную губу снова и снова — пока не понял, что своими действиями лишь усугубляет дело.
Лежа там с оскаленными верхними зубами, впившимися в нижнюю губу, Д’Оги воображал себя похожим на альфонса, отплясывающего танец «Бледнолицый тошнотворный куннилингус» — разве что не плясал при этом. Он бы с радостью поплясал, поскакал, потоптал этих козявок, но не смел шевельнуться. Не смел, потому что знал, что ему нипочем не побить Крида в лоб. Ему хотелось двигаться. Требовалось двигаться! Но он не мог. Д’Оги изо всех сил зажмурился, и слезы потекли из-под его век, сбегая по щекам и лужицами скапливаясь в ушах.
Саднило несносно.
Сверхъестественно.
Д’Оги сжирали живьем.
Да что же это за гребаные букашки?! Ощущение было такое, будто они уже вгрызлись в кожу на добрый сантиметр и отложили там дюжину кислотных яиц. А потом яйца одновременно полыхнули огнем. Это было хуже, чем пчелиные жала, в миллион раз хуже, потому это жжение было не из разряда «раз — и готово». Нет, эти крохотные звездюки терзали его кожу, будто акулы живца. Кусали и кусали — или жалили, или черт его знает что вытворяли с ним, так что он дрожал, трясся, клацал зубами и…
И его мужское достоинство раздувалось с устрашающей быстротой, причем способствуя этим лишь тому, чтобы создать плацдарм побольше для прибывающего подкрепления козявок. Чем больше они кусали, тем больше все раздувалось, и это все разрастающееся поле боя побудило включиться в атаку еще сотню насекомых.
«Сваливай отсюда! — мысленно возопил несчастный молодой человек Криду. — На милость божью, шагай по дороге!!!»
Вместо этого женщина вдруг сказала:
— Кевин, давай сделаем это прямо здесь.
Что?!
«Нет! — закричал про себя Д’Оги. — Господи, умоляю, не дай им сделать этого прямо здесь! Двадцать футов. Пусть сделают это на двадцать футов дальше по дороге. Дай мне двадцать футов, и я прикончу их, прежде чем они спустят трусы».
— Лучшее предложение за день, — ответил Донован. — Но на дороге гравий, а может, и битое стекло. Ты можешь порезаться.
Д’Оги не знал, почему Рейчел зовет Крида Кевином, да и не хотел знать. Он мог думать лишь о том, что его достоинство уже стало вдвое больше нормального размера и что звездюки не прекращают жалить его. Яички так болели, что он почти не чувствовал, как насекомые жалят его остальные интимные части.
Почти.
Срань господня!
Внутренности Д’Оги забурлили. Ему требовалось блевануть. Он с трудом удержался от позыва, в последний момент сглотнув желчь. Затем содержимое его желудка всколыхнулось, готовясь ко второй попытке. Д’Оги понял, что у него аллергическая реакция на яд насекомых. На лице и лбу его вздулись зудящие желваки, в груди бешено запульсировало сердце, а горло начало отекать, сужая просвет для воздуха. Веки мужчины затрепетали. Стремительно впадая в беспамятство, он еще услышал слова Рейчел:
— Мы могли бы трахнуться на одной из этих песчаных дюн!
…Потом до него донесся ответ Крида:
— Да ни за что на свете!
…И снова голос Рейчел:
— Почему нет?
…И Донована:
— Из-за огненных муравьев.
…А затем Д’Оги окончательно потерял сознание.
Глава 4
— Ты слышала? — спросил я.
— Что, океан? — уточнила Рейчел.
— Скорее, что-то на дюне. У тебя в сумочке есть фонарик?
— Нет. Погоди, у меня на ключах от машины есть брелок-фонарик; он сгодится?
Я подождал, пока она отцепит брелок, и взял его.
— Стой здесь, — велел я своей спутнице и зашагал к песчаной дюне.
Двинувшись сквозь сгустившийся мрак, я нашел человека, лежащего на песке. Пнул его в ребра. Никакой реакции. Наклонился над ним, посветив ему мини-фонариком в лицо.
— Что там? — поинтересовалась Рейчел.
— Пацан, — ответил я. — Молодой человек, едва за двадцать.
— Мертвый?
— Мертвый или умирающий. Муравьи на нем так и кишат.
— Думаешь, он в шоке? — заглянула мне через плечо догнавшая меня подруга.
— В каком шоке?
— В анафилактическом. Типа, если у него аллергическая реакция.
— Не исключено, — согласился я, беря парня за шиворот, и поволок его к обочине.
Покопавшись пару секунд в сумочке, Рейчел что-то достала из нее.
— Что это? — осведомился я.
— «Эпипен». Против аллергических реакций.
Она вручила мне предмет, похожий на ручку, а я вернул ей мини-фонарик.
— Внутри шприц, — пояснила моя спутница. — Сними колпачок, держи ручку в кулаке и всади ему в бедро до щелчка. И подержи десять секунд.
— Ты уже делала это?
— Тысячу раз.
— Правда?
— Нет. Но читала инструкцию.
Я сдернул с парня штаны до колен, после чего уточнил:
— Десять секунд? Это какое-то магическое число?
— Столько времени нужно, чтобы лекарство попало в кровоток и всосалось в мышцы.
— У тебя мобильник под рукой?
Мобильник у нее был, и она набрала «911». Я впрыснул лекарство, а Рейчел спокойно растолковала диспетчеру, где мы находимся, и описала состояние пациента.
— Мы дали ему дозу эпинефрина, — сообщила она, — и собираемся начать СЛР[2].
Это показалось мне хорошей идеей, так что я, как мог, шлепками посбивал огненных муравьев с одежды паренька, а потом с его лица, после чего разорвал рубашку у него на груди, прихлопнул еще кучу насекомых и приступил к искусственному дыханию.
— Стащи с него трусы, — велел я своей приятельнице.
— Пардон? — переспросила Рейчел.
— Раздень его. Огненные муравьи на нем так и кишат. Надо убрать их с его тела.
Взяв свой миниатюрный фонарик в зубы, подруга стащила с него семейные трусы.
— Боже правый! — выдохнула она.
— Чего там?
Рейчел направила луч фонарика ему в пах, и я бросил взгляд на мошонку парнишки. Яйца его, раздувшиеся до размера авокадо, были покрыты красными кольцевыми рубцами.
И десятками огненных муравьев.
— Смахни муравьев с хера! — распорядился я.
Моя спутница неверным движением вскинула ладонь, изготовившись к удару, а затем начала блевать.
— Может, поменяемся местами? — выдавила она между позывами.
— Его рот типа исковеркан, — предупредил я.
— Все одно… — с трудом выговорила Рейчел.
Мы поменялись местами. Она проводила ему СЛР, а я шлепал пацана по мошонке и бедрам, будто он мне круто задолжал. Когда моя помощница на минутку прервалась, я пихнул его на бок и порядком облупил муравьев у него на спине и заднице. Потом опустил его на спину, и Рейчел снова занялась искусственным дыханием.
— Это такая жуть, — пропыхтела она, продолжая качать грудь паренька, как насос.
— Жуть?
— Его яйца.
— Это такая жуть, — пропыхтела она, продолжая качать грудь паренька, как насос.
— Жуть?
— Его яйца.
— Угу.
— Ты когда-нибудь видел такой кошмар?
— У близняшек Грейди[3].
— Что это за парни?
— Это девочки.
— Гм, — только и произнесла Рейчел.
Мы корпели над парнем до прибытия «Скорой». Пока команда из двух человек осматривала его, я вытряс его штаны и трусы, и вылетевший из них большой складной нож заскакал по мостовой. Подхватив нож, я сунул его в карман, а потом свернул его вещи комом и швырнул их на переднее сиденье. Пока один из членов бригады «Скорой помощи» укутывал пацаненка одеялом, другой брал у Рейчел какую-то контактную информацию. Сунув его в машину, они поблагодарили нас и рванули в больницу.
Мы с Рейчел простояли молча с добрую минуту, прежде чем снова тронулись.
— Тебя не ужалили? — осведомился я.
— Не думаю.
— Если б ужалили, ты бы знала.
— Наверное. А тебя?
— Мне будет спокойнее, если бы мы обмахнули друг друга.
— Ты просто подыскиваешь повод полапать меня за сиськи!
— Ты просто видишь меня насквозь!
Мы обмели ладонями в темноте одежду друг другу, пока не уверились, что не доставим никаких муравьев в пансионат, и продолжили прогулку.
— Ты там была просто потрясающа, — заметил я.
— Когда?
— Да все время.
— Давай поподробнее.
— Ты знала, что надо делать, и не колебалась ни секунды. Мыслила совершенно ясно и рационально.
Сумерки перешли в ночь, и хотя я этого не видел, у меня не было сомнений, что она улыбнулась.
— На меня порою находит просветление, — произнесла Рейчел.
Какое-то время мы молчали. Наконец я спросил:
— А с какой стати у тебя с собой был шприц?
— Я ношу его в сумочке постоянно.
Я знал, что это неправда. До недавнего времени Рейчел со своим мужем Сэмом жила в громадном доме в Луисвилле, штат Кентукки. Без ведома Рейчел я время от времени проживал у них на чердаке последние два года, и в такие периоды регулярно обшаривал ее сумочку и обе имеющиеся у них аптечки, тщательно документируя каждую мелочь их быта и проверяя хранящиеся там медикаменты. Я знал историю болезни Рейчел — вернее, считал, что знаю.
— И давно ты носишь именно этот шприц? — полюбопытствовал я.
— Купила его в аптеке в Саванне.
— А разве на него не нужен рецепт?
— Нет, когда у тебя такая улыбка!
Насчет улыбки я был в курсе. Зато понятия не имел, не планирует ли она прикончить меня этим шприцем.
— Зачем же ты купила его? — не унимался я. — Если серьезно.
— В детстве меня покусали огненные муравьи, — сообщила моя подруга. — А в аптеке в Саванне один тип жаловался, что они совсем распоясались в этом году. Вот я и хотела подготовиться на случай, если они покусают нас на пляже.
Вот это в Рейчел самое забавное. Когда у нее шарики не закатываются за ролики, она вполне компетентна.
Мы продолжали шагать. Я чувствовал, что ей хочется меня о чем-то спросить. Наконец она собралась с духом:
— У тебя есть аллергия на что-нибудь?
— На чизкейк.
— Как это?
— Я от него полнею.
Мне показалось, что моя спутница проворчала себе под нос слово «жопа». Мы прошли еще немного, и тогда я сказал:
— Никотин.
— Ты же не куришь!
— И все равно это яд. Если дистиллировать его и сконцентрировать до чистейшей эссенции, это один из смертоноснейших ядов на земле.
— Это такой маленький черненький в твоем наборе?
Я держу среди своих пожитков комплект ядов. В моей работе без этого никак. Я дал маху, предупредив Рейчел об этом в начале отпуска, когда застал ее на том, что она нанесла немного рицина на запястье, считая его моей коллекцией парфюмерии. А в ответ на вопрос, к чему я таскаю несессер с рядами ядов, я состряпал какой-то липовый предлог — дескать, доставляю его в департамент юстиции в Майами.
— Держись от этого набора подальше, — предупредил я свою спутницу.
— Ладно, не волнуйся. Но это черненький?
— Он прозрачный, во флаконе.
— И это им можно убить?
— Именно.
Хоть он и «прозрачный, во флаконе», как и большинство ядов, со временем я выработал к нему иммунитет. Единственный яд, с которым я не справлюсь, это тетродотоксин. Конечно, я ни за что не сказал бы Рейчел об этом, да и не стал бы таскать тетродотоксин в своем наборе. Я люблю эту женщину, но не уверен, что она не прикончит меня.
— Должно быть, ты искренне веришь мне, раз сказал о своем криптоните[4], — заметила она.
— Разумеется. Как же можно сохранить хорошие отношения без доверия?
Через пару минут мы уже различали огни и железные кружева балкона пансионата «Приморье». Ажурная решетка этого балкона — известная достопримечательность, ей больше полутора сотен лет. Выковали ее в Бостоне, а затем доставили в Сент-Олбанс-Бич по железной дороге. Архитектора, создавшего ее, убили в переулке позади местного бара в тот же вечер, когда закончили ее установку. Местная легенда гласит, что его кокнул первый владелец «Приморья», чтобы тот не смог воспроизвести узор больше нигде.
— Пожалуй, после душа возьму машину в прокат сгонять до больницы, поглядеть, как там этот пацан, — сообщил я.
— Я с тобой, — попросилась Рейчел.
— О’кей, резюмирую, — сказал я. — Заходим в номер, раздеваемся, убеждаемся, что избавились от всех муравьев, принимаем горячий душ, с дикой страстью занимаемся любовью, а затем едем в больницу.
— Тпру, ковбой! — отрезала моя подруга.
— Тпру?
— По части секса.
— Почему?
— Ты еще должен объясниться. И извиниться.
— За что?
— Ты сказал, что отношения не могут процветать без доверия.
— Я такое сказал?
— Сказал.
— Тогда я стою на этом.
— Докажи.
— Лады. Как?
— Это насчет реплики, что ты отпустил про близняшек Грейди.
— И что насчет нее?
— Мне плевать, насколько жуткими они были. Если ты занимался этим втроем, я имею право знать подробности.
Я рассмеялся.
— Смейся-смейся, но расплатиться придется! — не унималась женщина. — Я не шучу, Кевин.
— А-а-а-а-а, вот и Джонни!
— Пардон?
— Знаешь кино «Сияние»? — спросил я. — С Джеком Николсоном?
— Угу.
— Помнишь пацана на трицикле?
Рейчел на минутку задумалась:
— Это тот в отеле, что разъезжал вверх-вниз по коридорам?
— Верно, сын администратора.
— Ага, помню. И что?
— Вот он летит по коридору на сотне миль в час, вдруг видит двух девочек и едва не обсерается, помнишь?
— О, Господи, да!
— Это и есть близняшки Грейди, — подвел я итог.
Глава 5
Медицинский центр Северо-Восточной Флориды расположен на Пятой улице Сент-Олбанс-Бич. Мы стояли перед палатой парнишки, толкуя с его лечащим врачом доктором Карстейрсом.
— Как он? — поинтересовалась Рейчел.
— Говорить слишком рано, но он на ИВЛ[5], так что шанс у него есть. Спасибо вам, люди, и сент-олбанскому везению.
— Врач верит в везение? — удивился я.
— С тех пор, как я здесь работаю, мы потеряли очень мало пациентов. Я бы назвал это везением, а вы?
— Некоторые были бы склонны воздать должное вам.
— Они были бы слишком добры. Но тут задействовано нечто большее.
— То есть?
— Такого хорошего настроя у пациентов я еще не видел. Они больше едят, лучше спят, меньше жалуются и, самое главное, верят, что поправятся.
— Не уверен, что назвал бы это везением, — прокомментировал я. — Лучше назвать это чудом.
— Тогда сформулируем так, — откликнулся медик. — Если вы заболели или пострадали в любом месте страны, то это лучшее из них. И не благодаря мне.
Доктор Карстейрс — коренастый коротышка лет под пятьдесят — был совершенно лысым на макушке, но отрастил волосы вокруг этой плешки достаточно длинными, чтобы собрать их сзади в короткий конский хвостик.
— Несообразие, — шепнула Рейчел, пробуя на вкус словечко, которому я научил ее месяцы назад, когда она только-только начала надувать мужа.
— Компенсаторное замещение, — прошептал я в ответ.
Она выгнула бровь дугой, и мне захотелось взять ее прямо там. Перехватив мой взгляд, моя подруга улыбнулась, а потом снова повернулась лицом к доктору. Пока она смотрела на него, я изучал ее профиль, и знаю, это сентиментально, но время как будто застыло. Рейчел кивнула, реагируя на что-то сказанное врачом, и я понял, что сосредоточился на ее сексуальности настолько интенсивно, что пропустил его слова мимо ушей. Рейчел же как-то ухитрилась не терять нить, несмотря на мою сексуальность. Ну и сила воли же у нее!
— Сенсибилизация? — переспросила моя спутница.