– Анюта, водички не осталось? – перебил вдруг Петр. – Пиво кончилось, а у меня в горле пересохло.
Анна достала бутылку с остатками «Крем-соды», открыла, подала мужу и снова повернулась к Марине:
– Может быть, я чего-то не понимаю, но ведь занятие керамикой – не самое простое занятие. Оно требует времени, усилий. Вы думаете, отдыхающие успеют что-нибудь толковое сделать за те несколько часов, которые смогут оторвать от своего отдыха?
– Вы не представляете, сколько тайн в этом ремесле, как оно затягивает, – загадочно улыбнулась Марина. – Главное – не занудствовать сразу, обучая основам, а рассказать про всякие маленькие хитрости и тонкости. Ну, к примеру, что почти вся кухонная утварь сгодится будущему гончару. Скалкой раскатывают пласты глины, совершенно как тесто, формочками для печенья вырезают самые разные фигурки – их раскрасить и обжечь, – отличные получаются сувенирчики и даже украшения. Пуговицами, шурупами со звездчатыми шляпками, гаечками, болтиками, меленькими шестеренками, незаточенным граненым карандашом можно наносить на керамические изделия узоры. А какая красота получается, если прижать к влажной глине мешковину или марлю! У этих тканей очень интересная текстура. А через сито можно продавить комки мягкой глины, и получаются глиняные «волосы». Их как раз и используют для изображения волос, шерсти животных.
– А вам вообще уже приходилось такие кружки вести? С каких изделий вы обычно начинаете? – спросила Анна, не глядя принимая от мужа опустевшую бутылку и кладя ее под ноги.
Петр закашлялся и потер грудь. Анна хотела спросить, все ли в порядке, но Марина снова заговорила, и она обернулась к девушке.
– Знаете, самая беспроигрышная штука – наповал бьет! – это панно «Рука помощи», – оживленно сказала Марина. – Ком глины раскатывается скалкой в продолговатую лепешку, не очень тонкую, плотную такую, можно прокатать через ткань, чтобы лепешка выглядела аккуратно. Потом надо отпечатать на ней свою левую руку. Шилом проделываются две дырочки, за которые панно повесят на стену. По краю панно украшают звездочками, дырочками, ну, там, не знаю, полосочками, что ли. Все с помощью тех подручных домашних орудий, о которых я вам говорила. Рядом с изображением руки следует написать свое имя и число, когда панно сделано. Кажется, чепуха, безделка, а это амулет. Между прочим, в арабских странах такие амулеты очень популярны. Их вешают на окна и двери для отпугивания злых духов, которых в пустыне великое мно…
Она не договорила – автомобиль внезапно вильнул к обочине и резко остановился. Петр открыл дверцу, склонился наружу, но не удержался на сиденье, вывалился на землю – и Анна услышала, что его жестоко рвет.
Мгновение обе женщины смотрели друг на друга остановившимися глазами, потом схватились за ручки дверей. Анна выскочила первая и обежала автомобиль спереди, хотя, наверное, быстрее добралась бы до мужа, если бы просто передвинулась на сиденье.
Марина, с трудом выкарабкавшись из-под своего имущества, оказалась на обочине почти одновременно с ней.
Петр лежал лицом вниз, тяжело вздымая спину при каждом надрывном вдохе. Женщины перевернули его – лицо серое, губы побелели. Глаза закатились, тело ломали судороги.
Анна хотела окликнуть его, но не смогла – у нее вдруг тоже пресеклось дыхание.
Марина мгновение стояла неподвижно, потом вдруг кинулась вперед, упала на колени, уложила Петра ровно, прижала пальцы к его горлу – ловила пульс. Анна обратила внимание, что лицо у нее совершенно спокойное, деловитое, невозмутимое.
– У него с сердцем как? – спросила она негромко, и звучание ее голоса вместе с выражением лица отрезвили Анну.
– Здоровое. Никогда не жаловался… – выдавила она, заставив наконец себя стронуться с места и опуститься на колени рядом с мужем.
– А давление? Пониженное?
– Наоборот, у него гипер… – Она вдруг забыла самое простое, общеупотребительное слово. – Повышенное давление!
– Зачем же есть так много соленого?! – чуть не вскрикнула Марина, но тотчас снова склонилась над Петром, резко приподняла его, повернула на бок… Его снова начало рвать.
– Господи, да что ж это?! – в отчаянии выкрикнула Анна.
– Пусть рвет, это хорошо, вся гадость выйдет, – бросила Марина. – У вас мобильник есть?
– Что?! А, вы имеете в виду сотовый… Есть, конечно.
– Быстро наберите 03, «Скорую», и дайте телефон мне, – скомандовала Марина, снова переворачивая Петра и без малейшей брезгливости вытирая ему рот платком, который нашарила в кармане своего сарафанчика.
Анна сунулась в машину, достала из бардачка сотовый, набрала 03, потом с трудом вспомнила, что это городской телефон, значит, надо сперва нажать 8, потом 22…
– «Скорая», слушаю вас.
Анна быстро протянула телефон Марине.
– Алло? Мужчине плохо на дороге, срочно пришлите машину. Резкое падение давления, упадок сердечной деятельности. Нет, лучше токсикологическую бригаду. Думаю, не сердце, подозреваю отравление селитрой. Мы сейчас на выезде из города, как раз миновали Кузнечиху. Тут почти напротив какое-то придорожное кафе, названия не вижу, мы метрах в пятидесяти от него. Почему уверена насчет селитры? Значит, есть основания! Что? Сколько лет, как зовут? Погодите, я его жене трубку передам. У нас темно-серый «Пежо», да, будем ждать. Хотя нет, лучше давайте мы вашей машине навстречу поедем. Да, пусть гонят через Четвертый микрорайон в Кузнечиху, тут наверняка не потеряемся. Номер… Какой номер машины? – обернулась она к Анне. – Ладно, возьмите трубку, скажите им все, что они хотят знать, я пока попытаюсь его втащить в машину.
Анна в полубеспамятстве пробормотала в трубку имя, фамилию, возраст мужа, номер автомобиля, беспомощно глядя, как Марина вышвыривает на дорогу свой багаж: сумку с вещами, сумку с книгами, баул, освобождая заднее сиденье. Потом девушка схватила Петра под мышки, пытаясь заставить его встать, но голова его запрокинулась – он был без сознания. Тогда Марина потащила его к машине… При всей своей видимой хрупкости она оказалась неожиданно сильной: к тому времени как Анна закончила разговор, Петр уже был с грехом пополам уложен на заднем сиденье, дверцы захлопнуты, Марина сидела за рулем и нетерпеливо махала Анне.
Та, от потрясения двигаясь несобранно, неуклюже, снова обежала автомобиль, плюхнулась на свое место и не успела даже дверцу закрыть, как «Пежо» рванул в сторону, разворачиваясь.
– А ваши вещи?! – беспомощно вскрикнула она, хватаясь за дверцу.
– Да при чем тут вещи! – возмутилась Марина, развернувшись перед носом побитой «Газели», которая испуганно порскнула на обочину и замерла там, не то потеряв управление, не то не решаясь ехать дальше, пока на дороге буйствует темно-серый «Пежо». – Если не оказать помощь в течение часа, ваш муж может умереть!
Анна взялась за горло, откинулась на спинку сиденья, боясь обернуться, посмотреть на Петра, который мотался там, сзади, с серым, полумертвым лицом и закаченными глазами.
– Дверцу свою закройте как следует, – приказала Марина. – Еще не хватало выпасть! И позвоните снова в «Скорую», выехала ли бригада?
Анна тупо взглянула на ее, удивляясь, почему это голос Марины зазвучал тонко, тоньше комариного писка, а лицо вдруг стало стремительно отдаляться.
– Господи, да не время сейчас для обморока! – вскрикнула девушка, одной рукой перехватывая выпавший из ослабевших рук Анны телефон. Наверное, она говорила еще что-то, но Анна уже не слышала.
АВГУСТ 2001 ГОДА, ЗЕЛЕНЫЙ ГОРОД
– Вы что же, до меня к другим врачам не обращались? К специалистам? Я ведь врач широкого профиля, а здесь нужен узкий профессионал по теме, вы понимаете? – спросил Александр не без угрюмости – оттого, что чувствовал себя крайне по-дурацки – персонажем какого-то фильма.
Он сидел в мягком кожаном кресле, какие доселе видел только в витринах роскошных мебельных магазинов, в квартирах богатых людей (как известно, богатые тоже плачут, в смысле – болеют, а значит, и вызывают «Скорую помощь») или опять-таки в фильмах. В руке у него имел место быть толстостенный хрустальный бокал, в котором плескался джин «Бифитер» с тоником, а в этой пижонской смеси колыхались кусочки льда. Для полноты банальности на хватало только сигары – причем непременно взятой не из коробки, а из отдельного тубуса! Однако Александр не курил, поэтому обошлось и без сигары, и без сигарет.
Кстати, хозяин тоже не курил, только попивал чаек из необыкновенно красивой и большой керамической кружки. Пил чай и третий присутствовавший в кабинете – Серега. Очевидно, между «бронзовой маской» и его охранником существовали совершенно доверительные отношения. А может быть, Серега находился здесь только для острастки гостя, бог его ведает, Александр в подробности не вдавался, решив, что это ниже его достоинства. К тому же его просили не строить из себя невесть что, а помочь больному, страдающему человеку. Исполнить ту самую «клятую клятву Гиппоклята».
– Как же, как же не обращался, – пожал плечами хозяин. Несколько минут назад Александр узнал, что обладатель жуткой «бронзовой маски» носил вполне тривиальное имя – Петр Федорович Манихин. – Мыслимо ли это – не кинуться в первую же очередь за помощью к медицине! И конечно, первым приговором была аддисонова болезнь. Вы ведь тоже именно так подумали.
Александр кивнул. А что еще можно подумать навскидку? Аддисонову болезнь не зря называют также бронзовой. У 99 процентов больных появляется выраженная пигментация кожи, у 80 – также пигментация слизистых и оболочки полости рта. У Манихина пострадало только лицо – причем очень сильно. Как он сам сказал, всегда был чрезвычайно полнокровен, а кожу имел тонкую, чувствительную, как у женщины. В молодости выглядел – кровь с молоком, как говорят в народе, а с годами лицо приобрело буроватый оттенок из-за склонности к гипертонии. Отсюда, так сказать, из-за наложения цветов, и возник потом этот особый, пугающий аспидно-бронзовый цвет.
Вот только есть тут одна тонкость… Появление аддисоновой болезни вызывается двусторонним поражением коры надпочечников, уменьшением или полным выключением выработки ее гормонов. Как правило, провоцируется это туберкулезом, оттого у аддисоновых больных сразу обнаруживаются специфические изменения в легких и других органах.
Однако далеко не у каждого туберкулезника может развиться аддисонова болезнь. И ТБЦ, по-старинному – чахотка, вовсе не единственная причина ее возникновения. Поводом для нее становятся кровоизлияния в надпочечники, тромбоз сосудов, сифилис, двусторонние опухоли или метастазы рака в надпочечники, гнойное воспаление надпочечников, внезапное падение их иммунитета и некоторые другие столько же резкие, сколь и редкие заболевания. Судя по словам Манихина, которые он брался подтвердить результатами анализов, ничего подобного с ним в жизни не случалось. То есть взяться аддисоновой болезни было решительно неоткуда.
– Комплексную томографию делали, да? – спросил Александр. – Чрезкоэнную биопсию надпочечников? Определение надпочечниковых аутоантител в крови?
– Само собой, – согласился Манихин. – Да вы сами посмотрите, у меня тут все результаты анализов собраны. Целое дело!
Он протянул руку, и Серега, словно только и ждал этого жеста, снял с книжного стеллажа и подал Александру серую папку. Она невольно вызвала мысль о судопроизводстве – наверное, потому, что на ней было витиевато начертано: «Дело номер…» Манихин завел на свою пугающую хворь досье, как на преступника.
Да, больной и его болезнь боролись друг с другом не на жизнь, а на смерть!
Александр начал листать результаты разных анализов. Все они сводились к одному: не обнаружено разрушения и патологии коры надпочечников ни туберкулезным, ни бластоматозным процессом – первичных опухолей и метастазов рака нет. Гормональные процессы не нарушены. Дефицита аскорбиновой кислоты нет. Надпочечники по сути здоровы – значит, Манихин и впрямь болен не аддисоновой болезнью, а чем-то другим. Гиперацидный гастрит и хронический ларингит, которые у него обнаружены, вообще «живут» сами по себе, независимо от какой-либо другой хворобы, тем паче открытой знаменитым доктором Томасом Аддисоном. Ничего не скажешь, в деле перечислены и симптомы, совпадающие с признаками «бронзовой болезни»: гипотония, анемия, постоянная тошнота как следствие обезвоживания организма и пониженного давления, признаки цирроза печени, воспаление глаз. Вроде бы всего много, но каждый из этих факторов может быть симптомом любого другого заболевания.
Даже меланоз…
Александр задумчиво закрыл папку, пытаясь вспомнить все, что знал о приобретенном меланозе – патологической пигментации кожи. Ее возникновение связано с нарушением функции желез внутренней секреции, например, тех же надпочечников, гипофиза и других; при изменениях вегетативной нервной системы и тому подобное. Диффузный, то есть общий, меланоз возникает при той же пресловутой аддисоновой болезни, которой у Манихина нет, при базедовизме, поражении гипоталамуса, в результате хронического отравления углеводородами. Но цвет лица при всех этих хворях бывает разный, «бронзовая маска» – признак только «бронзовой болезни». А ее нет. Значит, и маски не должно быть! Но маска-то есть. Значит, должна быть и аддисонова болезнь.
Все. Круг замкнулся.
Хотя не совсем… Существует еще так называемый токсический меланоз – результат интоксикации организма сальварсаном, мышьяком, висмутом, препаратами золота, серебра, кажется, свинцом… или нет, насчет свинца Александр не мог точно вспомнить. Токсический меланоз иногда дает картину «бронзовой маски». Кстати, гипотония, анемия, тошнота и все такое возникают при любом отравлении.
Александр поднял голову – и встретился с напряженным взглядом воспаленных глаз Манихина. Немедленно возникло ощущение, будто в лоб вставлены два маленьких, но острых буравчика. Аналогичное ощущение появилось и в затылке – Александр догадался, что туда вперил глаза Серега. Понятно: и хозяин, и слуга ждали от врача каких-то действий или хотя бы слов…
Александр встал, положив на причудливый столик папку и поставив рядом нетронутый бокал. Как-то не пилось ему в этом доме, особенно когда вспомнился токсический меланоз. В состав хрусталя, кстати, входит свинец…
Огляделся, подошел к стене, поколупал ногтем обои.
– Скажите, меланоз давно начался?
– Полгода назад. В марте появились явные признаки, но худо себя чувствовать я начал как раз с Нового года.
– А в доме в этом живете сколько?
– Два месяца. В июне перебрались сюда.
– Понятно. А я было подумал…
– Я об этом тоже думал, – кивнул Манихин, ставя свою удивительную кружку рядом с бокалом Александра. – Вернее, не я, а все крутые специалисты, к которым обращался. Все проверялось, все образцы стройматериалов испытывались как на радиационное излучение, так и на допустимые нормы содержания ОВ. Даже мебель, даже обои.
– Почему даже? Их-то как раз непременно надо проверять. В обоях бывает столько всякой хреновины намешано… в бумаге, а пуще того – в краске. Даже существует версия, дескать, Наполеона отравили с помощью обоев. В красную краску для обоев в ту пору подмешивали не то ртуть, не то мышьяк, ну вот и для него особенно постарались… О лакокрасочных материалах для мебели тоже всякие жуткие вещи рассказывают. А слышали о ядовитой ДВП?
– Конечно. Поэтому здесь вся мебель из натурального дерева, причем ручной работы. В лаке, политуре химических примесей не более, чем допустимо ГОСТами, – сказал хозяин. – Повторяю, проверено все, абсолютно все!
– Петр Федорович, – вдруг осенило Александра, – я обратил внимание на заключение о гастрите. Вам, случайно, не выписывали де-нол? Или таблетки викаир? А может быть, викалин? Ведь в их состав входит висмут, вернее, нитрат висмута. Конечно, кора крушины производит слабительный эффект и как бы способствует выведению висмута из организма, однако мало ли что! Вдруг у вас предрасположенность к накапливанию тяжелого металла? А висмут – одна из причин токсического меланоза.
Темно-фиолетовые губы «бронзовой маски» растянулись в улыбке. Это функциональное явление произвело на Александра отталкивающее – и в то же время за душу хватающее впечатление.
Космически-голубые глаза посмотрели вприщур.
– Тепло. Можно сказать, даже горячо. Я довольно долго – несколько месяцев – принимал де-нол. Гастрит возник у меня в мае прошлого года, после тяжелого отравления селитрой. Вздумалось мне купить на базаре и покушать вяленого леща, которого некие добрые люди вымачивали не в обычном соленом тузлуке, а в тузлуке селитренном. Хорошо, что жена моя не любит вяленой рыбы, я один пострадал. А еще хорошо, что рядом оказалась Марина.
– Она врач? – спросил Александр с неким странным ощущением разочарования. И тотчас сообразил, что огорчило его отнюдь не медицинское образование Марины. Он смутно, в глубине души надеялся, что увидит ее и наконец-то разглядит. Ее – и ту, другую, женщину – темноволосую. Анну.
Не удалось увидеть ни Анну, ни Марину. Но это вовсе не повод для такого упадка духа!
– Нет, она не врач, – ответил Манихин. – Но о селитре знала не понаслышке. Рассказывала, что однажды гостила у подруги в Ивановской области, и там произошел трагический случай: какой-то дедок накормил постояльцев-дачников вяленой рыбкой и грибным супчиком, которые посолил селитрой. И сам свое варево покушал. Все четверо, постояльцы и он сам, умерли. Как уж он перепутал селитру с солью, не знаю, но врач, который приезжал туда по «Скорой», говорил Марине, что старики и пьяницы сплошь да рядом травятся этой чертовой селитрой: она же на вид совершенно такая, как соль, причем и на вкус такая же, только еще солоней!
– Правда, это опаснейшая вещь, – кивнул Александр. – Летом среди стариков-дачников очень часты смертельные случаи. И то, что произошло с вами, кстати, тоже случается. Редко, но… Некоторые придурки экономят таким образом, когда делают оптовые закупки соли. Селитра-то дешевле! А вы в милицию потом обращались? Наверняка у тех торговцев вся партия рыбы была такая. Не в курсе, кто-нибудь еще пострадал?