– Конечно, горько, – удивленно ответил Фродо. Он взглянул Фарамиру в глаза и оторопел. – Нет в живых? – сказал он. – Ты хочешь сказать, что он погиб и тебе это известно? Или ты просто испытываешь меня пустыми словами? Хочешь обманом вывести меня на чистую воду?
– Я даже орка не стану обманом выводить на чистую воду, – сказал Фарамир.
– Как же он погиб, откуда ты знаешь об этом? Ты ведь сказал, будто никто из нашего Отряда к вам в столицу не явился?
– О том, как он погиб, я надеялся услышать от его друга и спутника.
– Но я оставил его живым и здоровым. И, насколько мне известно, он жив и поныне. Правда, гибель подстерегает нынче на каждом шагу.
– Да, на каждом шагу, – подтвердил Фарамир. – И гибельнее всего – предательство.
Сэм слушал, слушал – и так рассердился, что потерял всякое терпение. Последние слова Фарамира его доняли: он выскочил на середину полукруга и обратился к хозяину.
– Прошу прощения, сударь, – сказал он, – только, по-моему, уже хватит с вас колотушек. Кто он такой, чтобы эдак вам дерзить? После всего-то, что вам пришлось вынести ради них же, Громадин неблагодарных!
Вот что, начальник! – Он встал перед Фарамиром, руки в боки, с таким же видом, с каким распекал хоббитят, «по нахалке» отвечавших ему на строгий вопрос, что это они поделывают в чужом фруктовом саду. Послышался ропот, но большей частью воины ухмылялись: уж очень было забавно глядеть на их сурового предводителя, сидевшего на земле лицом к лицу с широко расставившим ноги разъяренным малышом-хоббитом, – такое не каждый день увидишь! – Вот что я тебе скажу, – продолжал Сэм. – Ты на что это намекаешь, а? Кончай ходить вокруг да около, говори прямо, а то дождешься, что набежит сто тысяч орков из Мордора! Если ты думаешь, что мой хозяин прикончил вашего Боромира и убежал, то не знаю, где твоя голова, но хоть не виляй! И не забудь сказать нам, что дальше-то делать собираешься. Жалко вот, между прочим, что некоторые на словах самые главные противники Врагу, а другим становятся поперек дороги, хотя другие-то, может, не меньше ихнего делают. То-то бы Враг на тебя сейчас порадовался: решил бы, что у него новый дружок объявился!
– Тише! – сказал Фарамир без малейшего гнева. – Не мешай говорить своему хозяину, он не в пример умнее. Я и без тебя знаю, что медлить нам опасно, однако улучил время, дабы разобраться в трудном деле. Будь я поспешлив, как ты, я бы давно уже вас зарубил, ибо мне строго-настрого велено убивать всех, кто обретается здесь без позволения властителя Гондора. Но мне претит всякое ненужное и даже необходимое убийство. И слов я на ветер не бросаю, будь уверен. Сядь рядом с хозяином и помолчи!
Сэм плюхнулся на землю, красный как рак. Фарамир снова обратился к Фродо:
– Ты спросил, откуда я знаю, что сына Денэтора нет в живых. Дурные вести крылаты. А ночью, как говорится, сердце сердцу весть подает. Боромир – мой родной брат.
Скорбная тень омрачила его лицо.
– Тебе памятно что-нибудь из богатырского доспеха Боромира?
Фродо немного подумал, опасаясь новой ловушки и недоумевая, чем это все может обернуться. Ему едва ли не чудом удалось спасти Кольцо от свирепой хватки Боромира, а как уберечь его в окружении могучих витязей – этого он не представлял. Сердце его, однако, чуяло, что Фарамир, с виду очень похожий на брата, осмотрительнее, мудрее и надежнее его.
– Да, я помню рог Боромира, – сказал он.
– Ответ верный и, судя по всему, правдивый, – сказал Фарамир. – Вспомни как следует, яви его перед глазами: это был рог восточного тура, оправленный серебром, с начертанием древних рун. Во многих поколениях наследовал его старший сын, и есть поверье, что если он затрубит в роковой час в древних пределах Гондора, то зов его будет услышан.
За пять дней до того, как я отправился в Итилию, одиннадцать дней назад, как ныне, предвечерней порой, я слышал этот зов: доносился он, казалось, с севера, но доносился глухо, словно бы чудился. Дурным предзнаменованьем сочли это мы с отцом, ибо от Боромира с его ухода не было вестей и ни один пограничный страж не дал знать о его возвращении. А на третьи сутки мне было диковинное виденье.
Я сидел туманной ночью под бледной молодой луной на берегу Андуина, следил за его медленными водами и слушал скорбное шуршанье камышей. Мы несем ночной прибрежный дозор напротив Осгилиата, захваченного врагами: они переправляются и разбойничают. Но в тот полночный час все было тихо. И вдруг я увидел или мне померещилась на воде серебристо-серая лодка чужеземного вида, с высоким гребенчатым носом; она плыла сама по себе.
Я похолодел, ибо ее окружало мертвенное сиянье, однако же встал, спустился к берегу и вошел в воду, влекомый неведомой силой. И лодка повернула ко мне и медленно проплыла вблизи, и я не отважился протянуть руку и остановить ее. Она глубоко осела, словно под тяжким грузом; казалось, она заполнена почти до краев прозрачной светящейся водой, и в воде покоился мертвый витязь.
Он был весь изранен, сломанный меч лежал у него на коленях. Это был мой брат Боромир: я узнал его меч и доспехи, его любимое лицо. Не было с ним лишь его рога, и незнаком был мне его пояс, точно из золотых листьев. «Боромир! – воскликнул я. – Где твой рог, Боромир? Куда плывешь ты, о Боромир?» – но он уж скрылся из виду. Лодку подхватило течение, и она, мерцая, исчезла в ночи. Сон это был или явь, не знаю, однако пробуждения не было. Я уверен, что он мертв и тело его уплыло вниз по Великой Реке.
– Увы! – сказал Фродо. – В твоем сновидении наяву я узнаю Боромира, каким помню его. Золотой пояс ему подарила Владычица Галадриэль. От нее же наши серые эльфийские плащи. А вот брошь из Лориэна. – Он притронулся к зеленовато-серебряной застежке под горлом.
Фарамир присмотрелся к ней.
– Красивая брошь, – сказал он. – Да, той же выделки. Так, значит, путь ваш лежал через Лориэн? Встарь он звался Лаурелиндоренан, и уж давным-давно там не ступала нога человека, – тихо прибавил он, с новым изумлением глядя на Фродо. – Ну что ж, теперь мне понятней многое, что показалось странным. Не поведаешь ли ты мне еще что-нибудь? Ибо горестно думать, что Боромир погиб один вблизи родного края.
– Ничего не могу я поведать тебе в утешение, – сказал Фродо. – А твой рассказ мне кажется зловещим, но не более. Тебя посетило видение, призрак злой судьбы, прошлой, а может быть, и грядущей. Если только это не вражеское наваждение. Я видел прекрасные лики древних воителей в заводях Мертвецких Болот, и это было его лиходейское волшебство.
– Нет, тут он ни при чем, – сказал Фарамир. – Его наваждения отвращают сердце, а мое было полно скорби и сострадания.
– Но как же такое могло случиться наяву? – спросил Фродо. – Пороги Тол-Брандира не минует невредимой никакая лодка, а Боромир собирался домой через Онтаву, степями Ристании. Возможно ли, чтобы полный воды челн проплыл водопадами и не перевернулся?
– Не знаю, – сказал Фарамир. – А лодка откуда?
– Из Лориэна, – сказал Фродо. – У нас их было три: мы прошли по Андуину на веслах до водопадов. Лодка эльфийская.
– Вы побывали в Сокрытой Стране, – сказал Фарамир, – но, кажется, чары ее остались для вас непостижимы. Тем, кто виделся с Чаровницей из Золотого Леса, не след удивляться ничему. Смертным опасно покидать наш подлунный мир: вернутся они уж не теми, что были прежде. Так гласят легенды.
Боромир, о Боромир! – воскликнул он. – Что поведала тебе она, Владычица, неподвластная смерти? Что увидела она, что пробудила в твоем сердце? Зачем пошел ты в Лаурелиндоренан, а не отправился своей дорогой, не примчался свежим утром на ристанийском коне?
Он снова обернулся к Фродо и заговорил спокойно:
– И на все эти вопросы ты, наверно, мог бы дать ответ, о Фродо, сын Дрого. Пусть не здесь и не сейчас. Но чтобы ты не думал, будто меня обморочило наваждение, узнай, что рог Боромира возвратился наяву, но разрубленный надвое топором или мечом. Осколки выбросило порознь: один нашли в камышах дозорные Гондора на севере, ниже впадения Онтавы, другой выловили в андуинском омуте – он подвернулся пловцу. Странные случайности, однако смерти не утаишь, как говорится.
И вот теперь осколки рога, которым владел старший сын, лежат на коленях у Денэтора. Он сидит на своем высоком престоле и ждет страшных вестей. Ты все-таки умолчишь о том, как был разрублен рог?
– Умолчу о том, чего не знаю, – сказал Фродо. – Но коль не ошибся в подсчетах, слышал ты его в тот самый день, когда мы расстались, когда я и мой слуга оставили Отряд. И теперь твой рассказ наполняет меня ужасом. Если Боромир попал в беду и был убит, то боюсь, что все остальные мои спутники тоже погибли – и сородичи, и друзья.
Быть может, ты перестанешь сомневаться во мне и отпустишь нас? Я устал, меня грызет скорбь и мучает страх. Но мне нужно нечто совершить или хоть попытаться, пока меня не убьют. Если из всех нас остались в живых лишь два невысоклика, так тем более надо спешить.
Возвращайся же, о Фарамир, доблестный военачальник Гондора, в свою столицу и защищай ее до последней капли крови, а мне позволь идти навстречу судьбе!
– Не много мне утешения в твоих речах, – сказал Фарамир, – однако же ты напрасно поддаешься страху. Если не эльфы из Лориэна, то кто, по-твоему, снарядил Боромира в последний путь? Не орки же, не прислужники Врага, да не будет он назван. Наверняка жив еще кто-нибудь из вашего Отряда.
Но, что бы ни случилось близ нашей северной границы, ты, Фродо, очистился от подозрений. Раз я берусь в наши смутные дни судить о людях по их лицам и речам, то и с невысокликами, может статься, не ошибусь! Хотя, – и он наконец улыбнулся, – есть в тебе что-то странное, Фродо, – не эльфийское ли? И разговор наш куда важней, чем мне показалось сначала. Мне надлежит отвести тебя в Минас-Тирит к престолу Денэтора. По справедливости я буду достоин казни, если поступлю во вред своему народу. Так что нельзя торопиться с решением, а сейчас – в путь без проволочек.
Он вскочил на ноги и быстро распорядился. Воины его мигом разбились на мелкие отряды и поисчезали между деревьями и в тени скал. Вскоре остались только Маблунг и Дамрод.
– Вы, Фродо и Сэммиум, пойдете со мной и моими дружинниками, – сказал Фарамир. – Все равно дорога на юг для вас пока закрыта. Несколько дней она вся будет запружена войсками, и после нынешней засады наблюдение усилят вдесятеро. Да вы сегодня недалеко и ушли бы: вы еле на ногах держитесь. Мы тоже устали. У нас есть тут тайное прибежище, миль за десять отсюда. Орки и вражеские соглядатаи его еще пока не разведали, а если и разведают, голыми руками не возьмут: целого войска будет мало. Там мы отдохнем, и вы тоже. А наутро я решу, что делать дальше и как быть с вами.
Фродо оставалось лишь принять это настоятельное приглашение. Ведь и правда, идти через Итилию сразу после вылазки гондорцев стало гораздо опаснее прежнего.
Они тут же тронулись в путь: впереди – Маблунг и Дамрод, за ними Фарамир с хоббитами. Мимо пруда, где они купались, вброд через ручей, потом на высокий холм, а оттуда все вниз и вниз, на запад – пологим тенистым лесным склоном. Фарамир примерился к хоббитской трусце, и вполголоса шла беседа.
– Мы прервались, – сказал Фарамир, – не только потому, что время не терпит, как напомнил мне господин Сэммиум, но и чтобы не было лишних ушей, ибо кое-что надо обсудить втайне. Я недаром перевел разговор на судьбу брата, пренебрегши Проклятием Исилдура. Ты о многом умолчал, Фродо.
– Я не солгал ни словом, хоть сказал и не всю правду, – отозвался Фродо.
– Я не корю тебя, – сказал Фарамир. – Ты с честью вышел из трудного испытания, и в уме тебе не откажешь. Однако я вижу и то, что стоит за твоими речами. С Боромиром дружен ты не был, и расстались вы худо. Он, видно, нанес обиду – и тебе, и господину Сэммиуму. Я очень любил Боромира и отомщу за его смерть, но я хорошо его знал. Должно быть, это случилось из-за Проклятия Исилдура – ведь из-за него распался ваш Отряд? Мне ясно, что это могущественный талисман, из тех, какие порождают распри между соратниками, если верить старинным былям. Верно ли я угадал?
– Верно, да не совсем, – сказал Фродо. – Распри не было в нашем Отряде, было сомнение – куда направиться от Привражья. А старинные были, коли на то пошло, учат нас не ронять лишних слов, когда дело идет о… талисманах.
– Увы, значит, как я сразу подумал, ссора вышла с одним Боромиром. Он хотел доставить талисман в Минас-Тирит. Как печально сложилась судьба: тебе, который видел его последним, зарок смыкает уста, и ты не можешь рассказать мне о главном, о том, что было у него на сердце перед смертью. Заблуждался он или нет, не знаю, но уверен в одном: умер он достойно и превозмог себя. Лицо его было еще прекрасней, нежели при жизни.
Прости меня, Фродо, что я поначалу выпытывал у тебя лишнее о Проклятии Исилдура. Не ко времени это было и не к месту, но я не успел рассудить. Бой был тяжелый, и меня ожидали иные заботы. Но как только я вдумался, о чем у нас зашла речь, я тут же отвел ее в сторону. Ибо мы, правители града, причастны древней мудрости, закрытой от иных. Мы происходим не от Элендила, но в жилах у нас тоже течет нуменорская кровь. Мы из колена Мардила, которого оставил наместником, отправляясь на войну, великий князь Эарнур, последний в роду Анариона. Детей у государя не было, и с войны он не вернулся. С тех пор и правят у нас наместники, вот уже многие века.
Я помню, как Боромир еще мальчиком, когда мы вместе читали сказанья о наших предках и летописи Гондора, все время сердился, что наш отец – не князь. «Сколько же надо сотен лет, чтобы наместник стал князем, коли князь не возвращается?» – спрашивал он. «В иных краях хватало и десятка лет, – отвечал ему отец. – А в Гондоре недостанет и десяти тысяч». Увы, бедняга Боромир! Это тебе что-нибудь о нем говорит?
– Говорит, – сказал Фродо. – Однако же к Арагорну он всегда относился с почтением.
– Еще бы, – сказал Фарамир. – Если он признал его право на великокняжеский престол, значит, признал себя его подданным. Но до самых трудных испытаний дело не дошло. Кто знает, что было бы в Минас-Тирите, где война превратила бы их в соперников.
Но я отвлекся. Род Денэтора, сказал я, издревле сопричастен премудрости дней былых; в наших сокровищницах хранятся старинные книги и многоязычные письмена на ветхом пергаменте, на камне, на золотых и серебряных пластинах. Многое и прочесть у нас никто не сумеет, многое пылится под спудом. Я трудился над ними: мне ведомы начала знаний. Ради этих сокровищ наведывался к нам Серый Странник; еще ребенком я впервые увидел его, и дважды или трижды с тех пор.
– Серый Странник? – переспросил Фродо. – А как его имя?
– Мы его называли по-эльфийски, Митрандиром, – сказал Фарамир, – и ему это, кажется, было по нраву. «По-разному зовут меня в разных краях, – говорил он. – У эльфов я Митрандир, у гномов – Таркун, когда-то, на западе, о котором и молва стерлась, я звался Олорином, на юге я – Инканус, на севере – Гэндальф, на востоке я не бываю».
– Гэндальф! – воскликнул Фродо. – Так я и подумал. Гэндальф Серый, наш друг и советчик. Предводитель нашего Отряда. Он сгинул в Мории.
– Митрандир сгинул! – сказал Фарамир. – Злая, однако же, выпала вам доля. Даже не верится, что такой великий мудрец – наш верный помощник в невзгодах – мог погибнуть и мир лишился его несравненных познаний. Ты уверен, что он погиб? Может статься, он вас покинул из-за иных неотложных дел?
– Уверен, – сказал Фродо. – Я видел, как его поглотила бездна.
– Наверно, страшной повестью чреваты твои слова, – сказал Фарамир. – Может быть, ты расскажешь ее ввечеру. Как мне теперь ясно, Митрандир был не только мудрецом и книжником – он был вершителем судеб нашего времени. Окажись он в Гондоре, когда мы с братом услышали во сне прорицание, он, верно, разъяснил бы его, не пришлось бы отправлять посланца в Раздол. А быть может, не стал бы разъяснять, и Боромир все равно не ушел бы от рока. Митрандир никогда не открывал нам будущего и не посвящал в свои замыслы. С позволенья Денэтора – не знаю уж, как ему это удалось, – он был допущен в нашу сокровищницу, и я почерпнул из едва приоткрытого кладезя его познаний: он был скупым наставником.
Более всего занимали его летописи и устные предания времен Великой Битвы на равнине Дагорлада и основания Гондора, когда был низвержен Тот, кого называть не стану. И про Исилдура выспрашивал он, хотя о нем наши предания памяти не сохранили: он ушел, как сгинул.
Фарамир перешел на шепот:
– Я же частью узнал, частью домыслил и сохранил в глубокой тайне вот что. Исилдур заполучил некое сокровенное достояние Врага, да не будет он назван, и взял его с собой, уходя из Гондора навстречу безвестной гибели. И казалось мне, что я понял, чего доискивается Митрандир, однако же поиски эти, устремленные в глубокую древность, счел любомудрием книжника. Но когда мы пытались разгадать таинственное прорицание, пришло мне на ум, что эта добыча и есть Проклятие Исилдура. Ибо ничего мы больше о нем не знаем, лишь упомянуто в одном из сказаний, что его пронзила стрела орка. Это же, и только это сказал мне Митрандир.
Не знаю и не ведаю, какое вражеское достояние понадобилось Исилдуру: должно быть, некий могучий гибельный талисман, орудие лиходейства Черного Властелина. И если оно сулит удачу в бою, то наверняка Боромир, гордый, бесстрашный, зачастую безоглядный, жаждущий блеска побед Минас-Тирита и блистания своей воинской славы, неудержимо возжелал этим орудием завладеть. В недобрый час отправился он в Раздол! И отец, и старшины послали бы меня, но он, как старший брат и закаленный воин, не мне чета (говорю без всякой обиды), настоял на своем.
Однако же не страшитесь! Я не подобрал бы этот талисман и на большой дороге. Если бы даже Минас-Тирит погибал на моих глазах и я один мог бы его спасти с помощью вражеского колдовского орудья, возвеличить Гондор и прославиться, то и тогда – нет! Такою ценой не нужны мне ни победы, ни слава, о Фродо, сын Дрого.