- Не совсем, - сказал Джоэнис.
- Черт побери, да ведь оно вызовет рост симпатий в мой адрес! - вскричал Минотавр. - Люди будут искренне сочувствовать мне, когда узнают, что я на грани смерти. И они будут еще больше мне сочувствовать, когда услышат, что моя единственная дочь вышла замуж за убийцу. Видите ли, несмотря на то, что всем известны лучшие стороны моего характера, которые я продемонстрировал в деле, все-таки чернь меня недолюбливает... Эта история должна помочь мне завоевать их сердца.
- Замысел очень остроумный, - согласился Джоэнис.
- Спасибо, - сказал Минотавр. - Откровенно говоря, я уже довольно давно забочусь о моей общественной репутации. И если бы не вылез этот кретин со своей проволокой и револьвером, мне пришлось бы кого-то нанять для той же цели. Надеюсь, что газеты подадут эту историю должным образом.
- А разве на этот счет есть какие-то сомнения? - спросил Джоэнис.
- О, они напечатают все, что я им прикажу, - заявил Минотавр с угрозой в голосе. - Найму человека, чтобы он написал об этом книгу, и еще будет пьеса, и кинофильм, снятый по книге. Будьте уверены, я выдою из этой истории все, что только можно.
- А что вы приказали им написать о вашей дочери? - спросил Джоэнис.
- Ну, как я говорил, она выходит замуж за этого молодчика. Затем, через год-другой, мы опубликуем сообщение об их разводе. Кстати, надо бы дать ребенку имя... Однако Бог знает, что эти идиоты напишут о моей бедной толстой маленькой Ариадне. Может быть, превратят ее в красавицу, рассчитывая, что мне это понравится. А всякие грязные подонки, которые любят читать такого сорта статейки, будут проливать слезы и просить еще. Человеческая раса в значительной степени состоит из лживых, ни на что не способных дураков. Я могу управлять ими, но будь я проклят, если понимаю их.
- А как там насчет детей? - спросил Джоэнис.
- Что вы имеете в виду - “насчет детей”? - вопросил Минотавр, свирепо уставившись на него.
- Ну, это... Тезей говорил, что...
- Этот человек - талантливый враль, - заявил Минотавр. - Если бы только не мое высокое положение, я возбудил бы против него дело за диффамацию. Надо же - дети! Разве я похож на извращенца? Полагаю, мы можем благополучно опустить вопрос о детях. А теперь не пора ли нам вернуться к вашему заданию?
Джоэнис кивнул.
- Самая главная сейчас проблема - это информация. На что противник способен? Что там вообще, черт побери, происходит? Я знаю, что Джон Мадж из Координации Родов Войск объяснил вам, до какой степени нам нужна правда - пусть даже самая ужасная. И об этой правде нам должен прямо и откровенно доложить человек, которому мы можем доверять. Осознаете ли вы всю серьезность задачи, которую мы ставим перед вами, Джоэнис?
- Думаю, что да, - сказал Джоэнис.
- Вы служите не какой-нибудь отдельной группе или фракции. Не нужно ни преуменьшать, ни преувеличивать то, что увидите. Наоборот - излагайте события как можно проще и объективнее.
- Я сделаю все от меня зависящее, - пообещал Джоэнис.
- Вряд ли я имею право требовать большего, - проворчал Минотавр.
Минотавр передал Джоэнису деньги и документы, которые могут понадобиться ему во время путешествия, а затем вместо того, чтобы выставить Джоэниса в коридор, где тот сам должен был бы искать дорогу к выходу, он открыл окно и нажал на кнопку.
- Я лично всегда пользуюсь только таким способом, - сказал он, помогая Джоэнису занять место рядом с пилотом вертолета. - С этими чертовскими коридорами одни хлопоты. Желаю удачи, Джоэнис. Помните о том, что я вам сказал.
Джоэнис заверил его, что будет помнить об этом всегда. Он был глубоко тронут доверием, оказанным ему Минотавром. Вертолет оторвался от здания и взял курс к Вашингтонскому аэропорту, где Джоэниса должен был ждать специальный реактивный самолет с автопилотом. Когда вертолет набирал высоту, Джоэнису показалось, что он услышал детский смех, доносившийся из комнаты, которая примыкала к кабинету Минотавра.
ИСТОРИЯ ВОЙНЫ
(Рассказано Телеу с Хуахине)
Джоэнис сел на специальный реактивный самолет, и скоро он был высоко в воздухе.
Печально рассказывать о том, что было дальше... Когда Джоэнис пролетал над Калифорнией, автоматическая радарная станция приняла его самолет за вторгшийся самолет противника и открыла огонь, выпустив по нему серию ракет класса “воздух - воздух”. Этим трагическим инцидентом и открылась начальная стадия великой войны.
История войн изобилует ошибками подобного рода. И в Америке двадцать первого века, когда доверие и привязанность людей к машинам стали поистине безграничными, такая ошибка должна была привести к самым страшным последствиям.
Объятый ужасом, Джоэнис зачарованно следил, как ракеты на полной скорости неслись к его самолету. Затем он ощутил, что самолет резко лег на крыло, - это автопилот, обнаружив опасность, дал залп своими антиракетами в целях самозащиты.
Этот удар вызвал ответную атаку со стороны ракетных станций наземного базирования. Некоторые из этих станций были автоматическими, другие - нет, но все мгновенно отозвались на сигнал “чрезвычайной обстановки”. А тем временем самолет Джоэниса израсходовал весь свой боезапас.
Впрочем, что касается запаса коварства, которым его снабдили проектировщики, то самолет не потерял его ни в малейшей степени. Автопилот переключил радиостанцию на волну, на которой шел радиообмен между землей и ракетами, и объявил, что его атакуют и что все ракеты, находящиеся в воздухе, суть вражеские цели, которые следует уничтожить.
Эта тактика имела определенный успех. Те ракеты, что постарше, не отличались хитроумием и не могли атаковать самолет, который они считали своим. Однако новые ракеты, более искушенные и изощренные, были обучены ждать от неприятеля именно таких коварных трюков. Поэтому они усилили натиск, в то время как старые ракеты отчаянно бились на стороне одиночного самолета.
Когда битва между ракетами была в полном разгаре, самолет Джоэниса сделал маневр и благополучно ушел от огня. Оставив зону боя далеко позади, он молнией понесся к своему родному аэропорту в Вашингтоне, округ Колумбия.
Прибыв туда, Джоэнис отправился на эскалаторе в Главный Командный Пункт, располагавшийся под землей на глубине семисот футов. Здесь его сразу же подвергли допросу. От Джоэниса добивались, чтобы он рассказал о характере совершенного на него нападения и опознал противника. Но единственное, что Джоэнис знал наверняка, - это то, что какие-то одни ракеты его атаковали, а какие-то другие держали оборону.
Об этом Командный Пункт уже знал, и офицерам не оставалось ничего другого, как приняться за допрос автопилота, который вел самолет Джоэниса.
Поначалу автопилот давал уклончивые ответы, поскольку никто не мог вспомнить нужный секретный код, на который автомат отзывался. Но после того как код подобрали, он заявил, что над Калифорнией их самолет атаковали ракеты наземного базирования и некоторые из этих ракет принадлежали к совершенно неизвестному ему типу.
Все эти, а также прочие данные, касающиеся ракетного боя, были заложены в Калькулятор Вероятности Войны, который сразу же выдал следующие варианты, приведенные здесь в порядке убывающей вероятности:
1. На Калифорнию напал Коммунистический Блок.
2. На Калифорнию напали нейтральные страны.
3. На Калифорнию напали члены Западного Альянса.
4. На Калифорнию напали пришельцы из космоса.
5. На Калифорнию вообще никто не нападал. Калькулятор также выдал все вероятные комбинации и перестановки этих пяти возможностей и выстроил из них систему альтернативных подвозможностей.
Офицеры, обслуживающие Калькулятор, были совершенно ошеломлены огромным количеством вероятностей и подвероятностей, возможностей и подвозможностей, свалившимся им на голову. Они надеялись выбрать наиболее вероятное утверждение и, основываясь на нем, действовать. Но Калькулятор не дал им этого сделать. По мере поступления новых данных вычислительная машина пересматривала и уточняла вероятности и, не останавливаясь ни на секунду, перестраивала и перегруппировывала их, добиваясь все новых сочетаний. Листки уточненных данных, помеченные грифом “КРАЙНЕ СРОЧНО”, машина изрыгала со скоростью десяти штук в секунду, и среди них, к полной досаде обслуживающего персонала, ни один не повторял другого.
И все же машина делала только то, что делал бы на ее месте идеальный офицер разведки: рассматривала все проверенные донесения, схватывала их суть, оценивала вероятность, выдавала рекомендации на базе той информации, которая относилась к делу и поддавалась вторичной проверке, и никогда не настаивала на прежней точке зрения из чистого упрямства или гордости - напротив, охотно шла на пересмотр любого суждения, если к тому побуждали новые данные.
Разумеется, Калькулятор Вероятности Войны не отдавал приказов; это оставалось делом чести мужчин, и ответственность всегда возлагалась на человека. Равным образом нельзя было винить компьютер и в том, что он не мог явить целостную правдивую и непротиворечивую картину боевых действий над Калифорнией: такую картину просто невозможно было явить. И эта невозможность проистекала из самого характера ведения войны в двадцать первом веке.
Разумеется, Калькулятор Вероятности Войны не отдавал приказов; это оставалось делом чести мужчин, и ответственность всегда возлагалась на человека. Равным образом нельзя было винить компьютер и в том, что он не мог явить целостную правдивую и непротиворечивую картину боевых действий над Калифорнией: такую картину просто невозможно было явить. И эта невозможность проистекала из самого характера ведения войны в двадцать первом веке.
Давно уже командир собственной персоной не выступал во главе своих войск и не обозревал взглядом ряды противостоящей армии, сомкнувшейся за спиной вражеского генерала. И форма противных сторон не отличалась резко по цвету, и враг не размахивал боевыми знаменами, не распевал воинственные песни, и все это не складывалось в безошибочную картину чувственного восприятия идущего боя, не оставлявшую ни малейших сомнений в физическом присутствии противника, его сущности и опознании характерных черт.
Те дни давно канули в прошлое. Приемы войны шли нога в ногу с промышленной цивилизацией, становясь все более сложными и все более машинизированными, а военная техника все больше и больше обособлялась от людей, которые были призваны ею командовать. Генералам приходилось удаляться от передовой на все большие и большие расстояния, дабы поддерживать надежную связь со всеми людьми, вступившими в схватку, и со всеми машинами, брошенными в бой.
Неудивительно, что офицеры группы обслуживания в конце концов вернулись к тем пяти главным возможностям, которые Калькулятор выдал в самом начале, признали их равновероятностными и вынесли на рассмотрение генерала Пустойга, Главнокомандующего Вооруженными Силами. Он и должен был принять окончательное решение.
Пустойг был в курсе всех проблем современной войны. Изучив пять вариантов выбора, отданного в его руки, он с великой тоской осознал, насколько же зависит человек, обязанный принять разумное решение, от базисной информации. Он понимал также, что информация поступает к нему от чрезвычайно дорогостоящих машин, которые порой не могут отличить гуся от ракеты, машин, которым требуются в помощь целые полки высококвалифицированных специалистов, обученных обслуживать, чинить, улучшать и ублажать их любыми способами. И еще Пустойг знал, что при всей заботе, которой люди окружали машины, - а может быть, именно благодаря этой заботе - машинам нельзя по-настоящему доверять. Эти создания были ничем не лучше своих создателей; в сущности, они даже походили на своих творцов, переняв у них множество худших черт. Как и люди, машины часто бывали не в духе или начинали вдруг проявлять чрезмерное усердие, а иные даже впадали в кататонический ступор. Кроме того, машины еще имели слабость оказываться под эмоциональным влиянием работающих на них людей - операторов. Фактически те из машин, которые сильнее других поддавались внушению, были не более чем продолжением личности оператора Но это обилие проблем не смутило генерала Пустойга, так как он был специально обучен умению принимать решения. И вот наконец, в последний раз окинув взором все пять вариантов выбора, быстро прогнав в памяти свой жизненный опыт и перебрав различные точки зрения, Пустойг снял телефонную трубку и отдал приказ.
Мы так и не знаем, какую из пяти возможностей выбрал генерал и в чем заключалась суть приказа. Это не имеет никакого значения. Боевые действия совершенно вышли из-под контроля генерала, и он уже был не властен ни довести атаку до конца, ни дать отбой, он вообще был не в силах оказать хоть какое-то влияние на ход сражения. Бой развивался неуправляемо, и обстановка менялась с нарастающей быстротой - ведь машины были как-никак наполовину самостоятельными организмами.
Подбитая калифорнийская ракета пронзительно завыла высоко в небесах, рухнула на мыс Канаверал во Флориде и стерла с лица земли половину военно-воздушной базы. Оставшаяся половина собралась с силами и нанесла ответный удар по врагу, явно окопавшемуся в Калифорнии. Прочие ракеты, поврежденные, но не уничтоженные, рвались по всей стране. Командующие войсками в Нью-Йорке, Нью-Джерси, Пенсильвании и многих других штатах также нанесли ответные удары. По правде говоря, перед тем как линии связи оборвались окончательно, на тех и других обрушился просто шквал донесений, предусматривающих любые повороты событий.
По всей Калифорнии и по всей Западной Америке этот ответный удар вызвал новый ответный удар - встречный. Здешние военачальники решили, что враг - кто бы он ни был - захватил плацдармы на американском Восточном побережье. Они спешили ликвидировать эти плацдармы и без колебаний пускали в ход атомные боеголовки, если таковые действия представлялись им необходимыми.
События развивались с ужасающей быстротой. Местные войска и машины, подвергшиеся чудовищному обстрелу, старались продержаться как можно дольше. Может быть, кто-то еще и ждал особых распоряжений, но под конец дрались уже все, кто только мог драться, а неразбериха приводила к новым разрушениям. И вскоре процветающая машинная цивилизация полностью исчезла с лица земли.
В то время как происходили все эти события, Джоэнис - совершенно ошарашенный - стоял в Главном Командном Пункте и наблюдал, как одни генералы отдавали приказы, а другие генералы отменяли их. Джоэнис с самого начала видел все собственными глазами, но так до сих пор и не разобрался, кто же противник или хотя бы где он находится.
В этот момент Командный Пункт сотрясся от мощного толчка. Хотя он находился во многих сотнях футов под землей, он тоже подвергся нападению - в атаку пошли особые землеройные машины.
Джоэнис взмахнул руками, чтобы удержать равновесие, и вцепился в плечо какого-то молоденького лейтенанта. Лейтенант обернулся, и Джоэнис сразу же узнал его.
- Лам! - вскричал он.
- Привет, Джонсик! - выпалил в ответ Лам.
- Как ты здесь оказался? - спросил Джоэнис. - И что ты делаешь в армии? Да еще в лейтенантской форме?
- Ну, старик, - сказал Лам, - это необыкновенная история. И тем более странная, что я в общем-то не из тех, кого называют военной косточкой. Впрочем, я очень рад, что ты задал мне этот вопрос.
Командный Пункт тряхнуло еще раз, и многих офицеров швырнуло на пол. Но Лам умудрился сохранить равновесие и не сходя с места поведал Джоэнису о том, как он поступил на военную службу.
КАК ЛАМ ПОСТУПИЛ НА ВОЕННУЮ СЛУЖБУ
(Записано со слов самого Лама, текст приводится по “Книге Фиджи”, каноническое издание)
Ну, старик, значит, утек я из “Дома Холлис" для Невменяемых Преступников” вскоре после тебя, подался в Нью-Йорк и сразу же затесался в одну компашку. С ходу накокаинился на всю катушку и полетел высоко-высоко. Я ведь, понимаешь, всю жизнь был на короткой ноге с мескалином, вот и подумал, что кокаин - это так, старомодная штучка, а в тот вечер попробовал, ну и забалдел.
Привиделось мне, будто я вроде Флоренс Найтингейл <Флоренс Найтингейл (1820 - 1910) - популярная в Великобритании сестра милосердия.> и должен лечить всю страждущую боевую технику в мире. Чем больше я размышлял, тем больше укреплялся в этом решении и тем тоскливее мне становилось, - я все думал о бедных, несчастных, старых пулеметах с прогоревшими стволами, о танках с проржавленными звеньями гусениц, об истребителях с поломанными шасси и о всем таком прочем. Я думал об ужасных муках, через которые прошла вся эта бессловесная боевая техника, и пришел к выводу, что я просто обязан лечить и утешать ее.
Можешь представить, я был под хорошими парами и вот в этом состоянии направился маршевым шагом к ближайшему вербовочному пункту и с ходу записался, чтобы быть поближе к несчастным машинам.
Наутро проснулся, смотрю - уже в казарме. Ну конечно, я сразу очухался, если не сказать - перетрусил. Выскочил наружу и бросился искать этого чертового сержанта-вербовщика, который воспользовался тем, что я был под балдой. Но оказывается, он уже вылетел в Чикаго, чтобы провести агитацию в каком-то борделе, расписывая прелести военной службы. Тогда я бегу к командиру части - сокращенно КЧ, - говорю, мол, помимо прочего я наркоман и совсем недавно содержался в заведении для невменяемых преступников, могу, мол, документально подтвердить и то и другое. Дальше - больше. Говорю, дескать, у меня всякие нехорошие наклонности, и я страх как боюсь огнестрельного оружия, и еще слеп на один глаз, и вообще спина болит. Плюс ко всему, говорю, меня по закону нельзя зачислять в армию, смотри закон о поступлении на военную службу, страница 123, параграф “С”.
КЧ посмотрел мне прямо в глаза и улыбнулся так, как могут улыбаться только кадровые вояки да еще “фараоны”. И говорит: “Солдат! Сегодня первый день твоей новой жизни, поэтому я склонен смотреть сквозь пальцы на то, что ты нарушил устав и обратился ко мне не по форме. А теперь, будь добр, катись отсюда к черту и ступай к сержанту за распоряжениями”.