— Щёлк, щёлк, блюм, — сухо разлетался звук одиночных прицельных выстрелов, прерываясь шумом падавших в воду тел.
? А-а-а, — закричал раненый, захлёбываясь в тёмной воде реки. Его крик стал своеобразным сигналом для нападавших, начавших пальбу из подручных средств. Вскоре лодки затянуло густым дымом сгоревшего пороха, сработавшим не хуже дымовой завесы, позволившей самым юрким приблизиться к нашему паруснику вплотную.
? Гранаты, — выкрикнул я, подавая пример.
Один за другим грохнули два взрыва, удачно брошенных гранат. Одна попала в лодку, разметав сидевших там бунтовщиков, другая оторвала нос у соседней долблёнки, та быстро начала тонуть. Прячась от разлетавшихся осколков, я выглядывал, определяя степень опасности.
? Слева по борту, — закричали гайдуки, оставленные в тылу, чтобы не выставлялись в качестве мишеней.
? Лёха, за мной, — я перекатился к левому борту вместе с Алексеем Петуховым, отличным стрелком.
Действительно, отвлекая нас атакой со стороны города, пять больших лодок подобрались с противоположного берега почти вплотную. Как на грех, все гранаты только что вышли, оставались револьверы, ружья перезарядить мы уже не успеем, а тратить на близкие цели дефицитные патроны «Сайги» мне не хотелось. Укрывшись за мешками и скамейками, наваленными на борту, мы с Алёшей расстреляли по барабану своих револьверов. Судорожно перезаряжая их, я почувствовал спиной удары ног о палубу.
? Держи борт, — я передал свой снаряжённый револьвер Петухову, снимая карабин с плеча, деваться некуда, враги прорвались на палубу. Поздно жалеть патроны, пора жалеть себя и своих людей.
Следующие несколько минут слились в неразбериху ночного сражения. Я пинаю ногой ближайшего противника, сбрасывая его за борт. Увы, трое его приятелей уже успели забраться на корабль и дружно бросаются на меня. Нет, ребята, опыта группового сражения у вас маловато, я легко ухожу в сторону, прикрывая спину Алексея. Слышу, как он азартно опустошает барабаны револьверов. Молодец, парень, такому можно доверить свою спину, я не сомневался. Использую карабин, как палку и бью ближайшего врага в пах, прямо стволом, вы бы слышали его крик. Даже мне становится не по себе от такого неджентльменского приёма, какой я плохой. Его друзья на долю секунды замирают, опешив от такого воя. Использую эти мгновения и шагаю навстречу, перехватываю карабин в левую руку и опускаю его вниз, тем самым отвлекаю на него внимание противников. Они наверняка провожают взглядом движение моего оружия, старый трюк, его часто используют фокусники. Зря ребята, вы упустили из вида кулак моей правой руки, тот одновременно с подшагом вперёд врезается в челюсть стоящего справа от меня разбойника. Какой красивый удар вышел, классический нокаут боковым крюком справа. Кажется, что я слышу хруст сломанной челюсти, но, это самообман.
Ух ты, оказывается, на палубе остался не один, а два пугачёвца, способные сражаться. Со стороны кормы подбежал второй и чуть не пропорол мне бок своими вилами. Моему движению позавидовал бы тореадор, так я вытянулся на носочках, прогибаясь назад. Зубцы вил прошли вплотную к телу, зацепившись за одежду. Используя это, я разворачиваюсь на месте, вырывая древко вил из рук разбойника. Тот пытается удержать рукоятку и забывает про меня. Самое время ударить его с разворота ребром ладони по шее. Рука словно попадает по камню, а мужик даже не чувствует удара, выхватывает нож и замахивается. Едва успеваю отскочить в сторону и замечаю в руках второго противника саблю. Хватит, я не супермен, перехватываю карабин в обе руки. Дважды стреляю в упор из карабина, узкая палуба не даёт простора для манёвра. Скинув последнего противника с корабля в воду, я быстро приседаю за бортом, оглядывая палубу. Три неподвижных тела чужаков лежат в характерных позах, не свойственных живым людям. Судя по всему, я сломал одному из них не челюсть, а височную кость. Двоих я скинул за борт, похоже, что отделались легко.
? Эй, на правом борту, — крикнул я негромко, — как дела?
? Они уходят, — ответил капитан Ван Дамме.
? Круглов, проверь всех наших, есть ли раненые, — я принялся обыскивать убитых, всё равно руки в крови. Когда успел вывозить, вроде и не бил никого по лицу.
На соседних судах тоже стрельба прекратилась, ребята уточняли потери. Там нападавшие не успели прорваться на палубу, обошлись одной стрельбой. Наведение порядка, перевязка раненых и сбор гильз заняли часа два, до самого рассвета. Разгорячённые сражением бойцы засыпали уже под первыми лучами солнца. На всех трёх судах обошлось без потерь, раненых было всего пятеро, ранения неопасные, в основном отлетевшими при попадании пуль бунтовщиков щепками бортовых досок. Да я рассадил пальцы правой руки, надо мне перед такими атаками перчатки надевать, что ли. Отправив всех отдыхать, я выставил караульных из числа учителей, того же неуёмного Мефодия Хромова, первым поставил, до обеда.
Улёгся поспать сам, разбудило меня острое ощущение близкой опасности, в самый полдень. Я проверил корабль, всё в порядке, кашевары заканчивали с подготовкой обеда, рыбаки усердно пополняли запасы продуктов. На двух других парусниках всё оставалось в порядке, по докладам караульных. Однако, чувство близкой опасности не оставляло меня, что-то нас ожидало. Я рассеянно поглядел на Елабугу и не сразу понял, что произошло. Лишь присмотревшись к беспорядочному движению людей на берегу, понял, что они заканчивают устанавливать пушки. Честно признаюсь, такого от бунтовщиков я не ожидал
— Что, герре Андрей, будем поднимать якоря? — сзади уже стоял Клаас, — иного выхода нет, надо быстрее плыть по течению и попытаться миновать все мели.
— Нет, ждём, — такое странное решение вырвалось у меня непроизвольно, но, внутренний голос подсказывал не суетиться, сейчас что-то должно произойти.
Чтобы не мучиться в ожидании, я поднялся на своё наблюдательное место и приладил карабин, попробую подстрелить пушкарей, авось, напугаю. Я поставил прицел на максимальное расстояние и выбрал удобную мишень для пристрелки, выставленную поленницу дров вдоль забора. Удобно улёгся, затаил дыхание и нежно выбрал спусковой крючок, выстрел потонул в шуме паровозного гудка.
— Чёрт возьми, откуда здесь паровозы, — я единственный понял источник звука и посмотрел вверх по течению Камы, в сторону непривычного звука. После длинного гудка, морзянкой прогудела знакомая всем мелодия, «Дай, дай, закурить», или «Спартак — чемпион». Сомнений не оставалось, Володя прислал за нами пароход.
— Ребята, мы спасены, это наши плывут на помощь!
Глава пятая
— Из-за острова, на стрежень!
На простор речной волны!
Выплывали, расписные,
Стеньки Разина челны! — распевал я во всё горло, стоя на палубе своего парусника, когда два парохода буксировали нас от Елабуги вверх против течения Камы. Всего час назад наши спасители на двух пароходах, во главе с Сормовым выплыли на реку перед нами, избавив от вынужденного бегства или гибели под пушками восставших крестьян.
Приятно вспомнить, как были поражены бунтовщики дымящими пароходами, особенно двумя залпами бортовых пушек. Выстрелы не нанесли особого ущерба людям, но, эффектные взрывы снарядов на берегу сразу отучили восставших от мысли применить артиллерию против нас. Пользуясь замешательством врага, мы с Сормовым согласовали план эвакуации из столь неприятного положения. Мощности пароходов вполне хватило, чтобы буксировать три корабля против течения реки, хоть и с небольшой скоростью, не превышающей движения пешехода. Впрочем, выбора у нас не было, спасители пришли в самый критический момент. Теперь, любуясь скрывающимся за поворотами городом, я не сомневался в успешном окончании моего путешествия. Мысленно я уже разговаривал с Володей и Палычем, рассказывая удивительные новости.
— Может, пришло время нам рассказать о себе, наш воевода? — отвлёк меня от размышлений голос Мефодия Хромова, экий он настырный.
— О себе ещё рано, господа, — я невозмутимо развернулся к целой делегации своих пассажиров, возглавляемой Ван Дамме и Хромовым, — а вам могу лишь добавить, что на Дальний Восток мы обязательно отправимся, через пару месяцев. Путь будет тяжёлым и долгим, поэтому всем, даже женщинам придётся научиться стрелять из наших ружей и револьверов. Мужчинам, кто пожелает, найдём оружие более мощное, способное разогнать любое количество дикарей, что встретятся в тех диких местах. С этой целью и приглашены вы все, чтобы наша колония сохранила все черты цивилизации, не спустилась в дикость. А пароходы, которые нас с вами спасли и буксируют в безопасные места, созданы нашими механиками. Теми самыми, что придумали и сделали оружие, в том числе и замечательные пушки, способные стрелять по десять раз в минуту. Вопросы есть?
— Так мы не сможем вернуться домой?
— Сможете, после того, как отработаете срок по договору. Все получат денежное содержание и возможность вернуться в столицу, если захотят. Потому, как в тех местах волшебная природа, тёплый океан, низкие налоги и огромные перспективы. Не ошибусь, если скажу, что любой из вас сможет стать там богатейшим человеком. Но не сразу, а лет через десять, чтобы приплыть в Санкт-Петербург на своём корабле, в окружении многочисленных слуг, с золотыми украшениями, в дорогих мехах. Однако, для этого придётся трудиться, трудиться и трудиться, как завещал великий Ле…, в общем очень много трудиться и слушать меня. Теперь понятно?
— И я стану богатым? — не выдержал Ван Дамме.
— Если сможете провести караван наших судов до Европы и обратно, раза три, как минимум. И обучите десяток-другой молодых капитанов. В этом не сомневайтесь.
Остальные слушатели оказались более скромными, с глупыми вопросами не обращались. Так мы проплыли на буксире до позднего вечера, стараясь удалиться от войска Пугачёва на максимальное расстояние. На всякий случай, бивуак мы разбили на южном берегу Камы, чтобы между нами и возможными преследователями оказались вооружённые пушками пароходы. Только после ужина мне удалось подробно расспросить Сормова о новостях. Они превосходили все мои предположения.
Во-первых, Вовка с учеником Ползунова, построили сразу два парохода, один винтовой, другой колёсный. Эти суда и отправились за нами, по предложению Палыча, когда мы не успели вернуться домой до Пугачёва. Иван даже обиделся, когда пугачевское войско, к встрече которого готовился столько месяцев, прошло по южному берегу Камы мимо Таракановки и Прикамска, не пытаясь, напасть на нашу крепость. Только у Сарапула бунтовщики переправились на северный берег реки, чтобы второй раз пограбить уже поверженный город. Дальше движение крестьянского войска шло вдоль Камы в сторону Казани. К Прикамску ни один отряд бунтовщиков не повернул, словно боясь очередного поражения. Кожевников и Сормов не теряли времени даром в ожидании прихода самозванца, к концу июня они успели собрать оба парохода, испытать их и установить по две пушки на каждом. Пришлось их крепить на стальных кронштейнах, соединённых с металлическим каркасом кораблей, что значительно сужало сектор обстрела орудий, зато масса пароходов отлично поглощала отдачу выстрела. Полезная нагрузка пароходов оказалась невелика, кроме запаса топлива, боеприпасов и небольших кают для экипажа, места не оставалось. Всё занимали паровые машины.
Во-вторых, Палыч занимался не только вооружением, он таки собрал пару средневолновых передатчиков, один из которых установили на колёсном пароходе, для испытания рабочей дальности. Кстати, назвал их Палыч, пароходы, довольно странно, колёсный получил имя «Аскольд», винтовой — «Дир». По-моему, кроме легендарных правителей Киева, так звали военно-морские корабли, но не помню, в какое время. С такими пароходами наша торговля в Поволжье будет вдвое, втрое оборотистее конкурентов, использующих бурлаков. Наши инженеры заложили великолепную базу развития провинции, Поволжья и Приуралья, где большая часть торговых путей пролегала, как тысячу лет назад, по рекам. Дойдёт ли дело до железных дорог в ближайшее время, ещё вилами на воде писано. Зато пароходы, как минимум в Прикамье, богатом лесами и каменным углем, найдут своё применение.
Третьей, не менее интересной новостью, стало переселение на берега Камы сразу пяти родов вогулов, больше десяти тысяч человек. Причём, все пять старейшин согласились откочевать с нами на Восток. Своё решение они объяснили доверием только нам с Палычем, желанием находиться рядом с нами и нашими детьми. Иван уже привёл к присяге восемь сотен взрослых мужчин, приняв их на службу сроком три года. Берега Камы между деревнями Степаново и Бабкой, заселённые вогулами, сейчас кипели. Все свободные площади засадили картошкой, воины обучались стрельбе из ружей и револьверов. Женщины готовили патроны, вываривали целлюлозу. Мастера увеличивали производство повозок, а все наличные средства отправили в Башкирию, закупать коней. С Урала, разорённого пугачевским войском, приходили беглые крепостные крестьяне и горнозаводские рабочие, упрашивая взять с собой в Беловодье. Наша письменная агитация, начатая год назад, стала давать результаты. Пока рабочих и крестьян пришло мало, не больше сотни мужчин, из них два десятка семейных, с детьми и жёнами. Однако, поражение восстания неминуемо подстегнёт этот поток беглецов в лучшие, свободные края.
— Сколько же нам фургонов придётся делать, — покачал я головой, — никаких денег не хватит для производства двух тысяч повозок.
— Палыч говорит, хватит и пятисот, — заметил Сормов. — вогулы согласились отправить первыми молодых парней и девушек, по четыреста человек из каждого рода. Старики и дети отправятся через год, по накатаной дороге в готовые жилища. Володя найдёт им работу и обеспечит питанием, да и власти к старикам не привяжутся, взять с них нечего. Да, заболтали мы, пора антенну раскидывать, попробуем наладить связь.
Николай с помощником уверенно растянули проволоку антенны, подключили её в передатчику и принялись вызывать Таракановку. Позывных пока не придумали, попытка наладить связь шла открытым текстом, с перечислением имён и прозвищ, жаль, результатов не дала. Полчаса ушли на радиоконтакт, к этому времени стемнело окончательно, едва успели снять антенну. Впервые за всё время путешествия я заснул спокойно, практически уже дома. Что не помешало моему организму трижды проснуться, для проверки караульных. Рефлексы не знают отдыха, видимо, сказывается возраст. Как бы я не устал, не меньше двух раз просыпаюсь за ночь, причём, это не сказывается на моём самочувствии, высыпаюсь в любом случае.
До Таракановки мы добирались восемь дней, за это время наши учителя опять стали возмущаться медленным движением и отсутствием нормальных условий жизни. Сколько мы не объясняли существующую опасность встречи с отрядами разбойников или восставших, что, в принципе, без разницы, Мефодий Хромов продолжал отстаивать права своих коллег. Я даже думал рискнуть и отпустить наиболее горластых борцов за справедливость одних, пусть добираются пешком, если считают себя самыми умными. Потеряю выплаченный аванс, зато другим будет наука. Жизнь сама проучила горлопанов, недалеко от Сарапула. В тот день мы плыли долго, надеясь добраться до города и заночевать в подворье Лушникова. Увы, темнота стала сгущаться, когда нам оставалось не больше пяти вёрст до города. Что делать, быстро причалили к берегу, разжигая костры для горячей пищи и чая.
Наша группа, сложившаяся сама собой, уселась пить чай после проверки постов, караульная жизнь становилась привычкой. За время пути к Ване Попову, Алёше Петухову и Сергею Обухову, моим давнишним ученикам, ставшими первыми помощниками по хозяйству и обороне, примкнули командир гайдуков Ненил и учитель Хромов, капитана Клааса я пригласил сам. После Елабуги в нашей кампании обосновался Николай Сормов, благо мои ученики его уже знали. За чаем, заваренном из душистых цветов блошники, зверобоя, богородской травки, разговор переходил от бытовых проблем к нашему будущему, к моим рассказам о дальних странах. Всем полюбились мои лирические отступления по истории Китая, Японии и описание Юго-Восточной Азии. Иногда я буквально пересказывал романы Купера, Майн Рида и других авторов об индейцах и покорителях дикого Запада.
Так и сейчас, все увлечённо слушали мои рассказы о древних царствах, некогда существовавших на территории Монголии и северного Китая, о покорении Сибири русскими казаками двести лет назад. О том, что мы идём туда, где уже стояли остроги наших казаков и пахали землю русские крестьяне, но были вынуждены уйти или погибли.
— Чего же они ушли оттуда, коли там земля богатая, — не выдержал Ненил, тщательно скрывавший своё желание уйти с нами в Сибирь. Делал это он так неумело, что для меня его чувство не было секретом.
— Об этом и хочу рассказать, — задумался я, как выгоднее подать своё нравоучение, — в те времена на Россию с запада шведы напали, с юга турки поджимали, царю не до Сибири было. Подписали лет сто назад Албазинский договор с китайским императором, что русские уйдут на север из удобных мест, в тайгу. Сил у казаков, чтобы воевать с маньчжурами и китайцами, без помощи царя, не было.
— Почему тогда мы собираемся в те края? — удивился Хромов, — нас даже полка не наберётся, а солдат нам императрица тоже не дала, казаков с нами совсем нет. Судя по всему, никакой помощи до окончания войны с турками не будет. Мы же на верную гибель идём!
— Не паникуй, Мефодий, — перебил его Обухов, он не первый раз, как и все мои ученики слышал такие рассказы, давно знал мои объяснения, — слушай дальше.