Внутренний голос меня не обманул, орда кочевников, насчитывающая более полутысячи всадников, остановилась на расстоянии полуверсты. Судя по их поведению, они наслышаны о дальнобойности нашего оружия. Я подождал немного и вызвал Ильшата из каре.
— Садись на коня, будешь моим переводчиком.
Мы вдвоём медленно проехали половину расстояния между двумя отрядами и остановились. Ответное действие не заставило долго ждать, от группы кочевников в нашу сторону направились двое, нарочито неспешно преодолевая метры степи. За полсотни метров до встречи Ильшат шепнул мне,
— Это казахи, я не знаю их язык.
— Ничего страшного, говори медленно, ваша речь немного похожа, они поймут. Скорее всего, один из них понимает по-русски, я буду говорить громко и медленно. Не волнуйся, они не хотят драться.
Едва наши оппоненты остановились, я прикоснулся к груди рукой и представился,
— Андрей Быстров, воевода, веду людей на Восток, к дальнему океану, — сопровождая свои слова жестом, указывающим на восток, — по приказу русской императрицы Екатерины.
Пока Ильшат повторял мои слова по-башкирски, я вынул драгоценный указ и развернул его перед казахами. Оба молча, выслушали нас, с интересом рассмотрели лист, украшенный сургучной печатью на ниточке и большой чернильной на подписи императрицы. Наступила пауза, я не представлял, насколько нас поняли казахи, они равнодушно молчали, рассматривая нас.
— Вы подданные Русской империи, — решил я брать быка за рога, — потому должны исполнить указ императрицы. Нам нужна ваша помощь, заканчивается корм для коней. Прошу исполнить веление царицы и обеспечить наш караван месячным запасом кормов. У нас тысяча коней, когда вы сможете обеспечить подвоз кормов?
После перевода моей речи казахи не шевельнулись, с интересом ожидая продолжения. Ильшат начал волноваться, поглядывая на меня. Я подождал несколько минут и выложил последний козырь,
— Мы можем заплатить.
— С этого и надо было начинать, — на беглом русском языке ответил один из наших собеседников, — предлагаю продолжить разговор в теплой юрте. Не опасайтесь, мы добрые русские подданные, люди Кушук-хана. Жду вас через полчаса, — казах демонстративно вынул из-за пазухи луковицу часов и щёлкнул крышкой, посмотрев на циферблат.
На разговор с ханом я взял Ильшата и Ван Дамме, Палыч остался в лагере, опасаясь возможного нападения. Мы с ним обговорили нашу покупательную способность, и пришли к выводу максимально сохранить серебро, уговорив взять в качестве оплаты трофейные сабли, копья и прочее. В крайнем случае, предложить казахам огнестрельные трофеи и запас пороха. Несмотря на то, что мы нуждались в провизии, положение было не отчаянным. Коли мы встретили здесь русских подданных, найдём и дальше. Видимо, мы вышли из области, охваченной восстанием, дальше путь будет безопаснее, будем покупать корм у встречных степняков. Разделим передовую сотню на десятки и разошлём широким веером впереди, фронтом на полсотни вёрст, рискнём. Придадим передовым командирам рации, будем закупать корма понемногу.
С такими бодрыми намерениями я со своими спутниками отправился на переговоры с местными хозяевами. Между холмами, прикрывавшими от ветра, уже была установлена юрта, разведён костёр, на котором закипал объёмный казан. Спешившись, мы прошли в юрту, кроме револьверов на поясах, иного оружия с нами не было. Разве, что, завёрнутая в отрез ткани «Луша» с полусотней патронов, из «подарочного» фонда. Сотню таких ружей, инкрустированных моржовой и мамонтовой костью, мы взяли для установления контактов. Сейчас пришёл черёд первого образца.
— Как здоровье семьи уважаемого воеводы, — начался традиционный обмен вопросами о семье, здоровье и погоде.
Общение с башкирами приучило меня к должным ответам и вопросам, занявшим полчаса, не меньше. Всё это время мы пили кумыс и закусывали варёной бараниной, стараясь не напиваться и не объедаться, знаю эти восточные обильные угощения. Постепенно разговор перешёл на здоровье царицы и Кушук-хана. Наш хозяин оказался младшим сыном Кушук-хана, правителя степи на ближайшие триста вёрст в любую сторону, назвался Срымом. Довольно симпатичный мужчина лет тридцати с хвостиком, с узким худощавым лицом, не типичным для казаха. По его словам, мы находимся на севере Среднего Жуза, одной из трёх провинций Казахстана. Ханы Среднего Жуза присягнули на верность России ещё лет тридцать назад, как и ханы Малого Жуза. Однако, многие кочевья Малого Жуза восстали, поддерживая изменника Пугачёва. Срым признался, что слышал, как бунтовщики напали на наш караван и остались ни с чем. Он рад, что встретил в степи мудрых людей и сильных воинов. Я рассказал о своей поездке в Санкт-Петербург, упомянув, что лично встречался с императрицей, а теперь выполняю её распоряжение. Выпитый кумыс постепенно начинал действовать, разговор становился всё непринуждённее, Клаас рассказывал о своих плаваньях, о неграх и слонах. Срым оживлённо переспрашивал его, уточняя размеры невиданного животного.
Только через час нашей беседы хозяин соизволил перейти к деловой части встречи. Минут пять он расстраивался по поводу неурожая и плохого лета, оставившего степь без кормов. Затем спросил, чем его кочевье может помочь русской императрице.
— Русская императрица не нуждается в помощи своих подданных, — сдержал я улыбку. Вот ведь, азиат, любую возможность использует, чтобы унизить собеседника. — Помощь нужна мне, верному слуге своей нашей императрицы. Трофейные кони, захваченные у бунтовщиков, оказались очень прожорливы. Нам нужны две тысячи пудов овса, ячменя и другого конского корма. Путешествие наше дальнее, восемь тысяч вёрст нам предстоит пройти до берегов океана.
— Много просишь корма, нужен месяц, чтобы собрать столько, — покачал головой ханский сын.
— Ждать я не стану, завтра мы отправляемся в путь, — твёрдым тоном, не оставлявшим сомнений в моём решении, ответил я. — Предлагаю свозить корма не сюда, а на три-пять дней пути на восток. Если мы договоримся, с нами поедут твои люди, чтобы показать место, где нас встретят запасы овса. Другие запасы можно свозить ещё восточнее, чтобы мы продолжили исполнять волю императрицы.
— Всё равно, две тысячи пудов мы не соберём, — покачал головой Срым, выслушав шёпот своего советника, — не больше тысячи. Как будешь расплачиваться?
— Я вижу, что ты воин, и не хочу оскорблять тебя и твоих родичей торговлей, — решил подольститься на всякий случай, — потому предлагаю обмен. В обмен за десять пудов зерна предлагаю саблю, за пять пудов — пику или топор. Фитильное ружьё за пятьдесят пудов, кремнёвое за сто пудов зерна. А, чтобы развлечь тебя, Срым, дарю тебе ружьё своего завода.
Ильшат с поклоном передал свёрток приближённым ханского сына. Наш хозяин азартно развернул ткань, любуясь отделкой ствола и приклада. Но, вскоре в его глазах возник немой вопрос, и казах повернулся ко мне.
— Это ружьё придумал мой друг, я покажу, как им пользоваться.
В юрте я несколько раз продемонстрировал устройство «Луши», показал, как чистить ствол и затвор. Пару раз зарядил и разрядил оружие, заставив сделать то же Срыма. Только после этого мы вышли из юрты наружу, где наступали вечерние сумерки. Одного выстрела хватило, чтобы понять принцип прицеливания, затем нетерпеливый казах извёл десяток патронов. Он оказался неплохим стрелком, со второго раза попал в мишень на полусотне шагов. Последним выстрелом он расщепил чурбан метрах в ста пятидесяти, чего хватило вполне. Вернулись в юрту мы в полной темноте, хозяин был доволен, а я подлил в огонь масла, заявив, что по этой дороге несколько раз в год будут проходить наши купцы. Если пожелает уважаемый Срым, купцы будут привозить патроны, в обмен на корм для коней.
— Сколько стоят такие ружья? — Жадно погладил ствол «Луши» ханский сын, — я их куплю.
— «Такие» ружья, — подчеркнул я слово «такие», — не продаются. Это подарок, «такое» ружьё мы подарили русской царице. Наши ружья слишком опасное оружие, чтобы продавать его всем. Мы продаём его только друзьям, и цену берём серебром или мехом. Ты не хочешь, чтобы наши ружья оказались в руках твоих врагов?
— Когда ты продашь ружья мне и по какой цене? — Пропустил мою речь мимо ушей нетерпеливый казах.
— Сколько ты привезёшь нам корма, и по какой цене? — Ответил вопросом на вопрос я, улыбаясь ханскому сыну в лицо.
Срым несколько минут мерялся со мной взглядами, затем повернулся к советникам. Между ними завязался долгий разговор, прерываемый резкими командами нашего хозяина. Наконец, ханский сын повернулся ко мне.
— С тобой поедут два моих человека, через три дня пути они покажут место, куда подвезут овёс. Твоя цена меня устраивает, назови цену своих ружей и место продажи.
— Простое ружьё стоит пятьдесят рублей серебром, пять копеек каждый патрон, могу брать цену мехами, лошадьми. Скоро два десятка моих людей поедут обратно, передашь им задаток в виде сотни коней, скажешь количество ружей и патронов, через два-три месяца они с караваном пойдут по этому пути на восток. Мы постоянно собираемся водить караваны по этому пути, готовь запасы корма для коней, и копи меха и серебро для покупки ружей. Самое главное условие, чтобы никто не нападал на мои караваны, даже при моём отсутствии. Узнать наши караваны легко, — я показал руками форму нашей повозки, — наши фургоны ни с кем не спутать. Если будут сомнения, спроси, знают ли они меня или моего друга — Владимира Кожевникова.
— Простое ружьё стоит пятьдесят рублей серебром, пять копеек каждый патрон, могу брать цену мехами, лошадьми. Скоро два десятка моих людей поедут обратно, передашь им задаток в виде сотни коней, скажешь количество ружей и патронов, через два-три месяца они с караваном пойдут по этому пути на восток. Мы постоянно собираемся водить караваны по этому пути, готовь запасы корма для коней, и копи меха и серебро для покупки ружей. Самое главное условие, чтобы никто не нападал на мои караваны, даже при моём отсутствии. Узнать наши караваны легко, — я показал руками форму нашей повозки, — наши фургоны ни с кем не спутать. Если будут сомнения, спроси, знают ли они меня или моего друга — Владимира Кожевникова.
Срым молча смотрел на меня, нахмурив брови. Не сомневаюсь, что нетерпеливый степняк прикидывал возможность нападения на наш караван и захвата интересующего оружия даром. Желание одним ударом обогатиться и решить все проблемы настолько читалось в его глазах, что я не выдержал и напомнил.
— Никто в мире, кроме меня и моего друга Кожевникова не умеет делать патроны к нашим ружьям. Надеюсь, ты достаточно разумен, чтобы не повторить ошибку того хана из Младшего Жуза? От его орды только убитыми мы собрали сто двадцать человек, думаю, ты слышал об этом. Наш народ говорит, «Плохой мир лучше хорошей ссоры». Мы тебе предлагаем не плохой мир, а очень хороший. Если ты со своими людьми обеспечишь нам спокойный путь от Барнаула на востоке до Белорецкого завода на западе, продавать ружья в Среднем Жузе мы будем только тебе. Другие казахи смогут покупать оружие по твоему разрешению. Считаешь, этого мало?
Ханский сын сел на кошму и задумался, уставившись взглядом на наш подарок. Минут пять мы сидели в ожидании окончательного решения нашего хозяина. Ильшат развернулся, чтобы в случае опасности быстро выхватить револьвер. Даже Клаас замолк, хладнокровно попивая кумыс из своей пиалы. Однако, наши опасения оказались напрасными, здравый смысл восторжествовал, через полчаса мы распрощались и отправились в свой лагерь. Палыч со своими бойцами ждал нашего возвращения с оружием в руках.
— Всё нормально, — улыбнулся я, спрыгивая с седла, — провизия будет. Завтра прибудут наши проводники, но, караулы надо усилить, хуже не будет.
С того дня и началось наше сотрудничество со Срымом Датовым, как звали ханского сына официальные русские чиновники. Благодаря его проводникам путь до Барнаула оказался обыкновенной прогулкой по зимней степи. Нет, были на нашем пути и бураны, задерживавшие движение на два-три дня. Приходилось стоять и нервничать на переправах через крупные реки. Но, права оказалась народная мудрость, даже худой мир лучше доброй ссоры. Трижды на нашем пути вставали склады с запасами корма для коней, в которых мы полностью растрясли наши запасы «скобяного товара». Только два десятка трофейных ружей удалось приберечь на обратный путь наших гонцов. Их мы отправили сразу по прибытии к нашим складам, убедившись в сохранности своего имущества. Вообще, чем дальше мы двигались на восток, тем добрее и спокойнее становились люди. Бунтарская суматошность, поднятая пугачёвским восстанием, осталась далеко позади. Русских людей в Сибири оказалось мало, даже население Барнаула, полумиллионного города в двадцатом веке, не превышало двадцати-тридцати тысяч человек. По меркам прошлой жизни, посёлок городского типа, не более.
Возможно, потому и держались сибиряки спокойно, приветливо, стараясь помочь добрым людям, будущим своим соседям. По сибирским меркам, тысяча вёрст, не расстояние. А наш караван сразу вызывал к себе уважение. Не только уникальными фургонами и сытыми лошадьми. Все наши переселенцы, до последнего башкира или вогула, были тепло и добротно одеты, сыты и вооружены. Из-за обилия огнестрельного оружия нас принимали иногда за казаков, но женские лица приводили всех в замешательство. А через пару дней все барнаульцы узнали о наших необычных ружьях, заказы посыпались один за другим. Даже запредельная цена в сотню серебряных рублей не останавливала покупателей. Кто-кто, а сибирские охотники умели ценить хорошее оружие и знали ему подлинную цену. Продав два десятка ружей, прихваченного для реализации, я испугался, что небольшой запас в триста «Луш» разойдётся до прибытия на Дальний Восток. Дальше я лишь принимал заказы на ружья и патроны, их за неделю поступило на двадцать с лишним тысяч рублей.
Пожалев, что поспешил с гонцами в Таракановку, мы с Палычем рискнули отправить десяток башкир под руководством опытного ветерана Фариса к Кожевникову. С собой всадники взяли плату за пару ружей, мешок с двумя десятками собольих шкурок, здесь они шли по десять рублей за штуку. В письме мы подробно описали ситуацию со сбытом оружия в Сибири и сообщали, какого числа отправляемся дальше на Восток. Две недели отдыха в Барнауле нас замучили больше, нежели два с лишним месяца пути. Наши капитаны-немцы пропились вдрызг, едва не замёрзнув в сугробе. Новички башкиры подрались с местными охотниками, мы с Палычем еле успели разнять, когда за своих подчинённых Ильшат пытался поднять всех бойцов. Местные полицейские стали проявлять подозрительный интерес к рабочим из Белорецкого завода. Того и гляди, опять попаду в «холодную» за помощь беглым рабам.
Николай Сормов встретил на Барнаульском заводе старых знакомых, с которыми ещё Ползунов начинал делать свой паровой двигатель. Заводчане тоже не забыли помощника великого изобретателя и с гордостью показали работавшие паровые насосы. Оказывается, практичные заводчане, сохранили всю оснастку для изготовления паровых двигателей модели Ползунова. Я договорился с управляющим, что они изготовят три мощных паровых двигателя и осенью доставят их в Иркутск. Аванса в пятьсот рублей серебром вполне хватило. Ничего более нас не задерживало в Барнауле, тем более, что Палыч запасся необходимым количеством фуража для дальнейшего пути. По рекомендации местных властей, проводником к нам устроился потомственный служилый казак Тимофей Кочнев. Он собирался возвращаться в Охотск после трёхлетнего путешествия в Санкт-Петербург и обратно. Невысокий, продублённый морозом и жарой, смуглый казак, заросший бородой по самые глаза, оказался великолепным рассказчиком.
Больше того, Тимофей был умнейшим проводником. Почти каждую неделю, а то и чаще, мы устраивали ночлег недалеко от редких сибирских поселений. Такое соседство позволяло нам закупать фураж для коней, договариваться с жителями о создании больших запасов для наших будущих караванов. Женщины и дети получали возможность хоть раз в неделю вымыться в бане, согреться и постирать бельё. После нашего марша через пустынные степи от Урала в Барнаул, путь до Иркутска показался отдыхом. Кочнев так выстроил маршрут, что мы успевали пройти до сорока и больше вёрст за день. Учитывая малоснежную зиму южной Сибири, наши фургоны двигались хорошо, в спокойном темпе. Редкие аборигены рассматривали наш караван со склонов гор, не решаясь приблизиться к вооружённым всадникам.
Кочнев, однако, постоянно напоминал о воинственных местных племенах, рассказывая байки о стычках казаков с хакасами, джунгарами и бурятами.
— Вот на этом перевале, — указывал он на очередной склон, поросший лиственницами, — лет десять назад мы еле отбились. Хорошо, снег пошёл, дня три подряд палил, хан ихний всю орду назад увёл, за южный хребет. Иначе, не было бы у тебя проводника, Викторыч. Совсем нам кердык наступал, народ израненный, порох на исходе.
— А сейчас где этот хан? — встрял в разговор любопытный Лёшка Петухов, — поди, опять нас караулит на перевале?
— Нет, теперь монголы и джунгары редко нападают, — улыбнулся Тимофей, — у них свои заботы. Ханьский император, который год воюет в Джунгарии, говорят, все племена под себя подгрёб. Монгольские степи давно уже под китайцами. Некогда и некому теперь с нами собачиться, приучит их китайский царь к порядку. У них с разбойниками строго, сразу голову рубят, никакой каторги нет. Кабы у нас так было, Сибирь до сих пор пустовала бы. Почитай, половина сибиряков из бывших ссыльных или каторжан. Добрые люди к нам не добираются, боятся.
За разговорами путь короче кажется, особенно, если проводник толковый. Так, по малоснежным степям и предгорьям южной Сибири, мы добрались в Иркутск к середине февраля, в самые бураны. Восхищённый талантами Кочнева, я предложил ему довести нас до Амура, где этот неутомимый путешественник тоже успел побывать за свои тридцать шесть лет. Несмотря на обещание удвоить плату, казак не собирался отклоняться от своей цели, но, я знал очень веский аргумент в свою пользу — ружьё! Так и оказалось, едва я завёл разговор об оплате услуг проводника нашей «Лушей», Кочнев не удержался, махнул рукой.
— Леший с вами, доведу до Амура! Чур, выходим на неделе, дорога плохая, почти тысяча вёрст. Через горы эти перебраться зимой, придётся обходить кругом, это ещё полтысячи вёрст кругаля давать.