Дозорный чуть не сбил меня с ног, толкнув своей тележкой.
— Осторожно! — вскрикнул я.
Он выглядел ошеломленным.
— Послушай, это правда? — спросил он. — Тревога?
— А ты не слышишь?
— И она настоящая!
Я указал на его тележку.
— Ты знаешь, как это определить.
— Говорят, объявивший тревогу человек был пьяница, старый дурак, которого вчера выставили из гостиницы.
— Все может быть.
— Но если тревога настоящая…
Я улыбнулся:
— Если это так, то теперь мы можем отдыхать. Хорошего тебе дня, дозорный.
— Твоя тележка! Где твоя тележка? — закричал он мне.
Но я прошел мимо него к высокой резной каменной колонне из реликвий имперского Рума.
На поверхности камня были высечены картины минувших времен: битвы и победы, плененные иноземные монархи в позорных оковах на улицах Рума, торжествующие орлы, символизирующие имперское величие. Я в странном спокойствии стоял перед этой колонной и любовался ее тонкой резьбой. Мимо рванулась какая-то странная фигура, в которой я узнал запоминателя Бэзила. Я окликнул его:
— Как вы вовремя! Будьте добры, объясните мне эти изображения. Они просто завораживают, и мне любопытно…
— Вы сошли с ума! Неужели вы не слышите сигнал тревоги?
— Это я подал ее.
— Тогда бегите! Завоеватели рядом! Мы должны драться!
— Только не я, Бэзил. Мое время кончилось. Расскажите мне об этих изображениях. Думаю, человеку вашего возраста не стоит лезть в битву.
— Сейчас все мобилизованы!
— Кроме дозорных, — сказал я. — Погодите минутку. У меня пробудился интерес к прошлому, а Гормон исчез. Будьте моим гидом по этим прошедшим циклам.
Бэзил дико затряс головой, обогнул меня и помчался прочь. Пытаясь схватить его костлявую руку, чтобы показать особо заинтересовавшее меня место на барельефе, я ринулся к нему, но он увернулся, и мне удалось поймать лишь его темную шаль, которая легко соскользнула и осталась в моих руках. Сам он, неистово молотя воздух руками, бросился прочь по улице и вскоре скрылся из виду.
Я пожал плечами и осмотрел шаль, так неожиданно доставшуюся мне. Она была прошита блестящими металлическими нитями, собранными в тонкий узор, словно дразнивший взгляд неофита: мне казалось, что каждая нить исчезает в толще ткани, чтобы появиться в другом, неожиданном месте, подобно генеалогическому древу династий, неожиданно возрождающихся в дальних городах. Искусство ткача было выше всяких похвал. Я бездумно набросил шаль на плечи. И отправился дальше.
Мои ноги, едва не отказавшие мне утром, теперь служили исправно. Я снова почувствовал себя молодым и шагал сквозь охваченные хаосом улицы, без труда выбирая дорогу. Я вышел к реке, перешел ее и, оставив Твер вдали, стал искать дворец принца. Ночная тьма становилась непроницаемой, потому что большинство огней были погашены в соответствии с приказом о мобилизации; время от времени над головой слышались глухие разрывы защитных бомб, ставивших дымовую завесу над городом, чтобы она мешала дистанционным наблюдениям вражеской разведки. Пешеходов на улицах становилось все меньше. Вой сирен не затихал. На крышах зданий приводились в действие защитные установки: я слышал писк прогреваемых репеллеров и увидел длинные, напоминающие мохнатые паучьи ноги усилительные заграждения, которые протянулись между башнями и теперь сцеплялись вместе для получения Максимальной силы. У меня полностью отпали сомнения — вторжение действительно началось. Мои приборы могли быть сбиты с толку внешним влиянием, но мобилизация не зашла бы так далеко, если бы первоначальное сообщение не было подтверждено сотнями других членов моей гильдии.
Когда я подходил к дворцу, на меня наскочили два запыхавшихся запоминателя в развевающихся за плечами шалях. Они обратились ко мне со странными словами, которых я не понял, — вероятно, на тайном языке гильдии. Ах да, на мне шага Бэзила! Я не отвечал, и они снова набросились на меня, продолжая что-то бормотать, а затем в нетерпении перешли на обычную речь:
— Почему ты здесь? Немедленно на свой пост! Мы должны записывать! Мы должны комментировать! Мы должны наблюдать!
— Вы ошиблись. Я не запоминатель, — мягким тоном возразил я. — Эта шаль принадлежит вашему брату Бэзилу, который оставил ее, заботясь обо мне. И в настоящее время у меня нет службы.
— А-а, дозорный! — воскликнули они одновременно и помчались дальше. Я засмеялся и пошел к дворцу.
Двери были распахнуты настежь. Нейторы, Охранявшие внешний портал, исчезли, так же как и двое чиновников, стоявших сразу за дверями. Нищие, прежде толпившиеся на площади, теперь протискивались во дворец в поисках убежища, что привело в ярость обладателей наследственных лицензий на нищенство, чье привычное местопребывание в здании было именно здесь, и они обрушились на конкурентов с ненавистью и неожиданной силой. Я видел, как калеки орудовали костылями, словно дубинками, как слепые раздавали удары с подозрительной точностью, как сирые и убогие пускали в ход все виды оружия — от стилетов до звуковых пистолетов. Держась в стороне от этого постыдного спектакля, я проник во внутренние покои и посмотрел в сторону часовни — там я увидел паломника, молитвенно взывавшего к Провидению в напрасных поисках духовного водительства, способного преодолеть конфликт.
Неожиданно я услышал вой труб и выкрики:
— Дорогу! Дорогу!
Группа дюжих слуг ввалилась во дворец и устремилась к покоям принца. Несколько из них тащили отчаянно вырывающуюся, отбивающуюся фигурку с полураскрытыми крыльями.
— Аулуэла!
Мой голос утонул в шуме, и пробиться к моей юной спутнице я тоже не смог, слуги отшвырнули меня. Процессия исчезла в покоях принца, но я успел бросить последний взгляд на маленькое крылатое существо, такое бледное и беззащитное в лапах своих захватчиков.
Я схватил неуклюжего нейтора, который вразвалку двигался за группой слуг.
— Зачем ее притащили сюда?
— Ха… он… они…
— Говори!
— Принц… его женщина…
Я оттолкнул его в сторону и ринулся в апсиду. Бронзовая стена раз в десять выше моего роста оказалась передо мной. Я начал колотить о металл.
— Аулуэла! — громко кричал я, — Ау-лу-эла-а!…
Меня не отбросили прочь и не пустили внутрь. Меня просто не замечали. Бедлам, который творился у западного входа, переместился в неф зала и в его приделы, и, когда разъяренная толпа нищих бросилась в мою сторону, я быстро повернулся и выскочил из бокового входа во дворик, примыкавший к гостинице.
Ослабевший и безвольный, я стоял неподалеку от входа. Какое-то странное электричество потрескивало в воздухе. Я предположил, что это результат излучения одной из защитных установок Рума, что-то вроде лучей, предназначенных для прикрытия города от нападения. И через мгновение понял, что это означает действительный приход захватчиков.
В небе сверкнули звездолеты.
В последнем дозоре они показались мне черными — на фоне черной бесконечности, — но теперь они ослепительно пылали, отражая солнечный свет. Лавина сверкающих сфер прорезала мрак неба, протянувшись с запада на восток непрерывной лентой, заполняя все звездное пространство. Мне показалось, что их внезапное и одновременное появление сопровождалось громким ударом и ревом невидимой симфонии, возвещающей о приходе завоевателей Земли.
Не знаю, как высоко надо мной были эти звездолеты, и сколько их было вообще, и можно ли было рассмотреть их конструкцию… Я знал только, что они уже здесь, во всем великолепии своей мощи, и, будь я защитником, моя душа встрепенулась бы от этого зрелища.
На небе замелькали огни разных цветов — началось сражен ние. Я не мог уяснить себе смысл действий наших защитники и в равной степени был сбит с толку маневрами тех, кто пришел чтобы овладеть нашей планетой с ее историческим прошлые и скромным настоящим. К своему стыду, я не только чувствовал себя вне битвы, как будто это меня не касалось. Я хотел бы чтобы рядом со мной была Аулуэла, но она находилась где-то в глубинах дворца. Пожалуй, я согласился бы даже на присутствие Гормона. Гормон — мутант, Гормон — шпион, Гормон — чудовищный изменник!
И вдруг раздался оглушительный рев нейторов:
— Дорогу принцу Рума! Принц Рума ведет защитников в бой за землю отцов!
В боковой стене дворца распахнулись огромные ворота, и от? туда выплыла сверкающая машина каплевидной формы. В яр? кой металлической крыше было проделано прозрачное окно, позволявшее народу видеть и принимать сердцем своего правителя. За пультом управления сидел гордо выпрямившийся принц Рума, его жесткие юношеские черты застыли в суровой решимости; а рядом с ним я рассмотрел хрупкую фигурку Аулуэлы в пышном наряде императрицы. Казалось, что она в трансе.
Королевский корабль взмыл в небо и исчез во мраке.
Королевский корабль взмыл в небо и исчез во мраке.
Мне показалось, что появился второй корабль и последовал за первым. Затем я снова увидел машину принца, облака голубых искр окутали их, и затем они обе взмыли ввысь и понеслись вдаль, скрывшись за одним из холмов Рума.
Бушевала ли битва по всей планете? Грозила ли опасность Пэррису, священному Джорслему и сонным островам исчезнувших континентов? Где еще летали вражеские звездолеты? Я не знал. Я воспринимал события сражения только в узком сегменте неба над Румом, даже здесь мои опасения за то, что происходит на самом деле, были — при отсутствии должной информированности — смутными и неопределенными. В ярких вспышках ослепительного света я видел батальоны крылатых, мчащиеся по небу, затем вернулась темнота, как будто бархатное покрывало опустилось на город. Я видел вспышки огня с вершин наших защитных башен, но огромные машины оставались невредимыми.
Дворик, в котором я стоял, был пуст, но до меня издали доносились голоса, полные страха и дурных предчувствий, и тонкие пронзительные крики, похожие на птичьи. Изредка все звуки покрывал грохот, сотрясавший весь город. Один раз мимо прошел взвод лунатиков. На площади перед дворцом я заметил какое-то шевеление — оказалось, это группа клоунов развертывала что-то вроде блестящей сетки явно военного назначения. Вспышка света внезапно высветила гравитационную платформу с тремя притулившимися там запоминателями: судя по их движениям, они торопливо писали.
Казалось — хотя я и не был уверен, — машина принца Рума вернулась, пересекая небо, и его преследователь был совсем рядом.
— Аулуэла, — прошептал я, когда две светящиеся точки исчезли из виду.
Высадились ли захватчики со своих кораблей? Что будет, если колоссальные столбы энергетических спиралей с этих ярких объектов на орбите коснутся поверхности Земли? Зачем принц захватил с собой Аулуэлу? Где Гормон? Где действуют наши защитники? Почему вражеские корабли не взрываются в небе?
Словно приросший к древним булыжникам дворика, всю ночь я наблюдал за космической битвой, совершенно не понимая происходящего.
Наступил рассвет. Бледные лучи зимнего солнца коснулись замолкших башен. Я потер глаза и вдруг понял, что последние несколько часов спал стоя. Может, мне стоит попросить членства в гильдии лунатиков? Коснувшись шали запоминателя, я попытался вспомнить, как она у меня появилась. Ответ не заставил себя долго ждать.
Я взглянул в небо.
Чужие корабли исчезли. Надо мной нависло обыкновенное утреннее небо, серое, с розовыми отсветами. Я инстинктивно почувствовал некий внутренний зов и поискал глазами свою тележку, затем напомнил себе, что больше вести дозор не надо… И чувство опустошенности обрушилось на меня.
Закончилась ли битва?
Кто победил?
Неужели корабли завоевателей сбиты и их обломки валяются где-то за пределами Рума?
Ничто не нарушало безмолвия. Небесных симфоний я уже не слышал. А потом из этой жуткой тишины возник новый звук — грохот машин, идущих по улицам. Казалось, невидимые музыканты тянули одну и ту же заключительную ногу, низкую и гулкую, которая вдруг оборвалась, словно сразу лопнули все струны.
Из уличных громкоговорителей донесся спокойный голос:
— Рум пал. Рум пал.
8
Придворная гостиница опустела. Нейторы и слуги исчезли. Защитники, хозяева, властители, скорее всего, с честью пали в бою. Непонятно, куда делись Бэзил и его собратья. Я зашел в свою комнату, умылся, поел, собрал вещи и попрощался с роскошью, которой пользовался так недолго. Жаль, что я так мало побыл в Руме, но, по крайней мере, Гормон был отличным гидом и посмотрел я немало.
Оставаться в завоеванном городе было неразумно. Обруч мысленной связи не отвечал на мои вопросы, но тот факт, что Рум отныне вышел из-под контроля человека, был очевиден, и потому надо было поскорее выбираться отсюда. Я обдумывал, не пойти ли в Джорслем, как призывал меня долговязый паломник, но затем, поразмыслив, выбрал дорогу на запад, в Пэррис: он был ближе, к тому же там находился центр гильдии запоминателей. Мое собственное занятие было похоронено, но в первое утро после завоевания Земли я неожиданно почувствовал сильную и странную тягу к тому, чтобы предложить свою скромную персону запоминателям и искать вместе с ними свидетельства нашего блестящего прошлого.
В полдень я покинул гостиницу. Вначале я прошел через дворец, который так и стоял открытый. На полу главного зала вповалку лежали нищие — кто-то спал, накачавшись наркотиками, но в большинстве своем это были трупы. Причем из поз, в которых они лежали, было ясно, что эти несчастные перебили друг друга, охваченные паникой и яростью. В часовне возле тpex черепов информационного устройства сидел на корточках безучастный чиновник. Когда я вошел, он безнадежно раздел руками и отрешенно произнес:
— Мозг не отвечает. Это конец.
— А принц Рума? Что с ним?
— Мертв. Его машину сбили.
— С ним была юная крылатая. Известно что-нибудь о ней?
— Ничего. Тоже мертва, я думаю.
— А город?
— Пал. Всюду завоеватели.
— Зверствуют?
— Даже не грабят, — ответил чиновник. — Они вежливы и предупредительны. Мы нужны им для коллекции.
— Только в Руме или повсюду?
Он пожал плечами и принялся мерно раскачиваться взад и вперед. Я оставил его и направился к внутренним покоям принца. К моему удивлению, они не были закрыты. Я вошел внутрь и был потрясен непостижимой роскошью драпировок, светильников, мебели. Я двигался из комнаты в комнату, пока наконец не добрался до королевского ложа. Покрывалом ему служила плоть колоссального моллюска с планеты другой звезды, и, когда его двустворчатая раковина раскрылась передо мной, я коснулся бесконечно мягкой ткани, под которой лежал принц Рума, и вспомнил, что и Аулуэла лежала здесь. Будь я молодым, я бы расплакался.
Я покинул дворец и медленно пересек площадь, начиная свое путешествие в Пэррис. Тогда-то я впервые увидел завоевателей. Машина незнакомой конструкции выехала на площадь, и из нее выбрались с десяток существ. Они походили на людей, высоких и широкоплечих, с несколько впалой, как у Гормона, грудью — и только непомерно длинные руки выдавали в них чужаков. Кожа казалась какой-то мятой и темной, а если бы я подошел поближе, то заметил бы, что их глаза, губы и ноздри имеют не совсем привычную форму. Не обращая на меня никакого внимания, они пересекли площадь какой-то развинченной походкой, как у Гормона, и вошли во дворец. Чужаки не казались ни надменными, ни воинственными. Обычные зеваки. Величественный Рум снова продемонстрировал свою магическую силу и власть.
Оставив наших новых хозяев развлекаться, я зашагал прочь, к окраинам города. Незащищенность от вечной зимы вползала в мою душу. Я думал о том, что печалит меня. Падение Рума? Или я скорбел из-за гибели Аулуэлы? Или же я страдал из-за того, что пропустил три дозора подряд, и испытывал боль от невозможности созерцать бескрайнюю черноту между пылающими звездами?
Я решил, что боль моя от всех трех причин, но более всего от последней.
Никто не встретился мне в городе, когда я шел к его воротам. Я предположил, что страх перед новыми хозяевами заставил попрятаться жителей Рума. Время от времени жужжащие машины чужаков проезжали мимо, но мне они были безразличны. Я подошел к западным воротам, когда день начал клониться к вечеру. Они тоже были распахнуты. Впереди виднелся пологий холм, на склоне которого росли деревья с темно-зелеными кронами. Я прошел через ворота и увидел медленно бредущего паломника.
Я легко догнал его.
Осторожная, шаркающая походка показалась мне странной, потому что даже плотное коричневое одеяние не могло скрыть силу и молодость его тела: он держался прямо и плечи его были развернуты, но все же он шел неуверенными, дрожащими шагами, как старик. Догнав его и заглянув под капюшон, я все понял: к бронзовой маске, которую носят все паломники, был прикреплен ревербератор, такой, каким пользуются слепые, чтобы предупреждать их о препятствиях и опасностях. Почувствовав, что он больше не один, странник сказал:
— Я слепой паломник. Я молюсь о том, чтобы ты не повредил мне.
У паломника не могло быть такого голоса. Он был сильным, резким и властным.
Я ответил:
— Я никому не причиню вреда. Я — дозорный, потерявший работу прошлой ночью.
— Многие потеряли работу прошлой ночью.
— Но не паломники.
— Верно, — согласился он.
— Куда ты идешь?
— Прочь от Рума.
— Без какого-то направления?
— Нет. Я просто брожу по свету.
— Вероятно, мы могли бы путешествовать вместе, — сказал я, поскольку считается большой удачей странствовать с паломником. — Я иду в Пэррис. Пойдешь со мной?
— Это место не хуже любого другого, — сказал он горько. — Да. Идем в Пэррис вместе. А что нужно дозорному в этом городе?