Нифай, не в силах унять дрожь, несколько раз сглотнула, прежде чем ответить.
— Они думают, что в нас вселились демоны. Кто-то сказал, что мы убили детей и наслали порчу на лес.
— Что! Кто?
— Не знаю. Но я слышала, как командир допроса, Бетта, упомянула молодую женщину на сносях, вышедшую из чащи. Охотница была очень взволнована.
— Ты думаешь, та девушка оговорила нас?
Ни'лан пожала плечами.
— Непонятно. Но Бетта ушла проверить роженицу, и, кажется, это она кричала. Здесь происходит что-то чудовищное.
— Я догадываюсь, кого обвинят в неудачных родах, — нахмурился Эр'рил.
— Охотники собирают хворост, и гораздо больше, чем требуется для обычных костров, — проворчал Крал, вскинув брови. — Если не хотим сгореть заживо, стоит поискать способ выбраться.
— Не спорю, стоит. Есть предложения?
Все промолчали.
В голове у Эр'рила крутились самые разные планы, но среди них не было осуществимых. Даже если им удастся выпутаться, как быть с Тол'чаком? Нельзя ведь бросить огра. А снаряжение? Фургон заменить легко, но стражник вытащил из кармана маленький металлический кулак — ключ, без которого не пройти в А'лоа Глен. Воин скрипел зубами от отчаяния.
— Он вернулся! — едва не закричал оборотень.
Один из стражников, обернувшись, окинул пленников тяжелым взглядом. Однако новый вопль тут же привлек его внимание к лагерю.
— Тише! — приказал Эр'рил.
Могвид нервно возился в своих путах.
— Вон там, за кустом.
Станди посмотрел туда, куда кивнул оборотень.
— Я ничего не вижу.
Вероятнее всего, от страха примерещилось. И тут Эр'рил заметил, как под низкими ветками сверкнули желтые глаза.
— Фардейл, — облегченно вздохнул.
Черный волк был неразличим в тени высокой травы и кустов, только янтарное мерцание выдавало его. Хорошо. Воин включил си'луру в план побега: возможно, его помощь — единственный шанс на спасение.
— Можешь связаться с ним? — спросил воин, чувствуя, как в душе расцветает надежда.
Братья уже смотрели друг другу в глаза.
— Фардейл разведал все вокруг. Он говорит, лагерь пропитан тем же зловонием, что он чувствовал раньше. — Могвид повернулся к Эр'рилу, его голос дрогнул. — Запах пауков. Но здесь он гораздо сильнее.
Вира'ни невероятно гордилась своим ребенком: он так быстро рос, пожирая повитуху, и теперь уже был размером с некрупного теленка. Он сидел на груди тетушки Ди; кожа старухи, натянувшись под его тяжестью, облепила череп и кости, и все морщины разгладились. Как она помолодела! Разве не замечательный подарок за все старания? Впрочем, малышу еще есть чем ее порадовать.
— Я знаю, ты все еще голоден, милый, но впереди много дел, нас ждет наша ведьмочка.
Дитя обернулось: два ряда челюстей пожевали воздух, и на грудь старухи закапала кровь. Он тихонько застонал, и крылья завибрировали. Три пары глаз раскачивались на стебельках, умоляюще глядя на мать.
В приступе умиления Вира'ни прижала ладонь к щеке: как же он прекрасен! Но на ласки еще будет время, а пока нужно все подготовить.
— Поцелуй тетю за ее заботу, милый, но побыстрее. Мы спешим.
Малыш снова повернулся к повитухе, зарылся носом между старческих грудей, разорвал одежду и вонзился в плоть. Ребра треснули, и Ви'рани улыбнулась. Какой послушный мальчик!
Вцепившись всеми лапами, он засунул голову в развороченное тело и потянулся к сердцу. Вира'ни увидела, как сжались огромные красные железы на горле малыша, когда тот подносил тетушке Ди последний дар. Закончив, дитя соскочило с жертвы — восемь суставчатых лап отступили, четыре крыла возбужденно затрепетали.
Тело повитухи, давно переставшее биться в агонии, снова задергалось. Рот открылся и закрылся — как у рыбы, выброшенной на сушу. В следующее мгновение остекленевшие глаза загорелись мягким красным светом. Неожиданно она согнулась в поясе и села. Челюсть отвисла, с губ капала черная слюна. Она скребла землю растопыренными пальцами, пока яд проникал во все уголки ее останков.
Полог палатки откинулся, и малыш метнулся ко входу. Бетта наклонилась, собираясь войти.
— Родила? — спросила она, пошире распахивая клапан.
Оказавшись внутри, охотница выпрямилась и поморщилась от отвращения.
— Добрая Матушка, что за мерзкая вонь!
Вира'ни ответила гордой улыбкой. Старуха открыла рот, и из растерзанного горла вырвался приглушенный хрип.
— Тетушка Ди? — Охотница подошла к повитухе, сидевшей среди разбросанных подушек.
Услышав знакомый голос, та медленно повернула голову. Позвонки выскакивали и трещали, точно ломающиеся ветки дерева. Она уставилась на женщину.
Охотница застыла, не в силах отвести глаз от ужасающего зрелища. Руки испуганными птицами взлетели к горлу, и она закричала — неистовый вопль вырвался из палатки и пронесся по лагерю.
Повитуха поднялась на ноги, развернулась и закрепила свою голову на прежнем месте. С мерзким бульканьем она на нетвердых ногах подошла к Бетте. Очень медленно старуха указала на разверстую грудь, демонстрируя след от поцелуя новорожденного. Дергающиеся пальцы проникли в рваную рану и разодрали ее еще шире.
Бетта сдавленно вскрикнула.
Из растерзанного нутра посыпались чернокрылые скорпионы величиной с большой палец. Выставив жала, они набросились на скованную ужасом охотницу. Отбиваясь от облепивших ее ядовитых тварей, женщина вывалилась из палатки.
Легонько оттолкнув шатающуюся повитуху, Вира'ни направилась следом. Опустошенное тело тетушки Ди повалилось на подушки под стук костей и шуршащей кожи. Не посмотрев в ее сторону, Вира'ни подошла к выходу и, откинув полог, увидела, что Бетта лежит на спине у самого порога. Ее кожа уже местами почернела, а живот распух, как у дохлой коровы, стухшей на солнце. Чуть поодаль, у костров, замерли охотники, их лица обезобразил ужас.
— Нехорошо думать только о себе, — обратилась она к неподвижному телу у своих ног. — Крошки мои, остальные тоже ждут ваших поцелуев.
В ответ из вспухшего живота вырвалась стая скорпионов и тут же набросилась на охотников. Ночь вспороли пронзительные крики тех, кого черные убийцы одаривали смертельными лобзаниями. Девчушка с мокрыми от слез щеками проскользнула между метавшимися ногами взрослых и бросилась к Вира'ни. Та взяла испуганного ребенка на руки и обняла.
— Тише, малышка. Тебе нечего бояться.
Она еще сильнее прижала ее к обнаженной груди. Какое чудное дитя и какие у нее славные кудряшки! Настоящая куколка! Вира'ни прикрыла уши девочки, чтобы та не слышала воплей, метавшихся по лагерю. Бедняжка, дети так боятся резких звуков. Вира'ни сидела с плачущим ребенком на коленях и ждала.
Все закончилось очень быстро. Вокруг на примятой траве от яда корчились тела, но вскоре отрава начала действовать, и крики смолкли. Вира'ни вздохнула и встала, по-прежнему не выпуская малышку из рук. Лагерь усеивали трупы. Какой-то несчастный даже бросился в костер, чтобы избежать смертельного поцелуя. Огонь теперь облизывал его кости, и густой маслянистый дым тянулся в ночное небо, где запах жареной плоти мешался с прохладным ветерком.
Вира'ни сердито глянула на догорающий труп и, отбросив назад длинные черные волосы, направилась к границе лагеря, где у столбов томились пленники. Скорпионы знали, что их трогать нельзя — она расправится с детоубийцами лично. Вира'ни проходила между палатками под жалобные всхлипы.
— Тише, малышка, — сказала она, спуская дитя на землю.
Перепуганная до смерти девочка села в грязь и, горько рыдая, принялась раскачиваться взад и вперед. Перешагнув через нее, Вира'ни двинулась к столбам.
— Не кручинься, — сказала она, оглянувшись. — Поиграй с моим малышом, вы подружитесь.
Дитя следовало по пятам, его чешуйчатые ноги скребли и шаркали по земле. Вира'ни услышала, как вскрикнула девочка, и тут же все стихло. Она улыбнулась: каждому ребенку нужен друг.
Вскоре показались пленники. Остановившись за низкой палаткой, она принялась их разглядывать. Убийцы, все пятеро! Четверо мужчин и одна женщина. Тепло и добродушие, завладевшие ею после рождения столь прекрасного сынишки, сменились ненавистью. Казалось, кишки внутри завязались тугим узлом, когда она на них взглянула. Вира'ни, нисколько не стесняясь своей наготы, вышла из укрытия. С какой стати ей смущаться? Плечи задрожали от едва сдерживаемой ярости. Она перешагнула через почерневшие тела двух стражников и пнула чье-то копье.
Наигравшийся малыш догнал ее и заковылял рядом, взбивая крыльями воздух в тщетных попытках взлететь. Он снова проголодался и принялся жалобно скулить, глядя на нее. Вира'ни вздохнула: ох и нелегка же материнская доля!
Пленница вскрикнула, увидев дитя. По крайней мере, у нее хороший вкус, раз она оценила небывалую красоту ее крошки. Волна гордости захлестнула Вира'ни, и на сердце потеплело. Может, она и позволит женщине покормить малыша перед смертью.
Один из невольников, однорукий мужчина, дерзнул заговорить:
— Добрая Матушка! Быть не может!
Она повернулась и смерила наглеца суровым взглядом.
— Это ты, Вира'ни? — пораженный, выдохнул тот.
Ее сковало холодом, она будто примерзла к земле. Даже голодный плач малыша доносился теперь откуда-то издалека. Она смотрела на связанного мужчину и вдруг узнала его: черные волосы, обветренная кожа — и глаза! Пронзительные глаза цвета грозового неба.
— Эр'рил! Я знала! Знала, что ты жив!
Они молча смотрели друг на друга.
Огромный бородатый мужчина, откашлявшись, прервал молчание:
— Эр'рил, ты действительно знаешь эту женщину?
Воин кивнул, и его слова прошелестели сухими осенними листьями:
— Да, и очень давно. Когда-то мы любили друг друга.
ГЛАВА 8
Стенания, доносимые ветром из лагеря, быстро стихли. Что там происходит? Элена мчалась по темному лугу, от страха и беспокойства все сильнее стискивая поводья. Неужели это ее друзья? Она тряхнула головой, отгоняя жуткие мысли. Даже на расстоянии двух лиг девушка слышала, что кричало гораздо больше людей. Хотя, возможно, голоса ее спутников сплелись с другими в этой жуткой ночной песне.
Теперь все успокоилось, даже древесные лягушки и сверчки испуганно молчали — словно весь мир затаил дыхание. Неожиданно упавшая тишина страшила еще больше. Непроницаемое безмолвие казалось неживым, замогильным.
Ориентируясь по огонькам, Элена пришпорила Роршафа, но даже его выносливость имела пределы. Он целый день бежал от огня, пауков и охотников и теперь скакал нетвердым галопом. Боевой конь из последних сил заставлял работать свое утомленное сердце, стремясь выполнить приказ наездницы. Его грудь тяжело вздымалась, вокруг морды в ночной темноте, словно знамя, клубился белый пар.
Вдруг копыто наткнулось на невидимое препятствие, и Элена едва не вывалилась из седла. Споткнувшись, Роршаф — умелый, отлично объезженный горный жеребец с врожденным чувством равновесия — сумел удержаться на ногах и тут же поскакал дальше.
Девушка выпрямилась и, закусив губу, натянула поводья — конь пошел шагом. Она осознала собственную глупость: нельзя слепо следовать желанию побыстрее оказаться на месте, только заслышав крики. Надо думать головой, а не сердцем.
Элена огляделась: крошечный осколок луны лил с неба на качающуюся траву едва различимый бледный свет, между округлыми холмами собрался туман. В безрассудной скачке по невидимому полю Роршаф может снова споткнуться, сломать ногу или и того хуже. Да и куда спешить? В голове все еще звучали слова тети: «Вас разделяет не только расстояние, но и мерзкое существо, порождение зла. Чтобы освободить товарищей, нужно победить чудовище».
Девушка остановила коня. Тусклая полоса у горизонта отмечала лес, где тлели тысячи угольков, а чуть ближе пламя костров отбрасывало на холмы тень лагеря. Элена не мигая смотрела на сполохи. Что же делать?
Послушать тетю и бежать? Еще не поздно. Роршаф устал, но они, несомненно, добрались бы до равнин еще затемно.
Нет! Она не бросит друзей, об этом не может быть и речи. Но как же быть?
Она стянула с правой руки перчатку. Знак Розы, как назвал рубиновое пятно Эр'рил, стал не ярче солнечного ожога, когда она использовала почти всю магию. Надо всего лишь истратить остатки и тут же пополнить запас, чтобы Роза снова расцвела. Она хорошо помнила предупреждения наставника, но страх перед встречей с неизвестным врагом, да еще и без оружия, взял верх.
Элена поняла вдруг, что сжимает в левой руке кинжал. Поймав лунный отсвет, клинок засиял так ярко, что девушка зажмурилась — наверняка его видно за сотню лиг.
Она медлила: магия, выпущенная на свободу столь темной ночью, станет настоящим маяком. Ее заметят все в округе, в том числе и злодеи, захватившие лагерь. Элена спрятала кинжал в ножны. Ей совсем не хотелось предупреждать тех, кто поджидает ее у мерцающих костров, о своем появлении.
В голове вырисовывался план. Да, силы почти не осталось, но темнота и внезапность могут стать ее союзниками. Если повезет, под покровом ночи она сумеет освободить друзей и без помощи полной Розы. И кто сказал, что непременно нужно победить мерзкое чудище?
Раздумывая об этом, Элена спешилась: Роршаф слишком большой и шумный, с ним не удастся подкрасться незаметно. Она стащила со спины коня сумки и седло, чтобы немного прогулять и остудить разгоряченное животное. Убедившись, что его могучее сердце снова бьется ровно, девушка наскоро обтерла скакуна и обвязала поводьями ствол чахлого дуба.
— Жди здесь, — прошептала она.
Натянув ремень, Роршаф покосился на нее одним глазом. Элена понимала его недовольство, но была уверена, что конь выполнит приказ.
Порывшись в сумках, она сложила все, что могло понадобиться, в рюкзак. Уже завязывая тесемки, она заметила прикрепленный к седлу топор Крала. Его тщательно отполированное лезвие тускло светилось в ночи, и только то место, где металл проела ядовитая кровь скал'тума, зловеще темнело.
Не раздумывая, Элена отстегнула топор и взвесила его в своих маленьких руках. Она вряд ли смогла бы удержать в сражении столь тяжелое оружие, но его внутренняя сила и острая заточка немного успокоили ее. Закинув его на плечо, девушка повернулась к далеким кострам. Нужно быть твердой и стойкой — как лезвие.
Сжимая ореховую рукоять, Элена быстрым шагом направилась к огням. До лагеря идти не меньше лиги, и хорошо бы добраться до того, как ночь свернет свой черный плащ. Она думала о своих спутниках. Живы они? Или она напрасно рискует собственной жизнью? Размышляя так, девушка уверенно двигалась вперед. Сердце подсказывало, что друзья не погибли, и трудно было разобрать: дразнит ее надежда или между ней и товарищами действительно возникла внутренняя связь. Как бы там ни было, она их не бросит.
Становилось все холоднее, и каждый выдох теперь отмечало облачко белого пара, однако ее согревали усилия, необходимые при ходьбе по мокрому полю. Вскоре Элена подобралась к палаткам на расстояние выстрела из лука и, отклонившись немного вправо, скрылась за высоким холмом. Необходимо подкрасться незамеченной.
Даже издалека, еще не видя лагеря, она поняла, что что-то не так: не было слышно ни голосов, ни грохота котелков у костра. И самое жуткое, ночной ветер доносил знакомый отвратительный запах горящей человеческой плоти. Перед мысленным взором Элены застыла мучительная картина — родители, окутанные огненными мантиями. Невероятным усилием воли она прогнала воспоминания.
Девушка осторожно направилась к нависшему над полем холму, пытаясь разглядеть на вершине стражников, но либо они слишком хорошо спрятались, либо их просто не было. Пригнувшись в высокой траве как можно ниже, она пробиралась к глубоким теням у подножия. Нужно подкрасться беззвучно: весь план строится на факторе неожиданности.
Вокруг царила мертвая тишина; ни одна птичка не свистнула, предупреждая об опасности, ни одно насекомое не шелохнулось. Элене казалось, ее шаги громом грохочут в ночи, однако она и сама понимала, что все дело в страхе. И все же она постоянно напрягала слух, пытаясь уловить малейший посторонний звук.
Слева треснула ветка — девушка развернулась и вскинула топор. В следующий миг из высокой травы вынырнул волк — словно сами тени обрели плоть. Он щурил янтарные глаза и скалился, клыки сверкнули в рассеянном лунном свете. Си'лура вел себя так, когда хотел предупредить об опасности.
В сознании замелькали образы:
«Два раненых волка встретились в лесу. Спина к спине они противостоят охотникам».
Элена уронила оружие Крала и подбежала к оборотню. Обхватив шею Фардейла, она спрятала лицо в густой мех и позволила себе мгновение передышки. Если он жив… Элена подняла топор.
— А остальные? — прошептала она. — Ты знаешь, где они?
Фардейл повернулся к лагерю и оглянулся на нее:
«Волк проведет волка мимо хитрых ловушек охотника».
Элена кивнула. За долгую зиму она очень неплохо научилась понимать си'луру, и магия позволила ей создать связь там, где кровь оказалась бессильна. Девушка кивнула на тропу, давая понять, что готова идти следом, но тут Фардейл послал ей еще одно сообщение. Глаза Элены широко раскрылись, сердце сжалось от страха. Прежде чем она успела ответить, волк скользнул в траву и растворился в тенях.
На нетвердых ногах Элена пошла за ним. Перед глазами застыл образ: потрясающе красивая обнаженная женщина смотрит на попавших в ловушку волков; из ее чресл к стае рекой текут ядовитые твари.
Эр'рил понял, что язык его больше не слушается. Возможно ли? Он не сводил глаз с обнаженной женщины с залитыми черной кровью бедрами. Лицо, невыносимо красивое, было холодно, точно гладко отполированный камень; в волосах, когда-то цвета ночи, пряталась белая прядь. Но хуже всего — в ее глазах плескалось безумие.