— Как в «Хрониках Нарнии»? — спросила Юля и пояснила: — Когда герои отсутствуют три года, в Нарнии проходят века, а то и наоборот.
— Лучше бы, наверно, как–нибудь иначе, но мы же ударники труда по части запасных жизней, так что именно что–то в этом роде и выйдет, — предположил Костя. — Подвигать эволюцию утопии пару веков, вернуться, сходить на очередной Женин концерт и снова туда.
— О-кей, — подытожил Женя. — Два дня на вызревание образа утопии в наших головах, потом все совместим и будем творить. Принято?
— Единогласно.
Глава 7
Через два дня великая семерка сидела на тех же местах и ждала, кто же первый решится призвать всех к свершению великого дела.
— Начнем, что ли, — не выдержал Степа. — Вперед, друзья, и да поможет нам Бог!
Как описать процесс творения реальности? А ведь делать нечего, придется описывать.
Семеро открыли друг другу свои мозги, уничтожили все границы между мозгами и заполнили все получившееся пространство семью картинами нового мира. Картины принялись меняться местами, встраиваться друг в друга фрагментами и перетрясаться, пока не слились в один трех- или даже четырехмерный упругий сгусток энергии, ищущий выхода.
Потом все семеро собрали в кулак свои силы и начали создавать обычный «пространственный карман» неопределенного размера. До этого они не делали «карманов» размером больше двух–трех кубических метров — не надо было. Сейчас новое пространство должно было вместить плоский — дань Нарнии? — мир площадью в двадцать тысяч квадратных километров и высотой в пять. Когда дыра в мире раздулась до тысячи кубических километров, как будто кто–то восьмой начал поддерживать семерку творцов, шепча: «Поберегите силы, вам еще там все обустраивать. Делать нечего, подключу силы всех тех, кто бы туда переселился».
В конце концов работа была завершена, и сгусток энергии покинул объединенные сознания, устремляясь в щель мироздания. Сознание поймало щель за края, завязало узлом и поместило конец узла у закуток себя. «Что вы делаете?» — спросила часть сознания сама у себя. «След потом потеряешь!» — объяснила другая часть. После этого сознания разделились окончательно и начали восстанавливать энергию.
— Печенья было мало, — резюмировал Степа полчаса спустя. — Надо еще.
— В магазин сходи, идиотина! — отрезала Аня, видя, что он собирается материализовать еду из воздуха. — Не надо сейчас лишних трат.
— У меня память о координации не отвечает, — промямлил Степа. — Короче, лень. И еще долго будет лень.
В магазин пошел самый устойчивый — Костя.
После двух часов терапии углеводами, околофизическим юмором, музыкой и линейным программированием, мозги реанимировались окончательно.
— Каковы дальнейшие планы? — поинтересовалась Юля.
— Раскрутка, естественно, — ответил поднаторевший в торговле виртуальными реальностями (меньшего, правда, размера) Костя. — Трубите всему научному пантеону, что грядут перемены и отменяется неравенство. Что, я говорю, как пьяный?
— Есть немножко, — признался Женя. — Но у нас здесь такой дурдом, что это вполне простительно. А твоему совету я, пожалуй, последую.
А дальше начинается новая эра истории богов от науки. В тот момент, когда вы пробегаете глазами эти строчки, Книга Судеб на следующий период как раз выходит из печати в том филиале небесной канцелярии, который отвечает за события, здесь описанные.
Часть 12. Дивный новый…
Глава 1
Легенды повествуют: перед тем, как организовать Великий Исход с праматери-Земли, великая Семерка сошла в новорожденный мир сама и покопалась в винтиках тамошнего мироздания. И молвил один из них, великий Степа:
— Я бы еще кой–чего добавил. Глобально так.
— Я с тобой, наворотишь еще чего, — ответил великий Женя, пряча блеск в глазах.
— Ладно, мы тогда будем баги отлавливать, — поспешили объявить Костя и Саша.
— Мне на роду написано ошибки исправлять, — напомнила Галина Александровна. — Потерпите уж меня!
— А потом поправите законы физики! — предложил Степа, ныряя на неведомый уровень контроля.
Аня с Юлей переглянулись:
— Бросили нас посреди мира…
— Нам осталась важная миссия — дать названия всему сущему!
— Прямо руки чешутся!
Тем временем непутевые мальчики вгрызались в коды и нити, которые вообще–то лучше не трогать. Женя ударил по всякой милой сердцу поэта атрибутике: цвет неба, число светил на небе и их расположение, флора и фауна, климат. Ответственная и нудная работа, если по–хорошему.
Степа, ненормальный писатель–фантаст, занялся космогонией и командами миру. Сила притяжения по боку, мир же плоский. Кстати, мир Степа, не долго думая, подвесил с использованием рычагов к двум неподвижным светилам по углам неба, которым полагалось менять цвет от оранжево–розового на рассвете до черно–зеленого глубокой ночью. То, что мир мог немного раскачиваться, а все незакрепленное при этом начало бы парить в атмосфере, Степа учел и наставил в воздухе нематериальных крепежей, за которые можно было цеплять дома, если вздумается пожить высоко над землей.
Посадив над небом — туда, куда в принципе можно долететь — иллюзию человека, отвечающую на вопросы путем прямого контакта с ближайшим умным человеком, и немножко поиграв с вероятностями и свойствами веществ, Степа понял, что его фантазии на все не хватит, перешел на другой уровень контроля и решил действовать наугад. Поскольку на новом уровне все законы и правила выглядели как переплетение нитей и канатов, неосмотрительный юноша просто хорошенько их все переплел, перевязал и расшатал. Сказать это легко, а попробуйте–ка сделайте! Вот и Степа к концу выдохся настолько, что сел прямо на самый толстый канат и стал думать.
Думал Степа обычно быстро и непредсказуемо, поэтому очередная идея пришла к нему задолго до сил. Он снова сменил уровень контроля и принялся действовать.
К этому времени остальные шестеро уже давно закончили осмотр и правку мира и уже начали беспокойно переглядываться, думая, что же там делает Степа.
— Пойду его вытащу, — решил Женя.
— Мы с тобой.
— Принято. — Женя и сам порядком выдохся, поэтому не спорил.
Степа из последних сил лепил какое–то сооружение из блоков с непонятными символами — видимо, очередной уровень контроля использовал в буквальном смысле «кирпичики» мироздания.
— Степа! — окликнул его Женя, увидев выражение его лица. — Вылезай!
— Сейчас! — отозвался Степа. — Секундочку!
Он, явно окончательно вымотавшись, кое–как кинул последний блок на верхушку сооружения и рухнул прямо на гостеприимную траву нового мира.
— Тебе сварганить чего–нибудь сладкого? — засуетилась Аня. — Музыки включить? Энергии перелить?
— Все в порядке, — вымученно улыбнулся Степа. — Сейчас, переведу дыхание, и все будет совсем хорошо.
— Что будет хорошо, ребенок ты этакий? — впервые в жизни повысил на него голос Женя. — Ты дышишь–то с трудом, а ведь работал в основном мозгами.
— Сам ты ребенок! — ответствовал Степа. — Я ведь что настраивал? Я атмосферу с ноосферой сводил. Теперь, если хорошо настроиться, можно уловить какой–нибудь несчастный голос высших сфер и нехило вдохновиться…
— Романтик хренов! — не выдержал уже, кажется, Костя.
— Сам ты… — повторился Степа. — Знаешь, какая от этого подпитка идет? — С этими словами он очень красиво вознесся на два метра, не меняя позы. И так же красиво рухнул обратно: — Черт, я, кажется, по ошибке землю вместо воздуха подключил. Надо переделать.
— Зачем? — возмутилась Саша. — Будем, как титаны.
— Вам самим–то, молодые люди, не странно будет здесь жить? — покачала головой Галина Александровна. — Три закона Ньютона оставили, и на том спасибо.
— Зачем же вы так? — возмутился Степа. — Еще два закона термодинамики. И кстати, с законом Ома я тоже ничего не делал. Правда, и цепей электрических здесь пока нет.
— Как нет? — возмутилась Саша. — У меня мобильник в кармане! Не спрашивайте, зачем мне мобильник, — попросила она.
— Включи для прикола, — посоветовал Женя.
— Уже. Офигеть, ловит. Или это мы с вами такое поле создаем?
— Господа, — воззвал поднявшийся наконец с земли Степа. — Может, вернемся пока с небес на землю, то есть в Россию, да уничтожим по килограмму шоколада за осмысливанием всего этого дела? А то энергии–то я хапнул здорово, да соображалка все равно в трубочку сворачивается.
С ним, как с больным и слабым, не могли не согласиться, и компания с некоторым облегчением отчалила приходить в себя.
Глава 2
Глава 2
Через несколько дней после описанных выше событий на самом первом и официальном сайте движения богов от науки появилась статья, извещающая, что все желающие боги от науки и просто интеллектуалы могут переместиться в абсолютно новый мир с новой физикой и всем остальным (единственный для «просто интеллектуалов» — они не смогут потом возвращаться в свой родной мир без посторонней помощи; для кого–то это, впрочем, скорее плюс, не говоря уже о тех, кто будет торговать билетами из мира в мир, хотя и противно об этом думать). «Вы поверили мне, когда я написал книгу про людей, которые могут все. Поверьте мне и сейчас! С глубоким уважением к такому скопищу мозгов, как моя аудитория, ваш Степа», — заканчивалось послание.
Полноценную вторую жизнь вроде той, которую еще в седьмом классе создал себе Костя, не все могли себе позволить, и многим хотелось попробовать пожить в мире, где нет тех реалий, которые так надоели в этом (метеозависимость, серые хрущевские дома, замусоренный Интернет), и где есть шансы построить идеальное общество. И стройные ряды мечтателей, одиноких интеллектуалов, мизантропов потянулись в новую вселенную, твердо решив не возвращаться. Тех же, кто планировал провести там неделю–две в качестве необычного отдыха или «ездить» туда каждые два–три дня, сосчитать было сложно.
— Степа, — поинтересовался Женя, глядя, как прибывают люди, — а ты все рассказал о своих похождениях?
— Все, что знаю, — честно признался Степа. — А того, чего я не знаю, порядочно наберется, это да. Ой, ладно тебе, люди приключения любят!
— Это не опасно?
— Говорю тебе, не знаю. Слушай, я даже не знаю, есть ли в этом мире смерть, так что хватит меня допрашивать.
Семерка, стоящая рядом и по большей части молча наблюдавшая, одновременно вздрогнула.
— Хороший вопрос… — протянула Галина Александровна, чей возраст по паспорту медленно, но верно приближался к восьмидесяти.
— Мы не делали, значит, нет, — беспечно сказал Костя, которому было почти двадцать два, но он все равно вел себя как самый младший и легкомысленный.
— Может, они просто вернутся в наружный мир, как в играх, — предположила Юля.
— И там — что? — спросила Саша.
— Смотря от чего умирать будут, — мрачно завершила Аня.
— Слушайте, господа! — подошел к ним один из новых обитателей мира. — В определении утопии ничего не сказано про вечную жизнь, мы этого и не просим. Боги от науки могут себя омолаживать, а большего и не надо. И хватит уже терзаться, здесь очень мощная ноосфера, которая транслирует чье–то настроение всем вокруг и преобразует его в погоду. Выше нос, господа, а то я‑то походник, а остальные не поймут.
— Действительно, Степа, пойдем лучше подтянемся полсотни раз, — предложил Женя, беря друга за локоть.
— А где здесь можно? — в голос спросили Костя и Саша, после чего между ними началась телепатическая перепалка на тему «Сколько раз целесообразно подтягиваться, если ты родилась девушкой?».
Женя гордо улыбнулся:
— Я довольно забавные деревья вырастил. Что–то среднее между елью, лианой и классической тарзанкой. Не знаю, чего я перед этим надышался, но подтягиваться там хорошо.
— Поставь этим деревьям питание за счет наших негативных эмоций, вообще Нобелевскую дам, — предложил Степа.
— Сделано.
— Вечно они куда–нибудь уходят! — возмутилась Аня.
— Мы не можем подтягиваться, но разве это наша вина? — подхватила Юля. — Галина Александровна, чем желаете заняться?
— Желаю полетать, — ответила учительница. — На метле.
Глава 3
Первые дни сонм интеллектуалов точно так же, как и семерка, разгуливал по миру и неинтеллигентно тыкал пальцами во все, что могло удивить. До отвала наедались экзотическими продуктами сельского хозяйства, купались, осваивали ноосферу, пробовали встраивать в нее что–нибудь наподобие программ и интерфейсов. Привыкали к регулярной акробатике мира, лазали по проволокам наверх (не спрашивайте, сколько народу при этом поддерживало мир в равновесии), чтобы уяснить для себя космогонию, наводили коммуникации на нижней стороне мира, сидели у костров и слагали легенды. Развлекались.
— Извините, господа, — сказал кое–кто, когда первый позыв всюду бегать и все узнавать немного утих. — Это все совершенно прекрасно, очень любопытно и так далее, возможно, это были лучшие две недели в моей жизни и я даже, наверно, постараюсь вернуться, но это все игра. Жить в игре я не могу себе позволить, все кажется ненастоящим, кажется ненормальным заниматься здесь какой–то настоящей работой, настоящим творчеством. Сюда хорошо приезжать на выходные, отдыхать после трудных проектов, уединяться. До свидания, но не прощайте.
— Идите с миром, — печально проговорил оказавшийся поблизости Женя, усваивавший тон мудрого создателя (борода пришлась кстати). — И несите слово о новой земле дальше, чтобы летало оно над городами и лесами и не умолкало вовеки. Ступайте же, ибо сильна есть тяга моя выражаться, аки пророк библейский.
Много было тех, кто решил остаться. Остаться, чтобы не приходилось больше жить в старом мире, работать, решать житейские проблемы, которых еще не появилось здесь, ежедневно совершать сотни обрядов и формальностей. Или остаться, чтобы поучаствовать в создании новой цивилизации, понаблюдать, как развивается или деградирует общество людей в совершенно невероятных условиях, сделать наблюдения о человеческой природе и увидеть, где все же сломается эта утопия, ибо утопиям положено ломаться, и это аксиома. Или остаться, чтобы осуществить свои и чужие мечты.
Оставшиеся поняли, что походная жизнь (кто–то спал на голой земле с подогревом от мозгов, кто–то притащил палатки, кто–то забрался на дерево…) не может продолжаться вечно («Что там со сменой времен года? — Сделаю. Спасибо, что напомнил!»), надо строить жилища, заводить систематизированное хозяйство, разбираться с ресурсами, организовать занятость, хотя бы ради самодисциплины. На всех уровнях земли и неба закипело строительство: дома собирали из воздуха по молекулам, перерабатывали в них деревья (абсолютно без отходов), копировали жилища из старого мира на одной только носящейся в воздухе мозговой энергии. Те, кого такие конструкторы не привлекали, ушли в экспедиции, чтобы изучить живую природу и выяснить, что можно есть, что нельзя и как быть с животными, которые тоже хотят жить. Гуманный Женя, как выяснилось, все мясные функции отдал растениям и грибам, зато половина фауны, включая некоторых насекомых, могла давать молоко самых–самых разных свойств.
Когда надоедало работать, а спать еще не хотелось, можно было сбиваться всем в кучу и затевать игры в бисер — искрящиеся аллюзиями беседы, телепатический обмен образами, перекрестные потоки формул. «Боги на выгуле… — вздохнул как–то раз Степа. — Физики шутят, и горе тем, кто встанет на их пути».
Закончилась пора освоения дикого поля, и началась жизнь. Простая, обычная, рабочая, сверхпродуктивная и, кажется, пока идеальная.
Глава 4
Все было, как обычно. Шло время, рождались дети, постепенно закладывались основы образования. Все, да не все. Точнее, как обычно, да не как обычно.
Да–да, начиная прямо со времени. Поскольку манипулировать с ним умело абсолютное большинство здешних обитателей, никто и не понял, то ли мир был так устроен, то ли просто все люди, не сговариваясь, поступали одинаково, но время здесь двигалось далеко не линейно и совсем не объективно. Во–первых, никто не старел, все только взрослели, приобретали более солидный вид и накачивали мышцы. Во–вторых, каждый мог вернуться в свой любимый возраст или прожить заново любой день, если вдруг был им недоволен (в нашем старом мире это бы полюбили тинэйджеры, стоящие перед выбором профессии, но здесь таких усложнений жизни еще не придумали). В-третьих, каждый мог легко «проматывать» неприятные для себя периоды жизни (это было очень популярно среди женщин). В-четвертых, можно было уделить определенный период жизни только, скажем, воспитанию своих детей, а потом снова появиться «в мире» в роли отца двух почти взрослых сыновей, не пропустив при этом ни мига работы.
Из–за времени, да и не только из–за него, очень весело было с документацией. Если человеку десять лет, но для всех остальных он был зачат месяц назад, то что писать в графах типа «возраста» или «года рождения» (и откуда считать годы)? К тому же большинство населения нового мира документы недолюбливало в принципе, так что чуть было не решили обходиться без них.
А потом в шутку внедрили в мозг каждому жителю «пространственный карман», где хранился полный паспорт со всеми возможными данными и даже пропиской, и цифровой «документ, удостоверяющий личность», всплывающий по надобности оказавшихся поблизости богов от науки.