— Знаем, — подтвердил Костя. — Легких ответов, легкого совершенства, легкого изменения человеческой природы, легкого бессмертия. Три сотни лет на рынке всего перечисленного. Впору делать скидки по поводу юбилея. — Оборвал трагическую тираду, вдохнул и нормально продолжил: — Сколько тысяч в день?
— Счет на миллионы, — вздохнул обвинитель. — А нас тут тысяча–две душ да по двадцать копий каждой. И не у кого спросить, как отвечать. Картотеку пробовали завести, но так выходит не очень–то честно. Люди не виноваты, что это все в их природе.
— Не будем о грустном, — попросил Женя. — Мы уже таких разговоров наговорились, вы, думаю, тоже. Скажите лучше, из каких вы все времен и мест?
— Между всех времен, без имен и лиц, — с улыбкой процитировал «Арию» гитарист. — Только штиля здесь не дождешься. А серьезно — вообще кто угодно и откуда угодно. Мы вот вообще друзья детства родом из стыка тысячелетий. А кто–то и из Шумера найдется. Музыка у них забавная, а так ничего.
— Пойдем, что ли, работать, — поднялся певец. — Вы тоже, если хотите, можете пару–тройку ответов настрочить. Очень обяжете.
— Заварили — расхлебаем, — бодро ответил Степа. После сотого письма он уже не был так уверен.
Вечером — здесь очень интересно сменялись времена суток, коллекционируя все цвета неба и все температуры — шестеро сидели на крыше своей гостиницы и рассуждали о дате отбытия. Решили пойти поспать, позавтракать напоследок и совершить ритуальный исход, на которых им уже впору было специализироваться. Этот мир был очень гостеприимным, но нельзя было сутками бродить по отдающему всеми самыми романтичными временами городу, вдыхать запахи и есть свои любимые блюда. Шило с совершенно определенными координатами настойчиво звало выполнять свой долг, не давая думать, что, собственно, случится, когда долг будет выполнен.
Часть 16. Знакомьтесь, это ваши боги
Глава 1
Носитель совершенно невразумительного имени — если бы он был кельтом, его звали бы Бран, на этом и остановимся — уже второй день ходил и принюхивался. Семья смотрела на него странно, но он почти всю свою жизнь притягивал к себе любопытные взгляды своими странностями, так что большого значения это не имело.
Итак, Бран принюхивался, и чем больше он принюхивался, тем меньше у него оставалось сомнений: в воздухе пахло новым богом. Это был тот особый запах, который появлялся два раза в год, когда приходила пора праздновать день покровителя их семьи, еще Бран чувствовал его, когда говорил с каким–нибудь другом в день уже его покровителя. Теперь этот запах был сильнее и как будто более настоящим. Бран старательно гнал от себя эту мысль, но он все сильнее убеждался, что приходит новый бог, такой, который вытеснит и покровителей Огненных семей, и покровителей семей Водяных, не говоря уже о Земных и Воздушных, считавшихся немного ниже остальных. Бран не был настолько умен и осведомлен о природе вещей, чтобы предвкушать перемены в иерархии и в своем положении, но он видел, что что–то меняется.
Он не мог поделиться своими предчувствиями практически ни с кем. С самого детства родные смеялись над ним, когда он говорил им о запахах. Раньше он был не против. У каждого есть право на свои странности, которых другие не поймут. Один из его друзей, например, мог предсказывать перемену погоды по слышимым одному ему звукам. Бран его не понимал, но сейчас ему пришло в голову, что только этому другу — Крому — он может довериться.
В этот день Кром работал в поле. Бран присоединится к нему завтра, тогда и расскажет ему обо всем.
Глава 2
Два юных отпрыска славного рода Хлодвихов упражнялись в битве на мечах. Последние годы никто из врагов не отваживался нападать на их родовой замок, а их досточтимый отец захватил уже столько земель, что по нескольку месяцев не показывался дома, когда решал объехать свои владения на коне. Но оба они — и Батист, и Франсуа — знали, что после его смерти все изменится и перед разделом наследства они проведут немало лет если не спина к спине, то бок о бок во главе армии, отстаивая границы своей земли.
Франсуа сделал выпад, целясь брату в голову. Тот с легкостью увернулся, выбросил руку для ответного удара и вдруг повалился на землю на середине движения. Нанесший удар немедленно положил оружие, приблизился, стащил с Батиста шлем и принялся хлестать его по щекам: бой боем, но брата он любил.
Батист толчком пришел в себя и резко сел, смотря в пространство расширенными глазами:
— Что–то грядет, брат мой, — с непривычными для себя серьезными и возвышенными интонациями произнес он. — Что–то сильное, грозное, небывалое. Кажется, оно хочет нам добра, но чего от него ожидать, нам знать не дано.
— Что грядет? — обеспокоенно спросил Франсуа. Он тоже умел быть серьезным.
— Не знаю, — выдохнул Батист. — Новый бог. Или два новых бога.
Франсуа практически зажал ему рот рукой:
— Не говори таких вещей в голос. Бог один, и он есть всегда. Мы можем в душе не очень–то серьезно к этому относиться, но вслух этого произносить нельзя.
— Значит, это все скоро изменится, — прошептал Батист. — Я не говорю, что я хочу перемен или жду их. Но пришел кто–то новый, и скоро все станет иначе.
— Иначе — это как? — тоже шепотом спросил Франсуа.
— Не знаю, — испуганно ответил Батист. Он поднялся, тряхнул головой, как будто выбивая из нее лишние мысли: — Извини, что напугал. Давай как следует помашем мечами и не будем об этом думать. Когда ты нужен Всевышнему… или кому–то еще, кто выше всех…
— Он сам тебе скажет, — кивнул брат, механически выдавая окончание канонической фразы из главы Священной книги, озаглавленной «Пути Господни неисповедимы».
Глава 3
Будильник вырвал Анну из странного, непонятного сна. Механически умываясь, разминая мышцы и готовя завтрак, она обдумывала то немногое, что запомнилось и по непонятной причине внушало тревогу.
Что было во сне? Родное небо вечернего темно–зеленого цвета, вдруг разукрасившееся лицами, которые никогда не породила бы ее родная планета. Шевелящиеся губы, тревожные глаза. Голоса: «Мы не можем обещать вам рая. Но мы постараемся». И ровно столько нечеткости, темноты и приглушенности, чтобы сон стал страшным.
Дорога на работу, разговор с другом. Рассказ про сон, совет не бояться, предположение о том, что бы случилось в мире, если бы этот сон был не просто сном. Вечная мысль о том, как хорошо он ее понимает, возможно, слишком хорошо, чтобы быть просто другом, но это не та проблема, которую нужно немедленно решать. Но, в самом деле, кто еще из знакомых не стал бы смеяться над ней, если бы она сказала, что не думает, что этот сон — просто продукт ее воображения, а не послание извне. Никто, пожалуй.
Привычные и почти механические действия, называемые работой. Ей повезло, она математик, ее профессия считается творческой. Но способы применения математики в повседневной жизни повторяются настолько часто, что уже выработались рефлексы, почти исключающие работу мозга. А ведь не так и много лет проработано. Анне еще нет тридцати.
Дорога с работы — пешком, пересечь полгорода, четверть часа пройти по пахнущему дождем лесу. Нужная атмосфера, чтобы снова задуматься о том, чем все же был сон. Классические определения из учебников и статей про «порождения психики» явно не годились, но ее предчувствия с учебниками и рядом не стояли. Может быть, действительно уже пора переставать жить только математикой, музыкой, научной фантастикой и интеллектуальными разговорами и добавить в жизнь немножко жизни в более приземленном ее понимании.
Глава 4
Ноосферу сделали полноценным пространством из трех этажей — по одному на каждый мир. В каждом из них были столы, чтобы сидеть за ними и думать, полным–полно балконов и окон, чтобы наблюдать за соответствующим слоем мира, кухня, чтобы готовить бесполезную еду и заваривать чай, под который так хорошо строить планы по улучшению мира, и тела, в которые можно было перемещаться, чтобы не тратить времени на подъемы и спуски между этажами.
— А сами мы где будем помещаться, если это вот — наши тела? — полюбопытствовала Саша, увидев это нововведение.
— В еще более нематериальном пространстве, где для наших душ зарезервированы специальные ячейки, — парировал Степа. — Извините, я давно не программировал. Не удержался.
— Массив в массиве? — понимающе спросил Костя, больше других отработавший программистом.
— Прогрессия внутри прогрессии, — пробормотал Женя. Все головы повернулись к нему. — Извините, вспомнил фишку из того глубокого прошлого, когда я еще решал олимпиады. Я как–то построил прогрессию, разности которой тоже изменялись, как члены прогрессии, разности которой изменялись так же, пока очередная разность не становилась постоянной.
— Прогрессия внутри прогрессии, — пробормотал Женя. Все головы повернулись к нему. — Извините, вспомнил фишку из того глубокого прошлого, когда я еще решал олимпиады. Я как–то построил прогрессию, разности которой тоже изменялись, как члены прогрессии, разности которой изменялись так же, пока очередная разность не становилась постоянной.
— И что? — поинтересовалась Юля, пока остальные трясли головами, пытаясь все это утрясти в головах. Даже Степа смотрел с уважением.
— И ничего, — пожал плечами Женя. — Обыменовал это дело арифметическими прогрессиями второго, третьего и четвертого порядков и пару месяцев думал, что совершил открытие.
В полной мере переварив услышанное, шестеро новоиспеченных богов завершили осмотр жилища и миров и принялись обсуждать увиденное:
— Цивилизации немного похожи на наши, это радует. Но что за штука происходит с этими их предчувствиями? Во всех трех мирах кто–то почувствовал, что мы есть.
— Попробуй–ка поживи спокойно, когда рядом с тобой внезапно возникает отдельное пространство, — предположил Костя.
— Им обещали богов, — задумался Степа. — Это обычно подразумевает опытных личностей, почему–то в совершенстве знающих, как управлять любым миром. А тут — мы. Интересно, как мы с этим справимся.
— Степа! — сказали в голос практически все остальные. — Не начинай.
— Кстати о пространстве и богах, — вернулся к теме Женя. — Где мы гулять будем?
— На планете куча лесов, — предположил Костя. — Если мы создадим что–нибудь свое, там всегда будет чего–то не хватать.
— Местные могут радоваться, — резюмировала Аня. — Будут им и мессии, и загадочные незнакомцы, и говорящие животные. Скучать не придется.
— Я вообще от природы молчаливый! — возмутился на это Степа. — И вы вроде… тоже… — поправился он, заметив, что сморозил что–то неправильное.
Глава 5
По густому лесу бодро прыгала, ползала и карабкалась белка скорее русой, чем природной красноватой или рыжеватой (на своем веку эта белка каких только сородичей не повидала) расцветки. Она подумала было о том, чтобы направиться к полю, чтобы застать наибольшее количество людей и привлечь их внимание уже самим своим выходом из привычной среды обитания. Эта мысль была заманчива, но ее следовало отмести: не стоило начинать знакомство с будущими учениками и подданными с демонстрации пренебрежения к физическому труду в пользу еще только намечающегося труда умственного. Иначе могло получиться как на шестой части суши одной занятной голубой планеты, да, в общем–то, и на всей этой планете: интеллектуальные занятия почти полностью вытеснили физический труд, и в конце концов люди оказались неспособны к обеспечению себя всем необходимым и деградировали. Странный случай, не так ли? По счастью, эта планета находится слишком далеко от основных очагов цивилизации и не может послужить примером для подражания.
Несколько часов белка потратила на знакомство с сородичами, испуганно шарахавшимися от странной соплеменницы непонятного цвета и с непонятным же акцентом, проверку на съедобность местной флоры и философские размышления. В голове белки царило непонятное, но строгое разделение на три совершенно разных мозга, с которым тоже неплохо было разобраться. Когда местное отливающее фиолетовым солнце начало заходить, лес заполнился людьми: кому–то через лес было ближе идти до дома, кто–то шел с друзьями, а кто–то полюбил его тишину и запахи за много веков до того, как их у него могли бы отнять (впрочем, одно вредное млекопитающее собиралось форсировать события, так что, возможно, этот случай проявления закона бутерброда предвосхищал реальность лишь ненамного). Непонятный грызун с шерстью цвета человеческих волос был замечен, без труда (тело белки было создано этим утром и не обладало полагающейся реакцией и юркостью) изловлен и допрошен с пристрастием:
— Что ты за зверюга такая? Может, ты еще и говорить можешь?
— Могу, — ответило животное, попутно отмечая особенности грамматики языка, ручейком сочившегося в голову. — Еще я могу читать, писать, философски рассуждать и программировать, но вряд ли вы поймете, что это такое.
Услышав такое, Бран и Кром, скромно стоявшие сзади, поспешили подойти поближе, отодвигая остолбеневших друзей:
— Пахнет новым богом, — прошептал Бран.
— Пахнет новым миром, — отозвался Кром.
— Пахнет свежим воздухом, но через несколько поколений эта красота может быть потеряна, — вздохнула белка. — Так, господа, сделка. Я даю вам знания, вы их переворачиваете так, чтобы было как можно меньше вреда. Идет?
— Чего? — удивился Бран.
— Понятно, — резюмировала белка. — Но, в лучших традициях Пратчетта, попытаться было необходимо. Что ж, господа квазикельты, пришла пора показать вам алфавит ваших земных аналогов. Только меня эти палочки не вдохновляют, поэтому будем импровизировать.
В головы присутствующих начала проникать информация о том, что значит непонятное слово «алфавит», и число слушателей стало заметно редеть. Остались друзья Бран и Кром да еще десять–двадцать мальчиков и девочек послабее.
— Создадим орден Странной Белки, — подумала вслух представительница фауны. — Будем носить изображения меня на каких–нибудь героических частях тела, учить грамоту по боевым кличам и разрабатывать задачки для самых–самых маленьких.
Глава 6
Батист и Франсуа, как и многие молодые и маявшиеся бездельем отпрыски знатных родов, почли за честь участвовать в очередном рыцарском турнире. Участникам его было лет по шестнадцать–двадцать, не больше было и королеве турнира — средние века, чего вы хотите. Почти половина рыцарей была между собой знакома, многие знали технику боя своих противников, остальным же предстояло бороться за место в дружной компании: бой и вражда далеко не стали у них синонимами.
В этот раз на турнире появились трое юношей, которых не знал никто. По–видимому, они были братьями: у всех троих на щитах красовались гербы с парой крыльев и солнцем, а девиз содержал что–то, в чем знатоки бы признали буквы из алфавита одного из благополучно забытых элитой мертвых языков. Фамильное сходство, впрочем, особо не проявлялось: разнились и черты лица, и телосложение, и манера речи. Говорили все трое с каким–то странным акцентом. Из всего вышеперечисленного компания юных рыцарей, беспечно болтавшая во время оглашения правил, заключила, что незнакомцы происходят из дальних земель (с географией у них во все времена было плохо), где существуют свои взгляды на кровные узы и геральдику.
Юноши наголову разбили всю устоявшуюся компанию и по силе, и по ловкости, и по выносливости, а в финале устроили показательный и высокохудожественный бой, затянувшийся бы на пару часов, если бы здесь умели точно отсчитывать время. Если до него в стае рыцарей, которые были прежде всего мальчиками с уязвимой гордостью, ходили шепотки, призывающие проучить наглецов, это зрелище отбило у них всякую к этому охоту. А потом самый высокий и мускулистый из братьев добродушно и весело обратился к зрителям:
— Понравилось? Почту за честь поделиться своими умениями со всей честной компанией. Если кто согласен, достаточно об этом просто подумать.
«Колдуны… — прошло по рядам. — Мысли читают».
— Что за предрассудки? — обиженно подал голос более худощавый брат. — Ваши деды и прадеды могли в это верить, но вам же самим это, наверно, не по сердцу. Сами подумайте, что лучше — думать, что кто–то имеет над вами недоступную вам власть или что все это выдумки, а жизнь на самом деле легка и прекрасна?
— Второе, — ответили «из зала». — Но разве вопрос стоит так?
«Черт, — беззвучно сказал один брат другому. — Девочкам повезло больше, в древнем мире еще не наслоено столько предрассудков и страха перед непонятным. Может, промыть им мозги? Да знаю я, знаю. Свобода мыслей и так далее…».
— Маленький экспе… ну, опыт, — предложил третий брат. — Беем одного из вас, кого вы точно не заподозрите в связи с колдовством, и за секунду–другую кое–чему учим. А он потом вам все передаст.
Поднялся самый лихой «рыцарь». Сразу несколько друзей попытались его удержать, но он был еще и самым сильным среди них, поэтому спокойно подошел к трем братьям. Последнее, что он услышал перед тем, как новым человеком снова возникнуть перед глазами рыцарей, была загадочная (тогда) фраза: «Перемещаем на три года назад — хватит. Пару учебников сюда, я теорию забыл».
Снова оказавшись в привычном месте и в привычные события, он сказал фразу на непонятном языке, непонятно же ругнулся, исчез, отмотал время назад и предстал глазам друзей снова, пытаясь придумать, как описать то, что ему открылось: