Из мира верхнего выросло что–то интересное. Бессмертие тела и бессмертие души, слитые воедино. Независимость от каких бы то ни было внешних и личных условий, полная одинаковость, если угодно, коммунизм вкупе с царством информации. Трогательный ореол старых ценностей: семья, дети, воспитание, образование. Свобода жизни и смерти. Но этот странный новый мир почему–то отдает сосудом со штаммом бактерий, слишком уж все нематериально, невесомо и лабораторно. Сосуд, вроде как, обладает определенной устойчивостью, не развалится изнутри без присмотра, так зачем же за ним присматривать?
Немного забытый ритуал, который столько раз приходилось совершать: сыграть на гитаре что–нибудь заунывно–светлое и гениальное, погрустить вшестером непонятно о чем, взяться за руки и вернуться. Куда–то выбросит?
Глава 6
Бог встретил их, взял кипу выкладок, снял, кажется, копии с их памяти и повелел:
— Мы все изучим, а вы пока погуляйте по городу. Об итогах будет сообщено.
Шестеро отправились гулять по давешней романтично–туристической смеси стилей, сидеть на крышах, писать письма для небесной канцелярии и размышлять, что же будет дальше. Гулять пришлось долго, аж до самого вечера.
— Идите в гостиницу, — повелела одна из копий Бога, которые, напомню, существовали во всех временах. — Отоспитесь на мягкой постели, поешьте блинов с маком. Завтра все обсудим… — «…и решим, что с вами делать». Это вслух не звучало, но хор мыслей в унисон продолжил именно так.
Забытая роскошь одеял и подушек, забытая роскошь сновидений, не ставших за бессонные века яснее или линейнее. Душистый чай и блины с идеальным количеством масла. Теплый и ароматный воздух, только что высохший после дождя. И «разбор полетов», все маячивший на горизонте.
— Достигнуты результаты, вполне удовлетворяющие нормам жизни разумных рас, — хорошо поставленным голосом начала очередная версия Бога. — Результаты интересные, довольно новые, а главное — разные. Для ответа на первоначальный вопрос не хватает данных о том, что же такое идеал, но это уже не ваша недоработка, а прокол всех человечеств, когда–либо топтавших любое пространство. Для продолжения эксперимента будут призваны представители совсем других социумов, но вы об этом уже не узнаете.
— Хватит с нас, — кивнул Степа.
— Хватит, — согласился Бог. — Кстати, куда вас теперь девать? На службу ко мне вы, наверно, не хотите?
— Не хотим.
— Рай или ад вас прельщают? Или какая–нибудь другая концепция от ваших фантастов?
— Сами–то как думаете?
— Ясно. Сослать вас, что ли, в идеальный мир, чтобы вам не приходилось ни о чем задумываться и ничего добиваться?
Общий тяжкий вздох.
— А если на Землю? — Бог подмигнул. Ответы так и посыпались:
— Только в Россию!
— И в Подмосковье!
— И в двадцать четвертый — двадцать пятый век!
— И…
Последнее «и» осталось невысказанным, но Бог все понял:
— Ждите несколько дней, подготавливаются тела.
Неделя прогулок по все более и более средневековому городу, общения с библиотекаршей, растительной жизни и дум о будущем, а потом все шестеро проснулись совершенно в другом месте.
Глава 7
В городе Королеве, чудном месте, являющемся центром космического производства, но хранящем тихую и сонную атмосферу времен идеализированного Советского Союза (по крайней мере в двадцатиградусный мороз), живут три семьи. Семьи дружат поколениями: бабушки с бабушками ходили в школу, родители были сведены в детстве, а теперь и дети гуляют по городу веселой шестеркой. Детей у каждой семьи, как на подбор, по двое: Елисей и Дарья, Пахнутий и Аграфена, Сатирус и Прасковья. Хорошие старинные имена, идущие то ли из русских былин, то ли из списков мелкопоместных христианских святых. Такие имена до сих пор в моде. Возрождать историю — дело благое.
Семьи гордятся тем, что уже много поколений живут по традициям богов от науки. Это искусство живет много веков, но так и осталось элитарным, уделом ценителей. Настоящие ценители — это, конечно, те, кто еще помнит его возникновение, но еще не решил уйти в менее материальный мир. Такие еще встречаются на Земле, но их очень и очень немного. И, конечно, приличный процент обыкновенных хороших и не очень людей добросовестно выполняет свою роль защитной прослойки. Родители шести детей все это понимают, но не догадываются, какая честь выпала на их долю с рождением первых отпрысков.
Во сколько лет тело обзаводится душой? Те, кто дремлет в душах шестерых, этого не знают. Они едят, спят, учатся читать, привыкают друг к другу и радуются. Им по пять лет. Совсем скоро идти в школу.
Глава 8
Первое сентября — традиция, которая просто так не умирает. Линейка, учителя, цветы. Шестеро будут учиться в одном классе. Сейчас они стоят в стайке будущих одноклассников и лучших друзей, слушают душевную речь директрисы и выискивают кого–то глазами.
— Я здесь, кажется, уже была, — произносит Дарья. — Я знаю, что это не так, но мне все равно кажется.
— Кажется, я тебя понимаю, — шепчет Сатирус.
Еще несколько фраз о духе праздника вливаются в их уши, и вот уже шесть пар глаз сошлись на одном участке пространства: на противоположной стороне площадки, среди учителей, которые еще долгие четыре года не будут у них ничего вести, стоит и улыбается полная пожилая женщина. Держит свою долю цветов, слушает другую, более молодую и смешливую учительницу, склонившуюся к ее уху, и улыбается детским лицам, холодному осеннему солнцу и тысяче–другой уроков, которые она проведет в этом году.
Линейка заканчивается, дети получают свои первые учебники и свое первое расписание и расходятся домой, чувствуя, что только что вступили на длинную и важную дорогу, которая приведет их в такие места, о которых они еще даже не подозревают.
Глава 9
Второе сентября. Несколько уроков, прогулка, еда, несколько пробежек по коридорам. Пора бы расходиться домой, но Аграфена, а следом за ней и Елисей, вдруг застывают на полпути к вешалкам с куртками:
— Вспомнила!
— Вспомнил!
Следом за ними и остальные четверо вспоминают свои настоящие имена, свои предыдущие жизни. Вспоминают — и отбрасывают гротескные конструкции, которые будут написаны во всех их документах:
— Женя! — радостно кричит Аграфена Елисею.
— Юля! — отвечает он.
— Степа! — слышит Сатирус от Дарьи и отзывается:
— Аня!
— Саша! — с блеском в глазах осознает Пахнутий и слышит в ответ какой–то новый голос Прасковьи:
— Костя!
— Вот нас и снова шестеро, — вздыхает Степа — Сатирус, мелкий святой родом из города Милан.
— Семеро, — поправляет Пахнутий. — Только седьмая пока об этом не знает.
— Пойдемте обрадуем ее?
***В кабинет физики степенно вошли шестеро первоклашек. Вообще–то, дети до седьмого класса обходят этот кабинет стороной, потому что физика — наука страшная, но эти дети вполне могли позволить себе заиграться. Да и не знают они в первый день, кто в какой комнате живет и куда лучше не ходить.
Физичка, так и не сменившая ни имени, ни отчества, поднимает глаза от тетради с конспектом следующего урока, которую она листала перед занятием со следующим классом: шел еще только пятый урок, что очень много для первоклассников, но очень мало для всех остальных.
— Здравствуйте! — поздоровались дети.
— Здравствуйте, дети, — улыбнулась Галина Александровна. — Разве вы не знаете, что сюда лучше лишний раз не заходить, потому что я злая и могу вас съесть?
— Мы невкусные, а вы очень добрая, — хихикнул Костя — Пахнутий. — Можете нам поверить.
Учительница по старой привычке просканировала мысли детей, чтобы понять, как и о чем лучше вести разговор. В настолько молодых мозгах обычно было практически пусто, но в этот раз она наткнулась на что–то, что было длиннее и объемнее, чем любая бесконечная человеческая жизнь.
— Мысли читаете, Галина Александровна? — не удержалась по старой привычке Прасковья — Саша. — Не очень деликатный способ воздействия на наши детские мозги.
Галина Александровна по инерции продолжила разбирать детские мысли и воспоминания, но добраться до чего–то знакомого ей не дали:
— Галина Александровна, — обиделся Костя. — Ну неужели вы нас не узнаете? Неужели вы думаете, что мы от вас насовсем ушли?
— Мы и сами так думали, да вот оно как, — испортил момент Степа.
— И вам придется с нуля объяснять нам всю физику, представляете? — засмеялся Женя. — После всех дополнений, которые мы в эту физику внесли.
Галина Александровна поспешно вылезла из их голов, вслушалась в слова и нашла в себе силы поверить.
— И вам придется с нуля объяснять нам всю физику, представляете? — засмеялся Женя. — После всех дополнений, которые мы в эту физику внесли.
Галина Александровна поспешно вылезла из их голов, вслушалась в слова и нашла в себе силы поверить.
Следующий урок начался для нее только через пять часов.
Заключительное слово
Здесь было столько натянутых и не очень продолжений, что, в принципе, можно было бы погонять героев и еще немного, потому что разумная грань между продолжением и концом уже стерлась. Но лучше поздно, чем никогда, поэтому на этой жизнерадостной ноте — на возвращении в родной мир — я и закончу. Сколько жизней они проживут после того, как ваши глаза увидят последнюю точку этой книги, зависит не от меня. Ясно только, что больше одной.
Надеюсь, те гении и мастера русского рока, которых здесь цитируют на каждом шагу, не будут на меня в обиде. Их песни вышли за рамки их собственности, они принадлежат всем, как небо, воздух и славянская мифология. Не меньше здесь упоминается и Бог, но на него авторское право не распространяется.
Спасибо Марине и Сергею Дяченко, чьей книги «Vita nostra» тоже слишком много в первой половине сего произведения. Это «спасибо» следовало бы, наверно, выразить хотя бы письмом, но так, пожалуй, будет лучше.
Не буду долго вас держать — идите дальше по жизни и выкиньте этот кусок текста в восемь с чем–то авторских листов из головы.