"А вдруг не получится?.. Вдруг лекарство не сработает?.. А вдруг… меня уже не будет, когда наступит день рождения?" – иногда тугими толчками взрывался внутри страх. Грин замирал, переглатывал накатившуюся тревогу, ждал, когда она ослабеет, угаснет. "Да нет же! Здесь не может быть плохого…"
Шар выложили на стол в комнате, где стояли кровати Мая и Грина. Хрустальная сфера впитала в себя проникший в окно вечерний свет, мягко засияла желтыми, розовыми, голубоватыми красками.
Пришла Любаша с лодырем Евгением на руках. Тихонько восхитилась. Евгений произнес:
– Ых… Вых, дых… – судя по всему, он хотел сказать: "Эх, вот это да…"
Света принесла из кладовки узорчатый подсвечник с застывшими наплывами стеарина. Когда-то в него вставляли толстую свечу, но сейчас он был пуст.
Света установила подсвечник посреди столика.
– Клади…
И Май бережно положил шар на причудливый медный стакан.
Получилось – будто хрустальная лампа с круглой головой на старинной подставке. Шар ласково сиял. В нем порой возникали дрожащие, слабо различимые видения: то ли башни в облаках, то ли оснащенные парусами мачты…
– Ох, а представляете, если такой же, только громадный, будет висеть над городом или полем… – прошептала Света.
Сперва все молчали. Май – потому, что, конечно же, представлял. Света – тоже. А остальных, наверно, смущала мысль: как удержать эту небывалую тяжесть над поверхностью Земли? Грина, по крайней мере, очень смущала. Но Толя вдруг звонко развеял сомнения:
– Лыш придумает, чтобы он не падал. Да, Май?
– Может быть… – шепотом отозвался Май.
Лыш оказался легок на помине. Молча и деловито проник в комнату. Остановился перед шаром. Почесал на макушке темный ежик, сунул пальцы в кармашки джинсовой безрукавки, покачался на ломких ногах, присел так, чтобы шар стал виден на фоне окошка, на просвет. Ежик Лыша заискрился, уши розово засветились.
Все молчали, словно пришел авторитетный эксперт, от которого зависело крайне важное решение. Но Лыш тоже молчал, наклоняя голову то к одному, то к другому плечу.
– Ну, что скажешь? – наконец спросила Света. Но Лыш ничего не сказал, потому что в этот миг щелкнула и разнесла музыкальный удар «коробочка» Мая. Она лежала на краю стола. Крохотный объектив выбросил широкий луч. Тот ударил в некрашеную стену и высветил на ней рядом с окном овальное пятно. В пятне возник оранжевый пейзаж: покрытые ветровой рябью пески, башни и пирамиды на горизонте, скалы и разбитые статуи, от которых падали черные ломаные тени. Среди этих теней шагали две фигурки – не то дети, не то гномы, не разглядишь…
Грину показалось на миг, что он узнал Пузырька и Тюнчика. Но фигурки растаяли, весь экран занял рыжий песок.
– Тьфу ты! – возмутился Толя. – Опять это занудство!
– Безобразие какое-то, – поддержала его Любаша (и Евгений поддержал, только неразборчиво). – Почему эта игра то и дело сама собой лезет в компьютеры и телевизоры? Наверно, телецентр в Ново-Заторске на корню запродал все каналы ее организаторам…
– Это не телецентр. И теперь совсем уж не игра… – сказал насупленный Лыш.
– Похоже, что так, – согласился Май.
Всем стало неуютно.
– Послушайте, а кто-нибудь пробовал играть в эту штуку всерьез? – спросила Света. – Мы с Гретой пытались, но сразу перепутываются уровни и начинают выскакивать надписи на непонятном языке.
– Все пробовали, – сказал Май и посмотрел на Грина. – В самом деле, невозможно понять условия. А когда начнешь разбираться, она вдруг обрывается…
– А то вдруг включается сама собой. Как сейчас, – пожаловалась Поля. – Мы с Толей вчера смотрели пятую серию "Тайны гибели Юрия Семецкого", а эта штука – бах, и оборвала кино…
– Неужели вы смотрите эту дурацкую "Тайну"? – возмутилась Света.
– Да, потому что там показывают подводную суперлодку "Зеленый кит", – разъяснил Толя. – Чудо новейшей техники…
– Это же компьютерная конструкция, – вставил свое слово Грин.
– Ну и пусть компьютерная. Все равно как настоящая, – не сдался Толя.
Из глубины дома донесся голос тети Маруси:
– Эй, население! Кто хочет горячей картошки с молоком, пусть идет на кухню! И побыстрее! А то мы с папой съедим и выпьем всё!
Все проняли, что проголодались. Только Лыш сказал, что не хочет есть, поужинал дома.
– Я здесь побуду… – И он опять принялся разглядывать шар.
Май выключил коробочку, но она тут же включилась опять.
– Бестолковая… – Май махнул рукой.
Все, кроме Лыша, ушли. А он…
Он повертел головой перед шаром, потом посмотрел на овальное пятно с песками. Посмотрел еще… Что его толкнуло, какая догадка? Едва ли он понимал это сам. Но знал, что действует правильно. Так же, как в своей работе с летучими стульями. Он взял с подоконника несколько книг (в том числе и гриновский томик с корабликом), сложил стопкой на столе, поставил на стопку «коробочку». Так, чтобы луч из нее падал не прямо на стену, а проходил сквозь шар.
Шар налился золотистым светом. Но луч не увяз в хрустальной массе, прошел сквозь нее и снова высветил на ровных досках овальный экран…
Хотя нет, это был теперь не кран. Скорее, растворенный иллюминатор с размытыми краями. За ним явно ощущалось иное пространство. Оттуда несло запахами чужого мира, теплом нагретых камней и песка. Лыш понял: он может выбраться в отверстие и окажется там. И который уже раз повторит путь с найденным шаром на вершину Пирамиды!
Но Лыш хотел теперь не этого. Он только просунул в мир пустыни руки. И пальцы его погрузились в теплый сыпучий песок. Грин взял его в пригоршню. Качнулся назад, вместе с наполненными песком ладонями. И песок не исчез! Он был теперь здесь, в пространстве города Инска, в мире, где Лыш обитал постоянно!
Ему удалось то, что никогда не получалось раньше!
Лыш суетливо высыпал песок с ладоней в боковые кармашки на шортах. Потом сбросил безрукавку, стянул майку, узлом завязал ее нижний край. Получился мешок с лямками. Лыш, то ныряя по пояс в отверстие на стене, то шарахаясь обратно, начал высыпать в майку пригоршню за пригоршней. От частых сгибаний и разгибаний у него заныла спина (остатки давней болезни), однако Лыш работал, работал, пока маленький белый мешок не стал полным и тугим. Тогда Лыш связал лямки, выпрямился окончательно и убрал «коробочку» с книг, а книги на подоконник. И «коробочка» вдруг выключилась сама собой, не стало ни иллюминатора, ни оранжевого экрана.
Лыш натянул на голое тело безрукавку. Постоял, подумал. Взял из кармана щепотку песка, высыпал на клеенку стола. Здесь же лежала и тряпица, в которой принесли завернутый шар. Лыш очень осторожно взял белым лоскутком скользкую тяжесть, придвинул ее вплотную к песку. Шар теперь был совершенно прозрачным. Его выпуклая масса, будто очень толстая лупа, увеличила песчинки до размера камушков для рогатки. И стало видно, что это не только крупинки кварца и других минералов (бурых и красноватых). Здесь были обломки ракушек, а иногда и крохотные целые раковины – плоские, шипастые, завитые. Ясно, что когда-то на месте Песков царствовало море… А еще было время, когда в Песках стояли города. По крайней мере Лыш различил крупинки мрамора, у которых одна сторона была очень ровной, словно это обломки гладкой стены. Показалось даже, что видны значки, похожие на незнакомые буквы. Конечно, трудно было поверить, что строители стали бы украшать мрамор микроскопическими письменами, но… кому ведомы тайны древних миров…
"Из такого песка не сваришь стекло для Шара", – подумал сосредоточенный Лыш. Но без огорчения. Он знал (давно уже знал!), что песок из пустыни с башнями и пирамидами годится для другой цели. И сейчас вновь убедился в этом.
– Ахата тиа… Вик та, Сеаста… – шепотом сказал мальчик Лыш (и мальчик Кки). – Сплошная загадка… Мир вам, Пески…
Он выбрался на двор через открытое окно и ушел, ни с кем не попрощавшись.
У себя в сарае Лыш вытащил из-под верстака фанерный ящик со стеклянным запасом. Рыжее, совсем уже вечернее солнце падало в открытую дверь. При его свете Лыш стал вынимать из ящика прозрачные круглые пузырьки и насыпать в них песок из мешка-майки. Пузырьков было восемь. Лыш наполнил четыре, а еще четыре оставил пустыми. Потом пустые с полными соединил стеклянными трубками. А эти «пузырьковые» пары укрепил в проволочных вилках на деревянных подставках (все у Лыша было подготовлено заранее).
Получились четверо песочных часов.
Лыш на каждых повернул полные колбочки вверх. Потекли неслышные сухие струйки. Лыш почесал мизинцем подбородок. Расставил часы по углам воображаемого квадрата (шириной в полметра).
Он все это делал на щелястом полу сарая, рядом с верстаком. А фанерный ящик лежал на краю верстака. И вдруг он приподнялся и плавно ушел по воздуху в угол сарая. В другом углу радостно подпрыгнул Росик.
Получились четверо песочных часов.
Лыш на каждых повернул полные колбочки вверх. Потекли неслышные сухие струйки. Лыш почесал мизинцем подбородок. Расставил часы по углам воображаемого квадрата (шириной в полметра).
Он все это делал на щелястом полу сарая, рядом с верстаком. А фанерный ящик лежал на краю верстака. И вдруг он приподнялся и плавно ушел по воздуху в угол сарая. В другом углу радостно подпрыгнул Росик.
– Ахата тиа… – шепотом сказал Лыш, но без растерянности.
Снаружи резко потемнело.
– Лыш, ты где? – закричала с крыльца Грета. – Иди домой! Смотри какая туча, сейчас гроза будет!
– Гретхен, у тебя найдется чугунный шар? Не насовсем, на минутку!..
– Под крыльцом лежат два!.. Лыш, но ведь гроза!
– Гроза подождет… – рассеянно отозвался Лыш.
Валерия и Юну гроза настигла в сотне шагов от дома (они возвращались из парка, с концерта группы "Капитан Лист"). Дождь начинался осторожно, по плечам ударили всего несколько капель. Юна и Валерий вбежали в сени, щелкнули выключателем. Ожидали услышать встревоженно-заботливые причитания бабы Клавы. Но в доме было пусто.
– Наверно, задержалась у соседки, – прошептала Юна.
– Пойдем ко мне, – тоже почему-то шепотом сказал Валерий. – У меня там чай в термосе. Ты озябла…
– Да ни капельки…
– Все равно… пойдем…
Они вошли и остановились посреди комнаты. За окном неярко мигало, ровно рокатало и нарастал ливень.
– Ты промокла насквозь, – выдохнул Валерий. – Ты это… сними платье, надо высушить…
– Не выдумывай… Всего несколько капель…
– Не несколько, а много… Давай помогу…
– Валерка, перестань… бессовестный…
– Но я же просто помогаю…
Потом они сели рядышком на кровать.
– У тебя рубашка тоже мокрая…
– Ага… – и завозился. Затем придвинул Юну к голому плечу.
– Вот придет баба Клава… – прошептала она.
– В такой-то дождь… Авось не придет…
– Еще и дразнится… Твое счастье, что под рукой нет фаянсового блюда.
Валерий тепло подышал ей в ухо.
– Ага… счастье…
И показалось, что рядом с ними неслышно прыгнул на кровать пушистый ласковый кот…
Глава 5
Утром было пасмурно и прохладно. Изредка моросило. Толь-Поли с неразлучным вождем гуммирабиков перебрались в дом. Ребята собрались в большой комнате у телевизора, включили. Но ни на одном канале не нашлось ничего, кроме стрельбы и мордобоя. Только Инская студия передавала последние новости, но и там – скукотища.
– Активизация бывших функционеров "Желтого волоса" в правительственных кругах не может не настораживать всех трезвомыслящих жителей Империи и Вольных городов. Однако Регент на последней встрече с журналистами оптимистично заявил, что поиски консенсуса между бывшими политическими антагонистами являют собой позитивный процесс, который…
– Да здравствуют гуммираки! Регент дурак! – известил всех индейский вождь на руках у Поли.
– Еще один политик, – сказала Света.
Грин взял книжку Астрид Линдгрен "Мы на острове Сальткрока" и ушел в угол к торшеру. Но почитать не удалось. Появились Грета и Лыш.
Лыш был молчаливей обычного, зябко потирал колючие локти, но думал явно не о холоде, а о чем-то далеком от погоды. А Грета – как раз о погоде:
– Пришлось отменить из-за дождика вылазку на последнюю дистанцию. А Круг совсем рядом, это понятно всякому.
– Да… а ведь нынче солнцестояние, макушка лета, поддержала Света недовольство подруги. – В такое время должна стоять безоблачная погода…
– А мы растяпы! – вдруг отчетливо заявил Толя.
Все, конечно, захотели узнать: с какой стати растяпы?
– Потому что в прошлые годы, когда летняя макушка, мы смотрели елочные игрушки!
– В самом деле! – обрадовался Май (и даже как-то просветлел). – Правила нельзя нарушать! – И обернулся к сидевшему в сторонке Грину. – У нас такой обычай! Когда наступает самый длинный день в году, мы вытаскиваем коробку с елочными украшениями и разглядываем, перебираем их. Чтобы не забывались зимние сказки. И чтобы игрушки не заскучали совсем… Может быть, тебе тоже будет интересно?
– Конечно! – быстро отозвался Грин (заранее знал – будет!)
Толпой полезли по внутренней лестнице на чердак. Тетя Маруся просила быть поосторожнее, чтобы не свихнуть шеи и чтобы не насторожить Евгения, который тоже запросится наверх и там "наведет свой порядок".
Видимо, Грета и Лыш были знакомы с обычаем семейства Веткиных, потому что без расспросов приняли участие в "зимней вылазке". Впрочем, Лыш не проявлял энтузиазма. Забрался последним и сразу сел в сторонке на перевернутый бачок. И все думал о чем-то…
Такая задумчивость Лыша почему-то беспокоила Грина. Это беспокойство непонятно смешивалось с другим – с памятью о двух темных фигурках, которые он вчера заметил на стене, в светлом пятне от луча коробочки-проектора.
На чердаке пахло пылью (но в то же время – свежим деревом, как во всем доме). Под наклонной крышей, среди балок, таился сумрак. А сквозь него из чердачного окна проникал пасмурный день. В этой неяркой серости лишь Толь-Полины свеже-зеленые рубашки были как вымытая дождиком листва.
Толя щелкнул выключателем, и дождливый дневной свет смешался с другим – от яркой лампочки над головами.
– Рассаживайтесь, – предложила Света, как хозяйка, пригласившая гостей на пирог.
Расселись кто где – на старый сундук, на свернутый в трубу (и, наверно, побитый молью) ковер, на древний телевизор с маленьким выпуклым экраном. Грета прыгнула на толстую балку и привычно закачала длинными следопытскими ногами. Только Май не сел, он с натугой потащил из-за кривого письменного стола картонную коробку от пылесоса. Все вытянули шеи. Грину вдруг почудилось, что он присутствует при странном таинственном действе.
Май откинул картонные клапаны. Внутренность коробки выбросила наружу мелкий искристый блеск – от шаров, бус, мишуры…
Май открыл плоский фанерный ящичек.
– Смотрите-ка, сколько свечек осталось… Хватит еще на одно Рождество…
Грин увидел тонкие свечи, похожие на цветные, источенные наполовину карандаши (только вместо грифелей – черные закорючки обгоревших фитильков).
– На Новый год мы зажигаем на елке лампочки, а на Рождество настоящие свечки, – шепнула Света Грину, словно посвящала в тайну. Они сидели рядом на сундуке, Светин шепоток щекотнул Грину ухо.
– А не опасно? – спросил Грин, чтобы что-то сказать и заглушить непонятное смущенье.
– Ничуть, – отозвалась Света. – Мы все внимательно следим и держим рядом воду… Да они и не долго горят, лишь в начале праздника…
Май стал доставать игрушку за игрушкой, они пошли по рукам. Ватные, обсыпанные блестками снеговики и зайчата, витые блестящие сосульки, картонные домики со слюдяными окнами, зеркальные шары, тонкие кубики и пирамидки, собранные из стеклянных палочек…
– Здесь есть совсем старинные игрушки, еще прабабушкины… – снова шепотом сказала Света. – Вот эта, например… – И закачала на петельке склеенный из двух выпуклых половинок серебристый месяц – глазастый, носатый, улыбчивый…
– Дай… пожалуйста… – выдохнул Грин. Она положила невесомую игрушку ему на ладонь.
– Я помню… – тихо сказал Грин (и кашлянул, потому что царапнуло в горле). – У нас был такой же…
Воспоминания – беспорядочные, несвязные, но подробные – сыпались на Грина, словно содержимое коробки вывалили на него разом… Да, их елочка была маленькая и украшений, конечно, было меньше, чем здесь, но… так похоже, так знакомо… А сквозь это шелестящее серебристое дрожание сказки – память про мамины руки, папин голос, снежный солнечный день и прыгающих за окнами снегирей… На открытые колени Грина упала мягкая мишура и защекотала кожу, будто шерсть кота Юшика. Грин погладил ее…
А папина щетинка на лице (не успел побриться) тоже была щекочущая, только пожестче кошачей шерсти. Как искусственная хвоя распушившейся на полке елочки…
"Юшик, не вздумай прыгать на елку, а то будет ой-ёй-ёй что…"
Странно, что знакомые слова вдруг перестали укладываться в привычную мелодию спортивного марша… Грин сердито мотнул головой…
– Можно, я посмотрю этот шарик? – вдруг попросил со стороны Лыш. Непривычно звонким (будто не своим, а Толиным голосом). И потянулся с бачка к золотисто-зеркальному, украшенному синими звездочками шару. Не шарику, а именно шару – величиной с большущее яблоко.
– Возьми… – Поля дала ему хрупкую игрушку из ладоней в ладони.
– Только не разбей, – предупредила Грета. – Это старинный шар. Можно сказать, исторический экспонат. Да, Май?
– Лыш не разобьет, – пообещал Май.
Лыш уже другим, вредным, голосом сообщил на ломаном немецком языке: