Валерий отнесся к лучемету серьезно.
– Вообще-то нарастание энергии светового потока в зависимости от расстояния наблюдалось еще профессором Караслоновым. Но не получило подтверждения…
– Дело не в профессоре, а в сказке, – ревниво сказала Поля.
– Ну дак одно другому не мешает, – примирительно отозвался Валерий. – Энергетический потенциал сказок тоже поддается измерению и анализу, если взяться осторожно, а не грубыми немытыми лапами…
– Тогда… – Май обвел глазами ребят. – Может, пусть Валерий заберет лучемет в институт? Для изучения… Мы, если надо, сделаем еще, шариков и свечек пока хватает…
Все согласились, что пусть. Нельзя же такое открытие держать под секретом, оно должно приносить пользу человечеству.
– Спасибо, прометеи, – обрадовался Валерий. – Только с этим чуть позже. Сейчас у нас великая запарка и всеобщая мобилизация, студентов отзывают с каникул. Дружину формируют…
– Война что ли? – наивно спросила Поля.
– Войны, конечно, нет. Но стало известно, что бывший "Желтый волос" добился разрешения на разные научные эксперименты. Новые технологии отрабатывают. И есть подозрение, что это связано с их прежними делами, с излучением, которое понижает имунную систему. По крайней мере, у тех, кому когда-то были введены запрещенные препараты. Министры кричат, что это досужие сплетни, однако…
Он вдруг наткнулся на тревожный взгляд Грина.
– Да нет, Инску-то ничего не грозит… – И усмехнулся: – В крайнем случае баба Клава включит свою плитку, а Максим Максимыч разожжет самовар.
– А дядя Петя на Кузнечной пристани запустит старинную кофеварку, – серьезно сказала Грета.
– Да, блокада обеспечена, – кивнул Валерий. – Но ведь надо думать не только об Инске… Лыш, я за тобой пришел. Ты говорил, что нужна консультация, а сам куда-то пропал…
– Мобильник сел…
– Идем в твое логово сейчас же, через три часа я уже буду замотан до чертиков.
– Идем! – вскочил Лыш.
Они из чердачного люка помахали всем ладонями.
– Тайны у них всякие… – заметила недовольная Грета.
– Никакие не тайны, Лыш сказал, что все объяснит, – заступился Грин. – Только позже, когда наладит свое изобретение до конца.
– У него каждый день изобретения… – не сдалась Грета.
– Это же хорошо, – примирительно сказал Май.
В кармане его бриджей заиграла "Марш торреодора" «коробочка». Май вытащил, прислонил к уху… Удивленно приподнял брови.
– Да… Здравствуйте, Максим Максимович… Да… Зачем?.. Ну, хорошо…
И посмотрел на ребят.
– Максим Максимыч просит прийти в музей. Там появились члены какого-то конкурсного совета. Хотят, чтобы я принял участие в выставке, построил бы для нее новый макет города…
– Это же интересное дело! – обрадовалась Света.
– Не знаю… – почему-то усомнился Май.
– Если не хочешь, не ходи, – сказал Грин. – Переживут…
– Неудобно. Ждут же люди…
– Мы пойдем с тобой, – решила Света. – Чтобы веселее…
– Ладно! – обрадовался Май.
Когда шагали к музею, Света сказала:
– А вот бы придумать, как над новым макетом подвесить хрустальный шар. На какой-нибудь незаметной нитке. Получилось бы, будто твой Всемирный Храм над городом. А, Май?
– Н-не знаю… Все станут смотреть на шар, а на макет никто и не взглянет…
А над улицами разгорался ясный день – самый длинный в году. Солнце набрало полную силу. Горожане, судя по всему, не очень удивились, что в тучах возникло квадратное окно (которое, впрочем, уже исчезало вместе с тающими облаками). Видимо, как и Валерий, решили, что это – старания метеорологов…
Похожий на деловитого гнома в шляпе Максим Максимыч встретил их на музейном крыльце.
– Тут, друзья мои, некоторая проблема. Члены этой комиссии намекнули, что хотели бы побеседовать с будущим конкурсантом кон-фи-ден-ци-ально.
– А это не опасно? – решила пошутить Грета.
– Ни в малейшей степени. Просто они не хотят пока широко обнародовать условия конкурса. Поэтому, если позволите, я покажу вам новую экспозицию – панораму "Охотники на мамонта", а Май в это время обсудит с высокими гостями свои проблемы.
Май виновато посмотрел на друзей и развел руками.
– Если начнут мучить, кричи громче, прибежим, – решил пошутить и Грин.
В кабинетике Максима Максимыча, увешенном старыми картами и фотографиями, ждали Мая трое. В одинаковых серых костюмах. Май не изменился в лице, но внутри затвердел. Он быстро прошел от двери к широкому окну и уперся поясницей в подоконник. И молча смотрел на троих. Как бы показывал, что выскакивать обратно за порог не будет, но и к беседе не расположен. "Члены комиссии" видели его на фоне летнего дня тонким силуэтом с просвеченными солнцем длинными волосами. А Май видел их во всех подробностях.
Один – высокий, с тонкими губами и гладкой кожей на костистом лице. Второй – круглолицый, с залысинами и добродушным прищуром. Третий – с бородкой и в очках, похожий на академика Тимирязева со школьного портрета.
– Что вам угодно, господа? – сказал Май с большим, не мальчишечьим утомлением.
Трое стояли, наклонив головы.
– Мы хотели бы попросить вашего позволения на еще один разговор, – вполголоса разъяснил похожий на академика. И наклонил голову так, что чуть не упали очки.
– Сколько можно, господа? – сказал воспитанный мальчик Май со скрученным раздражением. – Мы переговорили уже обо всем…
– И тем не менее… – выговорил худой, нервно шевеля опущенными пальцами. – Еще одна беседа. Последний раз…
– Ну, говорите… – хмуро сказал Май.
– Было бы удобнее разговаривать сидя, – вполголоса напомнил похожий на академика.
– Ну так садитесь, – пожал плечами Май. – Вон стулья…
Круглолицый чуть улыбнулся:
– Но мы не можем сидеть, если не соблаговолите сесть вы… ваше величество.
Шестая часть Песня про ёлочку…
Глава 1
Май спиной вперед прыгнул на подоконник. Сел, поставил правую ногу на батарею под окном, а левой заболтал у пола. Обхватил колено. Проговорил, глядя на оконный косяк:
– Вы хотите сообщить что-то новое, господа?
– Ну-у… возможно, что и нет, ваше величество, – признался похожий на академика, присаживаясь на шаткий конторский стул (остальные тоже сели). – Но мы надеемся, что на сей раз наши аргументы будут более весомыми, а вы, ваше величество, более… вдумчивы.
– Боюсь, у меня это не получится, профессор…
– Может и получиться… при желании, – ласково, как дошкольнику, – сказал круглолицый.
– У меня нет желания, господин депутат, – отозвался Май, покачивая ногой в стоптанной кроссовке. – Что еще?
– Но ваше величество… – человек с худым лицом сел прямо, как деревянный. И голос казался деревянным. – Кроме личных желаний и нежеланий есть веления судьбы. Вы потомок древнейшего рода, носитель множества титулов, легитимный самодержец… Вы офицер в конце концов…
– Последний аргумент, полковник, особенно весом… – в голосе Мая скользнула не то ехидная нотка, не то слезинка (или то и другое?). – Те, кто едва не угробил меня восемь лет назад, тоже были офицерами. Спасибо неофицеру, штатскому врачу Евгению Гореву, который вместо цианида ввел снотворное. И двум капралам, которые вместо уснувшего пацаненка бросили в шахту куль с ветошью…
– Они все будут достойным образом награждены, когда ваше величество вернетесь на престол.
– Не вернусь я на престол, – сказал его величество с коротким зевком. – Я семиклассник Май Веткин, и мне это нравится. У меня есть братья и сестры, друзья, мама и папа. Я живу в вольном городе Инске, где не нужны ни императоры, ни регенты, ни… вся эта дурацкая возня вокруг власти… А вы… Оглянитесь наконец, посмотрите, как все это глупо и бесполезно. Мой друг девятилетний Лыш, который учит летать старые стулья, в тысячу раз полезнее для людей, чем все на свете политики, чиновники, правители… те, кто не делают ничего хорошего, а только грызут друг другу глотки, чтобы захватить место повыше остальных…
– Ваше величество несправедливы к нам, – с достоинством сообщил профессор. – Вы, может быть, невольно, однако наносите нам незаслуженную обиду…
– Да я не говорю лично про вас. По отдельности каждый из вас, наверно, хороший человек. Но вы засунули себя в эту… в этот политический механизм, который вертится неизвестно для чего. И вы в нем вертитесь и забыли, для чего живете…
– Мы живем для возрождения великой Империи, – тихо, но очень веско сообщил полковник.
– А зачем людям это самое величие? Люди хотят жить, чтобы не бояться за себя и за тех, кого любят. И не голодать. И радоваться всякой красоте. Добейтесь этого, тогда и величие у Империи появится… А то как у «Желтого волоса». Они тоже хотели великую страну, только подсчитали, что для этого надо уморить половину народа…
У депутата исчезла последняя тень улыбки.
– Проводя параллель с проходимцами из "Желтого волоса" ваше величество почти что оскорбляет нас и демонстрирует свое незнание обстановки… А мы ведь старались в прошлый раз ввести вас в курс дела…
– Да вошел я в этот курс, – поморщился Май. – Не совсем же младенец… И понял, что вам нужна кукла. Так же, как и тем, кто выкопал меня, совсем маленького, в дальнем городке на краю страны, уморил моих прежних родителей, чтобы не мешали, объявил меня потомком древних Мстиславичей…
– Вы им и являетесь. Это доказано… О, простите, что перебил, государь, – вставил реплику профессор.
– Ничего, профессор. Дело не в этикете, а в сути… Есть такая книжка, "Король Матиуш Первый". Там в одном государстве некоторое время вместо короля-мальчишки была похожая на него кукла. И всех устраивала. Умела махать рукой, улыбаться… Так же было и со мной. Но потом Регент решил, что и кукла опасна, решил убрать. Спасибо добрым людям, спрятали, отдали в дальний приют…
– Но сейчас-то на престоле будет не кукла, а живой мальчик с ясным умом и понятиями чести, с любовью к людям! – воскликнул депутат. – Скоро вы станете энергичным юношей, затем полным государственных планов и забот о стране мужчиной…
– "В полном расцвете сил…" – хмыкнул Май.
– Именно, ваше величество, – не заметил намека на Карлсона профессор. – Таким, какого ждет страна.
– Страна ждет не императора, – сказал Май. – Она ждет, когда чиновники перестанут грызть себе и людям глотки и начнут выполнять законы.
– Вот вы и поможете выполнять их, государь, сказал полковник. – Для того и призываем вас.
– А я не успею, – вздохнул Май. – И вы это знаете. – Вы уберете Регента и поставите меня, а как только я попробую что-то сделать без спросу, меня пристрелят или отравят. Вы или ваши сторонники. Или даже противники. Кто сумеет раньше…
– Ваше величество трагически ошибается, – горько выговорил депутат.
– Вы же знаете, что не ошибаюсь, – сказал Май. – Ну и кроме того… мне просто не нравится быть императором. Даже подумать тошно…
Полковник сел еще прямее.
– Но если человек избран судьбой, он должен думать прежде всего не о себе, а о государстве. Должен осознать, что у него есть миссия.
– А она у меня и так есть. Но другая… – тихо сказал Май Веткин.
Наступило молчание. Более долгое, чем, казалось бы, следовало. Наконец профессор с осторожностью поинтересовался:
– Ваше величество имеет в виду идею Хрустального Храма?
– Откуда вы знаете?! – вскинулся Май.
Профессор обвел очками остальных.
– Господа, я полагаю, наступило время быть откровенными до конца… Государь, мы знаем о вас практически все. Не бойтесь, это никогда не станет достоянием широкого круга. Но… наш подарок до сих пор давал нам возможность слышать ваши разговоры и видеть многое, что происходило вокруг вас…
– Какой подарок? – по-настоящему испугался Май.
– Тот, что мы внедрили вам под видом приза. Вы называете его "коробочка", – впервые позволил себе улыбнуться профессор.
В следующий миг выхваченный из кармана и зажатый в пальцах аппарат описал дугу и грохнулся о батарею – с тем, чтобы из «Коробочки» превратиться в обыкновенную покореженную жестянку с разбитыми деталями внутри. А она… даже не поцарапалась.
Три "члена комиссии" одинаково улыбнулись.
– Не стоит портить подарок, ваше величество, – разъяснил депутат. – Уникальная вещица. Ее практически невозможно вывести из строя. Разве что утопить или расплавить. Но лучше оставьте на память…
– Таскать в кармане вашего шпиона!! – вознегодовал Май.
– Она скоро перестанет быть шпионом, ваше величество, – доброжелательно, как пожилой учитель, разъяснил профессор. – Через два часа наш спутник-наблюдатель выйдет из тени. Ровно в четырнадцать часов нажмите кнопки «решетка» и «Эф», и функция слежения отключится навсегда…
– Так я вам и поверил!
– Напрасно не верите, голубчик, – снисходительно разъяснил депутат, и на это «голубчик» вместо "ваше величество" никто не обратил внимания. – Если бы мы хотели обмануть, то не сказали бы и сейчас об истиной цели «коробочки»… Но теперь, когда ясно, что вы отказались окончательно, нет смысла что-то скрывать от вас.
– А до этого скрывали и шпионили… – презрительно напомнил Май. – И толковали про честь, долг, благородство…
– Данный метод был продиктован высшими интересами Империи, – глядя перед собой объяснил полковник.
– Тьфу на вас… – в сердцах сказал Май, словно был он не Маем, а маленьким братишкой Толей, сильно обиженным на кого-то.
– Тьфу на нас, – простецки согласился депутат и встал. – Возможно, вы правы… А «коробочку» все же не выбрасывайте, пригодится…
– Чтобы вы продолжали шпионить!
Профессор и полковник тоже встали.
– Мы обещаем не шпионить, – проговорил профессор с заметным сожалением. – Только не забудьте про кнопки. «Решетка» и "Эф"…
– Не забуду!.. И вы больше не станете искать меня?
– Даю слово члена Императорской академии.
– Слово офицера имперской гвардии, – сказал полковник.
– Клянусь мамой… – с печальной улыбкой добавил депутат.
После этого они одинаково наклонили головы и один за другим вышли из кабинета. Май подождал полминуты и вышел следом.
Глава 2
Мы шли и разговаривали про то, что случилось с Маем. Май дал нам послушать разговор в кабинете, который записала "коробочка".
Чудно как-то: вот этот растрепанный и какой-то виноватый пацан в мятой футболке – его величество император Андрей Первый?
– А многие про это знают? – спросил я.
– Не многие, – отозвалась вместо Мая Света. – Мама, папа… Когда они усмотрели Мая в Ермиловском приюте, им там кто-то шепнул… Ну и все мы, Веткины, знаем, конечно. И друзья…
– Но это же все ерунда. Никакого значения… – пробормотал Май и пнул на асфальте скорлупу грецкого ореха.
Кажется, он чувствовал себя виноватым передо мной: все друзья знали его тайну, а я был в неведении…
– Грин, ты не думай, что скрывали специально. Ты все равно скоро узнал бы. Просто как-то не было случая заговорить про это… Ну, не очень и хотелось про такое…
– Май, не бери в голову…
Мне было не до обиды. Все слова и объяснения звучали где-то позади главной нарастающей тревоги. Вот они идут, болтают, не догадываются… Никто-никто не понимает, что у гранаты выдернута чека… Дети города Инска! Ведь, как и все на свете, смотрят боевики, читают про бандитов и террористов, играют иногда в «стрелялки», а все равно будто младенцы… Я сказал:
– Давайте прогуляемся до Крепости.
– Зачем? – удивилась Света. – Мы там все излазили…
– Потом скажу. Сюрприз…
– Нам некогда, – сообщил за себя и сестру Толя. – Надо хижину чинить, крыша течет.
– Тогда шагайте домой, – быстро согласился я. Потому что это хорошо, если рядом не будет младших. Они улетели, как два подхваченных ветром листика.
– Грета, дай записную книжку, – попросил я. У нее в кармане форменной рубашки всегда лежали маленький блокнот и карандашик.
Грета, наверно, удивилась, но дала без вопроса. Я приложил палец к губам и написал на чистой страничке:
"Тише. Коробочка шпионит!"
– Да зачем ей теперь-то? – не поверил Май. (Вот наивность! А еще император!)
Я снова прижал к губам палец. Написал: «Автоматически». Потом жестами показал: "Дай «коробочку» мне. Май, видно, понял, что я знаю больше, чем он. Дал. Я засунул ее в свой карман – на таких же, как у Мая широких штанах. Опять показал знаками: "Ни слова, ни вопроса!" (А сердце колотилось с частотой трещотки.) Потом я оглянулся.
Вот удача! Навстречу нам ехал на велосипеде по тротуару мальчишка. Небольшой, вроде Лыша (только не с темным ежиком, а со светлыми кудряшками. Велосипед был ему велик и вихлял. Я обогнал ребят.
– Мальчик, подожди! У меня смертельно срочное дело. Дай на часик велосипед. Я его потом пригоню, куда скажешь… Пожалуйста!
В другое время, в другом месте мне бы и в голову не пришло обращаться к незнакомому пацану с такой бредовой просьбой. Но я три недели (а казалось – целый век!) прожил в Инске и уже знал характеры здешних ребят. Мальчик сразу прыгнул с седла.
– На… – И в глазах была тревога (не за свой велосипед, за мое "смертельное дело").
– Спасибо! Куда его прикатить?
– Успенская улица, шесть. Во дворе поставь, у сарая, где пустая бочка лежит. В ней собака живет, но она не кусается. Ты ей скажи: "Коржик, ты хороший", и он сразу замотает хвостом.
– Спасибо! – еще раз крикнул я. Оглянулся на ребят: – Я на Хребет, догоняйте! – И "оседлал коня".
Ездок из меня так себе (где было учиться-то?). Но сейчас ожидание беды с такой силой нажимало на меня, что я мчался, будто олимпийский гонщик. По переулкам, по спускам, которые вели левее Крепости, туда, где берег недалеко от реки уходил к Пустоши пологими скосами. По эти скосам, по тропинке среди хлещущего по плечам иван-чая пролетел я к болоту, к началу Хребта.