В конторе было людно и шумно, а за потрепанной деревянной стойкой суетились четыре клерка, записывая и ставя печати, перетаскивая с места на место здоровенные пачки разных бумаг, принимая деньги и тут же унося их во внутреннее помещение, откуда они появлялись через секунду с расписками в получении, уложенными стопками на лакированные жестяные подносы.
По эту сторону стойки толклись охваченные нетерпением люди, и каждый криком и жестами старался убедить служащих, что именно его дело и есть самое важное и настоятельное, куда важнее, чем у всех остальных, кем бы они ни были. Но когда наконец Роджеру удалось привлечь внимание одного из клерков, то оказалось, что никто ничего не имеет против того, чтобы Роджер просмотрел журнал регистрации пассажиров, отплывших из Инвернесса за последние месяцы.
— Эй, погоди, — окликнул Роджер молодого человека, водрузившего на стойку огромную амбарную книгу, переплетенную в кожу, и подтолкнувшего ее к Роджеру.
— А? — Клерк раскраснелся от спешки, на его носу красовалось чернильное пятно, но он вежливо приостановился, глядя на Роджера.
— Сколько вам тут платят за эту работу? — спросил Роджер. Светлые брови клерка взлетели вверх, но он был слишком занят, чтобы задавать лишние вопросы или обижаться на заданные.
— Шесть шиллингов в неделю, — коротко ответил он и мгновенно исчез, услышав донесшийся из внутреннего помещения раздраженный оклик: «Мунро!»
— Мм… — Роджер взял регистрационную книгу и протолкался сквозь толпу в обратном направлении. В стороне от основного потока посетителей, у окна, стоял маленький столик, и Роджер положил на него книгу.
Видя, в каких условиях работают портовые клерки, Роджер был весьма удивлен тем, что журнал регистрации был заполнен аккуратно, и почерк вносившего записи человека оказался вполне читаемым. Роджер давным-давно освоился с архаичной орфографией и эксцентричной пунктуацией, вот только он привык видеть подобные записи выцветшими от времени, на пожелтевшей хрупкой бумаге, готовой вот-вот рассыпаться у него в руках. А потому его душу истинного историка охватил трепет, когда он открыл лежавшую перед ним книгу и взглянул на ее страницы, новенькие, белые… но ему было почему-то страшно и не хотелось начинать чтение.
«Ты просто дурак из дураков, — тихо произнес холодный голос в глубине его разума. — Она или здесь, или нет; сколько ни медли, ничего ты этим не изменишь. Ну же, давай!»
Роджер глубоко вздохнул и открыл первую страницу регистрационной книги. В ее верхней части было ровными буквами выведено название корабля, затем шли имена владельцев и команды, список грузов и даты. То же самое было на других страницах. «Арианна». «Полифемус». «Мэри Уидоу». «Тайбурон». Несмотря на свои опасения, Роджер поневоле восхитился именами кораблей, — это звучало по-настоящему красиво и поэтично.
Получасом позже он уже напрочь забыл и о красоте, и о поэтичности, и о старинной грамматике, и едва замечал названия кораблей, листая страницы, всматриваясь в списки имен пассажиров и чувствуя, как в его душе нарастает отчаяние. Ее тут не было, Брианны не было в этих списках!
Но она должна числиться в них, убеждал он себя. Она должна была сесть на корабль, чтобы отправиться в колонии, потому что где же еще, черт побери, она может оказаться? Разве что она не нашла ту заметку, в конце концов… но болезненное ощущение под ребрами уверяло его, что все она нашла; ничто другое просто не заставило бы ее подвергнуться риску прохода сквозь камни.
Роджер в очередной раз глубоко вздохнул и ненадолго закрыл глаза, уже начавшие уставать от рассматривания черных рукописных букв. Потом, немного подумав, вернулся к первому подходящему по времени списку и начал просматривать его заново, внимательно изучая каждое имя и даже выговаривая его вслух, не пропуская ничего.
Мистер Финеас Форбс, джентльмен Миссис Вильгельмина Форбс, Мастер Джошуа Форбс, Миссис Джозефина Форбс, Миссис Эглэнти Форбс, Миссис Шарлотта Форбс…
Роджер улыбнулся, представив себе мистера Финеаса Форбса, окруженного домочадцами… или домочадками? Ведь в списке были почти одни женщины. Даже зная, что сокращение «мсс» может происходить от «мистрис», что означало в прежние времена равно как замужнюю, так и незамужнюю женщину (в отличие от «миссис», что скорее значило маленькую девочку), Роджер невольно представил себе мистера Финеаса, важно поднимающегося на борт корабля в сопровождении четырех супруг… а мастер Джошуа наверняка плелся в хвосте процессии.
Мистер Уильям Талбот, торговец Мистер Питер Талбот, торговец Мистер Джонатан Бикнелл, врач Мистер Роберт Маклеод, фермер Мистер Гордон Маклеод, фермер Мистер Мартин Маклеод…
И ни одного Рэндалла, хоть плачь. Ни на «Персефоне», ни на «Королевской Мести», ни на «Фебе». Роджер потер воспаленные веки и принялся за список пассажиров «Филиппа Алонсо». Название испанское, но корабль ходит под шотландским флагом. Вышел из порта Инвернесса под командой капитана Патрика О`Брайана.
Роджер еще не сдался, но уже начал подумывать о том, что он мог бы предпринять в качестве следующего шага, если все-таки Брианны не окажется ни в одном из пассажирских списков. Лаллиброх, конечно же. Он уже бывал там однажды, в своем собственном времени, и видел заброшенные развалины поместья; но сумеет ли он найти это место теперь, без путеводителя, автомобиля и приличных дорог?
И тут он замер, а его палец, скользивший по строкам, остановился в нижней части страницы. Нет, это не было то имя, которое он искал, это не была Брианна Рэндалл, но… но при виде очередной записи в него в голове словно ударил колокол. Фрезер, было начертано наклонными твердыми буквами. Мистер Брайан Фрезер. Нет, это не Брайан… и не мистер, кстати говоря. Роджер наклонился к журналу, всматриваясь в него до боли в глазах.
Роджер закрыл глаза, чувствуя, как сердце вдруг бешено заколотилось в его груди, а по всему телу прокатилась волна облегчения, пьянящая, словно здешнее темное пиво. Конечно же, тут написано «mrs», а не «mr», просто последняя буква почти слилась с предыдущей.
А имя… ну да, «Брайан» пишется почти так же, как «Брианна», только на две буквы короче… и при более внимательном исследовании Роджер понял, что клерк пропустил одну «н», а финальная «а» от спешки обратилась в неопределенный хвостик.
Она, конечно же, это она, это должна быть она! Ее имя было необычным здесь — ведь Роджер не нашел во всем этом толстом журнале ни единой Брианны, — и потому клерк записал его неправильно. А фамилия «Фрезер» объяснялась совсем просто; отправившись на поиски своего отца, девушка взяла его имя, то имя, которое принадлежало ей по праву рождения.
Роджер резко захлопнул журнал, словно боясь, что имя Брианны ускользнет со страницы, и несколько мгновений сидел совершенно неподвижно, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Нашел! Он заметил, что клерк со светлыми бровями удивленно посмотрел на него через стойку, и, смутившись, снова открыл книгу регистрации.
«Филипп Алонсо». Вышел из Инвернесса в четвертый день июля тысяча семьсот шестьдесят девятого года Курс — Чарльстон, Южная Каролина.
Роджер нахмурился, раздумывая над названием конечного порта Южная Каролина. Действительно ли Брианна направлялась туда, или просто села на первый попавшийся корабль, способный приблизить ее к цели? Он быстро пролистал последние страницы и убедился, что в июле в Северную Каролину не отправилось ни одного корабля. Да, похоже, она села на первый корабль, отправлявшийся в колонии, а дальше решила добираться по суше.
А может быть, он ошибается. По спине Роджера пробежал холодок, не имевший ни малейшего отношения к прохладному ветру, врывавшемуся сквозь разбитое окно позади. Он снова посмотрел на запись и убедился, что не мог ошибиться. Рядом с именем не стояло название профессии, как это было при записи мужских фамилий. Да, это безусловно «миссис», а значит, и «Брианна». И это именно его Брианна, он знал, он чувствовал…
Роджер закрыл журнал, встал и вернул его клерку.
— Спасибо, парень, — сказал он, радуясь тому, что ему не нужно стараться говорить без шотландского акцента — Ты не можешь мне сказать, какой корабль в ближайшее время пойдет в американские колонии?
— Да, — ответил клерк, одной рукой ловко забирая журнал, а другой принимая от очередного клиента плату за провоз груза — Да, это «Глориана». Она выходит через два дня в обе Каролины. — Клерк окинул Роджера взглядом. — А ты эмигрант или моряк? — спросил он.
— Моряк, — уверенно ответил Роджер. И, не обращая внимания на недоверчиво вскинутые брови собеседника, махнул рукой в сторону окна, за которым виднелся лес мачт. — Где я могу его найти?
По-прежнему выражая недоверие всем своим лицом, клерк кивнул в сторону двери:
— Ее хозяин обычно занимается делами в «Фриарсе», когда находится в порту. Наверняка он и сейчас там… капитан Боннет, так его зовут.
Клерк не стал произносить вслух то, что без труда можно было прочитать по его глазам; если Роджер — моряк, то он сам — африканский попугай.
— Ладно, то ghitte. Спасибо. — Вскинув руку в приветствии, Роджер собрался было уйти, но, обернувшись уже от двери, увидел, что клерк смотрит ему вслед, не обращая внимания на гомонящих клиентов.
— Пожелай мне удачи! — с усмешкой крикнул Роджер. Клерк усмехнулся в ответ — и похоже было, что он одновременно и восхищается Роджером, и немного завидует ему.
— Удачи, парень! — крикнул он и тоже взмахнул рукой. Но к тому времени, как за Роджером захлопнулась дверь, он уже углубился в разговор со следующим клиентом, держа наготове перо, чтобы записать нужные сведения.
Роджер нашел капитана Боннета в таверне, как и сказал ему клерк, — капитан сидел за столом в углу, окруженный густым облаком сизого дыма, к которому немало добавляла и собственная сигара капитана.
— Имя?
— Маккензи, — ответил Роджер, поддавшись внезапному порыву. Если Брианна сменила фамилию, то почему бы и ему не поступить так же?
— Так, Маккензи… Какой-нибудь опыт есть, мистер Маккензи?
Солнечный луч, прорвавшийся сквозь дымовую завесу, упал на лицо капитана, заставив того сощуриться. Боннет откинулся на спинку стула, уходя в тень, и оттуда всмотрелся в Роджера с неожиданной проницательностью. Роджер почувствовал себя неуютно.
— Мне приходилось выходить на ловлю сельди время от времени, в Минче.
Это не было полной ложью; в подростковом возрасте он действительно несколько раз выходил в море на рыболовецком судне, принадлежавшем другу преподобного. Эти эксперименты приучили его следить за состоянием своей мускулатуры и оставили в памяти перезвон колоколов на островах, а еще он с тех пор терпеть не мог селедку. Но он, по крайней мере, знал, как взяться за канат.
— А, ты крепкий парень, и ростом вышел. Но рыбак — совсем не то же самое, что матрос, будь уверен. — Быстрый, мягкий ирландский выговор капитана не позволял понять, являются ли его слова вопросом, или утверждением, или… или провокацией.
— Ну, я не думаю, что это дело требует такого уж большого умения.
Капитан Боннет почему-то почесал в затылке, взъерошив волосы. Его зеленые глаза остро глянули на Роджера.
— Может, там требуется побольше, чем ты можешь себе представить… но, конечно, в этом деле нет ничего такого, чему нельзя при желании научиться. Но что же могло такое произойти, если парень вроде тебя вдруг страстно захотел отправиться в плавание?
Глаза капитана неотрывно смотрели на Роджера. Парень вроде тебя. Что бы это могло значить, пытался понять Роджер. Вряд ли капитана насторожила его речь — он весьма старательно изгонял малейшие признаки оксфордского образования, подражая выговору островитян. Может быть, на нем слишком дорогая для потенциального матроса одежда? Или капитана насторожил опаленный воротничок и выгоревшее пятно на его пальто?
— Ну, я думаю, вас это не касается, — ровным тоном ответил он. И, сделав над собой небольшое усилие, заставил свои руки спокойно висеть вдоль боков.
Светло-зеленые глаза бесстрастно изучали его, ни разу не мигнув. Как леопард, наблюдающий за проходящими мимо зверьками, подумал Роджер, и гадающий, кого именно слопать.
Но вот тяжелые веки капитана опустились на мгновение… леопард решил, что этого есть не стоит.
— Явишься на борт к восходу, — сказал Боннет. — Пять шиллингов в месяц, мясо три раза в неделю, по воскресеньям сливовый пудинг. Тебе выдадут гамак, но постельное белье должно быть твое собственное. Ты можешь покинуть корабль после того, как его полностью разгрузят, но не раньше. Вас это устраивает, сэр?
— Вполне устраивает, — кивнул Роджер, у которого вдруг пересохло во рту. От пристального взгляда зеленых глаз ему ужасно захотелось выпить, но сначала нужно было оказаться как можно дальше от капитана Боннета.
— Когда явишься на борт, спроси мистера Диксона. Он казначей. — Боннет отвернулся, достал из внутреннего кармана небольшую тетрадку в кожаном переплете и резко открыл ее. Аудиенция была закончена.
Роджер стремительно вышел из таверны, не оглянувшись. Но затылок у него холодило. И Роджер знал, что если бы он сейчас посмотрел назад, то увидел бы прицельный зеленый взгляд, устремленный на него поверх записной книжки… и от этой мысли у него ослабели ноги.
Роджер подумал, что он чувствует холодок в затылке потому, что леопард прикидывает — не вонзить ли ему в это место зубы?
Глава 37 «Глориана»
До того, как он отправился в плавание на «Глориане», Роджер был уверен, что неплохо развит физически. И в самом деле, по сравнению с явно недокормленными морщинистыми мужчинами, составлявшими команду этого корабля, он выглядел просто отлично. Но ему понадобилось всего четырнадцать часов — то есть один полный рабочий день на борту, — чтобы избавиться от всех заблуждений на собственный счет.
За этот день он заработал множество волдырей на ладонях и отчаянную боль во всех мышцах; да, он мог упаковывать ящики, поднимать на борт бочонки и тянуть канаты наравне с остальными, это была знакомая ему работа, — но ему никогда не приходилось заниматься чем-либо подобным много часов подряд.
Он и представить не мог, что можно вымотаться до мозга костей, причем усталость возникала не только от работы, но еще и от того, что одежда на нем была постоянно влажной и он непрерывно мерз.
Он с радостью отправился в грузовой трюм, услышав такой приказ, поскольку там можно было ненадолго укрыться от пронизывающего ветра и согреться, — хотя и понимал, что все тепло мгновенно улетучится, как только он снова поднимется на палубу, потому что порывы леденящего ветра сразу же остудят его насквозь пропотевшую робу.
Его руки были сплошь исцарапаны грубыми конопляными канатами, кожу саднило, но к этому Роджер был готов; к концу первого дня плавания его ладони стали черными от смолы, а на суставах пальцев кожа потрескалась и кровоточила Но вот чего Роджер никак не ожидал, так это чувства голода; оно его здорово удивило. Он и не предполагал, что может проголодаться до такой степени, что в животе у него словно кошки скребли когтями.
Некое костлявое и кривое человеческое существо по имени Дафф, работавшее рядом с ним, было равным образом насквозь мокрым, но, похоже, ничуть не беспокоилось из-за этого. Длинный и острый, как у хорька, нос торчавший над поднятым воротником поношенной матросской блузы, посинел на кончике, и время от времени из него стекали капли, — но светлые глаза Даффа смотрели остро и живо, а рот то и дело расплывался в широкой ухмылке, выставляя напоказ зубы такого же цвета, как вода в заливе Ферт.
— Отдыхай, парень! — бросил Дафф в ответ на взгляд Роджера. — Слышишь, склянки? — Дафф по-приятельски пихнул Роджера локтем в ребра и мгновенно исчез в люке, из темной глубины которого доносились грубые хриплые голоса и громкое звяканье.
Роджер оставил в покое грузовую сеть, от всей души обрадовавшись тому, что, кажется, можно было наконец-то поужинать.
Кормовой трюм был уже загружен наполовину. Первым делом на борт подняли бочки с водой; приземистые и пузатые, они стояли ряд за рядом в унылой полутьме, каждая объемом в сто галлонов и весом более семисот фунтов. Но носовой трюм был еще пуст, и бесконечная процессия грузчиков и портовых рабочих тащилась к причалу, как цепочка трудолюбивых муравьев, поднося такое количество ящиков и бочонков, рулонов и узлов, что казалось невозможным и вообразить, чтобы вся эта масса могла благополучно улечься в корабельное чрево.
Понадобилось два дня, чтобы закончить погрузку: в трюме очутились бочонки соли, рулоны тканей, огромные клети со скобяным товаром, которые пришлось опускать вниз с помощью канатов, настолько они были тяжелыми. Вот тут-то и обнаружились преимущества размеров и веса Роджера, вполне достаточных для того, чтобы играть роль противовеса Ухватившись за веревку, заведенную за ворот, он откидывался назад, удерживая клеть, висевшую на другом конце каната, и, напрягая мускулы так, что они чуть не выскакивали из-под кожи, опускал клеть в трюм достаточно медленно, чтобы двое матросов, находившихся внизу, могли подвести ее к тому месту, где ей предстояло встать.
Во второй половине дня на борт хлынули пассажиры — беспорядочная толпа эмигрантов, тащивших чемоданы, узлы, клетки с курами и детей. Это была публика, которой предстояло путешествовать третьим классом — в помещении, отгороженном переборкой в носовом трюме, — и приносившая владельцу корабля не меньшую прибыль, чем товары в трюме на корме.
— Крепостные и работяги по договору, будут отрабатывать свой проезд, — сказал Роджеру Дафф, оценивающим взглядом наблюдая за разношерстной толпой. — Их берут на плантации по пятнадцать фунтов за голову, взрослых, а подростков — по три или четыре фунта. Маленькие детки и сосунки не в счет, они идут в придачу к мамашам.