— Похоже, они сейчас продавят витрину и вывалятся прямо на нас. — Эжен опасливо посмотрел на Дикси, сидящую спиной к окну, и предложил поменяться местами.
— Ну нет! Так я вижу лишь пустой зал и очаровательную престарелую пару в противоположном углу. А вы предлагаете мне волнующее зрелище чужой безрассудной молодости… — Дикси потупила глаза. — Ведь за все эти годы, что мы не виделись, я превратилась из девчонки в зрелую даму. Если выразиться деликатно.
— Вы превратились в удивительную красавицу. — Скофилд вздохнул, словно расцвет Дикси означал его поражение. — Я смотрел ваши фильмы. Медсестра в «Гневном марше» очень хороша. Фильм серьезный, поднимает глубокие психологические и социальные проблемы. А ваша героиня так трогательно запуталась…
— Вы считаете, что легкомыслие этой француженки, полюбившей террориста, трогательно?
— Но ведь она погибает, заплатив за ошибку.
— А вам не кажется безнравственной женщина, в первое же свидание уступающая мужчине?
— Она была уверена, что влюблена по-настоящему. И вообще нравственность — это нечто совсем другое. Зачастую ее путают с ханжеством.
— Странно, мой отец думал иначе…
— Господину Девизо случалось ошибаться. — Скофилд с преувеличенным вниманием сосредоточился на принесенных официантом блюдах, комментируя их Дикси. У него была нежная кожа, прямые пепельные волосы, разделенные косым пробором, и внимательные светлые глаза за толстыми линзами очков. Золотая оправа поблескивала, придавая облику респектабельного джентльмена оттенок холеной добропорядочности.
— А вы стали чрезвычайно представительным господином, Эжен. Даже очки вам идут — именно так должен выглядеть положительный герой в фильме о банковской империи.
— Я постарел. Скоро сорок. А порой кажется, что и все шестьдесят. Сьюзен ушла из жизни так неожиданно… Я не думал, что когда-нибудь смогу снова получать удовольствие от жизни — от своего дела, деревьев в саду, от этих деликатесов, женщин… То есть я имел в виду единственное число. — Скофилд смутился. — Не знаю, стоит ли лезть с откровениями, но вы, Дикси, значите для меня очень многое… Нечто вроде первой влюбленности. Мне было двадцать пять. Да, именно тогда я начал работать под руководством господина Девизо, а вы, кажется, учились в школе. Помню даже цвет вашего форменного платьица и кудрявый хвост на макушке. Меня мучила зависть к вашим дружкам-гимназистам, а теперь мне кажется, что мы учились вместе давным-давно и я катал вас на раме своего велосипеда. — Скофилд неожиданно засмеялся. — Столь длинную речь в последний раз я произносил на совете директоров.
— И столь же лирическую? — Дикси кокетливо взмахнула ресницами, глянув на собеседника исподлобья. Давно никто не изъяснялся с ней так старомодно. И надежно. Да, именно надежно. Это ощущение исходило от Эжена, согревая Дикси и превращая ее в девчонку. Он, конечно, умел уважать, защищать и даже прощать слабости. Рядом с таким мужчиной женщина щебечет как птичка, возвращаясь в ушедшую юность.
За окном зажглись фонари. На усеянных мелкими каплями стеклах расплывались карамельно-липкие отражения рекламных огней.
Пять лет назад Эжена перевели в Париж на должность директора французского филиала банка «Конто». Здесь он встретился с девушкой — капризной, очаровательно-взбалмошной. Дочь крупного бизнесмена Сюзанна Лебланш объездила весь мир, увлекаясь поочередно то автомобильными ралли, то самолетами, то лошадьми. Замуж за Скофилда она вышла тоже на бегу — между соревнованиями «Формулы-1» и конным аукционом в Аргентине. Понимая, что Сюзанне необходим солидный спутник жизни, отец всячески способствовал этому браку. Экстравагантная девица согласилась, вытребовав для себя определенные свободы. А Эжен ничего не замечал — он просто потерял голову от счастья. Два года его брака стали хорошей школой для легковерного супруга. Молодожены приобрели шикарную виллу в пригороде Парижа, им также принадлежал дом на Лазурном берегу и имение под Мадридом с обширной коневодческой фермой, куда и зачастила Сьюзи. Чем больше независимости отвоевывала для себя жена, тем сильнее боготворил ее Скофилд. Сына почтенных буржуа, робкого и щепетильного по природе и воспитанию, ужасала и восхищала беспардонная наглость, с которой его жена распоряжалась жизнью окружающих людей. Сильные натуры влекли Эжена. Супруг лихой любительницы приключений получал некое мазохистское удовольствие, становясь ее послушным рабом, игрушкой капризов и прихотей.
Смерть Сьюзен, совершенно не вяжущаяся с имиджем раскрепощенной, ничего не страшащейся женщины, потрясла Эжена. Она совершала в воздухе отчаянные пассажи, заставляя плясать свой спортивный самолет, она укрощала арабских скакунов, восхищая бесстрашием завзятых наездников. И нашла экстравагантнейшую по своей нелепости кончину, cловно доказывая тем самым, что является всего лишь женщиной — бренным и хрупким комочком плоти.
Однажды теплым летним вечером, cунув в рот крупную янтарную виноградину, Сьюзи нырнула в бассейн своего средиземноморского дома. Рядом в могучих руках чернокожего садовника стрекотала газонокосилка, cидя в кресле у бассейна, шуршал газетными листами муж, из дома неслись мощные музыкальные пассажи нового диска Фредди Меркури. Когда удивленный молчанием жены Эжен поднял глаза от «Биржевых ведомостей» — все было уже кончено. Тело Сьюзи лежало на кафельном дне бассейна. Сквозь двухметровую толщу голубой воды казалось, что она улыбается.
Эжен не мог поверить, что это правда, даже когда приехавшая «скорая помощь» увезла накрытые простыней носилки с телом его жены. Он так долго тормошил извлеченную из воды Сьюзи, так упорно умолял ее прекратить шутку, что, уже сидя в машине медицинской помощи, подмигнул врачу: «Ведь это все розыгрыш, так?» Врач сделал ему успокоительный укол.
Вскрытие показало, что Сьюзи просто-напросто подавилась виноградиной, которая застряла в дыхательном горле, вызвав спазмы. Вода заполнила легкие женщины, прежде чем она успела вынырнуть. Голова Сьюзи пару раз показалась на поверхности, но закричать она не смогла — сознание мутилось и наконец покинуло ее совсем.
— Если бы я сразу понял, что это не розыгрыш… — сокрушался Скофилд. — Если бы вовремя позвал соседей, врачей, сделал искусственное дыхание… Ведь Сю-Сю была еще жива… А я все шлепал ее и кричал: «Вставай, девочка, хватит дурить, уже совсем не смешно!»
— Мне кажется, вам лучше побыть одному, — сказала Дикси помрачневшему от воспоминаний Скофилду. — Я тоже должна возвращаться домой.
— Прошу вас, Дикси, не оставляйте меня сейчас! — Он впервые взял ее за руку и умоляюще заглянул в глаза. — Давайте покатаемся по Парижу, я так давно не видел города. Только из окна своего офиса. С таким же успехом я мог бы жить в пустыне.
— Я тоже давно не прогуливалась без цели. Поездки, cъемки — постоянные дурацкие дела… — неожиданно для себя поддержала идею Дикси.
Они совершили настоящий туристический вояж. Дикси казалось, что она вернулась в Париж после долгого отсутствия. Очень забавно было подниматься в лифте на Эйфелеву башню вместе с экскурсией мелких черноголовых японцев и слушать, как гид рассказывает им о французской столице. Среди напевных звуков незнакомой речи мелькали, как бусины в горсти песка, названия площадей и улиц, имена исторических лиц и живущих здесь знаменитостей.
— Странно, им ничего не сказали о моем банке и забыли сообщить главное — в Париже живет известнейшая звезда — Дикси Девизо! — Ветерок на смотровой площадке пронизывал насквозь. Подхватив своего спутника под руку, Дикси прижалась к нему, с удовольствием отмечая солидный рост и приятный запах парфюма. Внизу лавиной драгоценных блесток переливался живой, дышащий, наслаждающийся ночными радостями город.
— Мне хорошо с вами, Эжен, — сказала Дикси, удивившись этому факту и своему голосу, обретшему былые мягкие модуляции.
На Елисейских полях и Монмартре все ходили в обнимку. Похоже, влюбленные парочки высыпали на улицы, образуя единую демонстрацию солидарности счастливых людей.
— Когда начинаешь замечать чужое счастье, значит, готов к тому, чтобы не прозевать собственное.
— Вы обратили внимание, Дикси, как модно в этом сезоне целоваться на перекрестках?
— На перекрестках? Мне показалось, что самые смелые предпочитают подножия памятников. Причем наиболее помпезных.
— Честно говоря, я бы выбрал место потише. У меня дома, кстати, прекрасное шампанское и никакой прислуги… Только вот с памятниками…
— Скофилд, вы приглашаете меня к себе и к тому же прямо сообщаете, что в доме никого нет?! — Дикси посмотрела на часы, показывающие 23.30. — Эрику Девизо такое поведение показалось бы фривольным.
— Вообще-то я считаю себя скромником. Но к тому же — чрезвычайно предприимчивым. Почти авантюристом. Если бы вы знали, какие головокружительные операции проделывает в экономических сферах ваш покорный слуга!
— Когда начинаешь замечать чужое счастье, значит, готов к тому, чтобы не прозевать собственное.
— Вы обратили внимание, Дикси, как модно в этом сезоне целоваться на перекрестках?
— На перекрестках? Мне показалось, что самые смелые предпочитают подножия памятников. Причем наиболее помпезных.
— Честно говоря, я бы выбрал место потише. У меня дома, кстати, прекрасное шампанское и никакой прислуги… Только вот с памятниками…
— Скофилд, вы приглашаете меня к себе и к тому же прямо сообщаете, что в доме никого нет?! — Дикси посмотрела на часы, показывающие 23.30. — Эрику Девизо такое поведение показалось бы фривольным.
— Вообще-то я считаю себя скромником. Но к тому же — чрезвычайно предприимчивым. Почти авантюристом. Если бы вы знали, какие головокружительные операции проделывает в экономических сферах ваш покорный слуга!
— Жаль, я не сумею оценить ваш талант, Скофилд. Два университетских года, признаюсь, начисто вылетели из моей головы!
— Из вашей прекраснейшей головы, Дикси! — Скофилд сжал в ладонях ее руки и поднес их к губам, едва касаясь пальцев. — У меня решительно не хватает фантазии, чтобы уговорить вас.
— Я согласна. Только не воображайте, что вы соблазнили меня поцелуями. Просто хочется получше заглянуть в удивительный мир банковских авантюр. Вы ведь все расскажете мне, Скофилд? — Дикси высвободила ладонь и коснулась щеки Эжена. Стекла его очков сверкнули, отразив голубой неон вывески бара, и ей померещилось, что в светлых глазах блеснули слезы.
Утром она увидела эти глаза без очков — совершенно беззащитные, переполненные восторгом и благодарностью.
— Ты станешь моей женой, Дикси?
— А как же с руководством банка? Сегодня понедельник, господин директор.
— Это единственная причина отказа?
— Я бы сказала — наиболее серьезная. — Дикси не покидало игривое настроение. С тех пор, как она ощутила свою власть над этим мужчиной, она ею с удовольствием пользовалась.
Директор влиятельного банка, хозяин роскошного, чересчур роскошного для добропорядочного вдовца особняка радовался, как мальчишка-пастушок, заманивший в гости принцессу. Дикси поддерживала атмосферу этого царственного величия. Лишь оказавшись в постели, она взяла инициативу на себя. Предоставлять свободу действий Скофилду, соблюдавшему воздержание почти два года, было бы ошибкой. Наверно, он бы застрелился, пойми он, сколь беспомощными были его попытки завоевать тело Дикси. Но она продемонстрировала невероятное великодушие — после трех мало-мальски удачных попыток Эжен был уверен, что проявил себя как мужчина в весьма выгодном свете.
— Может быть, я обниму тебя еще разок, девочка? — притянул он к себе Дикси. — У нас еще есть пятнадцать минут. Ровно в 7.30 приходит моя экономка, чтобы приготовить завтрак.
Дикси не могла не рассмеяться — он предлагал ей пятнадцать минут!
— Не стоит торопиться, милый, ты уже сегодня достаточно потрудился, — с подтекстом сказала она, и Скофилд заглотил грубую лесть.
— Еще бы — два года поста! Все силы для тебя приберег. Но ведь у нас еще все впереди, правда?
— Ты имеешь в виду время до прихода экономки?
— Нет, я говорю о целой жизни. — Скофилд посмотрел на нее с такой преданностью и нежностью, что Дикси простила ему ужасающее неведение насчет собственной мужской слабости. «Неужели Сю-Сю ему ничего так и не объяснила?» — подумала она. Конечно, Эжена можно кое-чему обучить, но исправить недочеты природы не может никто — ни Сьюзен, cколь бы темпераментна она ни была, ни сама Дикси, хотевшая заполучить в лице Скофилда хорошего любовника.
Когда завтрак подошел к концу, Эжен посмотрел на часы и поднял телефонную трубку.
— Мадам Юбер? Анита, детка, это мсье Скофилд. Прошу тебя, передай Жаку, чтобы он провел намеченную мною встречу. И не забудь факсы, которые лежат на моем столе… Хорошо, хорошо, умница… Нет, я сегодня не появлюсь. — Эжен посмотрел на прислушивающуюся к его разговору Дикси. — Дело в том, что в одиннадцать у меня состоится бракосочетание. Нет, не свидетель. Я женюсь сам…
Он попрощался и нажал на кнопку.
— Мы успеем заехать к тебе, дорогая. Ты ведь хочешь переодеться? Или лучше в салон?
— Лучше в салон, — задумчиво сказала Дикси. Сдвинув брови, она строго смотрела на Эжена. — Все это так неожиданно… Я сомневаюсь, удачным ли будет белый цвет… Хотя если фасон достаточно строг, то яркость не помешает. Ведь это мой первый брак, милый.
— Ну вот, как быстро мы все обсудили… мадам Скофилд… — Эжен, полюбовавшись обручальным кольцом, поцеловал руку жены.
— Твоя фамилия очень известна в театральных кругах. Так звали выдающегося английского актера. Именно так я и предполагаю обращаться к своему мужу.
Новобрачные сидели на веранде дома Эжена, отмечая в интимной обстановке прошедшее бракосочетание. Выпив бутылку «Дон Периньон», они успели обсудить почти все: Дикси переезжает жить сюда, отказавшись от якобы предстоящих съемок. Она великодушно согласилась «забыть на время о карьере» и сосредоточить все внимание на муже. Он стоил того, успев проявить заботу и кредитоспособность. Пока Дикси выбирала в салоне Шанель костюм для бракосочетания, Эжен приобрел у Картье кольцо и кулон с сапфирами. «К твоим глазам», — показал он крупные, гладко отшлифованные овальные камни, окруженные орнаментом мелких бриллиантов. «Ого!» — выдохнула Дикси, мгновенно сообразив, что потраченной Эженом суммы хватило бы на год беззаботной свободной жизни. Через час она стала также и совладелицей двух домов — под Парижем и на Лазурном берегу, а также солидного капитала, о котором не смела и мечтать.
В элегантном бледно-голубом костюме из шерстяной рогожки, c дорогими украшениями самого хорошего тона Дикси чувствовала себя респектабельной дамой, cпособной управлять штатом прислуги из трех человек, а также совершить дорогостоящий круиз на прекрасном теплоходе, отбывающем из Ниццы.
Только пока в это верилось с трудом. Малознакомый господин в качестве мужа, cтатус хозяйки дома, cветские обязанности супруги директора «Конто» — все смахивало на сон, залетевший к Дикси по ошибке. Если она чего-то и хотела от жизни, то не антуража состоятельной буржуазки. Да и ее столь скоропалительно обретенный спутник жизни вряд ли мечтал о мечущейся от депрессии к разгулу легкомысленной супруге.
— Скофилд, а ты не поторопился? — Дикси встала и, cклонившись к сидящему в кресле мужу, обняла его за плечи. Уж если ее посещают сомнения, то каково же этому славному, простодушному человеку, очертя голову ринувшемуся в весьма сомнительный брак. — Не промахнулся ли, дружок, а? Ведь ты толком не знаешь, что приобрел.
Эжен накрыл ее руки ладонями.
— Есть масса вещей, которых не следует знать друг о друге даже очень близким людям. Я уверен, что сделал лучшее в своей жизни приобретение. К тому же я не такой простак, дорогая. Согласись, в данном случае победу могла принести только стратегия молниеносной атаки. Времени на раздумья у меня просто не было. А вот хозяйка виллы «Ласточка» даже не догадывается, сколько в ее доме комнат и какой великолепный сад!
— Ты хочешь похвастаться, мой господин? Отложим экскурсию на завтра. Мне кажется, молодоженам лучше пораньше запереться в спальне.
В глазах Эжена сверкнула радость — Дикси сказала именно то, что ему хотелось услышать.
…Почти полгода Дикси не узнавала себя. Она оказалась отменной хозяйкой и ничуть не жалела, что стала мадам Скофилд. Это имя больше подходило сдержанной, элегантной женщине, ведущей добропорядочный и чрезвычайно благополучный образ жизни. Вечера супруги предпочитали проводить дома, лишь изредка совершая выезды на концерты и в оперу.
— Ты стала похожа на Патрицию. У тебя была великолепная мать, — сказал как-то Эжен.
— Это комплимент. Мама поражала меня своей терпимостью. А я капризуля. — Дикси отключила звук телевизора.
— Что ты хочешь сказать, Дикси? Тебя что-то не устраивает в нашей жизни? — Эжен отвернулся от экрана, на котором бесновался обеззвученный Майкл Джексон.
— Нет, дорогой, все отлично. Просто… просто мне иногда не хватает прежней атмосферы, привычного круга общения.
— Твой круг неподходящее общество для уважающей себя женщины. Неудивительно, что ты предпочла иные знакомства. А что касается карьеры, ты просто стала более разборчивой, детка. Ведь моей жене нет необходимости зарабатывать себе на жизнь пустяковыми рольками. — Он поставил звук на минимум, заметив, что в программе «Новостей» показывают арабских террористов, взорвавших кафе на Монмартре.
— Да, мне не всегда приходилось быть разборчивой. Очень скверно, когда девочка из состоятельной семьи в двадцать лет оказывается беспризорной и почти без средств. Ведь я не получила наследства, Эжен.