Семь цветов страсти - Елена Арсеньева 32 стр.


Приключение с Алом и вовсе не подлежит пока никакому осмыслению. Хорошо, наверно, что мы все-таки встретились, и не слишком-то обидно за нелепую сцену, которой завершился наш давний роман. Знаменательный, между прочим, финал…

Всех звезд тебе и всех радостей, славный «ковбой» Алан Герт!

4

Записки Д. Д.

…Через два дня активных деловых действий и хождений по кабинетам с устрашающими названиями я получила красивый гербовый документ на владение недвижимостью в виде поместья Вальдбрунн, состоящего из строения середины XVIII века с жилыми пристройками, и т. п., и т. д. Были и переводы на мое имя счетов в швейцарских банках. Причем через слово в этом длинном документе указывалось, что я владею лишь половиной имущества завещателя на паритетных началах с мсье Артемьевым, гражданином РФ.

Да пошел он к черту, этот господин Артемьев! Не нужны мне его пятьдесят процентов и не нужна его тараканья жизнь, его признания и скрипичные страсти… Хозяйка Вальдбрунна сумеет устроить себе веселую жизнь!

Я позвала Рут, чтобы отпраздновать это событие, а на субботу наметила грандиозную вечеринку для ближайших друзей. Список расширялся — хотелось увидеть и завистников, и тех, кто плевал в «тонущую» Дикси, шептал гнусности за ее спиной, — пусть порадуются. И, конечно, Чака и Сола, если успею их разыскать.

Эпизод с Алом немного расстроил меня. Вот и еще один секс-символ рухнул. Он только распалил меня, заставив чаще вспоминать о Чаке.

Рут явилась с цветами и картиной — довольно большое полотно в свойственной ей манере «иронического сюра»: в лесных кущах гонялась друг за другом целая вереница фантастических рыб с человеческими лицами, стремясь проглотить друг друга. Но колорит действительно что надо: блекло-зеленый, с желтизной и оранжем.

— Это называется: сны эротоманки Дикси. Видишь, они все заглатывают друг друга!

— Я не сильна в аллегориях. И тем более в сексе. На днях потратила целую ночь, чтобы вдохновить на пятнадцатиминутный сеанс главного плейбоя моей юности.

— Это от него привет? — кивнула Рут на пожелтевший синяк у моего горла. — Горячий малый, ты неплохо постаралась… У латышек — холодная кровь. Я люблю поговорить об этом, пофлиртовать. Мне, наверно, пришлось бы по вкусу, если бы из-за меня стрелялись на дуэли, проматывали состояния, воевали — ну, такой хищный готический романтизм… А сам факт… Наверно, надо слишком много, чтобы убедить мои потроха, а главное, мозги в привлекательности этого занятия.

— А как же муж? Он умеет создавать необходимые обстоятельства или предпочитает кого-нибудь попроще?

— Жорж отличный муж, регулярно исполняющий супружеские обязанности. Не слишком задумываясь, сколь искренни мои ответные чувства… Но мне, правда, ничего не надо. Только иногда приходят мысли, а что, если бы… — Рут замолкла, решив изменить тему. — Когда будем собирать пикничок в Австрии? И что ты вообще собираешься делать с имением?

— Видишь ли, ни продавать, ни сдавать в аренду я его не могу. Должна жить там или временами навещать, сохраняя дом от разрушения. Но он уже на грани. Ума не приложу, что с ним делать.

— А твой братец?

— Он еще не оформил нужных документов. К тому же ему посложнее «заезжать» в Вену, чем мне… В общем, мы еще не решили.

— Но все же чертовски приятно владеть историческим памятником! Заведи псарню, карету, а я буду приезжать к тебе в гости, писать этюды на пленэре, бродить с ружьем по лесам и соблазнять местных крестьян вот с такими бородами!

— Кажется, я поняла твои вкусы. Мне действительно понадобится хороший стилист, если затею ремонт дома, а потом и художник по интерьеру. Будет здорово, если ты сможешь вырваться с Жоржем.

— Ну, нет! Ты забыла про бородатых мужиков? Я приеду одна.

Длинно и настойчиво зазвонил телефон. Я поняла, кто может пробиваться в Париж издалека, но ошиблась.

— Дикси, это ты? Голос очень бодрый — поздравляю. Случайно узнал о завершении твоей бумажной волокиты. Ты теперь что, баронесса?

— Чакки, спасибо, дорогой, можешь звать меня маркизой. Маркизой де Сад. Ты где?

— В данный момент в Гонконге. Но послезавтра буду в Вене — целых три дня! Вырвал отпуск у режиссера из-за тебя. То есть из-за вас, маркиза! Не терпится взглянуть, как живут австрийские аристократки. Приезжай в Вену, Дикси, пожалуйста! У меня не выйдет заехать за тобой в Париж.

— Ну ладно, уговорил. Тем более мне необходимо появиться в Вене для завершения последних формальностей. Нас это, думаю, не отвлечет. Позвонишь мне в гостиницу, да, как всегда, в «Сонату», я не изменяю привычкам.

— Это тот самый? — посмотрела на меня со значением Рут, когда я повесила трубку.

— Что значит «тот самый»? Ты уже поставила на особую полочку рядом со мной троих.

— Ну, тот «звездный» голливудский парень, с которым ты прогуливалась на яхте. Если я не путаю, Чак Куин?

— Точно. Тот самый Чак Куин, которого мне всегда приятно видеть и… чувствовать.

— А меня ты не приглашаешь? — вдруг спросила Рут.

— Почему же? Как у тебя с делами на ближайший уик-энд?

— Пожалуй, денек смогла бы выбрать у работы и семьи. Я серьезно.

— Я тоже. Тогда поедем вместе, встретим Чака, совершим экскурсию в Вальдбрунн, ты вернешься в Париж, а я завершу свои бумажные дела в Вене. Повеселимся. Идет?

— Неплохая идея… Ты не боишься, что я отобью твоего красавца?

— Сама же сказала, что интересуешься только фермерами с бородами, и то по большим праздникам… Фу, черт!

Опять телефон. На этот раз Ал.

— Детка, я отснялся. Завтра утром улетаю. Ты бы не хотела попрощаться со мной? — Его голос звучал осторожно, будто предчувствуя отказ.

— Ал, я сегодня получила наследство и должна срочно навестить тетю, требуется ее подпись на документе.

Глаза Рут округлились, а затем понимающе сощурились.

— Я приглашу тебя прямо в свое поместье, как устроюсь, обещай не отказываться.

— Понимаю, понимаю, — пробурчал Алан. — Ну что ж, привет тете!

— Это как раз автор «зарисовки». — Я коснулась шеи, задумчиво глядя на трубку с короткими гудками отбоя. Да, не слишком эффектно завершился мой первый роман. А ведь я так и не призналась Алу, как серьезно переболела тогда любовью и как пыталась дозвониться ему в Америку в тот вечер, который считала для себя последним…

Рут понимающе усмехнулась:

— Весьма оригинальная выдумка с тетей. Боюсь, он не поверил. Если будет звонить еще, подзови меня — изображу ему тетку в лучшем виде.

— Спасибо, старушка. Он не позвонит больше… По-моему, у нас горит пирог.

Я вскочила от трели таймера и вытащила из микроволновки чудесно подрумяненный слоеный пирог с осетриной и шампиньонами, но едва успела поставить его на поднос, как заурчал телефон на кухонном столике. Положительно я сегодня именинница.

— Будьте добры, попросите мадемуазель Дикси. — Его угрожающе одичавший английский звучал издалека, будто с другой планеты.

— Майкл? Постой, возьму другую трубку! — Я опрометью бросилась в спальню — почему-то не хотелось говорить с ним при Рут.

— Алло! Ты где?

— Я в Москве, Дикси, мои на даче. Саша отлично сдал экзамены. Едет на гастроли с ансамблем в Бельгию… Я покрасил автомобиль.

— Спасибо, что звонишь. Можешь меня поздравить. Только сегодня получила бумаги на владение наследством. Они ждут подтверждения с твоей стороны.

— Странно! Значит, это все не сон… Дикси, меня мучит… Нет, не то. Что ты делаешь?

— Пирог с осетриной. А вообще — снялась в эпизоде. Сыграла русскую женщину, провожающую на войну мужа. Кстати, вместо той актрисы, что ты вспоминал. Она запоздала с визой. Меня даже снимали без грима.

— Да, я знаю. То есть я хочу сказать, что вы очень похожи. И ты хорошо умеешь играть.

— Эй, дядюшка, у тебя трудности с языком, а ведь ты обещал усиленно заниматься.

— Здесь много проблем с моей деревянной скулящей подружкой. Готовлю новый репертуар. Подписал грандиозный контракт.

— Когда ты приедешь?

— Не знаю, как выйдет с документами, — архивы пока молчат. Может, я вообще окажусь не тот Артемьев. А венок бронзовый привинтили к ограде. Я там был. Все на месте. Наши выгравированные имена совсем рядом. На века.

— Спасибо, даже если ты другой Артемьев.

— Будь счастлива, Дикси… Я… я… немного скучаю.

— Я тоже.

Связь оборвалась. Я осталась одна, как на опустевшем перроне… Ну зачем он только звонил! Тьфу! Обожгла руку о пирог, разбила тарелку…

— Что у тебя за погром? Давай я донесу, тебя явно шатает. — Рут подхватила поднос с тарелками и бокалами, а я взяла пирог.

— Люблю, чтобы все было красиво даже в повседневной жизни. Ведь жизнь в основном повседневная. — Она замысловато скрутила салфетки, сунув в каждую из них бутон хризантемы из своего букета. И сняла с камина тяжелый бабушкин подсвечник. — Обожаю свечи, камины, водяные мельницы, голубей на потолочных перекрытиях, запах яблок из сада… Мои предки были фермерами.

— Что у тебя за погром? Давай я донесу, тебя явно шатает. — Рут подхватила поднос с тарелками и бокалами, а я взяла пирог.

— Люблю, чтобы все было красиво даже в повседневной жизни. Ведь жизнь в основном повседневная. — Она замысловато скрутила салфетки, сунув в каждую из них бутон хризантемы из своего букета. И сняла с камина тяжелый бабушкин подсвечник. — Обожаю свечи, камины, водяные мельницы, голубей на потолочных перекрытиях, запах яблок из сада… Мои предки были фермерами.

— В моем поместье будет большой зал с плафонной росписью в стиле Буше — розовые амуры с гирляндами роз на попках целятся в ожиревших матрон стрелами любви. А те закатывают глаза, прикрывая груди прозрачными вуалями. Ну, ладно, выпьем за нас. За твое фермерское и мое «амурное» счастье. Пусть будет красиво!

Мы выпили шампанского и повеселели.

— А не странно ли, что в центре Парижа в роскошной квартире при свечах сидят две вполне пикантные женщины, причем не лесбиянки? — вздохнула Рут.

— И при том, что мой телефон буквально обрывают первосортные поклонники. Вот! Еще один!

На этот раз оказался Сол.

— Детка, я у твоего дома. Промок до нитки. Что? Ты не заметила, что на улице льет как из ведра? А… надеюсь, я вам не помешаю? Не стал бы навязываться, но я проездом и имею к тебе срочное дельце… Спасибо. Что-нибудь прихватить? Это уже приобрел.

Я скорбно посмотрела на Рут.

— Не удалось отвертеться. Это деловой визит, увы. Нет-нет, посиди, надеюсь, он не слишком заболтается и даст нам возможность перекусить.

С плаща Сола действительно капала вода, сухими оставались только букет, купленный за углом, да кожаная сумка, которую он умудрился засунуть под плащ.

— Э, да у тебя здесь Версаль! Вот что значит разбогатеть! — оценил он с порога мои старания.

— Да, решила устроиться по-человечески. Нахватала долгов. Но теперь могу все раздать.

— Не ожидал, кстати, что Артемьев вернет тебе деньги.

— Откуда ты знаешь? — преградила я Солу вход в гостиную, но он отстранил меня.

— Потом. — И тут же расплылся в улыбке при виде Рут.

— Признаться, я рассчитывал застать здесь сердечного дружка, а наткнулся на такую прелесть! Вы актриса? Поразительно, вы так и проситесь в камеру. Нет, не тюремную! — Он захохотал своей привычной остроте, которую использовал при каждом новом знакомстве, и представился: — Соломон Барсак, кинооператор. Можно просто Сол.

Он галантно поцеловал руку, вскинутую Рут с угловатой грацией подростка. При этом по ее щекам скользнули и пали на плечи длинные прямые пряди.

— Вы похожи на «Инфанту» Веласкеса. И на мадонн Рафаэля. Вы полька или шведка?

— Латышка…

Беседуя в таком духе, они жевали пирог, забыв про меня.

— Может, мне сходить в кино или прогуляться по набережной? — напомнила я о себе, накладывая самостоятельно огромный кусок пирога. — Ничего, ничего, с салатом я тоже справлюсь сама. Продолжай обольщать Рут, Соломон. Но предупреждаю — она твердый орешек…

— Тогда как раз по мне — по моим крепким зубам. — Сол демонстративно сверкнул отличным новым протезом.

Мы еще раз выпили за мое везение, и Рут собралась уходить.

— Вам надо побеседовать, а меня, увы, ждет муж. Рада приятному знакомству.

— Надеюсь, в следующий раз наша встреча будет более удачной, — с подтекстом заметил Сол.

Они так долго и церемонно прощались, что я начала злиться: испортил мне вечер, вопил о срочности каких-то дел, а теперь, оказывается, совершенно не торопится.

— Ну что там у тебя, Сол? — спросила я нетерпеливо после того, как за Рут захлопнулась дверь. — Надеюсь, ты привез бумаги для расторжения контракта с твоей «фирмой»? Баронессе Девизо не к лицу повадки мелкой авантюристки. Опускаем занавес, дружище.

— Дай мне проглотить кусок. Я же с дороги. А пока выпей и подумай: если «фирма» заинтересовалась скомпрометировавшей себя «звездочкой», неужели она выпустит из своих клешней «баронессу»? Ах, Дикси! — Сол наконец-то дожевал, вытер скомканной салфеткой рот, не заметив засунутую в нее хризантему, и сделал трагическое лицо. — Ты не представляешь, детка, как я тебя отстаивал! Предлагал другие кандидатуры, твердил о твоих душевных недомоганиях, нежелании продолжать игру, но они вцепились как акулы!

Я задула свечи, убрала подсвечник на камин и зажгла лампы. Интимное освещение не соответствовало характеру беседы. У меня было такое ощущение, что дело дойдет до драки, вернее, нам придется крепко повздорить.

— Хорошо, что зажгла свет. Лучше видно цифры. — Он протянул мне бумагу.

— Что это?

— Чек на пятьдесят тысяч долларов от «фирмы» за отснятый материл.

— Они же признали сцены с Чаком мурой.

— Зато оценили кое-что другое. Где у тебя видак? — Сол протянул мне кассету и предупредил: — Копии, естественно, у них есть.

Я нажала кнопку, и на экране тут же засиял наш островной Эдем. Молодчина Сол, справился так, будто торчал все время чуть ли не между нами.

— Красиво, черт побери, красиво! — с причмоком прокомментировал он сцену на коряге.

Мне не на что было жаловаться — снято и смонтировано с блеском, и все в мою пользу — и цветок между пышных грудей, и даже бабочка, на секунду замершая на моем мокром бедре… А плескания в волнах — вообще рекламный ролик. Со стороны Чак даже выигрывает — такая мощь, атлетизм и виртуозная бесцеремонность! Я замерла от радости, вспомнив о том, что увижу его через два дня.

— Каково мне было это снимать? — Сол развел руками, показывая на вспухшие в паху брюки. — По-моему, у всей комиссии тоже стояло (у кого вообще может), но они вопили, что сыты эротикой по горло, тем более приморско-пляжной. А вот это смотрели с чувством.

Я подалась вперед, застонав от возмущения: мы с Майклом в Пратере катим по железной конструкции, потом, бранясь, покидаем ее, и — крупный план — он зализывает мое поцарапанное колено! Боже, ведь я не заметила тогда его глаз! А Сол заметил и запечатлел: зажатую, скрученную и от этого еще более острую страсть!

— В оперу я тогда не попал, но вы ведь не шалили в ложе? А потом чуть не потерял вас из виду. Поймал уже в Пратере.

— Но я даже не чувствовала, что ты рядом.

— Не так уж и рядом, Дикси. Меня вооружили такими штучками! Можно снимать президента Штатов из Москвы.

Потом на экране мы невинно жевали гамбургеры и проталкивались к «Ниагаре».

— Классный эпизод — прямо Феллини! — заметил Сол, с удовольствием просматривая водную эпопею.

Он сумел заснять все — наши воровские касания, взгляды и как Майкл вытащил меня на руках из лодки и демонстрировал ликующей публике — мокрую, в разорванном до бедра черном платье, с тяжелой гривой волнистых волос.

— Прелесть, Анита Экберг! А господин Артемьев — просто новая кинозвезда, — масса обаяния в непосредственности и нелепости. Чего стоят эти бицепсы! Да он почти Шварценеггер… В гостинице не было ничего интересного. Меня не пустили, а в окошко я свою «удочку» не стал закидывать — там много полиции. У меня, конечно, есть все оправдательные ксивы, но зачем лишний раз светиться? А вот теперь будет очаровательный эпизод — сплошная лирика, высокий класс!

Я не отрываясь смотрела «сцену» в Гринцинге: жадно сметающего закуски Майкла, а затем его страстный монолог.

— Эх, это бы озвучить! Голос у меня тоже записан, но надо специально чистить, — заметил Сол. — Ты здорово приодела парня. И у него замечательные руки — так бы и снимал. Очень выразительно!

Кисти Майкла на деревянном столе, нервно барабанящие пальцы, мои протянутые к нему ладони, его испуг и наконец наши слившиеся ладони, а глаза…

— Ну разве это само по себе не более эротично, чем с Чаком, а?

— И несравнимо более подло. — Я выключила телевизор. — Соломон, ты поклялся мне, что сумеешь прекратить все это! Идиотка! Понадеялась на тебя и выкинула вздор из головы…

Соломон подсел поближе, взял из рук пульт дистанционного управления и обнял меня за плечи.

— Я пытался отвертеться, девочка, клянусь тебе, но ничего не вышло — у меня точно такой же контракт, как и у тебя, только немного покруче… Эх!.. Ну, в замок я с вами не ездил, а в Москву, извини, меня просто выперли, до самолета довезли, визу в зубы — и коленом под зад… Если честно, не знаю, что он им так сдался, этот господин Артемьев… Есть, конечно, версии, но жиденькие. — Он снова включил видак. — По-моему, эти сцены кое-что объясняют.

Я увидела себя в Шереметьево с Майклом под руку, а потом у его обшарпанного автомобиля — на пленке «москвич» выглядел еще хуже.

— Сразу предупреждаю — сумел снять только «концерт» на кладбище и кусочек обеда на даче. Потом вы ушли в дом… Надеюсь, русские не склонны к любви втроем.

— Мы просматривали детские фото… Ах, жаль, здесь нет звука — он чудесно играл! — Я смотрела немой «концерт» у обелиска капитану Лаваль-Бережковскому.

Назад Дальше