Из-за ближайшей двери начали стучать и кричать – что именно, понять было трудно, поскольку дверь была обита уплотнителем и слоем грубой искусственной кожи.
– Открой ему, он добрый... – усмехаясь, сказал мент, который стрелял в полковника. Ему досталось только от кулака Владимира Алексеевича и от световой гранаты; но последняя не дает болевого шока, как световой пистолет, и мент уже оклемался. – Открой, выпусти; он, несчастный, всего-то две семьи вместе с детьми вырезал. Есть хотел, а в домах свет горел... Вот и зашел на огонек. А потом ел детей несколько дней, пока соседи не вошли и не повязали его. Открой ему, он несчастный и всегда голодный... Пожалей...
Владимир Алексеевич не любил, когда над ним насмехаются, потому кивнул подполковнику Лукошкину. Тот понял, ухватил говорливого мента за шиворот и подтащил к первой двери. Полковник посветил за стекло. За окошком бесился человек со страшным лицом, корчил ужасные рожи и бил в дверь руками и головой.
– Что тебе нужно? – через дверь громко спросил Кирпичников.
– Жрать хочу... – вопил человек. – Голодный я... Я всегда голодный...
Выглядел он в самом деле очень изможденным, и оставалось удивляться, откуда человек берет силы, чтобы так колошматить в дверь. Владимир Алексеевич посмотрел на номер камеры, нашел ключ с этим номером, открыл дверь и втолкнул в камеру мента.
– С праздником, больной. Вот тебе на праздничный ужин...
Мент заорал благим матом, упираясь и цепляясь руками за дверной косяк, но пара жестких ударов Лукошкина заставила его застыть за порогом между двумя опасностями. Заключенный внезапно успокоился, отошел от двери, сел на кровать и стал с любопытством и каким-то нескрываемым наслаждением, чуть ли не с радостью рассматривать освещенного фонарем мента. Ключ в замке повернулся с ехидным лязганьем. В камере остались двое, которых разделяла только темнота.
– Может, и вправду съест? – спросил товарища Кирпичников.
– Будем надеяться. Одним подлецом меньше станет, – спокойно, словно он каждый день отправлял ментов на съедение к людоедам, ответил Лукошкин. – Я бы ему даже горчицы дал, но с собой не захватил, а здесь уже все магазины закрыты.
– Еще такие голодные в камерах водятся? – спросил полковник курящего мента. – Специально для тебя и для Вовочки. Водятся, я спрашиваю?
Только что познакомившийся с коленом полковника нос испуганно пошевелился, отвернулся, опасаясь следующего удара, а голова отрицательно замоталась. Но Владимир Алексеевич расспрашивать дальше не стал и уже повернулся в другую сторону. Его звал сын, стоя около одной из дверей в камеру с фонарем в руке.
– Нашел? – торопливо подойдя, почти подбежав, спросил полковник.
– Нашел. Лежит, не встает. Кажется, она.
– Еще женщины есть? – поворачивая ключ, спросил Кирпичников-старший, не забыв, что его миссия не ограничивается только поиском жены.
– В соседней камере, – подтвердил Геннадий.
Дверь открылась, и они вошли. Это точно была Надежда Павловна. Она лежала на спине, не спала; смотрела в потолок отрешенным от всего взглядом и вошедших, кажется, не заметила. Фонари светили ей не в лицо, а в стену, но свет отражался яркий и освещал всю небольшую камеру. Не заметить их она просто не могла.
– Надя, – позвал Владимир Алексеевич.
Она не отреагировала.
– Мама, – позвал Геннадий.
И опять никакой реакции.
Отец с сыном подняли Надежду Павловну с кровати и поставили на ноги. Она послушно подчинялась, но была полностью отрешена от всего происходящего, не понимая, что с ней происходит; но не сопротивлялась и была готова выполнить все, что от нее потребуют. Они вывели ее в коридор.
– К выходу, – скомандовал полковник сыну.
А сам стал открывать дверь соседней камеры. Посветил фонарем. Матушка поднялась с кровати и встала. Вела себя она совсем не так, как Надежда Павловна, и явно находилась в полном рассудке.
– Здравствуйте, матушка. Помните меня? – Владимир Алексеевич навел фонарь на свое лицо, словно представился.
– Да, помню. Вы брат убиенного Виктора Алексеевича. Что вы хотите?
– Я пришел за своей женой. Она была в соседней с вами камере.
– Надежда? Это ваша жена?
Голос немолодой матушки звучал ровно и монотонно, без эмоций.
– Да. Но она сейчас невменяема. Сын повел ее к выходу.
– Что от меня нужно?
– Я пришел, чтобы и вас освободить.
– Спасибо. Наверное, я уйду с вами. Вас господь, я думаю, послал. Без его помощи вы не смогли бы сюда попасть. Нельзя пренебрегать божьей волей. Я готова. Только...
– Что? – спросил Владимир Алексеевич.
– Следующая камера за камерой вашей жены. Там мужчину держат. Он виноват только в том, что открыто высказывал свое мнение. Как мой сын. Только мой разговаривал с людьми лично, а этот в газеты и журналы писал и книги выпускал. Его сюда запрятали.
Владимир Алексеевич вдруг вспомнил, что даже не знает, как зовут мать отца Викентия.
– Простите, матушка, я вашего имени не знаю...
– Александрой меня зовут.
Ровность ее голоса тоже казалась неестественной. Раньше, помнилось Кирпичникову, она не так разговаривала. И улыбалась раньше... Но все же той схожести с роботом, что присутствовала в Надежде Павловне, у матушки Александры не было.
– Вы уверены, что его нужно вызволять?
– Да, – это было сказано твердо и без сомнений.
– Он не преступник?
– Нет. Он честный и верующий человек, патриот России. Сейчас патриотов, которые спецслужбам кажутся опасными, или в тюрьму, или сюда прячут. Особенно тех, кто что-то знает. А он много знает. Он бывший военный, в космических войсках служил.
– Хорошо. Пойдемте...
До нужной двери добираться было недалеко. Матушка Александра первой шагнула за порог и позвала в темноту:
– Юрий Павлович...
Владимир Алексеевич с небольшим опозданием посветил фонарем. С кровати встал немолодой человек, седой, с длинной бородой, изможденный, но резкий, порывистый в движениях. Шагнул навстречу.
– Здесь я. Что там за шум был? Новый год встречают?
– Нас освободить пришли.
Человек поднял глаза на полковника, но тот в лицо себе не светил, и потому увидеть освободителя было невозможно.
– Неужто власть сменилась?
– Еще не сменилась, Юрий Павлович, – сказал Кирпичников. – И потому попрошу поторопиться.
– Да, я иду... – Что-то сообразив, бородатый засуетился; шагнул в одну сторону, в другую, словно искал, что с собой взять, и только потом – к двери.
Владимир Алексеевич выпустил матушку Александру с Юрием Павловичем, сам вышел за ними в коридор, и в это время почувствовал вибрацию в кармане. Кто-то звонил на телефон спутниковой связи. Номер был известен только одному человеку, но он не должен знать, что полковник Кирпичников взял с собой трубку. Вытащив ее, полковник глянул на определитель. Так и есть – звонил генерал-лейтенант Апраксин.
– Полковник Кирпичников. Слушаю, товарищ генерал...
– С Новым годом! Здоровья и всего самого наилучшего тебе, Владимир Алексеевич. Главное, удачи в настоящий момент. Ты где? – спросил Виктор Евгеньевич.
– Я сейчас, товарищ генерал, далеко от Москвы.
– Я знаю. Поторопись к выходу. Кто-то из охранников успел нажать тревожную кнопку. Мне сообщили, что наряд милиции только что выехал в больницу.
Расспрашивать подробности и выяснять степень информированности генерала времени совсем не было. Обстановка накалялась, и следовало действовать быстро.
– Понял, товарищ генерал. Мы торопимся...
Генерал сам отключился от разговора, понимая, что в такой момент не до беседы.
Владимир Алексеевич дошел до выхода быстрее, чем матушка Александра с Юрием Павловичем. Все трое освобожденных были в больничных халатах и без зимней одежды. Но искать ее было некогда.
– Уходим. Этот козел, – полковник кивнул на мента, закрытого в камеру к людоеду, – успел нажать «тревожную кнопку». Надеюсь, его съедят до приезда наряда. Тот уже выехал. Быстро в автобус...
Про автобус было сказано намеренно, чтобы ввести в заблуждение возможное преследование. Охранники и санитары наверняка всё слышали и сообщат наряду, когда тот прибудет. Бойцы же поняли полковника без слов. Первым вышел подполковник Вельчанинов; осмотрелся и, никого не обнаружив, распахнул дверь шире.
– Вперед!
Шли быстро. Освобожденных поддерживали под руки, но идти самостоятельно не могла разве что одна Надежда Павловна.
Выйдя из ворот первым, Владимир Алексеевич остановился. Рядом с их машинами стоял большой внедорожник. В темноте трудно было определить, что это за машина, и Кирпичников сделал знак другим, чтобы остановились, желая самостоятельно проверить. Но из машины вышел человек, поднял руку, и полковник узнал голос генерала.
– Быстрее. Время торопит...
Группа побежала. Пришлось бежать и освобожденным, хотя Надежду Павловну буквально несли на руках Геннадий и подполковник Лукошкин.
– В мою машину их! – распорядился генерал. – У вас не поместятся. Кто третий?
– В мою машину их! – распорядился генерал. – У вас не поместятся. Кто третий?
– Матушка просила его забрать, – скороговоркой ответил Кирпичников.
Генерал показал ему на переднее сиденье своего «Ленд Крузера». Владимир Алексеевич сел, когда на заднем сиденье устроились трое освобожденных, и тут же вспомнил видение капитана Радимова. Большая машина, внедорожник, три человека на заднем сиденье. Капитан предвидел ситуацию из будущего, а не то, что было в прошлом...
– Поехали.
– Я останусь, – через «подснежник» сообщил Валеев. – Подстрахую. У меня в машине гражданский костюм. Переоденусь. Направлю ментов в другую сторону, за автобусом. Подождите меня за городом, километрах в двадцати.
– Добро, – согласился полковник.
* * *– В профессиональном плане, Владимир Алексеевич, ты с этим делом провалился, – сказал генерал. – Очень сильно и основательно.
– Да, товарищ генерал, – выключив микрофон «подснежника», согласился полковник Кирпичников. – Наличие «тревожной кнопки» я должен был предположить. Честно говоря, даже предполагал это, но мы отключили электричество до того, как начали действовать. Обычно все «тревожные кнопки» питаются от электрической сети. Здесь, видимо, была какая-то другая система.
– Ты живешь вчерашним днем.
– Я, товарищ генерал, живу армейскими мерками, поскольку с армией расстался совсем недавно. А там все «тревожные кнопки» запитываются от общей сети. Правда, всегда существует резервная система, которая включается автоматически. В больнице такой системы, видимо, нет. Но в любом случае, чтобы подключить резервную систему, местным электрикам предстояло еще найти место замыкания. А это в темноте не очень просто. По времени же мы уложились.
– Ты не учел, что в нашу армию все новинки поступают в последнюю очередь. Хотя наличие электронной «тревожной кнопки» с автономным аккумуляторным питанием давно уже перестало быть новинкой. Сигнал идет через выделенную линию Интернета. Но это не основной твой провал. Гораздо более серьезный ляп ты допустил в плане сбора информации. А военному разведчику следовало бы до начала действия произвести основательную разведку.
– В чем провал, товарищ генерал? – Кирпичникову хотелось знать свою ошибку не для того, чтобы попытаться защититься, а только для того, чтобы в будущем не повторить ее снова.
– Ты знал, что действуешь против Департамента «Z». Мог предположить, что организация это серьезная, даже исходя только из тех фактов, что тебе известны. Этого достаточно. Но следовало бы поинтересоваться, что за проект они разрабатывают в настоящее время, чтобы не нарваться на неожиданность. Вы сегодня устроили ментам охраны неожиданность? Стреляли, я надеюсь, лишь из световых пистолетов?
– Лишь из них. Выстрелы из боевого оружия были только со стороны ментов. Один дал очередь в меня.
– И как?
– Нанокостюм выдержал. Боль есть, но незначительная. Тот электронный врач, что крепится к бедру, впрыснул, я думаю, какой-то наркотик.
– Пустячок, а приятно, – сказал генерал. – Но вы сегодня неожиданно для ментов продемонстрировали лучевое оружие – световой пистолет. Кстати, изготовлен он специально по заказу МВД, чтобы без серьезной стрельбы иметь возможность захватывать преступников. Против МВД же и сгодился. У ментов, видимо, проблемы те же самые, что и в армии. Заказ они делают, а продукцию оплатить не могут. Пистолет-пулемет «ПП-2000» тоже сделан по заказу МВД, но там его получили единицы. Однако дело не в этом. Ты пошел на операцию без предварительной серьезной разведки и рисковал попасть в положение, в которое попали менты охраны, встретившись со световыми пистолетами. Вернее, ты, Владимир Алексеевич, уже попал в такое положение и встретился с тем, к чему был не готов. А разведку за тебя производил я. Правда, по чистой случайности. Наша следующая операция будет проводиться совместно с Департаментом «Y». Изучая материал, я узнал, что он по этой же теме в экспериментальном порядке сотрудничает с Департаментов «Z». И вынужден был гнать сюда на предельной скорости, чтобы вытащить тебя из неприятной ситуации. И не только тебя, а основной состав твоей оперативной группы, а следовательно, и свой Департамент. То есть ты можешь нос не задирать. И не ради тебя единственного я так активно включился в дело. Мне как-то уже и не по званию на таком уровне работать...
Генерал начал притормаживать, потому что на выезде из города на посту ГИБДД инспектор помахивал палочкой и прикрывал, позевывая, ладонью рот.
– Не выходить, – распорядился генерал. – Во вторую машину передай: пусть встанут следом за мной, я вас прикрою. Моя машина и мое сопровождение досмотру не подлежат.
Он мигнул сигналом поворота и заехал на площадку перед двухэтажной будкой. Полковник Кирпичников включил микрофон «подснежника» и передал приказ генерала. «Нива» сразу же остановилась следом за «Ленд Крузером». Генерал подошел к инспектору, сказал что-то. Инспектор вытянулся по стойке «смирно» и неуверенно козырнул. Генерал достал какие-то документы, показал, дал прочитать под светом фонарика, потом показал на свою машину и на «Ниву». Мент снова козырнул, и Апраксин направился на свое водительское место.
– Наш инспектор уже Новый год встречал, когда батальон подняли по тревоге. Город перекрыли. Сейчас сюда подъедет подкрепление и машина ОМОНа. Предупреди Валеева, чтобы был осторожен.
– На оружие у него разрешение, а больше им придраться, кажется, не к чему. Пока он сам на связь не выходит – значит, вне досягаемости...
– У него в машине моя сумка, – сообразив, о чем речь, сказал в «подснежник» полковник Денисенко. – В сумке много чего, что заинтересует ментов ...
Кирпичников передал слова Анатолия Станиславовича генералу. Тот досадливо стукнул по рулю ладонями.
– Плохо. Эксцессов нам не нужно. Что делать будем?
– Навскидку вижу только один вариант, товарищ генерал, – сказал полковник. – Инспектор отнесся к вам с уважением. Вам следует выйти к нему и сказать, что будет еще одна машина. И здесь дождаться Валеева. Это то место, где нас искать не будут.
– Да. Это, наверное, нормально.
Генерал снова вышел из машины. Инспектор заспешил ему навстречу, а с другой стороны шел еще один...
2
Вернувшись в машину, Апраксин внимательно посмотрел на заднее сиденье. Пассажиры его сидели молча и, кажется, дремали. По крайней мере, глаза матушки Александры и Юрия Павловича были закрыты. И только Надежда Павловна сидела с открытыми глазами, смотрела прямо перед собой, но ничего, кажется, не видела. В нормальное состояние она еще не вернулась, и это вызывало беспокойство у Владимира Алексеевича, который посматривал на жену во время разговора с генералом.
– Ну что, товарищ генерал, они не возражают? – спросил Кирпичников, когда Апраксин сел в кресло.
– Они даже рады. Я же сказал, что со мной вооруженная охрана из ФСО[13]. А ловят опасных вооруженных преступников, которые расстреляли в СИЗО кучу милиционеров и выкрали нескольких подследственных. Не в больнице, а в СИЗО. Это так сюда сообщили. Но информировать их всерьез никто и не будет. В общем, они рады, что рядом есть вооруженная подстраховка. Плохо, что мент слишком близко к нам стоит. Он пытался звонить, а связи нет.
– А мы какое отношение имеем к связи?
– Самое непосредственное. Это я тебя подстраховал. У меня в машине «глушилка» включена, поэтому в радиусе десяти метров не работают телефоны, а в машине не фурычит навигатор.
– Не понял, товарищ полковник. Связь между глушилкой и подстраховкой...
– Я тоже не все понимаю. Не понимаю, почему твоя жена находится в состоянии прострации, а двое других – нет, хотя, по логике, они тоже должны быть такими же.
– Почему?
– Потому что нам всем вживили в тело микрочипы, – сказал с заднего сиденья Юрий Павлович. – Голос у него был негромкий, но интонации – твердыми. – И мы находимся у них под контролем.
– Временно вы вышли из-под контроля, – сообщил генерал. – «Глушилка» перебивает диапазон волн, на котором работают их GPS-приемники. Как только вы сели ко мне в машину, вы вышли из-под контроля. Если не ошибаюсь, я имею дело с Юрием Павловичем Соколовым?
– Так точно, товарищ генерал. Только я не знаю, с кем имею дело. Мне матушка Александра сказала, что рядом с вами муж Надежды Павловны, офицер спецназа ГРУ. Вы, конечно, не его начальник, потому что в спецназе ГРУ, насколько мне известно, генералов не бывает...
– Я генерал-лейтенант Апраксин. Где я служу, сообщать не буду, потому что вам мое место службы ничего не скажет, а объяснять это и долго, и сложно. Вы уволились из армии достаточно давно, когда нашей структуры еще не существовало.
– Вы многое обо мне знаете, – сказал Юрий Павлович. – Откуда?
– Я одно время интересовался вашими работами. Пару книжек прочитал, несколько статей. Видел когда-то давно по телевидению вашу беседу, после этого проявил интерес. Это было до того, как вас запретили пускать на телевидение. Потом читал ваш сайт в Интернете. Там тоже и биография, и фотография. С бородой вас узнать трудно, но у меня глаз наметанный, и я узнал. Кажется, вам успели присвоить звание генерал-майора до того, как уволили?