– Она? – спросил полковник из дверей.
– Очень плохие фотографии. И камера плохая, и разрешение очень низкое. Наверное, для пересылки разрешение специально уменьшали, да и размер снимка – тоже. Я если что-то пересылаю, всегда так делаю. Но у меня камера хорошая, а ментам такие не покупают. Сам посмотри...
Владимир Алексеевич встал за спиной сына, положив руку на спинку кресла. С монитора на него смотрела женщина с отрешенным лицом, причем снимок был сделан с расстояния в несколько метров, а потом увеличен, и потому изображение было размыто. Схожесть была очевидна, но полноценной уверенности не было.
– Я очень сомневаюсь... – сказал Геннадий.
– Но похожа, – констатировал Владимир Алексеевич. – Давай другую фотографию.
Вторая фотография была сделана вполоборота; лицо, искаженное гримасой, было совершенно не похоже. Но голову женщина держала так, как обычно делала Надежда Павловна, – чуть наклоненной, отчего казалось, будто она смотрит исподлобья. Такой взгляд и такой наклон головы чаще бывает свойствен суровым мужчинам, нежели женщинам. И потому фотография опять вызвала сомнения, несмотря на непохожесть лица. Впрочем, Владимир Алексеевич сам хорошо знал, что узнаваемость часто связана с профессиональными качествами фотографа. А если съемку производит не фотограф, а просто человек, взявший в руки камеру только по необходимости, то результата можно ждать любого. Это раньше, во времена пленочных фотоаппаратов, когда требовалось не только фотографировать, но и пленки самому проявлять, и фотографии печатать, съемкой обычно занимался профессионал. А сейчас, во времена цифровой фотографии, каждый мент считает себя фотографом, и снимки получаются небрежными, невыразительными и зачастую искажающими действительность. С этим Владимиру Алексеевичу уже приходилось встречаться в служебных делах.
– Следующий снимок, – потребовал отец.
Сын сменил изображение. И опять снимок говорил мало. Впечатление было такое, будто фотограф намеренно ловил моменты, когда лицо искажает какая-то гримаса.
– Следующий снимок...
– Всё, – сказал Геннадий. – Только три снимка прислали.
– И что скажешь на это?
– Ничего не скажу. Ни «да», ни «нет». А ты?
– И я то же самое. Руки бы фотографу оторвать!
– Или тому, что приказал фотографу такие снимки сделать. Руки вместе с головой...
– Пусти меня к компьютеру, ответ генералу напишу. Он со смартфона прочитает.
Владимир Алексеевич уже знал, что генерал имеет привычку читать электронную почту со смартфона, хотя отвечать предпочитает с компьютера. Отправив сообщение, полковник откинулся на спинку кресла и попросил сына:
– Чай завари. Попьем, подумаем.
Геннадий ушел, а Владимир Алексеевич еще раз исследовал все три фотографии. Смотрел внимательно; вроде бы и узнавал что-то, и не узнавал одновременно. Вроде бы пришла в голову какая-то мысль, но сразу сконцентрироваться на ней не получалось. Чувствовалось, что-то не так в этих изображениях. Но что было не так, пока не укладывалось в рамки точной формулировки. И тут же пришло ответное сообщение от генерала: «Не поддавайтесь фрустрации. Буду у вас через три часа. Перед этим позвоню. Ждите».
Полковник вышел на кухню.
– Генерал будет у нас через три часа. Он человек пунктуальный. Через три часа нужно будет заварить свежий чай. Это – на тебе.
– Сделаю. Что еще говорит? О фотографиях.
– Предлагает не поддаваться фрустрации.
– А это что такое? Пьянство, что ли? – не понял капитан.
– Хуже. Это отчаяние от несбывшихся надежд, – объяснил полковник. – Поскольку мы работаем в Департаменте, который обеспечивает тесное сотрудничество армии с наукой, наш генерал часто вынужден общаться с ученым народом – вот и нахватался от них слов, которые я иногда вообще не понимаю. Приходится спрашивать. Оказывается, все просто...
– Но я тоже был прав, – хмыкнул капитан. – Пьянство часто порождается отчаянием. В современном российском мире люди пьют от отчаяния и от невозможности приложить себя, от невозможности сделать свою жизнь такой, какой хочется. Так, по крайней мере, в нашем городке. Живут те, кто торгует и ворует. И во власти работает. А простые люди в отчаянии...
– Я передам твое замечание генералу, – улыбнулся отец.
* * *Геннадий до приезда Апраксина прилег отдохнуть. Все-таки «Нива», за рулем которой капитан проехал за день больше тысячи километров, для таких дальних поездок не слишком приспособлена, и водитель в ней основательно устает. Плюс к этому несколько небольших происшествий... Любого другого человека они лишили бы сна, но для офицера спецназа ГРУ казались нормальным явлением в период боевых действий. Поэтому Кирпичников-младший, за время многочисленных командировок в районы «горячих точек» привыкший к разного рода нестандартным ситуациям, легко уснул.
Владимир Алексеевич же, вообще человек бессонный, привыкший спать предельно мало, вернулся к компьютеру и снова открыл файлы с присланными фотографиями. Ему все не давала покоя мысль, за которую он не сумел зацепиться, которая уже почти далась в руки, но ее перебило сообщение от генерала Апраксина.
Однако, как это часто случается, когда особенно стараешься что-то вспомнить, теперь не удавалось ухватиться даже за след ушедшей мысли. И сколько полковник ни всматривался в фотографии, понять, что обеспокоило его и готово было вызвать вопрос, он не мог.
Пока сын спал, Владимир Алексеевич еще раз заварил чай – теперь уже покрепче, чтобы кровь по сосудам забегала быстрее. И это помогло. Кирпичников вдруг явственно увидел то, что вызвало его беспокойство. На первой фотографии, где лицо вышло нечетким лишь слегка, фоновое изображение было размыто значительно сильнее. Причем таким образом, что увидеть, где находится женщина, было невозможно. Такое изображение обычно дают хорошие профессиональные фотокамеры; резкость фокусируется только на одном объекте, расположенном близко, а остальные объекты выглядят нечетко. Но этот снимок был сделан явно плохой камерой, может быть, даже трубкой сотового телефона, которая принципиально не умеет наводить резкость и выделять какой-то объект. Тем не менее разница в размытии лица и фона была значительная.
Полковник перевел изображение в программу «Photoshop», сменил формат и там увеличил. И «Photoshop» наглядно показал, что над фотографией основательно поработали, чтобы затруднить узнавание. Но только ли узнавание? Пусть лицо пропустили через стандартный фильтр «Размытие». Может быть, даже дважды пропустили. А фон? А фон просто слегка размазали с помощью стандартного же инструмента «Палец». Только зачем это сделали? Непонятно. Если в Ростовской области обнаружили женщину, страдающую амнезией, если эта женщина походит по параметрам поиска на пропавшую Надежду Павловну Кирпичникову, то могли бы просто прислать нормальные фотографии. Но снимки получились такие, что на них трудно что-то разобрать. Причем сделано это явно умышленно. Зачем?
Ответ напрашивался сам собой. Полковника Кирпичникова и его сына кто-то намеревался заманить в ловушку. И потому страхуется, высылая такие фотографии. Вроде бы есть схожесть – значит, требуется ехать. А если с Кирпичниковыми что-то случится, легко будет отговориться: мол, фотографии оказались плохими, не было под рукой хорошего фотографа; требовали фотографии срочно, срочно и сделали как могли...
У той женщины наверняка есть какая-то схожесть с разыскиваемой Надеждой Кирпичниковой. И этим кто-то пытается воспользоваться. Да, вывод можно было сделать именно такой.
За спиной послышались шаги. Геннадий уже выспался. Остановился за спиной отца.
– Я вспомнил. Первая фотография... Самая крупная...
– Ну...
– Это мама. Но... Но это, кажется, из тех фотографий, что я отдавал в отдел розыска. Что-то там не так. Это какая-то темная история. А на других фотографиях, где мелко, там не она.
– А эта фотография, которую ты им дал, она где была сделана? Мама где находится?
– В большой комнате, за столом сидит.
– Тогда понятно, почему они фон размыли. Чтобы нас заманить, но убрать знакомые нам детали, иначе мы поняли бы. Все правильно.
Мобильник Геннадия подал голос. Он поспешил в прихожую, где оставил на вешалке свой бушлат, в котором и лежала трубка.
– Слушаю, капитан Кирпичников. Да... Да, товарищ генерал. Понял. Мы ждем вас.
Сын зашел в кабинет и положил трубку на компьютерный столик.
– Едет.
– Я понял. Заваривай чай...
Сын ушел на кухню, а Владимир Алексеевич попробовал просчитать, насколько может быть выгодным для Апраксина положение, в которое попал его подчиненный. И по всем параметрам выходило, что генералу это очень невыгодно. Значит, на Виктора Евгеньевича в сложной ситуации можно положиться.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Звонок в дверь застал Владимира Алексеевича сидящим за компьютером в поисках той фотографии, что сын передал в отдел поиска МВД, и дверь открыл Геннадий, оказавшийся ближе. Полковник Кирпичников встал, думая, что приехал генерал. Но оказалось, что это сосед по лестничной площадке Коля Трофимов.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Звонок в дверь застал Владимира Алексеевича сидящим за компьютером в поисках той фотографии, что сын передал в отдел поиска МВД, и дверь открыл Геннадий, оказавшийся ближе. Полковник Кирпичников встал, думая, что приехал генерал. Но оказалось, что это сосед по лестничной площадке Коля Трофимов.
– Извини, Генаха, что так поздно, – хриплым голосом сказал сосед. – Я на балкон вышел покурить, смотрю, свет у тебя. Слушай, проснулся, башка трещит... Выпить глотка не найдешь?
Владимир Алексеевич вышел к соседу.
– Нет, Коля, мы дома запасов не держим. Если б было, мы бы сами давно выпили.
Кирпичников-старший общался с соседом понятными для того категориями.
– А что, я сгонять могу! Было бы желание и бабки...
– Нет, Коля, желания. Извини.
– Как хочешь, Лексеич. Если что, я под боком. Я уже ложиться до утра не буду. Понадобится, звони. Я на ногу легкий. – Трофимов улыбнулся беззубым ртом.
– А что ты зубы себе не вставишь? Не старик еще...
Сосед был на пару лет старше самого Владимира Алексеевича.
– А на хрена? Есть все равно нечего. А пить я и так могу. Так даже лучше.
Когда-то Коля Трофимов работал наладчиком станков-автоматов на заводе АЗЛК. Был даже каким-то орденоносцем и вообще личностью в почете. С развалом завода и потерей работы запил и сам развалиной стал.
– Хозяйку-то свою не нашли?
– Не нашли пока.
– А «Скорая» дня четыре назад не к ней приезжала?
– «Скорая»? – переспросил Владимир Алексеевич.
– Ну да, ночью. Я как раз домой от товарища возвращался. Часа два было. Смотрю, «Скорая» стоит. Два санитара, здоровенные такие хари, бей – не промахнешься... только им бить не давай, потому что они точно не промахнутся... да... и врач. Я подумал, что к Филимоновне. Врач в военных брюках был. Летчик, что ли... Синие брюки, из-под халата видно. Потому и подумал, что из госпиталя для ветеранов.
Клара Филимоновна, ветеран Великой Отечественной войны, жила этажом выше. Болела, как и полагается по возрасту, и ей часто вызывали «Скорую помощь».
– Надо будет заглянуть к ней, – сказал Геннадий.
– Поздно, – констатировал Трофимов.
– Понятно, что поздно, – согласился с соседом капитан. – Днем загляну.
– Поздно, говорю. Ее через день после той ночи похоронили.
– А что ты про «Скорую» раньше не сказал? – спросил Геннадий.
– Да я видел-то тебя мельком. Ты расспрашивать к бабе моей приходил, меня не было... Ладно, пошел я.
Сосед развернулся, Геннадий распахнул дверь, и тот вышел на лестничную площадку, издав тоскливый вздох. Голова, видно, болела сильно.
Полковник сел обратно за компьютер, чтобы все-таки найти нужную фотографию и сравнить два снимка. Это разрешило бы все сомнения. Сам Владимир Алексеевич имел привычку время от времени чистить «фотоальбом» в своем компьютере и выбрасывать некоторые фотографии. Но, если он не выбросил этот снимок, если Геннадий скопировал его, значит, оригинал должен оставаться в компьютере, потому что за эти дни полковник Кирпичников за компьютер не садился и с фотографиями не работал. И нашел-таки. И даже сравнить успел. Сомнения отпали. Присланный снимок был сделан в «Photoshop’е» с существующего оригинала.
Следующий звонок в дверь заставил Владимира Алексеевича обогнать сына, выключить свет в прихожей и посмотреть в дверной «глазок». Свет выключался по простой причине. Когда открываешь крышку дверного «глазка», свет видно с другой стороны двери. Достаточно подставить к глазку пистолетный ствол и, когда свет закроет голова хозяина, выстрелить. При выключенном свете невозможно угадать момент, когда хозяин посмотрит в «глазок». Но опасения оказались напрасными. Это был генерал-лейтенант Апраксин, и не один. Сбоку от генерала стоял человек с большой спортивной сумкой на плече; лица видно не было, и потому полковник Кирпичников узнал его, только когда открыл дверь. Оказалось, Виктор Евгеньевич взял с собой заместителя Кирпичникова по хозяйственной части, бывшего прапорщика ВДВ Гималая Кузьмича Слепакова.
– Не разбудили? – сразу спросил Апраксин.
– Никак нет, товарищ генерал.
– Здравия желаю, товарищ полковник. – Слепаков, шагнув за порог, пожал руку сначала отцу, потом Геннадию, вышедшему в прихожую вслед за Владимиром Алексеевичем. – С наступающим всех. В беспокойстве Новый год встречаем. Лимит исчерпаем – следующий год спокойным будет. У меня такая личная примета есть. Всегда срабатывает.
Владимиру Алексеевичу показалось, что обычно немногословный Гималай Кузьмич пытается болтовней развеять напряжение. Это у него, впрочем, не получилось, потому что никто не отреагировал на его слова.
– Чаю... – предложил полковник. – Геннадий только что заварил.
– Спасибо, я уже столько кофе за вечер выпил, что организм больше жидкости не принимает, – отказался Апраксин. – Лучше сразу к делу приступим. А то мне дальше ехать нужно, еще кое-какие дела решить.
Прошли не на кухню, а в большую комнату.
– Начну со своих попыток разрядить обстановку. Довести до представителей Департамента «Z» сведения о том, что воровство трубки ничего им не дало, у меня получилось. Сейчас, Владимир Алексеевич, напиши рапорт обо всем случившемся, в том числе и о попытке сбить тебя машиной, чтобы я имел в случае чего документальные основания для возможности предъявить записи допросов. Это я тоже доведу до сведения соседей. Так будет безопаснее. Хотя они всегда могут отговориться, что это была личная инициатива капитана Касьянова. Однако такой факт будет выглядеть неубедительно.
Полковник, уже занявший место за письменным столом, сразу достал лист бумаги и ручку. Он понимал, что такой рапорт вполне может служить поводом для возбуждения уголовного дела, хотя не верил, что военная прокуратура сумеет и, главное, пожелает довести дело до логического завершения. Верить в справедливость прокуроров, считал Кирпичников, все равно что верить в реальность событий, рассказанных в телевизионных сериалах.
– Что касается остального, – продолжил генерал. – Не знаю, насколько действенными оказались мои усилия, но высказать свою позицию я смог, и это главное. «Третейский суд» состоялся, и он не вынес окончательного решения. Вопрос упирается в те самые документы, которые они разыскивают. Они их требуют, и «третейский суд» считает требования обоснованными.
– Значит, мама не отдала им документы? – спросил капитан.
– Если бы она отдала, нас бы не преследовали, – сделал вывод полковник. – Но что, товарищ генерал, делать, если я не знаю, где находятся документы?
– Вот потому я и считаю вопрос открытым. Следовательно, можно ждать дальнейшего обострения ситуации. И потому необходимо принять некоторые меры. Хотя бы предварительные. Гималай Кузьмич...
Кажется, генералу нравилось произносить эти колоритные имя-отчество.
Слепаков, шагнув вперед, поставил перед собой свою объемную сумку. С характерным звуком расстегнулся замок-«молния», и на свет появилось два больших белых пакета, из которых стали извлекаться пакеты поменьше, уже прозрачные, целлофановые, через которые просвечивало нечто камуфлированных цветов. Первые два пакета были самыми маленькими. Гималай Кузьмич легко вскрыл их и протянул полковнику и капитану по прибору, чем-то напоминающему трубку сотового телефона чуть увеличенного размера, но с креплениями, предназначенными явно не для ладони.
– Это электронный «врач-диагност», – объяснил Слепаков. – Инструкция к нему есть, но она на базе. Завтра можно будет взять в отделе. У меня не было доступа к чужому сейфу. Вообще-то инструкция еще полностью не переведена. Сначала переведут с английского, потом передадут нам. Но она и не нужна в принципе. Прибор американский, разработка Института солдатских технологий при Массачусетском технологическом институте. У американцев этот проект называется ISN. Полностью – The Institute for Soldier Nanotechnologies. Институт, как явствует из названия, занимается внедрением нанотехнологий в обеспечение безопасности армии. Но занимается разработкой не только в этой области, а и в сопутствующих тоже. Выдает для армии полностью готовый продукт. «Врач-диагност» крепится к обнаженному бедру двумя ремнями на липучке. Второй ремень, верхний, пропускается к брючному ремню. Прибор должен плотно прилегать к телу, чему способствует слегка вогнутая поверхность. Главное, чтобы шесть сенсоров прилегали к коже. Они и производят всю диагностику. Прибор, кстати, не только диагностирует организм, он еще и оказывает первую медицинскую помощь. Например, впрыскивает через кожу обезболивающие средства. Аккумулятор рассчитан на бесперебойную работу в течение трех суток, потом меняется. Имеется возможность для подзарядки. Зарядное устройство прилагается. Примеряйте... Первоначальное исследование организма проходит в нормальной обстановке при полностью здоровом теле в течение трех часов. Заносится на штатный носитель информации типа SDHC, который можно считать через любой компьютер с помощью адаптера. Три часа попрошу не снимать. На карте памяти будет все о вашем организме, от частоты пульса до содержания сахара в крови и анализа ДНК. Там, видите, есть маленькая, почти микроскопическая короткая игла. Через нее будет произведен забор крови. Надевайте. Игла так мала, что укола вы почти не почувствуете. Как только прекратится забор крови, игла уберется в прибор автоматически...