3.8. Павел I: вторая попытка трансформации по прусскому образцу
Сын Екатерины II и Петра III, Павел был воспитан по учебной программе французских дофинов, он знал французский, немецкий, итальянский языки, изучал историю, географию, естественные науки. Особое внимание уделялось изучению французской литературы: наследник престола штудировал Корнеля, Вольтера, Руссо. Он почитал Руссо до такой степени, что во время путешествия по Европе в 1781 году специально посетил Эрменонвиль, чтобы возложить цветы на могилу философа. Идеалом Павла был Фридрих Великий, во время пребывания в Берлине прусский король произвел на великого князя такое впечатление, что Павел стал подражать ему даже в мелочах – в одежде, в походке, в манере ездить на лошади, в режиме дня, в грубоватом солдатском обхождении. Речь шла не только о подражании королю: идеалом Павла было прусское «регулярное государство» – четкая бюрократическая организация, регламенты, дисциплина, военная выучка – то, чем Пруссия славилась во всей Европе. Вернувшись в Россию, Павел создал в Гатчине «маленькую Пруссию»: чистый городок с аккуратными домиками, больницей, школой, четырьмя церквями разных исповеданий и караульными будками, окрашенными в прусские государственные цвета. В Гатчине было несколько устроенных по прусскому образцу мануфактур и обученная по-прусски маленькая армия. Армия была одета в прусские мундиры, ее возглавлял прусский полковник, а офицеры – хоть и русские – придумывали себе вторые немецкие фамилии.[721]
О приверженности Павла теории «регулярного государства» и «общего блага» говорит его «Наказ», написанный по случаю отправления на войну со Швецией в 1788 году. «Предмет каждого общества – блаженство каждого и всех… – писал Павел. – Крестьянство содержит собою все прочие части и своими трудами, следственно, особого уважения достойно…»[722] К. Валишевский утверждает, что цель Павла «заключалась в том, чтобы подражать Фридриху II, следовать по стопам Петра Великого, продолжать работу Петра III…»[723] Петр Великий начал построение российского «регулярного государства», Петр III попытался его продолжить, а правление Павла было уже третьей попыткой такого рода. Однако еще в 1776 году хорошо знавший Павла и симпатизировавший ему Фридрих II предрек этой попытке печальной будущее. Прусский король выказал опасение, что Павлу с его гордым характером будет трудно удержаться на троне и управлять народом, распущенным слабым правлением императриц, что он должен страшиться участи, подобной участи его несчастного отца.[724]
Реформы Павла I, прежде всего, преследовали цель наведения порядка в государственных учреждениях, восстановления дисциплины в гвардии и в армии. Полторы тысячи малолетних офицеров были исключены из списков; примерно таким же было число отставленных за хищения; два десятка генералов и более ста старших офицеров были сосланы в Сибирь.[725] Особенно суровой была чистка в Конной гвардии, где из 139 офицеров были отставлены только двое.[726] «Начиная с Павла, – свидетельствует А. Ф. Ланжерон, – довольствие всегда выдавалось точно и даже до срока. Полковники не могли более присваивать то, что принадлежало солдатам».[727] Повышения теперь производились строго по старшинству, отпуск офицеров был ограничен 28 дня ми. Отягчение условий службы привело к увольнению многих офицеров-дворян; высвободившиеся вакансии заполнялись в значительной степени прибалтийскими немцами; это вновь привело к «опруссачиванию» русской армии. Во время войн с Францией 9 – 11 % офицеров имели нерусские фамилии; особенно много немцев было среди генералов.[728] Известна история, что когда собравшиеся в ожидании царя генералы обсуждали перипетии Кульмской битвы на немецком языке, вошедший А. П. Ермолов недоуменно вопросил: «Господа! Здесь кто-нибудь говорит по-русски?»
Условия службы офицеров при Павле стали намного более тяжелыми, но в армии возобновилась боевая подготовка, император сам принимал вахтпарады, заставляя гвардейцев маршировать «прусским шагом». Была введена прусская форма, в войсках появились «прусские» флигельманы, гренадерские полки были снова упразднены, количество кирасирских полков было увеличено с 6 до 16.[729] Многие современники, в том числе генерал Л. Л. Беннигсен, полковник Н. А Саблуков, писатель А. Коцебу подчеркивают заботливое отношение Павла I к солдатам: их жалование и довольствие были существенно увеличены, и – между прочим – солдаты впервые получили удобные и теплые шинели.[730]
Павел пытался отучить гвардию от роскошной и праздной жизни, превратить ее из скопища придворных в воинскую часть. Офицерам было запрещено ездить в каретах, носить шубы и муфты; мундиры отныне должны были шить из простого сукна, так что они были в 5 раз дешевле прежних. Был запрещен импорт европейских тканей, хрусталя, фарфора, зеркал и прочих предметов роскоши. Офицерам было запрещено брать в долг деньги и товары, за большие долги их сажали под арест, а их жалование шло кредиторам.[731] Император пытался личным примером противостоять тому стремлению к роскоши и моральному разложению, которое охватило русское дворянство при Екатерине II. Павел был скромен в быту и одежде, постоянно ходил в одном и том же простом мундире, экономил на дворцовых расходах. Многие наблюдатели отмечали стремление царя бороться с пьянством, развратом, карточной игрой.[732]
Павел считал, что (как и в Пруссии) военная служба должна быть для дворян делом рыцарской чести – отсюда его постоянные разговоры о «рыцарстве». В начале 1797 года император предложил всем дворянам выбрать себе службу, а также велел «наблюдать, чтобы все сословные преимущества соответствовали служебным заслугам, чтобы не было дворян-тунеядцев».[733] Это была не формальная отмена «вольности дворянства», а скорее форма морального давления, тем не менее это давление не могло быть приятным привыкшим к «вольности» помещикам. Были уничтожены губернские дворянские собрания и ограничено местное дворянское самоуправление. Таким образом, Павел I пытался более жестко регламентировать положение дворянства, не позволяя ему злоупотреблять «вольностью» и диктовать свои требования государству. Павел восстановил принципы неограниченной абсолютной монархии, независимой от воли сословий, но это не значило, что он был «противодворянским царем». Наоборот, в соответствии с идеалом Фридриха Великого, Павел относился к дворянству как к «благородному рыцарству» и отводил ему почетное положение – но в рамках регулярной абсолютной монархии. Как и Фридрих, Павел раздал своим «рыцарям» тысячи удельных крестьян – он искренне надеялся на «отеческое» отношение дворян к крепостным. По примеру Фридриха Павел утвердил монополию потомственных дворян на офицерские должности и отправил в отставку всех офицеров-недворян. Как и в Пруссии, для дворян был образован Вспомогательный дворянский банк, предоставлявший льготные ссуды под залог имений.[734]
В соответствии с режимом экономии расходы на двор, составлявшие в 1795 году 10,6 млн. рублей, уменьшились в 1797 году до 1,2 млн. руб., то есть почти в 10 раз. Было произведено сокращение чиновничьих штатов, но вместе с тем, в целях предотвращения взяточничества, повышено жалование чиновникам (так поступал и Фридрих II). Была налажена дисциплина среди чиновников и введены регулярные ревизии, уделявшие особое внимание жалобам на взяточничество и лихоимство.[735] Сокращая расходы на двор и чиновничество, император увеличивал расходы на армию и флот: в 1796–1801 годах они возросли с 27,7 млн. до 41,7 млн. руб.
Подражая Фридриху Великому и Иосифу II, Павел пытался регламентировать отношения между дворянами и крестьянами. Он допустил крестьян к присяге, вернул им право жалобы, запретил работу по воскресеньям и ограничил барщину тремя днями в неделю. Закон об ограничении барщины, торжественно оглашенный в апреле 1797 года, в основных чертах копировал «Патент о барщине» Иосифа II и Марии Терезии (1775 год), также ограничивавший барщину тремя днями. Павел встречался с Иосифом II в Вене в 1781 году, как раз в те дни, когда австрийский император объявил об отмене крепостничества. Оба императора были поклонниками Руссо. По классификации П. И. Рычкова, норма барщины, установленная законом 1797 года, было «умеренной», то есть минимальной из всех норм, – необходимо отметить, при жизни Павла I этот закон воспринимался вполне серьезно.[736]
Подобно Фридриху II, Павел I уделял особое внимание государственным крестьянам. Государственные крестьяне в отличие от помещичьих считались «свободными сельскими обывателями», хотя формально были прикреплены к земле и могли переселяться только с разрешения властей. В 1762 году численность государственных крестьян увеличилась за счет секуляризации владений духовенства. Кроме того, на протяжении XVIII века столетия оброки государственных крестьян были значительно меньше, чем оброки помещичьих крестьян, поэтому их численность росла быстрее. В 1719 году государственные и дворцовые крестьяне составляли 26 % всех крестьян, а к концу столетия – 44 %. Резко возросшая роль государственного крестьянства заставила правительство – в соответствии с европейскими веяниями – принять меры к поощрению его хозяйственной деятельности. В 1797 году было учреждена «Экспедиция государственного хозяйства», занимавшаяся «попечением о развитии земледелия», была создана «Практическая школа земледелия» в Павловске, учащиеся которой осваивали основы новой западной агрономической науки: многопольную систему, травосеяние, приемы мелиорации, правила удобрения полей и т. д.[737]
Подобно Фридриху II, Павел I уделял особое внимание государственным крестьянам. Государственные крестьяне в отличие от помещичьих считались «свободными сельскими обывателями», хотя формально были прикреплены к земле и могли переселяться только с разрешения властей. В 1762 году численность государственных крестьян увеличилась за счет секуляризации владений духовенства. Кроме того, на протяжении XVIII века столетия оброки государственных крестьян были значительно меньше, чем оброки помещичьих крестьян, поэтому их численность росла быстрее. В 1719 году государственные и дворцовые крестьяне составляли 26 % всех крестьян, а к концу столетия – 44 %. Резко возросшая роль государственного крестьянства заставила правительство – в соответствии с европейскими веяниями – принять меры к поощрению его хозяйственной деятельности. В 1797 году было учреждена «Экспедиция государственного хозяйства», занимавшаяся «попечением о развитии земледелия», была создана «Практическая школа земледелия» в Павловске, учащиеся которой осваивали основы новой западной агрономической науки: многопольную систему, травосеяние, приемы мелиорации, правила удобрения полей и т. д.[737]
Финансовые мероприятия Павла I были подчинены задаче восстановления утраченных при Екатерине II доходов казны. Чтобы компенсировать обесценение подушной подати в результате скачка инфляции в конце правления Екатерины II, Павел увеличил подать с 1 рубля до 1 рубля 26 копеек с души мужского пола. В хлебном исчислении подушная подать в Центральном районе возросла с 0,9 до 1,2 пуда на душу (всего населения), но ее размеры по-прежнему были в три с лишним раза меньше, чем при Елизавете.[738] После того, как реальные размеры подушной подати резко сократились, главную роль в прямых налогах стал играть оброк с государственных крестьян; в конце правления Екатерины II он превосходил подушную подать в полтора раза. Не осмелившись существенно увеличить подушную подать помещичьих крестьян, Павел I увеличил оброк казенных крестьян с 3 до 4–5 рублей с ревизской души, введя дифференциацию по губерниям в зависимости от развития ремесел. После этого повышения крестьяне платили в Центральном районе в пересчете на хлеб примерно 4,2 пуда с души, а в черноземном районе 6,7 пуда – столько же, сколько в 1780-х годах, до последнего всплеска инфляции. В целом государственные крестьяне Центрального и Черноземного районов платили казне 5 рублей оброка и 1 рубль 26 копеек подушной подати с ревизской души, а помещичьи крестьяне только 1 рубль 26 копеек, то есть в 5 раз меньше.
В целом усилия Павла I по восстановлению сильного государства не прошли бесследно. Если в последние годы правления Екатерины доходы государства в пересчете на хлеб составляли 2,6 пуда хлеба на душу населения, то при Павле они поднялись до 5 пудов – таким образом, правительству удалось увеличить доходы казны и вернуться к уровню налогообложения доекатерининских времен. Это восстановление военных и финансовых сил государства имело большое значение в преддверии войн с Наполеоном. «Император Павел, – доносил прусский агент в 1801 году, – создал в некотором роде дисциплину, регулярную организацию, военное обучение русской армии, которой пренебрегала Екатерина II».[739] Американский историк Р. Мак-Грю полагает, что Павлу I удалось восстановить порядок в государственном аппарате и боеспособность армии, более того, именно Павел создал ту централизованную систему управления и военизированную бюрократию, которые были характерны для России первой половины XIX века.[740]
рис. 3.5. Цена пуда ржи в Центральном районе в граммах серебра.[741]
Однако, как пишет Ю. А. Сорокин, «жесткое требование беспорочной службы со стороны императора вызвало невиданное озлобление петербургского дворянства против личности Павла».[742] Пророчество Фридриха II сбылось, император был убит заговорщиками, и попытка восстановления «регулярного государства» закончилась неудачей. Дворянство вернуло свои «вольности», и закон об ограничении барщины стал мертвой буквой.
3.9. Цены и потребление в XVIII веке
До сих пор мы уделяли главное внимание динамике перераспределения ресурсов в структуре «государство – народ – элита» и ее трансформациям, происходившим в XVIII веке. Теперь нам необходимо вернуться к анализу основных макроэкономических параметров, изучаемых демографически-структурной теорией, к ценам и потреблению. График на рисунке 3.5 дает общую картину движения цен в этот период. Из графика видно, что в правление Петра I, в 1707–1720 годах, цены выросли втрое, а затем, в 1723–1725 годах последовал голод и структурный кризис. Потом цены уменьшились, и положение улучшилось, но все же впоследствии имел место голод в 1733–1735 годах. В 1750-х годах цены уменьшились, очевидно, за счет организации подвоза хлеба из Черноземного района. В начале 60-х годов, однако, последовал резкий рост цен, отчасти объясняющийся инфляцией в результате эмиссии медных денег, которые номинально приравнивались к серебру. Но помимо инфляции играло роль и увеличение ренты, и в итоге мы видим резкий скачок цен во время голода 1766–1768 годов. После голода произошло некоторое снижение цен, но затем эмиссия бумажных ассигнаций привела к новому росту. В конечном счете увеличение ренты и отсутствие запасов хлеба в крестьянских хозяйствах вызвали структурный кризис в 1787–1788 годах.
Рис. 3.6. Нормированный индекс цен на рожь для Центрального района.[743]
В целом тенденция к росту цен соответствует прогнозу демографически-структурной теории. Цены растут, но неравномерно, что, очевидно, объясняется происходившим одновременно с ростом населения освоением Черноземья (расширением экологической ниши), а также инфляционными процессами, эмиссией медных денег и ассигнаций.
Влияние инфляции было весьма существенным, количество денег в обращении в расчете на душу населения (т. н. «per capita circulation», «душевое обращение») на протяжении XVIII века увеличилось в несколько раз. Поэтому представляется важным попытаться исключить инфляцию, что можно сделать, например, поделив индекс цен на индекс «душевого обращения». Полученный таким путем нормированный индекс цен на рожь изображен на рисунке 3.6. Исключение инфляции дает существенно иную картину, чем исходный индекс цен. Оказывается, что реальное падение цен в 1750-х годах было значительно большим, чем номинальное, то есть эффект организации транспортировки хлеба с Черноземья был чрезвычайно важным. Однако затем рост цен возобновился и был очень значительным – это и была основная тенденция, определяемая ростом населения.
рис. 3.7. Индекс реальной заработной платы петербургских плотников.[744]
Рост цен в теории свидетельствует о падении потребления, но более надежным в этом отношении параметром является реальная заработная плата. Однако условия крепостничества деформировали рынок рабочей силы и искажали реальную цену на труд. С одной стороны, затрудненность перехода крестьян в города создавала там дефицит рабочей силы даже с учетом распространения отхода, с другой стороны, крестьяне-отходники должны были платить оброк помещикам; этот оброк, естественно, включался в стоимость рабочей силы и его динамика влияла на динамику заработной платы. В частности, увеличение оброка, наблюдавшееся во второй половине XVIII века, при условии постоянства в действии других факторов должно было бы привести к росту реальной заработной платы.
Таким образом, как рост оброка, так и ограничение отхода, завышали действительный уровень реальной заработной платы. Кроме того, представительные данные о динамике оплаты труда имеются только для Петербурга, куда отход был затруднен в силу географического положения столицы. Таким образом, имеются все основания считать существующие данные о реальной заработной плате в Петербурге для второй половины XVIII века существенно завышенными. Как видно из рисунка 3.7, эти данные говорят о значительном падении реальной заработной платы в 1740-х годах, но не показывают дальнейшего уменьшения.
рис. 3.8. Численность населения в Центральном районе и на территории всей первой ревизии в сопоставлении с данными о росте рекрутов (по годам рождения).[745]
Поскольку индекс реальной заработной платы в условиях крепостничества искажает картину динамики потребления, то современные исследователи часто используют биометрическую информацию, в частности, данные о росте рекрутов. Рост рекрутов в традиционном обществе, не испытывающем влияния усовершенствований в здравоохранении, очевидно, тесно связан с величиной потребления, и кривая роста рекрутов на рисунке 3.8 до некоторой степени заменяет кривую потребления в обычной логистической схеме. При рассмотрении этих данных необходимо, однако, учитывать, что рост рекрутов, родившихся, скажем, в 1740-х годах отражает не только уровень жизни в эти годы, но и положение в период до призыва рекрута, то есть также и в 1750-е годы. Таким образом, при сохранении общей понижательной тенденции динамика изменений в действительности была менее конкретной, чем это может показаться из рисунка 3.8. Тем не менее из имеющихся данных можно сделать вывод, что в 1710 – 1720-х годах имело место резкое падение уровня жизни населения, но в 1740 – 1750-х годах положение улучшилось, очевидно, за счет колонизации Черноземья. Затем уровень жизни снова падает, и особенно сильное падение приходится на время кризиса 1780-х годов. В целом эта картина соответствует демографически-структурной теории: рост населения сопровождается падением потребления, однако необходимо учитывать также структурную динамику, в частности, увеличение давления государства и элиты на крестьянство, что ускоряло темп падения уровня жизни и приводило к временным кризисам, таким, как кризисы 1724–1726 и 1787–1788 годов. Эти кризисы отчетливо видны на графике динамики естественного прироста (рисунок 2.2).