– Мне кажется, это глупо! – произнес Следователь, слегка кивнув в сторону Олеси. Сам он был одет в серый, идеально отглаженный костюм. Эдакий пример для подражания, человек с плаката «Холодное сердце и чистые руки». Или как там еще… Пример для подражания, без сомнений, уже смекнул, каким блеклым он будет рядом с такой вот Экспертшей.
– Глупо? – взвизгнула женщина. – А байкер с тату был не глупым?
– Мне уже все равно! – И Следователь взмахнул рукой и убрал челку с лица. Красивое лицо сильно портила злость, которая буквально сочилась и переливалась через край. Но стоило включиться камере, стоило прозвучать слову «мотор», Следователь трансформировался и превратился в друга-соратника, единомышленника и практически брата родного. И только по тому, как он старательно и методично пытался перекрыть Олесину камеру, с которой «брали» ее планы, можно было сказать, как сильно он «рад» ее появлению.
Играл он, надо сказать, неплохо. Олеся просмотрела с десяток серий, и именно этот Следователь, с которым ее сейчас поставили в пару, нравился ей больше других. Но теперь она, конечно, не скажет ему об этом. Не стоит – он только решит, что она пытается подлизаться к нему. Лучше она будет просто играть.
– Стоп! – в очередной раз скомандовал режиссер и переглянулся с продюсером. Тот кивнул, и пробы закончились. Олеся оглянулась, посмотрела на часы и поняла, что они пробыли под камерами больше часа. Это был хороший знак, очень хороший, но она боялась даже думать об этом. Где-то в середине проб ее все же переодели и перекрасили – переделали образ на манер какой-то наркоманки и заставили все время нервно курить во время разговоров. Следователь явно ненавидел табачный дым, и Олеся предположила, что эта часть проб была своего рода маленькой местью со стороны женщины с красной папкой – той, что отвечала за кастинг. Обычная жизнь обычного проекта – все ненавидят друг друга и собачатся, но мечтают, чтобы все это – бесконечный балаган и позерство на потеху публике – длилось вечно.
– Это неплохо, совсем неплохо, – кивнул режиссер, поймав невольно брошенный Олесей взгляд. Она клялась, что не будет делать этого. Не станет заглядывать в глаза принимающих решения, как одинокий голодный щенок. Глаза предавали ее, искали ответа, скользили по лицам людей, которых она не знала.
– Я рада, – пробормотала Олеся и снова посмотрела на часы, просто чтобы оторвать взгляд от стола с бумагами.
– Нам, возможно, потребуется и третья проба.
– Не вопрос, – кивнула Олеся, а затем добавила: – Только предупредите меня, а то по вечерам у меня могут быть спектакли.
– Играете в театре? – раздался тихий женский голос. Олеся обернулась и увидела высокую, очень худую женщину в черном брючном костюме. Она стояла, небрежно и изящно облокотившись на стену. Олесе стало интересно, как ей удается балансировать на этих безумно, ненормально длинных шпильках. Но женщина стояла и не шевелилась, разглядывала Олесю. Скорее всего, она только пришла или, возможно, стояла в темноте у стены, пока шли пробы, и Олеся ее не заметила раньше. А теперь почему-то женщина в черном показалась ей смутно знакомой. Впрочем, именно таких – высоких, тощих и высокомерных – было буквально полным-полно в «Останкино». В любой комнате. У любой стены.
– Да, играю, – ответила Олеся.
– А как вас зовут? – спросила черная женщина, словно хотела вспомнить, где могла видеть. В каком спектакле. Ни в каком. Никогда человек на ТАКИХ шпильках не пойдет на спектакль любительского театра. Но надо держать марку.
– Олеся… – Тут она впервые запнулась и застряла на этом месте. Женщина удивилась, но спокойно дождалась ответа. – Олеся Померанцева.
– О! – Женщина слегка взмахнула рукой, кивнула, но больше ничего не сказала, повернулась и вышла в коридор. Оказалось, что и без поддержки стены черная женщина прекрасно балансирует на своих ходулях. Канатоходка, мать ее. Могла бы хоть что-то сказать, в самом деле. К примеру: «О, кажется, я где-то слышала эту фамилию». Или: «О, надо будет запомнить». Женщина в черном сказала просто – «О!». С другой стороны, скорее всего, она просто поняла, что никогда не слышала об этой актрисе, как и о миллионе других, ежедневно заполняющих собой все студии, все сцены и просто подворотни этого бесконечного города-вампира. Олеся встряхнулась и выкинула черную женщину из головы. А вскоре и сама уехала, запихнув шмотки эмо в рюкзак.
Было поздно, куда позднее, чем она рассчитывала. Простые джинсы, свитер, куртка-пальто в красную клетку. Напряжение последних дней дало о себе знать, и Олеся вдруг заметила, что у нее из глаз текут слезы. Текут сами собой, без особых усилий с ее стороны. Она могла бы остановить их, если бы захотела. Но не стала этого делать. Розовая полоска в волосах поблескивала каждый раз, когда Олеся проходила под ярким белым светом уличных фонарей.
Странное дело, в движениях Олеси, в ее дерганости и совсем не свойственной ей жесткой складке в уголках губ – во всем этом все еще оставалось очень много от образов из домашнего зеркала. Должно быть, это было не так уж легко – сбросить в одночасье личность, которую ты старательно нацепляла на себя, как латексный костюм. Натягивала, натягивала и теперь застряла. Олеся не хотела идти домой. Хотела еще немного побыть наедине с собой, снова найти эту точку опоры, центр собственного притяжения, прежде чем вернуться в дом к Померанцеву. И к вопросу, который он обязательно задаст.
– Ну что, взяли? – Максим валялся на ковре перед телевизором, в руке у него удобно расположилась бутылка пива. На полу рядом с ним валялась какая-то книга на итальянском про искусство. Олеся любила его книги об искусстве, там были замечательные картинки. Она бы очень хотела однажды оказаться в Италии вместе с Померанцевым. Чтобы они ходили там, смотрели на дома и улицы, а он бы рассказывал ей все истории, связанные с этими местами.
– Будет еще одно прослушивание.
– Это кто сказал? – Максим лениво потянулся и сделал большой глоток.
– Продюсер, – буркнула она, ожидая шквал шуток и прогнозов с его стороны. Ветер северный, местами штормит и заносит снегом.
– Ну, иди ко мне, – только и пробормотал Померанцев, поразив этим Олесю буквально до глубины души. Возможно, что когда-нибудь… их жизнь даже станет нормальной? Возможно ли?
Олеся сбросила на пол тяжелые ботинки, опустилась на ковер, свернулась в клубочек, положила голову на колени Максиму и отключилась буквально за считаные минуты. Померанцев смотрел какой-то матч, потом переключил ящик на новости, а Олеся все спала и спала и сквозь сон чувствовала, как нежные пальцы треплют ее черные волосы, постоянно невольно возвращаясь к розовой пряди.
На следующий день Олесе отказали. Роль эксперта-хакера все-таки было решено отдать мужчине. Слишком экспериментально – эмо и все это. Но даже и без этого. Олеся – совсем начинающая актриса, не снималась в сериалах, и, по словам женщины, что отвечала за кастинг, продюсер решил, что не может рисковать. Кто знает? Иногда молодые актрисы просто не выдерживают нагрузок.
– Любые нагрузки! – забыв о гордости, кричала в трубку Олеся. – Посмотрите меня еще раз!
– Понимаю, милочка, – с отработанным годами практики сочувствием заверила Олесю она. – Я пыталась убедить продюсера. Но он, наверное, изначально был против идеи заменить эксперта-мужчину женским образом, особенно таким… м-м-м… нестандартным. – Я тут бессильна!
– Что такое? – нахмурился Максим, глядя на лицо Олеси, когда голос в трубке сменился тишиной. Она не знала и, наверное, не хотела бы знать, что за эмоцию сейчас демонстрировало ее лицо. Отчаяние? Ненависть? Проклятия всему актерскому цеху? Чувство полного бессилия? Желание умереть, исчезнуть, пропасть прямо с этого места?
– Ничего, – буркнула Олеся. – Меня просто не взяли. Как ты и говорил.
– Ну, возьмут в другую ахинею. Мало ли? – Голос Максима звучал встревоженно. Олеся обернулась, посмотрела на него невидящим взглядом, затем пожала плечами.
– Не думаю. Я бездарность. Ничего нет. Ни внешности, ни пластики, ни таланта.
– Олеся… Перестань!
– А? Что? – Рожкова была совершенно потеряна в собственных мыслях. Наверное, это было по-настоящему тяжело – смотреть на нее в эту минуту, раз проняло даже Померанцева. И все же… Олеся была актрисой, а для актрисы было неизбежным делом проходить через жернова этой проклятой профессии. После миллиона отказов, в миллион первый раз ты уже совершенно точно знаешь, что нужно делать. Нужно идти к Анне. Пятница. Преферанс. Простые вещи, нормальная жизнь. Подруги. Забыть о детективах и, да, кстати, надо не забыть и закрасить к чертовой бабушке эту розовую прядь волос.
– Ты в порядке?
– Я буду, – пообещала Олеся, закрывая за собой дверь.
Ай-яй-яй!
– Ты в порядке?
– Я буду, – пообещала Олеся, закрывая за собой дверь.
Ай-яй-яй!
Больше всех в преферанс любила играть Нонна. У нее вообще было не так уж и много радостей в жизни. Она любила свою дачу, но сезон был уже закончен, к тому же Нонна уже несколько лет мечтала о домике, которого не то чтобы не было. Даже шансов на его построение не проглядывалось. Так что… Нонна думала о нем, пересматривала кучи каких-то проектов, расставляя в своем воображении мебель, разжигая непременный и обязательный камин. Нонна спорила сама с собой, что лучше – домик отдельно, а баню отдельно, что, безусловно, дороже. Или все же соединить – и сделать баньку под одной крышей. Но это, говорят, не совсем гигиенично. С другой стороны, с третьей, а разве гигиенично им с родителями втроем тесниться каждое лето практически в сарае. Две комнаты, стена между которыми – кусок фанеры, – и можно не только слышать все, что происходит за стеной, но и чувствовать. Пинок локтем в стену немедленно сотрясал соседнее помещение.
А кухня? Разве может быть гигиеничной кухня в два квадратных метра, совмещающая в себе функции погреба и прихожей? Сейчас не те времена, сейчас так легко все купить – были бы деньги. Но откуда, скажите, деньги у учителя? У учителя, пусть даже и английского языка – у него нет денег. Есть только зарплата.
– Ну что, сдаем? – потерла руки она и отметила огонек в глазах Матгемейна. Вот тоже любитель преферанса. Объяснять ему правила – мучительное занятие. Языковой барьер так и стоял непреодоленным, и Анна уже лучше понимала своего мужа, чем Нонна. Впрочем, ее это уже оставляло равнодушной и не обижало. Ну, не знает она английского, ну и бог с ним. Кто ж виноват, что так составлены программы. РОНО довольно? Успеваемость растет? Экзамены на «отлично»? Ученики – ленивцы, были, есть и будут. Зачем рваться и метаться? Ради чего?
– Deal! – кивнул Матгемейн. В объемах, необходимых для игры, они с Нонной друг друга понимали.
– Опять играете? – в кухню зашла вечно недовольная всем баба Ниндзя. Она обвела присутствующих тяжелым взором и принялась мыть посуду.
– Так ведь пятница же, – попыталась оправдаться Нонна.
– Так ведь никого ж, – парировала баба Ниндзя. Действительно, Женьки не было – она звонила и сказала, что будет сидеть на работе, пока Алексей не взмолится и не прикажет ей уйти. Олеся хоть и была представлена в наличии, а была больше видимостью человека. «Тень отца Гамлета», а не Олеся. Что с людьми делает отказ от роли. Она держала в руках карты, но с трудом могла сказать, сколько у нее там очков и берем ли мы взятки или, напротив, сливаем. А Анна…
– Анна не звонила? – спросила в очередной раз Олеся, озираясь так, словно Анна должна была привезти какой-нибудь волшебный порошок от всех ее бед.
– Не звонила, – вздохнула Полина Дмитриевна. – Работает.
– I’m out, – пробормотал что-то Матгемейн и встал из-за стола. Понял, что говорят о его жене. Нонна видела, что он звонил ей уже трижды за вечер. Просто не понимал, что Анна сейчас хваталась буквально за любую возможность заработать. Адвокат не подвел, и у Матгемейна уже было в руках легальное разрешение на работу. Но он, похоже, предпочел бы иметь в руках жену. Постоял, вслушиваясь в гудки безответного телефона, и набил еще одно СМС.
– Может, кушать хочешь? – спросила баба Ниндзя, но Матгемейн только покачал головой и нахмурился. Затем он набрал чей-то еще номер и принялся балаболить по-английски, после чего вдруг собрался и ушел, оставив Нонну и Олесю в одиночестве.
– В дурака? – спросила Нонна после невыносимо долгой паузы, за все время которой Олеся не пошевелилась. Так и продолжала сидеть, опустив голову, и смотреть в карты, которыми уже не надо было играть. Она с трудом подняла взгляд и кивнула. Нонна раздала по шесть карт. Более мучительной пятницы было трудно представить. Любимый день недели!
– Ну не надо так переживать, – пробормотала Нонна в сотый, наверное, раз.
– Я просто не понимаю. Почему? Все было хорошо.
– Все еще будет хорошо, – заверила ее подруга фальшивым тоном. Если дело касалось актеров, ни в чем нельзя было быть уверенными.
Женя также не была уверена в том, что все будет хорошо. Но решила сделать все для этого возможное. Впервые в жизни она решила действовать, вместо того чтобы сидеть и дрожать. «А какого хрена!» – подумала она после того, как увидела убегающего с поля боя Малюту Скуратова. На ее дне рождения Малюта подвергся пытке Померанцевым и его чувство собственного достоинства, и без того крайне уязвимое, оказалось на грани вымирания. Практически как последний динозавр после удара метеорита, Алексей задыхался и чихал, ему не хватало воздуха и пространства, он не мог видеть Женю Славянову, не мог слышать Женю Славянову, не хотел жить на одной планете с ней. И все же она была тут, и найти достойные способы ее отсюда убрать представлялось все более сомнительным.
Даже в эту пятницу – он так надеялся испортить ей вечер, задержал в офисе, завалил бумагами, велел перепроверить все числа. Но «Золушка» принялась отделять зерна от бобов, рассаживать розовые кусты, и все это – с улыбкой, с энтузиазмом. Будто и не хочет никуда в эту самую пятницу, будто не ждут ее где-то там ее глупые подруги с картами. И этот… индюк в джемпере. Мысль о том, что на свете существуют такие люди, как Померанцев, приводила Алексея в бешенство.
Учитывая то, как она вернулась на место, Алексей проявлял особую осторожность. Он знал, что тот подлый молодой человек, который изначально подставил его, вытащив на свет видеозапись, подтверждающую незаконность увольнения Славяновой, сейчас в армии. Сама по себе Евгения ни на что не способна – мямля, рохля, боящаяся собственной тени. Однако увольнять ее просто так, под надуманным предлогом, Алексей боялся. И в первый-то раз это стоило ему больших усилий – сохранить место и должность за собой. Теперь он уже не хотел рисковать. И все же… Евгению Славянову можно и нужно было убрать. Просто нужно было сделать так, чтобы она ушла по собственному желанию.
– Алексей Леонидович, я перепроверила все числа! – влетела в кабинет Алексея эта ненавистная особа, размахивая бумагами.
– Неужели все? – Алексей с трудом подавил зевок. Рабочий день кончился, и он тоже мечтал о том, чтобы поскорее уйти. Но не раньше, чем придумает что-то ужасное для этой твари.
– Да, все. Вы не могли бы… Вот распишитесь, что я сдала вам все бумаги. И копию – для меня. – Женя невинно хлопала глазками и стопкой листов.
Алексей оглядел стопку, устало потер глаза и уже было решил перенести все это на понедельник, как вдруг… его осенила идея. Он медленно перелистал всю кучу, задумчиво подписываясь в уголке, а сам все крутил и крутил эту мысль.
– Знаешь что, Славянова?
– Да, Алексей Леонидович? – с готовностью спросила она, выхватывая подписанные бумаги, как хорошо вышколенный слуга. Решила поиграть, стерва.
– Я считаю, что мы теряем клиентуру оттого, что у нас по воскресеньям нет дежурного менеджера, – задумчиво пробормотал он.
– Возможно, – пробормотала Женя и вдруг прикусила губу, словно испугалась, что именно ее Алексей усадит в воскресенье работать. Возможно ли это, что у нее на воскресенье есть какие-то планы? Почему бы и нет? Она, скорее всего, освободила пятницу, чтобы глумиться над ним, изображая трудоголизм. Алексей подписал еще несколько отчетов и перевел взгляд на нее.
– А поскольку у тебя за последние несколько недель одни выговоры – ты будешь дежурить это воскресенье и следующее.
– Но… это же больше, чем положено, – пробормотала она, тут же помрачнев.
– Положено? – тут же распрямил плечи Алексей. – Положено думать о процветании предприятия. Положено все документы делать втрое быстрее.
– Я не обязана работать внеурочно! – воскликнула Женя и снова прикусила губу. Отлично!
– Отказываешься? – сощурился он. Женя тоже замолчала, обдумывая его слова.
– Не-ет, – протянула она, и взгляд заметался. Паникует? – Я не отказываюсь.
– В таком случае я ввожу дежурства по воскресеньям. – Алексей застучал по клавишам. – Будь добра, подпишись, что ты уведомлена о том, что ты назначена дежурной на ближайшие две недели.
– Хорошо, – прошептала Женя, и Алексей мог поклясться, что она едва сдерживает свои чувства. Что ее буквально разрывает от злости и бессилия.
– Ты можешь просто уволиться, если хочешь, – доброжелательно пробормотал Алексей, протягивая бумаги. Женя сжала зубы, склонилась над столом и расписалась под приказом. Второй такой же Алексей торжественно вручил ей.
– И только попробуй хоть на минуту отлучиться, – пропел он, вставая из-за стола и подцепляя свое дорогое полупальто. Не только у того индюка есть стильные вещи. Алексей тоже смотрится отлично. Между прочим, когда-то эта самая Женя Славянова была влюблена в него как курица. Все они – курицы…