– Подозреваю, что твое «вчера» еще не совсем закончилось, – вздохнула Олеся.
– Классная шапка, – пробормотал Шебякин после еще одной паузы, когда он просто как бы зависал в пустоте, уставившись на десертное меню.
– Спасибо.
– Хочешь кофе? – спросил Артем в третий раз.
– Нет, спасибо, – в третий раз отказалась Олеся.
– Так ты сможешь еще похудеть? – Он оторвал глаза от меню и уставился на Олесю. Взгляд был мутным и отстраненным, и все же он ощупывал ее, разглядывал усталое лицо, следил за рваными, нервными движениями рук.
– Это что, будет фильм про концлагеря?
– Мы тебя так видим, – прошелестел Артем.
– Я не уверена, что ты способен сейчас ясно видеть хоть что-нибудь, – возмутилась Рожкова. Она сорвала шапку и куртку и заказала сэндвич – назло Шебякину. Официантка с облегчением выдохнула – эта странная пара нервировала ее. Столько времени листать меню и не взять ничего! Да еще когда она подошла с вопросом о напитках, парень в явно дорогой куртке посмотрел на нее таааааким странным взглядом. Сэндвич – это нормально, хоть что-то. Хоть какое-то начало.
– Как ты будешь худеть, если жрешь сэндвичи? – возмутился Артем и произвел такие странные пассы руками в воздухе, что лишний раз убедительно доказал свое неадекватное состояние. А значит, и все сказанное им в таком состоянии может быть использовано как угодно. Можно, к примеру, выбросить все это на помойку.
– Не собираюсь худеть раньше, чем ты, Шебякин, подпишешь со мной контракт, – зло ответила Олеся, вцепившись зубами в бутерброд. Последнее, что она ела сегодня, – это завтрак с Померанцевым, и это было давным-давно. В тридевятом царстве. – И, кстати, имей в виду, что я замуж вышла.
– Замуж? – Шебякин принялся на разные лады произносить это слово, явно показавшееся ему забавным и, как бы это выразиться… многообещающим. – За кого?
– За мужа, – фыркнула Олеся. – И изменять ему с тобой не собираюсь. Хотя с кем я говорю! – Олеся в отчаянии махнула рукой на Шебякина.
– Ну и зря, – ответил он через несколько минут, а потом решился и заказал себе облепиховый чай. – Ты не волнуйся, роль твоя.
– Ты это серьезно? Роль моя? Главная роль в полнометражном фильме? – Олеся замотала головой. – Да я не верю тебе! Не верю, что этот фильм вообще будет сниматься.
– «СТ-Медиа Групп», для канала «Культура». Съемки зимой, в Самаре. Там Волга, между прочим. Жигулевские горы. И пиво… Подготовительный период уже идет. Кастинги. Тебе, кстати, нужно прислать портфолио.
– Ну, допустим, – потерла виски Олеся. – Почему я? Неужели ни у кого не нашлось любовницы или жены-актрисы? Что сказал продюсер?
– Я – продюсер! – пробормотал Шебякин, осторожно принюхиваясь к ярко-оранжевому напитку, который ему принесла официантка. – И никого другого не вижу в этой роли. Никогда не видел.
– Я НЕ СТАНУ С ТОБОЙ СПАТЬ! – почти прокричала Олеся. Люди в кафе стали оглядываться на них, но ей было плевать на это. Уж что-что, а общественное внимание никогда не смущает актрис. Она обернулась, оглядела людей, смущенно отводящих глаза от их парочки. – ДА! Я не стану с ним спать ради роли! И чего такого тут интересного!
– О да! – улыбнулся вдруг Шебякин. – Только ты.
– Почему?
– Ты бы видела себя со стороны. Ты же нервная, измотанная. Почти все время в отчаянии. Сумасшедшая.
– Ну, спасибо, – фыркнула Олеся и скорчила обиженное лицо, хотя в глубине души отлично поняла, о чем говорил Артем Шебякин. Именно из-за этой ее дерганости и накрученности ее чуть не взяли на роль этой экспертши-хакерши. Нет, не играть ей красавиц, в которых влюбляются. Не быть Скарлетт О’Хара, для этого надо быть Вивьен Ли. Но есть в ней что-то – и это что-то только сейчас она сама начала понимать, нащупала, так сказать, что получается хорошо. Быть в отчаянии? Сходить с ума от неопределенности? Не справляться с эмоциями? Как многому, оказывается, она научилась, пока жила с Померанцевым.
– Поедем со мной, – пробормотал Шебякин, бросая на стол тысячерублевую купюру. – Поедем сейчас.
– К тебе домой? – нахмурилась Олеся.
– Да нет же, полоумная замужняя женщина. Поехали на студию. Сделаем пробы! – Шебякин резко встал и направился к выходу, старательно удерживая себя в вертикальном положении. Олеся посеменила за ним, искренне сомневаясь в том, что он может легально управлять своим автомобилем в таком состоянии.
* * *Фильм был, что называется, классика жанра. Провинциальный театр, полупустые залы, утренние спектакли для детей: «Золушка», «Красная шапочка», «Пеппи Длинныйчулок». Вечерние спектакли – для взрослых. Финансирование нищее, но из городского бюджета. Сцена прогнила, что предполагалось быть большой и выразительной метафорой об общем состоянии дел в культуре. Денег на ремонт не выделяли. Актеры из труппы часто шутили, что единственный способ получить бюджет на ремонт сцены – это спалить к чертовой матери этот театр. Может, тогда дадут денег на новый.
Олесина героиня – женщина тридцати с лишним лет (возрастного соответствия предполагалось добиться за счет грима), одинокая, тощая, нервная, с вечной сигаретой в зубах. Иными словами, если можно так выразиться – кошка драная. Но следы былой красоты, что называется, на месте. И все мечтает о большом прорыве. Особенно сильно она начинает об этом мечтать, когда в их городок приезжает молодой режиссер.
– В которого влюбляется? – спросила Женя, подперев подбородок ладонями. Девочки сидели за большим Анниным столом, но никаких карт в этот раз не было. Поздний вечер, и все ужасно устали. Каждый по своей причине. Анна, конечно, потому что работала круглые сутки. Олеся, потому что пересматривала старые французские фильмы, пытаясь копировать манеру игры, позы и жесты. Нонна – не обсуждается. Неделя в школе измотает любого. Женя уже спокойно съедала свой завтрак по утрам, но к концу каждого рабочего дня она чувствовала небывалую усталость. Иногда даже к середине рабочего дня. Зато стала сентиментальной и натурально рыдала от радости, когда узнала, что Олесе дали роль.
– Влюбляется? – задумалась Олеся. – Ну, типа того. Он ведь ее последняя надежда. Лебединая песня. Она его пытается соблазнить, а режиссер бредит своим экспериментальным спектаклем – то еще дерьмо на самом деле. Но моя героиня видит в этом знак Судьбы, – усмехнулась Олеся. – Она вообще во всем подряд видит знаки.
– Прямо как ты на самом деле, – хмыкнула Нонна, слушая рассказ.
– Шутишь? Только не надо вот этих параллелей, – насупилась Олеся, но Нонна, конечно же, тут же заявила, что говорила совершенно о другом. Но сказать определенно, о чем именно, не смогла. Запнулась на общей мечте всех актеров заполучить «Оскар».
– В общем, живет она в этом городе Энске. Кстати, живет не одна, а с мужиком, который у нее кухню ремонтировал, а потом как-то прижился. Выпивает с ним и все время грозится выгнать. Кормит каких-то собак и кошек, из-за чего на нее злятся соседи.
– Почему? – удивилась Анна.
– Ну, она прикармливает же их. Болезни, бешенство. А у людей дети. У нее-то детей нет. В общем, живет на надрыве и надломе, – усмехнулась Олеся.
– Ну а как же, – кивнула Женя. – Куда ж без этого!
– Особенно в фильме по заказу Министерства культуры, – кивнула Анна. – А мне ты там, кстати, работы не можешь попросить? Я ведь, ты знаешь, тебя вмиг и состарю, и сделаю истеричкой. Лучше, чем на пробах.
– Поговорю, – кивнула Олеся.
– А ты-то уже точно утверждена? – поинтересовалась Нонна, так как звучала эта история слишком фантастически хорошо. – Главная роль? Вы серьезно?
Олеся была абсолютно серьезной. Позади уже были пробы – несколько подряд, но все – пустая формальность. Она впервые попала в поток, когда постоянно ожидаемые «нет» повсеместно оборачивались в радостные «да» и доброжелательные улыбки. Все знали, что ее утвердил главреж и продюсер. И все, с кем он согласовывал фильм, были не против. Пробы всем понравились. Олеся расстаралась так, как не старалась ни разу в жизни. Ко второй пробе она уже заучила весь свой текст, постоянно прогоняла его про себя и вслух.
Вслух – только когда Максима не было дома. Его сейчас часто не было дома. Книга то ли уже вышла, то ли должна была вот-вот выйти, и Померанцев мотался по городу, общался с друзьями, готовил какие-то презентации, даже давал интервью. Ему было не до Олеси и ее сумасшедших, бегающих из стороны в сторону глаз, не до бормотания, не до бессонницы.
– Ну а кончится-то все как? – спросила Женя, самая романтичная из всех подруг. Олеся вздрогнула и повернулась к ней. – Хорошо? Она станет звездой?
– Ну, можно, кстати, и так сказать. Можно сказать, и открытый финал.
– Но больше все же трагический, – вмешалась Анна, которая тоже видела сценарий.
– Кто-то погибнет? – испугалась Женя. – Я не хочу, чтобы кто-то погибал. Особенно ты. Говорят, большинство актеров отказывается играть там, где их персонажи умирают.
– Ну а кончится-то все как? – спросила Женя, самая романтичная из всех подруг. Олеся вздрогнула и повернулась к ней. – Хорошо? Она станет звездой?
– Ну, можно, кстати, и так сказать. Можно сказать, и открытый финал.
– Но больше все же трагический, – вмешалась Анна, которая тоже видела сценарий.
– Кто-то погибнет? – испугалась Женя. – Я не хочу, чтобы кто-то погибал. Особенно ты. Говорят, большинство актеров отказывается играть там, где их персонажи умирают.
– Что ж, и на том спасибо, – улыбнулась Олеся. – Но никто не умрет, хотя и будет островато местами.
– Так что случится? Ты же не хочешь заставить нас ждать выхода фильма? – строго спросила Нонна, добавляя в чай две таблетки аспартама. Олеся вздохнула.
– В общем, у них в театре этот молодой режиссер делает новую постановку. А у этой моей героини с ним роман – он спит с ней прямо в театре. И вот один раз, когда они там этим делом занимаются, моя героиня спрашивает, когда уже сможет начать репетировать – мол, она уже и текст весь выучила. А он ей и говорит, что главную роль отдает другой актрисе. И угадай, что случается в этот момент? – Тут Олеся широко улыбнулась, так как от этой сцены и сама была в восторге.
– Она бьет его бутылкой по голове? – предположила Женя.
– Тоже хорошо, – согласилась Олеся. – Но в этот момент под ними проламывается сцена. Моя героиня ломает ногу.
– Ужас!
– Ну, это да. Потом уже в больнице узнает, что у этого режиссера был роман и с другой актрисой. Она убегает из больницы в одном халате и в гипсе и в итоге поджигает театр.
– Что? – вытаращились все. Олеся расхохоталась.
– Вот такой финал! Она скачет по крыше совершенно голая. Ничего, кроме гипса.
– Вау!
– А ее с крыши пожарной машиной снимают. И все это попадает в новости и Интернет.
– И она становится звездой! – хлопает в ладоши Женя.
– Ага, Люба – звезда ютьюба. В общем, мою героиню кладут в дурдом. Ее там навещает один друг из актеров. Рассказывает, что выделили деньги и дали новое здание. Говорит, что все по ней скучают. Режиссер бросил ту, вторую, актрису и уехал в Москву. В общем, открытый финал.
– Круто! – кивнула Женя, восхищенно причмокивая.
– Ничего так, не спорю. Но что на это Померанцев сказал? – вмешалась Нонна. Олеся проигнорировала было этот вопрос, но та повернулась к ней и посмотрела прямо в глаза.
– Ничего, – пожала плечами Олеся.
– Потому что ты ничего не сказала, да? – ухмыльнулась Нонна. – Ты что, хочешь кончить, как и твоя героиня? В сумасшедшем доме? Ведь Померанцев тебя с ума сведет, когда узнает, что ты с кем-то там на сцене сексом занимаешься полфильма, а потом голая на крыше прыгаешь!
– А вот мне больше интересно, почему именно такого плана кадры моментально делают фильм «культурным»? – спросила Женя.
– Эмоции! Надрыв. Подлинные чувства, оголенные проблемы, – пожала плечами Олеся. – Плюс все любят обнаженку, но чтобы так, культурненько. А вообще, все это ерунда. У Шебякина в министерстве знакомый есть. Он этот фильм давно уже пробивал.
– И наконец пробил, – кивнула Анна. – Так что насчет Померанцева? Скажешь ему? Или пригласишь на премьеру?
– Скажу, наверное. Но не сейчас. Пусть сначала его книжка выйдет, что ли?
– Ты ее будешь читать? – спросила Женя, которую искренне возмущал этот странный, вызывающий запрет. – Я, к примеру, прочитаю обязательно.
– Да плевать мне на это все, – призналась Олеся. – Все, о чем могу думать, так это о том, что у меня есть роль. У меня есть роль, девочки! Не могу поверить в это. Настоящая роль. Померанцев, кстати, думает, что я с Шебякиным ради нее переспала.
– Как? Почему?
– Ну… – Олеся запнулась. – Потому что он это предположил. А я не стала опровергать.
Девочки переглянулись, не зная, как реагировать на это. Олеся – она так изменилась, это было видно невооруженным глазом.
– Ты смеешься?
– Можно сказать и так, – согласилась Олеся. – Это было очень смешно. Он сказал, что мне никогда не дадут роль и что, даже если я пересплю с десятью режиссерами, это мне ничем не поможет. А если поможет, все равно ничего не изменится. Потому что я бездарность. Потому что – ничто. Он женат на пустоте.
– Какая свинья, да? – кивнула Нонна.
– Свинья? – Олеся покачала головой. – Разве в этом дело? Разве можно что-то изменить в том, какая он свинья? Я просто не хочу ничего ему говорить. Боюсь ему говорить о чем-то хорошем в моей карьере.
– Боишься, что взбесится?
– Нет, – покачала головой Олеся. – Максим все равно периодически бесится. Я привыкла, даже не знаю, может, люблю это. Он может делать со мной все, что угодно, – и уж поверьте, когда узнает, что я согласилась делать в этом фильме, он уж постарается на славу.
– Олесь!
– Нет, подожди. – Она покачала головой и положила свою ладонь на Женькину руку. – Дослушай. Я не хочу, чтобы Максим знал хоть что-то про мой фильм, потому что мне кажется, это – дурная примета. Он как какая-то черная кошка, честное слово.
– Может сглазить? – кивнула Женя с пониманием. – У меня была такая знакомая. Рядом с ней всегда происходило что-то плохое. Потом сводили к целителю одному, и она…
– Но Померанцев все равно узнает, – перебила Нонна. – Ты же не сможешь такое скрывать. Репетиции, звонки.
– Ты думаешь? – расстроенно переспросила Олеся. – Ну, сколько удастся протянуть… А там, глядишь, начнутся съемки, и уеду на три месяца. Или даже на четыре. Когда вернусь, уже будет поздно. Кстати, Анна, а ты-то поедешь, если они позовут?
– Анна? – строго взглянула на нее Нонна, и Анна отвела взгляд.
Простая математика
Дело Анны находилось в надежных руках, и в этом не было никакого сомнения. Адвокат Померанцева был хорош, и разрешение на работу, и временная регистрация в квартире были тому безусловным подтверждением. Проблема заключалась только в том, что все эти документы были на три месяца. Главная же цель – постоянный вид на жительство, который бы решил все проблемы раз и навсегда – почему-то ускользала, несмотря на то что по всем законам был положен Матгемейну без вопросов и вариантов.
Документы готовились пачками – выписки из домовых книг, какие-то письма, подтверждения легального въезда на территорию Российской Федерации, но затем все вязло в каком-то необъяснимом болоте. После месяца мытарств Анна нашла себя сидящей в бесконечной очереди в миграционном отделе и почти потерявшей надежду и веру. Надежду на скорое завершение всего этого, веру в померанцевского адвоката.
Сотрудник миграционной службы молчал, задумчиво перебирая бумажки в толстой картонной папке. Свидетельство о браке, перевод паспорта, заверенный каким-то штампом. Копии свидетельств о рождении детей, свидетельство о смерти первого мужа – уж это-то зачем тут, вообще непонятно. Кажется, и сотрудник тоже не особенно это понимал. Он был молод, не старше двадцати пяти. Наверное, не так давно из какой-нибудь юридической академии. Почти наверняка – чей-нибудь сынок, иначе не оказался бы на такой должности. Все места, где, так или иначе, решается судьба человеческая, – самые прибыльные, за исключением, наверное, операционной хирурга. Там зачастую решаются вопросы жизни и смерти, и весьма регулярно – за одну только зарплату, ну и за коробку шоколадных конфет.
– Алексей Леонидович, что-то не так? – спросила Анна, испытывая неприятные эмоции из-за затянувшейся паузы. Матюша сидел рядом, глядя в пол, и молчал. Он не понимал ни слова из того, что тут говорили, и не понимал, отчего житье-бытье с любимой женщиной, с законной женой может вызывать столько проблем. Также его задевало то, что его водили, как быка на веревке, по разным ведомствам и службам, но так и не сказали, в чем дело. Что не так, в чем проблемы? Анна улыбалась и говорила, что все решит. Матгемейн не хотел, чтобы она брала все на себя. На это уходило слишком много времени.
– Необходимо предоставить бумагу, подтверждающую официальные доходы. Вы что же, нигде не работаете?
– Я работаю парикмахером и визажистом, – пробормотала Анна.
– Вот и принесите, – кивнул Алексей Леонидович, равнодушно скользнув взглядом по ее рукам на коленях. Она все теребила ручки от сумки, и его это раздражало, но он сдерживался.
– Но почему вы раньше не сказали? У меня нет официального подтверждения, – возмутилась Анна, но тут же сбавила тон. Алексей Леонидович встал из-за стола и посмотрел в окно.
– Дело непростое. Возникают разные вопросы. Возможно, потребуется подтверждение из Ирландии, что ваш супруг не преследовался там за уголовные преступления, – пробормотал подлец Леонидович. Анна вздрогнула.
– Почему? Зачем? Он никогда ничего такого не делал! – Матгемейн поднял голову и обеспокоенно посмотрел на жену. Но она, как всегда, ничего не перевела. Алексей Леонидович обернулся.