– Но так трудно выбрать только один вид! – восклицаю я. – Ну, есть кокосовый торт, тот, что с белой глазурью, похожий на снежный ком – он мне очень нравится. Но также я люблю и чизкейк, и лимонник, и морковный торт. А еще красный бархатный торт с кремом из сливочного сыра и шоколадный торт с шоколадным кремом. – Я делаю паузу. – А ты когда-нибудь пробовал торт с оливковым маслом?
– Нет. Звучит как-то странно.
– Он очень-очень вкусный. По-настоящему пропитанный и бесподобный. Я приготовлю его для тебя.
Питер стонет.
– Теперь из-за тебя я хочу есть. Надо было взять целый пакет этих пончиков.
Я открываю свой коричневый бумажный пакет и вытаскиваю бутерброд. На его сэндвиче я маркером написала «П», чтобы не перепутать.
– Хочешь бутерброд?
– Ты сделала его для меня?
– Ну, я сделала и себе. Было бы грубо взять только один сэндвич и есть его перед тобой.
Питер берет бутерброд и ест его все еще наполовину завернутым.
– Вкусно, – произносит он, кивая. – Что за горчица?
Польщенная, я отвечаю:
– Пивная. Папа заказывает ее из какого-то модного кулинарного каталога. Он помешан на готовке.
– Разве ты не собираешься съесть свой?
– Оставлю его на потом, – отвечаю я.
Миновав полпути, Питер начинает то и дело обгонять проезжающие машины и постоянно поглядывать на часы, распложенные на приборной панели.
– Почему мы так спешим? – спрашиваю я.
– Эпштейны, – отвечает он, барабаня пальцами по рулю.
– Кто такие Эпштейны?
– Старая супружеская пара, владеющая антикварным магазином в Шарлотсвилле. В прошлый раз Фил прибыл на пять минут раньше меня и обчистил все место. Сегодня этого не произойдет.
Впечатленная, я говорю:
– Ух ты, а я и не знала, что этот бизнес настолько ожесточенный.
Питер ухмыляется с видом всезнайки.
– А разве таков не весь бизнес?
Я закатываю глаза, глядя в окно. Питер все же такой Питер.
***
Когда мы стоим на светофоре, Питер внезапно садится прямо и говорит:
– Вот дерьмо! Эпштейны!
Я уже практически уснула, но мои глаза тут же распахиваются.
– Где? Где?
– В красном внедорожнике! Справа, на две машины впереди. – Я вытягиваю шею, чтобы посмотреть. Эпштейны – седовласая пара, лет шестидесяти или семидесяти. Трудно сказать с такого дальнего расстояния.
Как только загорается зеленый свет, Питер дает по газам и мчится во весь опор. Я выкрикиваю: «Гони! Гони!», и мы пролетаем мимо Эпштейнов. Мое сердце бешено стучит. Я просто не могу не высунуть голову в окно и закричать, ведь это такой кайф! Мои волосы треплет ветер, и я знаю, что на голове будет полнейший беспорядок, но мне наплевать.
– Даааа – кричу я.
– Ты сумасшедшая, – говорит Питер, потянув меня обратно за подол рубашки. Он смотрит на меня точно так же, как в тот день, когда я поцеловала его в коридоре. Словно я не такая, какой он меня считал.
Мы подъезжаем к дому, перед которым уже припарковано несколько автомобилей. Я вытягиваю голову, пытаясь получше рассмотреть. Я ожидала увидеть особняк с кованными железными воротами и, может быть, горгулью или две, но этот выглядит просто как самый обычный дом. Должно быть, я выгляжу разочарованной, потому что, как только он паркуется, Питер говорит:
– Не суди распродажу имущества по дому. Я видел все виды сокровищ в обычных домах и всякий мусор в красивых зданиях.
Я выскакиваю и наклоняюсь, чтобы завязать шнурки.
– Поторопись, Лара Джин! Эпштейны будут здесь в любую секунду! – Питер хватает меня за руку, и мы бежим по подъездной дорожке. Я запыхалась, но стараюсь не отставать от него. Его ноги гораздо длиннее моих.
Как только мы оказываемся внутри, Питер прямиком направляется к мужчине в костюме. Я же наклоняюсь и, опираясь руками на колени, пытаюсь перевести дыхание. Несколько человек слоняются вокруг, рассматривая мебель. В центре комнаты расположен длинный обеденный стол с безделушками из фарфора и молочного стекла. Я подхожу к нему и внимательно разглядываю. Мне нравится белый сливочник с розовыми бутонами роз, но я не уверена, можно ли к нему прикасаться, чтобы посмотреть, сколько он стоит. Он может быть очень дорогим.
Еще мое внимание привлекает большая корзина с памятными вещами Рождества давних времен: пластмассовые Санты и Рудольфы, стеклянные украшения. Я изучаю содержимое, когда ко мне подходит Питер с огромной ухмылкой на лице.
– Миссия выполнена, – произносит он и кивает в сторону пожилой пары, которая смотрит на деревянный буфет. – Эпштейны, – шепчет он мне.
– Ты забрал стулья? – окрикивает мистер Эпштейн, стараясь казаться небрежным и нераздраженным, но сам очень строго стоит с руками на бедрах.
– Вы же знаете, – отзывается Питер, – может, в следующий раз повезет больше. – А мне он говорит: – Нашла что-нибудь классное?
– Много всего. – Я показываю на ярко-розового оленя. Он стеклянный и с электрическим синим носом. – Он бы отлично смотрелся на моем туалетном столике. Ты не спросишь мужчину, сколько он стоит?
– Нет, но это можешь сделать ты. Для тебя будет неплохо научиться договариваться. – Питер хватает меня за руку и подводит к мужчине в костюме. Тот заполняет какие-то документы на клипборде. Он выглядит очень занятым и важным. А я даже не уверена, можно ли мне здесь находиться. Думаю, на самом деле мне не нужен этот олень.
Но Питер выжидающе смотрит на меня, поэтому я откашливаюсь и спрашиваю:
– Прошу прощения, сэр, сколько стоит этот олень?
– О, эта часть лота, – отвечает он.
– О-о. Эм, извините, а что такое лот?
– Это означает, что олень является частью набора, – объясняет он. – Вы должны купить весь набор украшений. Семьдесят пять долларов. Они винтажные, как видите.
Я начинаю отходить.
– В любом случае, спасибо, – произношу я.
Питер подталкивает меня обратно, и я одариваю мужчину обаятельной улыбкой, говоря:
– А Вы не можете просто отдать его вместе со стульями? Подарок при покупке?
Мужчина вздыхает:
– Я не хочу их разделять. – Он отворачивается, пролистывая бумаги на клипборде.
Питер бросает на меня взгляд, словно говоря: «Ты же хочешь этого оленя, так что действуй». Я возвращаю ему взгляд, отвечая: «Я не хочу его так сильно», но Питер твердо качает головой и подталкивает меня в сторону мужчины.
– Пожалуйста, сэр? – спрашиваю я. – Я дам вам за него десять долларов. Никто даже не узнает, что не хватает оленя. И взгляните, его нога немного треснута на основании, видите? – Показываю я.
– Хорошо, хорошо. Просто забирай его, – скупо отвечает мужчина, и я, озаряя его улыбкой, тянусь за кошельком, но он отмахивается.
– Спасибо! Спасибо Вам большое. – Я прижимаю оленя к груди. Может быть, торговаться не так уж и сложно, как я думала.
Питер подмигивает мне, а потом говорит мужчине:
– Я подгоню машину поближе, чтобы мы могли погрузить стулья.
Они выходят, я же торчу в доме, разглядывая на стене фотографии. Интересно, их тоже продают? Некоторые из них выглядят по-настоящему старыми: черно-белые изображения мужчин в костюмах и шляпах. Одна фотография девушки в церковном платье, оно белое и с кружевами, похоже на свадебное. Девушка не улыбается, но в ее глазах есть озорной блеск, который напоминает мне о Китти.
– Это моя дочь. Патриция.
Я оборачиваюсь и вижу старика в темно-синем свитере и плотных джинсах. Он стоит, прислонившись к лестнице, и наблюдает за мной. Он выглядит очень слабым; его кожа бледная и прозрачная.
– Она живет в Огайо. Работает бухгалтером. – Он по-прежнему смотрит на меня, словно я напоминаю ему кого-то.
– У Вас милый дом, – произношу я, хотя это не так. Он старый и его бы не помешало хорошенько прибрать. Но вещи внутри милые.
– Теперь он пустой. Все мои вещи распроданы. Я ведь не смогу забрать их с собой.
– В смысле, когда умрете? – шепчу я.
Он впивается в меня взглядом.
– Нет. В смысле, в дом престарелых.
«Упс»
– Верно, – говорю я и начинаю хихикать, как делаю всякий раз, когда чувствую себя неловко.
– Что у тебя в руке?
Я поднимаю.
– Это. Мужчина в костюме дал его мне. Вы хотите его вернуть? Я не заплатила за него. Он часть лота.
Он улыбается, и морщины на его коже углубляются.
– Он был у Патти любимым.
Я протягиваю ему оленя.
– Может быть, ей захочется оставить его у себя?
– Нет, забирай его. Он твой. Она даже не почесалась, чтобы помочь мне переехать, так что… – Он злорадно кивает. – Есть еще что-нибудь, что бы тебе хотелось взять? У меня полный сундук ее старой одежды.
Упс. Семейная драма. Лучше в это не ввязываться. Но, блин, винтажная одежда! Так заманчиво…
Упс. Семейная драма. Лучше в это не ввязываться. Но, блин, винтажная одежда! Так заманчиво…
***
Когда Питер находит меня, я сижу на полу в музыкальной комнате, скрестив ноги и копаясь в старом сундуке. Мистер Кларк дремлет на диване возле меня. Я нашла умопомрачительное стильное бело-розовое мини-платье и безрукавку с маленькими ромашками, которую могу завязывать на талии.
– Взгляни, Питер! – Я поднимаю платье. – Мистер Кларк сказал, что я могу его взять.
– Кто такой мистер Кларк? – спрашивает Питер, и его голос заполняет комнату.
Я указываю на старика и прикладываю палец к губам.
– Что ж, нам лучше убраться отсюда побыстрее, пока парень, отвечающий за распродажу, не заметил, что хозяин раздает вещи бесплатно.
Я молниеносно поднимаюсь.
– До свидания, мистер Кларк, – шепчу я. Возможно, лучше дать ему поспать. Он не очень хорошо себя чувствовал, когда рассказывал мне о своем разводе.
Мистер Кларк приоткрывает глаза.
– Это твой парень?
– Нет, не совсем, – отвечаю я, но Питер обнимает меня за плечи и говорит:
– Да, сэр. Я ее парень.
Мне не нравится то, как он это говорит, словно смеется надо мной и мистером Кларком.
– Спасибо за вещи, мистер Кларк, – произношу я. Он садится прямо и тянется к моей руке. Я протягиваю ее ему, и он ее целует. Его губы ощущаются как высушенные крылья мотылька.
– Всегда пожалуйста, Патти.
Я машу ему на прощание и хватаю свои новые вещи. Когда мы выходим из парадной двери, Питер спрашивает:
– Кто такая Патти? – Но я делаю вид, что не услышала.
Должно быть, я заснула примерно через пару секунд из-за насыщенного дня, потому что следующее, что я помню, – это то, как мы стоим на подъездной дорожке, и Питер трясет меня за плечо, говоря:
– Лара Джин, мы приехали.
Я открываю глаза и прижимаю к груди платье и рубашку, словно защитное одеяльце, в то время как олень лежит на коленях. Мои новые сокровища. У меня такое чувство, будто я только что ограбила банк, и мне это сошло с рук.
– Спасибо за сегодня, Питер.
– Спасибо, что поехала со мной. – А потом неожиданно он произносит: – Ах да. Я забыл кое о чем тебя спросить. Моя мама хочет, чтобы ты пришла к нам на ужин завтра вечером.
У меня отвисает челюсть.
– Ты рассказал о нас своей маме?
Питер бросает на меня неодобрительный взгляд.
– Китти знает о нас! Кроме того, мы с мамой близки. Нас всего трое – она, я и мой брат Оуэн. Если не хочешь приходить, не приходи. Но знай, мама будет считать тебя грубиянкой, если не придешь.
– Я просто хочу сказать… чем больше людей знают, тем сложнее справляться. Нужно поддерживать ложь только для ограниченного круга людей.
– Откуда ты так много знаешь о лжи?
– О, будучи ребенком, я все время врала. – Хотя и не считала это ложью. Я думала об этом, как об игре. Я сказала Китти, что она была приемным ребенком, а ее настоящая семья была в бродячем цирке. Именно поэтому она занялась гимнастикой.
40
Даже не знаю, как мне стоит одеться для ужина в доме у Питера. В магазине его мама кажется такой модной. Не хочется, чтобы она увидела меня и посчитала недостойной по сравнению с Женевьевой. Не знаю, почему я вообще должна с ней встретиться.
Но мне хочется ей понравиться.
Я перекапываю весь свой гардероб, а затем и гардероб Марго. В итоге останавливаю свой выбор на блузке «Питер Пэн» с воротником, поверх которой надеваю кремовый свитер, и простой вельветовой юбке-клеш горчичного цвета. Плюс, колготки и балетки. Затем наношу немного косметики, которой вообще редко пользуюсь. Накладываю персиковые румяна и пытаюсь накрасить глаза, но заканчивается тем, что все смываю и начинаю заново, однако на сей раз использую только тушь и блеск для губ.
Демонстрирую наряд Китти, и она говорит:
– Выглядит как униформа.
– В хорошем смысле?
Китти кивает.
– Будто ты работаешь в хорошем магазине.
Оставшееся время до приезда Питера я трачу на поиск в интернете правил столового этикета, а именно предназначения столовых приборов. Так, на всякий случай.
***
Странно. Сидя за кухонным столом Питера, у меня складывается такое ощущение, будто я живу чужой жизнью. Оказалось, что мама Питера приготовила пиццу, так что мне даже не нужно беспокоиться о приборах. Да и их дом не такой уж фантастический внутри; он простой и милый. На кухне красуется настоящая маслобойка, на стенах в деревянных рамках висят фотографии Питера и его брата, а еще повсюду красно-белая клетчатая ткань.
На кухонной стойке куча начинок для пиццы, здесь не только пепперони, колбаса, грибы и перец, но еще и артишоки, жирные оливки сорта «Каламата», моцарелла и целые зубчики чеснока.
А мама Питера такая милая.
В течение всего ужина она то и дело подкладывает в мою тарелку салат, а я продолжаю его уминать, хотя уже и наелась. Один раз я ловлю на себе ее взгляд, а смотрит она на меня с мягкой улыбкой на лице. Когда она улыбается, то похожа на Питера.
Младшего братишку Питера зовут Оуэн. Ему двенадцать. Он словно миниатюрная копия Питера, только болтает не так много и не обладает непринужденной манерой Питера. Оуэн хватает пиццу и засовывает ее в рот, не обращая внимания на то, что она слишком горячая. Затем выдыхает горячий воздух и едва не выплевывает кусок обратно на свою тарелку.
– Не смей, Оуэн. У нас гостья, – предупреждает его мама.
– Оставь меня в покое, – бубнит Оуэн.
– Питер рассказывал, что у тебя две сестры, – с улыбкой произносит миссис Кавински, разрезая лист салата на маленькие кусочки. – Должно быть, твоя мама очень счастлива иметь трех девочек.
Я открываю рот, чтобы ответить, но Питер меня опережает:
– Мама Лары Джин умерла, когда она была маленькой. – Он говорит так, будто она уже должна была знать об этом, и смущение пробегает по ее лицу.
– Мне так жаль. Теперь я это припоминаю.
Я быстро отвечаю:
– Мама действительно была счастлива иметь трех девочек. Она была уверена, что третий ребенок будет мальчиком. Говорила, что так привыкла к девочкам, что даже нервничала по этому поводу. Поэтому испытала огромное облегчение, когда родилась девочка. Китти. Мы с моей сестрой Марго тоже. Мы могли бы молиться каждый день, что родилась сестренка, а не братик.
– Эй, а что не так с мальчиками? – протестует Питер.
Миссис Кавински улыбается и кладет еще один кусочек пиццы на тарелку Оуэна.
– Вы варвары. Дикие животные. Могу поспорить, Лара Джин и ее сестры – ангелы.
Питер фыркает.
– Ну… Может быть, Китти наполовину варвар, – признаю я. – Но мы с моей старшей сестрой Марго довольно-таки хорошие.
Миссис Кавински берет салфетку и пытается вытереть томатный соус с лица Оуэна, но он шлепает ее по руке.
– Мам!
Когда она встает, чтобы достать другую пиццу из духовки, Питер говорит мне:
– Видишь, как мама с ним нянчится?
– С тобою она нянчится куда больше, – парирует Оуэн. Мне же он бормочет: – Питер даже не знает, как приготовить рамен[15].
Я смеюсь.
– А ты?
– Еще бы, я уже годы готовлю для себя, – отвечает он.
– Я тоже люблю готовить, – говорю я, делая глоток чая со льдом. – Мы должны преподать Питеру кулинарный урок.
Оуэн внимательно рассматривает меня, а затем говорит:
– На тебе больше косметики, чем было на Женевьеве.
Я отшатываюсь, словно он меня ударил. Я нанесла лишь тушь для ресниц! И немного блеска для губ! Я точно знаю, что Женевьева каждый день пользуется пудрой, тональным и тенями. Плюс, тушь, подводка для глаз и помада!
Питер быстро произносит:
– Заткнись, Оуэн.
Оуэн посмеивается. Я прищуриваюсь. Этот малыш всего на несколько лет старше Китти! Подаюсь вперед и пальцем обвожу в воздухе свое лицо.
– Это все натуральное. Но спасибо за комплимент, Оуэн.
– Пожалуйста, – отвечает он точно так же, как и его старший брат.
***
По дороге домой, я спрашиваю:
– Эй, Питер?
– Что?
– Ничего, забудь.
– Что? Просто спроси.
– Ну… твои родители развелись, верно?
– Ага.
– Часто ты видишься с отцом?
– Нет.
– О, окей. Мне просто было интересно. – Питер выжидающе смотрит на меня. – Что?
– Я просто жду следующего вопроса. Одним ты никогда не ограничиваешься.
– Ну, ты скучаешь по нему?
– По кому?
– Своему отцу.
– О-о. Не знаю. Думаю, я больше скучаю по тому времени, когда он был с нами. Он, мама, я и Оуэн были одной командой. Он приходил на каждую игру по лакроссу. – Питер замолкает. – Он просто… обо всем заботился.
– Полагаю, этим и должны заниматься отцы.