— Откуда ты знаешь Коран и слова Пророка?
— Да славится имя его, — сказал Питер Марлоу. — Коран переводился на английский в течение многих лет многими людьми.
Он боролся за свою жизнь. Он знал, что, если сумеет остаться в деревне, он может найти лодку, на которой уплывет в Австралию. Он не умел управлять парусной лодкой, но стоило рискнуть. Плен был равносилен смерти.
— Ты правоверный? — спросил пораженный вождь.
Питер Марлоу колебался. Он легко мог притвориться мусульманином. Изучение Корана входило в его подготовку. Офицеры армии Его Величества служили во многих странах. Офицеры, следующие семейной профессии, обучались многим вещам, помимо официального образования.
Скажи он «да», и можно быть уверенным, что он спасется. Ведь яванцы в большинстве своем исповедуют ислам.
— Нет. Я не правоверный. — Он устал и находился на пределе своих сил. — По крайней мере, я так не считаю. Меня учили верить в Бога. Мой отец обычно говорил нам, моим сестрам и мне, что Бог имеет много имен. Даже христиане говорят, что существует Святая Троица.
— Я думаю, неважно, каким именем ты называешь Бога. Бог не станет возражать, если его признают в лице Христа, или Аллаха, или Будды, или Иеговы, или даже в твоем лице, потому что, если он Бог, ему известно, что мы временны на земле и знаем слишком мало.
— Я верю, что Магомет был пророком Бога. Я думаю, что Иисус был посланцем Бога и, как называет его Магомет в Коране, «самый безупречный из всех пророков». Не знаю, является ли Магомет последним пророком, как он говорит. Не думаю, что нам, людям, можно утверждать что-то определенное во всем, что связано с именем Бога. Но я не верю, что Бог — это старик с длинной, белой бородой, который сидит на золотом троне высоко на небесах. Я не верю в обещание Магомета, что все правоверные попадут в рай, где они будут лежать на шелковых диванах, пить вина, а прислуживать им будут прекрасные девушки, или что этот рай будет садом с множеством зелени, чистыми ручьями и фруктовыми деревьями. Я не верю в то, что ангелы имеют крылья за плечами.
Ночная мгла окутала деревню. Заплакал младенец и, убаюканный, заснул снова.
— Я узнаю наверняка, каким именем называть Бога в тот день, когда умру. — Молчание затягивалось. — Думаю, будет грустно узнать, что Бога не существует.
Вождь сделал знак, чтобы Питер Марлоу сел.
— Ты можешь остаться. Но с одним условием. Поклянись, что будешь подчиняться нашим законам и быть одним из нас. Ты будешь работать на рисовых полях, работать в деревне, выполнять мужскую работу. Не больше и не меньше, чем любой другой мужчина. Ты выучишь наш язык и будешь говорить только на нашем языке, носить наше платье и покрасишь свою кожу. Твой рост и цвет твоих глаз выдадут в тебе белого человека, но, возможно, краска, платье и язык могут защитить тебя на некоторое время. Можно сказать, что ты наполовину яванец, наполовину белый. Ты не будешь дотрагиваться ни до одной женщины без разрешения. И ты будешь повиноваться мне, не задавая вопросов.
— Договорились.
— Еще одно условие. Укрывать врага японцев опасно. Ты должен знать, что, если мне придется выбирать между тобой и моими людьми, чтобы защитить деревню, я выберу деревню.
— Понимаю. Спасибо вам, сэр.
— Поклянись своим Богом, — улыбка мелькнула на лице старика, — поклянись своим Богом, что ты будешь повиноваться и будешь выполнять эти условия.
— Клянусь Богом, что согласен и буду повиноваться. И не причиню вам вреда, пока буду находиться здесь.
— Ты наносишь вред одним своим присутствием здесь, сын мой, — ответил старик.
После того как Питер Марлоу поел и утолил жажду, вождь сказал:
— Теперь ты больше не будешь говорить по-английски. Только по-малайски. С этой минуты. Это единственный способ быстро выучить язык.
— Хорошо. Но сначала можно мне задать вопрос?
— Да.
— Для чего стоит здесь этот унитаз? Ведь к нему не подведено никаких труб.
— Мне доставляет удовольствие следить за лицами моих гостей и читать их мысли: «Какая глупость использовать этот предмет в качестве украшения в доме».
И старик закатился смехом, слезы побежали по его щекам, и все в доме засуетились, его жены прибежали помочь ему и стали растирать ему спину и живот, а потом тоже захохотали, а с ними и Питер Марлоу.
Питер Марлоу снова улыбнулся, вспоминая. Вот это был человек! Туан Абу. Но сегодня я не буду больше вспоминать ни деревню, ни своих друзей из деревни или Нья, дочь деревни, к которой они позволили мне прикоснуться. Сегодня я буду думать о приемнике и о том, как мне добыть конденсатор и настроиться на сегодняшнюю вылазку в деревню.
Он расстался с позой лотоса и терпеливо ждал, пока восстановится кровообращение. Ветерок доносил до него сладкий запах бензина. Вместе с запахом бензина ветерок принес звуки голосов, тянувших псалмы. Они доносились из театра на открытом воздухе, который на сегодня превратился в англиканскую церковь. На прошлой неделе он использовался католиками, неделей раньше был молитвенным местом адвентистов Седьмого дня, а еще неделей раньше — храмом для людей какого-то другого вероисповедания. В Чанги терпимо относились к верованиям.
На грубых скамьях собралось много прихожан. Сюда приходили и люди верующие, и не верующие в Спасителя. Одни приходили, чтобы чем-нибудь заняться, другие, — потому что больше нечем было заняться. Службу сегодня вел капеллан Дринкуотер.
У капеллана Дринкуотера был густой и звучный голос. Искренность исходила из него, строки Библии оживали и давали надежду, заставляли забыть о Чанги и о пустом желудке.
«Проклятый фарисей», — думал Питер Марлоу, презирая Дринкуотера и снова вспоминая то, что произошло…
— Эй, Питер, — прошептал ему однажды Дейв Девен, — посмотри-ка вон туда.
Питер Марлоу увидел Дринкуотера, который разговаривал с высохшим капралом из авиации по имени Блоджер. Койка Дринкуотера стояла в самом удобном месте около входа в хижину номер шестнадцать.
— Это, должно быть, его новый денщик, — сказал Девен.
Даже в лагере сохранялась эта старая традиция.
— Что случилось с предыдущим?
— С Лидсом? Мой знакомый сказал, что он попал в госпиталь. В палату номер шесть.
Питер Марлоу встал.
— Дринкуотер может делать все, что ему угодно с армейскими типами, но моего человека он не получит.
Он миновал четыре ряда коек.
— Блоджер!
— Что вам нужно, Марлоу? — спросил Дринкуотер.
Питер Марлоу сделал вид, что не слышит его.
— Что вы здесь делаете, Блоджер?
— Я пришел повидаться с капелланом, сэр. Извините, сэр, — сказал он, подходя ближе. — Я не очень хорошо вижу.
— Капитан авиации Марлоу.
— О, как поживаете, сэр? Я новый ординарец капеллана, сэр.
— Вы сейчас же уйдете отсюда, и прежде, чем браться за работу в качестве ординарца, вы должны сначала прийти и спросить моего разрешения.
— Но, сэр…
— Что вы на себя берете, Марлоу? — оборвал его Дринкуотер. — Ваша ответственность на него не распространяется.
— Он не будет вашим денщиком.
— Почему?
— Потому что я так сказал. Вы свободны, Блоджер.
— Но, сэр, я буду хорошо обслуживать капеллана, правда. Я буду стараться…
— Где вы взяли эту сигарету?
— Эй, послушайте, Марлоу… — начал Дринкуотер.
Питер Марлоу взорвался.
— Заткнитесь!
Люди в хижине бросили свои дела и начали подходить к ним.
— Где вы взяли эту сигарету, Блоджер?
— Мне ее дал капеллан, — прохныкал Блоджер, отступая назад, испугавшись резкого голоса Питера Марлоу. — Я отдал ему свое яйцо. Он обещал дать мне табак в обмен на ежедневно причитающиеся мне яйца. Мне нужен табак, и он может брать яйца.
— В этом нет ничего дурного, — взревел Дринкуотер, — нет ничего дурного в том, чтобы дать парню табачку. Он попросил его у меня. В обмен на яйцо.
— Вы ведь заходили недавно в палату шесть? — спросил Питер Марлоу. — Это с вашей помощью Лидс попал туда? Последний денщик! Он ослеп.
— Это не моя вина. Я ничего плохого ему не сделал.
— Сколько его яиц вы съели?
— Ни одного. Ни одного.
Питер Марлоу схватил Библию и сунул ее в руки Дринкуотера.
— Поклянитесь на ней, тогда я вам поверю. Поклянитесь на ней, или, клянусь Богом, я разделаю вас.
— Клянусь! — простонал Дринкуотер.
— Ты лживый ублюдок, — закричал Девен. — Я видел, как ты брал яйца у Лилса. Мы все видели.
Питер Марлоу схватил котелок капеллана и, обнаружив там яйцо, разбил его на лице Дринкуотера, затолкав яичную скорлупу ему в рот. Дринкуотер потерял сознание.
Питер Марлоу плеснул на него водой из миски, и он пришел в себя.
— Благослови вас Бог, Марлоу, — прошептал он. — Благослови вас за то, что вы наставили меня на путь праведный. — Он опустился на колени рядом с койкой. — О, Боже, прости твоего недостойного грешника. Прости мне мои грехи…
Сейчас, в это Солнечное воскресенье, Питер Марлоу слушал, как Дринкуотер закончил проповедь. Блоджера давно уже забрали в палату номер шесть, но приложил ли к этому руку Дринкуотер, Питер Марлоу доказать не мог. Откуда-то Дринкуотер по-прежнему получал много яиц.
Желудок Питера Марлоу подсказал, что подошло время обеда.
Когда он дошел до своей хижины, раздраженные пленные уже стояли с котелками в руках. Сегодня дополнительного пайка не ожидалось. Завтра, по слухам, его тоже не будет. Эварт уже узнал на кухне. Все как обычно. Это тоже неплохо. Но почему, черт возьми, им бы не поторопиться?!
Грей сидел на краю койки.
— Ну, Марлоу, — сказал он, — сегодня вы едите вместе с нами? Какая приятная неожиданность!
— Да, Грей, я по-прежнему ем здесь. Почему бы вам не пойти и не поиграть в полицейских и воров? Знаете, как это делается, прицепитесь к кому-нибудь, кто не сможет дать сдачи.
— Не надейтесь, старина. У меня более серьезные игры.
— Удачи вам. — Питер Марлоу приготовил котелки. Через проход от него Браф, дающий советы игрокам в бридж, подмигнул.
— Копы! — прошептал он. — Все они одинаковые.
— Это верно.
Он подошел к Питеру Марлоу.
— Слышал, у вас новый приятель.
— Верно, — Питер Марлоу насторожился.
— Мы в свободной стране. Иногда приходится рисковать, но не нужно забывать, что риск-то существует.
— ?
— Да. Иногда новые друзья выходят из-под контроля.
— Это может произойти в любой стране.
— Может быть, — ухмыльнулся Браф, — нужно старым солдатам собраться и потрепаться. Вы не против?
— С удовольствием. Давайте завтра? После завтрака? — непроизвольно он повторил интонацию Кинга. Но он не стал поправляться. Он улыбнулся, и Браф улыбнулся ему в ответ.
— Эй, жратву принесли! — крикнул Эварт.
— Славу Богу, — простонал Фил. — Может, сговоримся, Питер? Твой рис на мою похлебку?
— Попытайся!
— Стоит попытаться!
Питер Марлоу вышел на улицу и встал в очередь за едой. Рис раздавал Рейлинс. «Хорошо, — подумал он, — сегодня не о чем беспокоиться».
Рейлинс был лысым человеком средних лет. Он работал помощником управляющего в банке Сингапура и, как и Эварт, был приписан к малайскому полку. В мирное время это формирование стоило того, чтобы быть к нему приписанным. Бесконечные вечеринки, крикет, поло. Чтобы иметь вес в обществе, мужчина должен был быть приписан к полку. Рейлинс также приглядывал за полковыми столовыми деньгами, кроме того, организовывал банкеты. Когда ему вручили винтовку и сказали, что отправляют на войну, приказав, чтобы его взвод занял позицию за дамбой и стрелял в японцев, он посмотрел на полковника и рассмеялся. Его работа — бухгалтерские книги. Но это не помогло. Пришлось взять двадцать человек, таких же необученных, как и он, и отправиться к месту назначения. Во время марша от его двадцати людей неожиданно осталось только трое. Тринадцать были убиты на месте из засады. Четверо ранены. Они лежали посреди дороги, истошно крича. У одного оторвало руку, и он тупо таращился на культю, собирая кровь одной рукой, пытаясь влить ее обратно. Другой все время смеялся, смеялся, пока заталкивал свои кишки в разорванный живот.
Рейлинс тупо смотрел, как на дорогу выехал стреляющий японский танк. Потом танк уехал, и те четверо превратились просто в пятна на асфальте. Он оглядел троих, оставшихся в живых, одним из них был Эварт. Они тоже смотрели на него. Потом они в ужасе бежали, бежали, бежали в джунгли. Они заблудились. Потом он остался один, один посреди кошмарной ночи, полной пиявок и таинственных звуков. Его спас от безумия малайский ребенок, который нашел его бормочущего что-то, и привел в деревню. Он прокрался в дом, где собирались остатки армии; На следующий день японцы расстреляли двоих из каждой десятки. Его и еще нескольких человек держали в этом доме. Потом посадили на грузовик и отправили в лагерь, где он оказался среди своих. Но он никогда не забывал своего друга Чарльза, того самого, чьи внутренности вывалило наружу.
Мозг Рейлинса большую часть времени находился в тумане. Хоть убей, он не мог взять в толк, почему не сидит в банке, подсчитывая цифры, понятные, аккуратные цифры, и почему находится в лагере. Но и в лагере он преуспел. Рейлинс мог совершенно точно разделить неизвестное количество риса на нужное количество порций.
— А… Питер, — сказал Рейлинс, накладывая ему его порцию риса. — Вы ведь знали Чарльза, не так ли?
— Да, отличный парень, — Питер Марлоу не знал Чарльза. Никто из них не знал его.
— Как вы думаете, он смог их затолкать обратно? — спросил Рейлинс.
— О да, конечно, — Питер Марлоу забрал еду, и Рейлинс повернулся к следующему человеку в очереди.
— А, капеллан Гровер, тепло-сегодня, правда? Вы ведь знали Чарльза, не так ли?
— Да, — сказал капеллан, взгляд которого был прикован к его порции риса. — Я уверен, он бы справился, Рейлинс.
— Хорошо, хорошо. Приятно слышать это. Неважно себя чувствуешь, когда находишь свои внутренности снаружи, вот так, как у Чарльза.
Мысли Рейлинса перенесли его в прохладный, прохладный банк и к его жене, которую он увидит сегодня вечером, когда вернется из банка в их маленькое аккуратное бунгало около ипподрома. «Дайте-ка припомнить, ведь у нас сегодня на обед барашек, — подумал он. — Баранина! И замечательное холодное пиво. Потом я поиграю с Пенелопой, а жена посидит с шитьем на веранде».
— А, — сказал он, с радостью узнавая Эварта. — Не хочешь ли заглянуть сегодня вечерком на обед, Эварт, старина? Может, придешь с женой?
Эварт буркнул что-то сквозь стиснутые зубы. Взял рис, похлебку и отошел.
— Успокойся, Эварт, — предупредил его Питер Марлоу.
— Сам успокойся! Откуда тебе знать, что я чувствую при этом? Клянусь Богом, как-нибудь я его убью.
— Не волнуйся…
— Не волнуйся! Они убиты. Его жена и ребенок. Я видел их убитыми. А как моя жена и двое детей? Где они, а? Где? Где-нибудь тоже лежат убитые. Должно быть, умерли, ведь прошло столько времени. Умерли.
— Они в лагере для гражданских лиц…
— Откуда тебе это знать. Господи? Ты не знаешь, я не знаю, а этот лагерь всего лишь в пяти милях отсюда. Они мертвы! О, Бот мой, — Эварт сел и заплакал, выплескивая рис и похлебку на землю. Питер Марлоу собрал рис и листья из похлебки и сложил их в котелок Эварта.
— На следующей неделе тебе разрешат написать письмо. Или, быть может, разрешат посещение. Комендант лагеря всегда запрашивает список детей и женщин. Не волнуйся, они в безопасности.
Питер Марлоу оставил его причитать над едой, забрал свой рис и пошел к бунгало.
— Привет, приятель, — сказал Ларкин. — Вы были у Мака?
— Да. Он выглядит прекрасно. Даже начал пререкаться по поводу своего возраста.
— Будет неплохо увидеть старину Мака. — Ларкин пошарил под своим тюфяком и вытащил запасной котелок. — У меня сюрприз! — Он открыл котелок и показал двухдюймовый квадратик какого-то коричневого вещества, напоминающего замазку.
— Клянусь всеми святыми! Это же блачанг! Где, черт возьми, вы взяли это?
— Стибрил, конечно.
— Вы гений, полковник. Смешно, но я не чувствую его запаха. — Питер Марлоу наклонился и отщипнул крошечный кусочек блачанга. — Этого нам хватит на пару недель.
Блачанг был местным деликатесом, который готовился очень просто. В нужное время года надо отправиться на берег моря и сетью вылавливать крошечных морских моллюсков, кишащих в прибое. Затем надо сложить их в яму, обложенную морскими водорослями, потом закрыть яму морскими водорослями и забыть о ней на два месяца.
Открывая яму, вы обнаруживаете, что улов превратился в разлагающуюся массу, вонь от которой сбивает вас с ног и может уничтожить обоняние на неделю. Задержав дыхание, вы достаете массу и жарите ее. При этом необходимо находиться с наветренной стороны, иначе можно задохнуться. Когда варево остынет, надо резать его на части. Стоит деликатес очень дорого. До войны — по десять центов за брикет. Сейчас, наверно, десять долларов за крохотный ломтик. Почему это деликатес? А потому, что это чистый протеин. Крошечный кусочек придает вкус целой миске с рисом. Конечно, от этого блюда легко можно подцепить дизентерию. Но, если оно правильно выдержано, приготовлено и не засижено мухами, тогда все в порядке.
Но Питер Марлоу никогда не задавал вопросов.
Он просто сказал: «Полковник, вы гений» — и добавил ложечку в свой рис, наслаждаясь едой.
— Отнесем кусочек Маку?
— Отличная мысль. Но он наверняка начнет жаловаться, что приготовлено не так, как надо.
— Старина Мак станет жаловаться даже, если блачанг само совершенство… — Ларкин остановился. — Эй, Джонни, — окликнул он высокого мужчину, проходящего мимо с тощей дворняжкой на веревке. — Хотите немного блачанга, приятель?