Однажды Нико пыталась объяснить Эйдриен, что чувствует в такие моменты, но сестренка просто не поняла, посмотрела на нее с опаской и отшутилась.
А вот Дюран – другое дело, он знает Никки до мелочей.
Кооперативная квартира, где жил психотерапевт, располагалась в доме-совладении в квартале от станции метро, в восточной части Коннектикут-авеню. Неплохой райончик, если вас не раздражает несмолкающий гул транспорта: мимо пожарной станции прогуливаются мамаши с колясками, бегают трусцой любители утренних пробежек и торопятся на ленч бизнесмены. Вот и теперь какая-то молодая пара изо всех сил старалась не замечать шизофреничного чернокожего, клянчившего мелочь у «Старбакса».
И конечно, старики сидели на скамейках перед индо-тайской закусочной «У Айви» и кормили голубей. Одного из завсегдатаев этого места Нико видела каждую неделю, узнавая по рыбацкой шапочке, которую он носил не снимая, в любую погоду, и по изуродованным артритом ладоням размером с суповую тарелку. Старик кормил птиц, швыряя в них поп-корн из темного бумажного пакета.
Здание, где находилась квартира Дюрана, выстроили много лет назад, и поэтому все в нем – от домофона до лифта – функционировало со странностями. Например, звонок внутренней связи гремел так оглушительно, словно возвещал квартиранта о том, что у него серьезные проблемы. В особенности это раздражало, когда Дюран спокойно сидел в гостиной и смотрел телевизор.
Так что едва Нико нажала кнопку звонка, доктор вздрогнул от неожиданности – и так же быстро взял себя в руки, сделал глубокий вдох, выдохнул и нажал кнопку на дистанционном пульте. Изображение взорвалось водоворотом искорок, а телеведущая Опра, которая как раз подалась к камере, чтобы уточнить очередной вопрос, растворилась в статическом потрескивании.
Дюран знал, что пришла Нико, но, желая соблюсти формальности, вышел из комнаты и проговорил в металлическую решетку домофона:
– Кто там?
Ответ не заставил себя ждать, и до психиатра донесся легкий певучий голос:
– Это Нико. Нико-Нико-Нико!
Пациентка так и излучала энергию – Дюран сразу понял, что литий она не принимала.
– Здравствуй. Ты, как обычно, вовремя. Поднимайся.
Ожидая Нико, Дюран поймал себя на мысли, что гадает – о чем же хотела спросить Опра, когда его отвлек вызов домофона. Перед глазами стояло лицо ведущей: сложенные в трубочку губы, тонкие морщинки на сосредоточенном лице, прищуренные глаза – озорной, извиняющийся взгляд будто приглашал собеседника вступить в некий тайный сговор: «Мои вопросы в обмен на твои ответы. Если я посмею спросить, рискнешь ли ты ответить?» Взгляд на «все сто» – не то что липкие гримасы иных тележурналистов, буквально выдавливающих из себя сочувственное понимание.
Доктор стоял у двери, ожидая Нико, и, когда на шестом этаже разъехались двери лифта, он почти физически ощутил, как дрогнул воздух. Затем послышались шаги в коридоре, легкое «цок-цок-цок» по плиткам становилось все громче, громче и – внезапно смолкло. Пациентка нажала кнопку звонка, и прозвучала чистая завершенная нота, словно кто-то ударил молоточком по ксилофону. Подобный звук издает усилительная аппаратура для объявлений в крупных универмагах вроде «Мейси» и «Сакс, Пятая авеню». (Впрочем, Дюрана сложно было назвать частым посетителем супермаркетов.)
Едва раздался звонок, врач открыл дверь, и Нико отпрянула от неожиданности.
– Нико!
– О-о-ох! Господи, Док, ты меня напугал! – воскликнула она и лучезарно улыбнулась, входя в прихожую.
– Прекрасно выглядишь, – заметил Дюран, закрывая дверь. – Здоровый загар. Хотя теперь, наверное, в ходу другая концепция: «Да здравствует бледность!»
Он помедлил, окинул ее взглядом, стараясь при этом не проявлять своей мужской сущности. Задачка не из легких, когда перед тобой стоит прелестная особа на шпильках и в розовой обтягивающей юбочке размером с косынку.
– Как дела, где пропадала?
Нико пожала плечами:
– Да так, на пляже.
– Серьезно? На каком?
Гостья покачала головой:
– Название вылетело из головы.
Доктор проводил ее в кабинет.
– Ого, да у тебя новое приобретение?! – Никки указала на коврик у камина.
Дюран посмотрел на кроваво-красный турецкий кирман с традиционными узорами и кивнул:
– Да. Недавно обзавелся.
– Ни за что не поверю, что ты выбирался в магазин.
Психиатр покачал головой, беспомощно улыбнувшись:
– Я заказал по каталогу.
– Док, тебе надо чаще бывать на воздухе – ты бледен, как призрак.
Собеседник пожал плечами:
– Времени не хватает. К тому же теперь бледность действительно в моде.
Кабинет мало чем отличался от гостиной – разве что встроенными в потолок осветителями да тяжелыми шторами на окнах. В обстановке преобладали нейтральные тона: на кремовых стенах висели акварельные пейзажи в черепаховых рамах, мебель закрывали бежевые чехлы. Здесь же красовались и дипломы Дюрана.
Вместе с огромного размера мебелью и подушками, разложенными на диване, дипломы и свидетельства были призваны завоевывать доверие клиентов: степень бакалавра в Брауне, докторская по клинической психологии в Висконсине, по флангам – сертификаты Американского совета психологического гипноза и Общества когнитивных психотерапевтов[3].
– Располагайся, – сказал Дюран, садясь за письменный стол. – Я просмотрю записи, найду кассету – и начнем.
– А что, обязательно записывать все сеансы? – пожаловалась Нико и, сбросив туфли, плюхнулась на диван.
– Да, – усмехнулся Дюран, вставляя кассету в магнитофон. Нажал кнопку «Запись» и, повернувшись к компьютеру, стал набирать что-то на клавиатуре. – Ты же знаешь, это не моя прихоть – страховая компания требует.
– Док, я все равно не буду с тобой судиться.
– К сожалению, именно так все и утверждают.
Дюран ввел пациентку в легкий транс. Она расслабленно лежала на диване с закрытыми глазами, на лице застыло безмятежное выражение. Низкий, баюкающий голос психиатра направлял ее по воображаемому ландшафту, следуя привычной последовательности образов:
– Ты идешь вдоль прохладного ручья по мягкой влажной тропке. Задержись ненадолго. Слышишь? Вода журчит. Лист плывет по воде, как маленький корабль, и ты провожаешь его взглядом. Вот его прибило к камню, но тут же освободило течением, он закружился в потоке и скрылся за поворотом. Как красиво перекатывается по дну вода, лаская камни…
На миг Нико нахмурилась: Дюран начал уводить ее от ручья. Теперь ее лицо слегка напряглось: исполняя волю психотерапевта, она, скорчившись, пролезла под колючими ветками. На лбу пролегли морщинки, пока Никки продиралась сквозь густые заросли – и вернулась легкая, блаженная улыбка, едва она ступила на мягкую, пружинящую под ногами луговую зелень.
– Твое лицо ласкает легкий ветерок, он ворошит волосы и гладит траву…
Вслед за Дюраном Никки отворила белую калитку, ведущую на поросшие мхом ступени в рассеянной тени листвы, и спустилась к уединенному прудику. Села на поваленный ствол укутанного мхом дуба и залюбовалась танцующим на воде солнечным зайчиком, что пробрался сквозь завесу крон. Левая рука Нико свесилась с дивана и, путешествуя по ковру, окунулась в прохладу озерца.
Никки снова в укромном уголке, где никто и ничто не может причинить ей зла. Дюран понаблюдал, как мерно поднимается и опускается грудь девушки, а потом стал выводить пациентку в прошлое:
– Давай вернемся в то время, когда ты была девочкой.
– А я и сейчас не мальчик.
– Нет, маленькой девочкой. Двенадцать лет… одиннадцать… десять. Вспомнила?
Нико беспокойно поерзала на диване и кивнула. Дюран, сидевший в высоком кресле в паре шагов от пациентки, подался вперед и в который раз принялся с удивлением следить за переменами на ее лице – настороженность умудренного жизнью человека сменилась детской непосредственностью. И даже голос Никки теперь звучал по-детски.
– Где мы? – спросил Дюран.
– В Южной Каролине.
– А твои приемные родители?
– М-м… дома. У нас большой белый коттедж за городом.
– Расскажи мне о нем.
– Ты и так знаешь.
– Мне бы хотелось услышать еще раз.
Она нахмурилась.
– Там колонны – высокие колонны, как в старинных богатых домах. Только на наших краска облезает. И там, где ее нет, видно, что они не каменные, а деревянные – собраны из дощечек, а теперь вот расклеиваются. Наверное, скоро упадут.
– Что ты видишь? – спросил Дюран.
– Крыльцо.
– Хорошо… Что еще?
– Деревья.
– Какие именно?
– Простые деревья. Дубы. Дом стоит в конце маленькой дороги.
– Длинной подъездной аллеи, – поправил Дюран.
– Длинной подъездной аллеи с гнилыми дубами по обе стороны.
– Живыми дубами, – уточнил психотерапевт.
– Да, наверное. Все считают их здоровскими, только мне они не нравятся. Они старые и мерзкие.
– Недолюбливаешь их?
– Живыми дубами, – уточнил психотерапевт.
– Да, наверное. Все считают их здоровскими, только мне они не нравятся. Они старые и мерзкие.
– Недолюбливаешь их?
– Терпеть не могу!
– Почему?
– Потому что… Ну, как сказать…
– Почему же?
– Они жуткие.
– Жуткие? Как это?
– На них паутина.
– Ты хочешь сказать, «бородатый мох»? – подсказал Дюран.
– Ага.
– И что в том плохого? – продолжал доктор.
Нико свела брови, задумалась и молча покачала головой в ответ.
– У тебя с ними связаны какие-то неприятные воспоминания? – спросил Дюран.
Пациентка поежилась и кивнула:
– Угу.
– Дек что-то делал с этим мхом?
Никки уткнулась головой в подушку:
– Он запутывал его в волосы. В безлунные ночи.
Доктор кивнул.
– На что это было похоже, Никки?
– На паутину.
Дюран придвинулся к пациентке.
– Расскажи о Деке, – попросил он.
– Мне не нравится Дек! – воскликнула Нико, неожиданно раскрыла глаза и попыталась сесть. – Только, пожалуйста, не говори ему!
– Не буду.
– Обещаешь?
– Обещаю. А теперь ложись и закрой глаза. Ты в безопасности. – Дюран заметил, что пациентка начинает задыхаться. – Здесь только ты и я, и ветер, и ручей. Порядок?
Она кивнула.
Через некоторое время доктор возобновил тему:
– Почему тебе не нравится Дек?
Нико молчала с минуту, ее грудь беспокойно вздымалась, Дюран выжидающе смотрел на лицо девушки. Наконец та выпалила:
– Из-за того, что он делает!
– Что он делает?
Нико скорчилась на диване.
– Он зовет нас в церковь с друзьями, а сам ведет в тоннель в подвале.
– Что там происходит?
Нико замерла и некоторое время лежала, боясь шелохнуться, а затем безмолвно покачала головой.
– Вы снимали кино?
Она кивнула.
– Расскажи поподробнее, – попросил Дюран.
Пациентка нахмурилась, перевернулась на другой бок и уставилась в спинку дивана.
– Не могу, – сказала она.
– Не можешь?
Никки отрицательно покачала головой.
– Почему? – удивился Дюран.
– Не могу – и все.
– Ты не помнишь?
Нико молча кивнула.
– Я подскажу, – предложил доктор. – Был фильм, в котором вы поженились.
Никки неохотно кивнула, и упрямство на ее лице сменилось обреченностью.
– Давай поговорим о свадьбе.
Нико не могла не подчиниться и под руководством Дюрана во всех подробностях поведала историю смерти своей старшей сестры в порнофильме. В этой картине две девочки исполнили главные роли, а третьей, самой младшей, отводилась роль второго плана.
Николь с Дюраном частенько наведывались на эту запретную территорию. Отсюда происходили проблемы пациентки, а потому было жизненно необходимо начать сражение с болезнью с раскрытия секретов ее детства.
– Я в белом, – рассказывала Нико, затаив дыхание. – Все, как полагается невесте: длинная фата и букет.
– Какие в нем цветы?
– Красные розы и гипсофилии, – без колебаний ответила пациентка. – Да, и еще папоротник. Розанна – жених. Глупость какая, как девочка может изображать жениха!
– Во что одета Розанна? – спросил Дюран.
– На ней черный смокинг с красной гвоздикой в петлице. Она такая прелесть! А Эйдриен несет кольца.
– В чем она?
– На ней, кроме венка из цветов, ничего нет.
– И вы подходите к алтарю?
– Угу.
– А свечи на нем есть?
– Да. Вокруг свечи, и какие-то люди занудно бубнят молитвы. А потом к нам выходит священник и спрашивает: «Берешь ли ты этого мужчину?…» – Голос Нико затих, и создалось впечатление, будто она забыла, что от нее требуется.
Дюран подсказал:
– Священник спрашивает: «Берешь ли ты этого мужчину…» – и что дальше? Насколько я помню, дальше следует твоя реплика?
– Верно, – сказала Нико.
– Что ты должна сделать?
– Встать на колени…
– И?
– Открыть рот.
Теперь дискомфорт Нико стал осязаемым, и Дюран забеспокоился, как бы нынешнее волнение пациентки не вылилось в истерику. Так уже случалось на прошлых сеансах, и психиатр решил сменить тактику:
– Расскажи о Розанне. Кто она?
– Жених.
Дюран отмахнулся от ответа, как от назойливой мошки.
– Верно, в кино она жених. А кто она в жизни?
– Когда не в фильме?
– Да.
– Розанна – моя старшая сестра, а Эйдриен – младшая.
– Вот как…
– Да, потому что когда мне исполнилось десять, Эйдриен – только пять. Значит, я гораздо старше.
– Как я понял, у тебя две сестры?
Нико покачала головой.
– Нет, – сказала она. – Только Эйдриен, а Розанны больше нет.
– Почему?
– Она умерла.
– Ах, как жаль, – сказал Дюран и после некоторой паузы продолжил: – Как это случилось?
– Что?
– Как умерла Розанна?
– Ее убили в кино! – прошептала Нико.
– Да, верно, но ведь кино – это понарошку.
– Не-а. Там все было по-настоящему.
– Что именно?
– Все!
– Объясни.
– Кино настоящее: он оттянул ей голову за волосы и…
– Кто?
– Тот дядька.
– Какой дядька?
– В красном капюшоне. На нем был балахон с капюшоном.
– Балахон?
– Да, там все носили балахоны. Все, кроме меня, Розанны, и Эйдриен с Деком.
– А в чем был твой приемный отец?
Нико нахмурилась, по-детски собираясь с мыслями.
– В каких-то ремешках.
– Что-что?
– Ну, понимаешь, Дек считался каким-то важным священником, только никакой сутаны на нем не было – одни кожаные ремни и паутина в волосах.
– Ладно, я понял. Давай продолжим. Ты остановилась на том, что Розанну потянули за волосы, правильно?
Нико кивнула:
– Ага.
– А где она находилась в тот момент?
– На полу. Стояла на четвереньках.
– Почему на четвереньках?
– Потому что у нее был секс!
– Розанна занималась сексом?
Очередной кивок.
– С кем? – спросил Дюран.
– С какими-то людьми.
– Но она же была совсем маленькой?
Нико пожала плечами:
– Двенадцать лет.
– Хорошо. Она занималась сексом… и что потом?
– Я уже сказала: человек в красном капюшоне оттянул назад ее голову…
– И?
– Резанул ножом. Вот так. – Нико провела рукой по горлу.
– Что случилось потом?
Нико всхлипнула и отвернулась.
– Не отворачивайся, Нико, ты должна посмотреть. Просто скажи, что случилось.
– У Розанны сделались такие большие глаза – она очень напугалась! Кровь текла из раны, и она не могла сказать ни слова, только хрипела.
– А где в этот момент была ты?
– Под Деком.
– Ладно. Но… если все происходило в кино, понарошку…
Нико отчаянно замотала головой.
– Нет, – настаивала она, приподнявшись на локте; девушка почти кричала от страха. – Не понарошку! Все случилось по правде! У Дека даже был специальный ящик, запиравшийся на ключ. Там он хранил кино, а иногда заставлял меня сидеть и смотреть вместе с ним. А Розанны я больше не видела. Она исчезла, умерла в тоннеле, который дядьки зачем-то называли церковью…
Дюран стал тихо нашептывать, пытаясь успокоить Нико: «Тш-ш-ш, все в порядке. Я рядом, ничего плохого не случится».
Мало-помалу напряжение отпустило Никки, и она, обессилев, уронила голову на подушку.
Тихо, медленно проговаривая слова, психотерапевт вывел пациентку из транса, в обратном порядке повторяя путь по воображаемому ландшафту, столь знакомому им обоим: тропка, ручей, начало дороги.
– Глубоко вдохни, – сказал он. – Какой воздух! Свежий, прохладный.
Ее грудь поднялась, опустилась и снова поднялась.
– Когда я досчитаю до пяти, – попросил Дюран, – ты проснешься свежей и отдохнувшей. Хорошо? – Не дожидаясь ответа, он начал отсчет: – Один… два… три.
Веки Нико дрогнули, и глаза открылись: широкие зрачки тут же сузились на свету.
Дюран протянул ей салфетку.
– Ты неплохо поработала, Нико. Я тобой горжусь.
Некоторое время она отчаянно щурилась, пока глаза не привыкли к свету, затем свесила ноги с дивана, села прямо и откашлялась. Никки разрумянилась, ее глаза блестели.
– Значит, все хорошо? – спросила она.
Дюран кивнул.
– Просто замечательно, продолжим в пятницу. – С этими словами он помог пациентке подняться и проводил к двери, где Нико одарила его обворожительной улыбкой и поцеловала в щеку.
– Мне правда стало легче, Док.
– А иначе зачем бы я был нужен? – отшутился он и моментально посерьезнел: – Но я тебе еще кое-что хотел сказать.
– Что?
– Принимай литий, Нико.
Она закатила глаза к потолку и покосилась в сторону.
– Пообещай, – попросил Дюран.
Нико неохотно кивнула и пожаловалась:
– Терпеть не могу эти чертовы таблетки, я от них как неживая.
– Лекарство уравновешивает – без этого тебе не обойтись. Или предпочитаешь все время кататься на американских горках?
Нико отрицательно покачала головой.
– Тогда принимай лекарства.
Когда дверь за пациенткой закрылась, Дюран вернулся к столу и написал краткий отчет о недавнем сеансе.
«16 октября. Николь Салливан, 30 лет.