Однако вот сейчас, с развитием науки и стремительным взлетом медицины, в самом деле есть возможность жить полноценной жизнью, а не растением, в то же время уделять внимание здоровью и высокой работоспособности.
У нас, людей в возрасте, все меньше друзей, и с этим нужно смириться и не пытаться расширять этот узкий круг искусственно, чтобы не увеличивать разочарования. Меньше их не только потому, что некоторые умирают, а еще и потому, что новыми обзаводиться намного труднее.
Первое, мы сами становимся намного избирательнее. В детстве дружим со всеми или почти со всеми, в школе почти все одноклассники – друзья или хотя бы приятели, в среднем возрасте мы уже избирательнее, у нас вырабатываются свои предпочтения, а те, кто не нашего круга, отсеиваются автоматически.
Образно говоря, в молодости нам достаточно, чтобы кто-то любил музыку, и это уже мой друг, в среднем – чтобы любил, к примеру, классическую музыку, а не какой-то сраный рок, а когда нам к шестидесяти, уже начинается: как, он слушает Вагнера? Нет, я таких не понимаю, слушать нужно только Гершвина…
Второе, мы не допускаем в свой круг молодых. Потому что с нашей точки зрения – это личинки, которым еще предстоит стать людьми, мы были такими же сами, но считали в том возрасте, что все знаем и все понимаем…
И вот теперь, когда знаем и понимаем намного больше, пройдя через целые стазы ошибок и заблуждений, мы не желаем слушать тот бред, который сами несли двадцать или тридцать лет тому.
А спорить тоже нет желания, потому что без толку: мы сами разве слушали это тупое старичье, впавшее в маразм? А маразматиками считали всех, достигших лет пятидесяти.
Отсюда вывод, который многим покажется грустным: друзей, способных разделить наши взгляды и мысли, все меньше и меньше, вот уже совсем почти никого…
…но это неверно. Так было в прошлые времена, но сейчас есть Инет, а в нем социальные сети, связывающие всех людей всего мира. Мы стремительно превращаемся в единый народ планеты, а это значит, у нас гораздо больше возможностей найти друзей, чем было у наших родителей.
Пользуйтесь Инетом, почаще гуглите, вы все равно не все на свете знаете, а также общайтесь в сетях! И будем вам щасте. Правда-правда.
Радикальность – обратная сторона социализации. При социализации человечек в первую очередь старается ужиться в обществе, быть «как все», а это значит одеваться, как все, говорить, как все, и даже думать, как все.
Это заметно на примере любых новшеств: люди, что «как все», всегда воспринимают новизну в штыки. Как пример, можно взять желание выглядеть лучше, что выходит за рамки осторожного обывательского «допустимо».
К примеру, женщины уже завоевали право краситься и ходить на высоких каблуках, но обыватели вне зависимости от возраста дружно протестуют против любого хирургического вмешательства.
К примеру, женщина сделала уколы гиалуроновой кислоты в свои бледные невзрачные губы, и теперь они у нее полные, сочные, вздутые, как у молодой девушки, разве плохо? Или увеличила грудь, разве мы не обращаем в первую очередь внимание на женщин с крупной грудью?
Но тупенькие и трусливенькие – даже подростки! – старающиеся быть «как все» в стаде, дружно кричат хором обвиняющее «Силикон!» и тем самым как бы стоят за старое древнее посконное, когда женщины всегда покрывали головы платками, да-да, я жил в то время, помню, и ходили в юбках до земли.
Это я говорю к тому, что, если у вас появились морщины и вы их не одобряете, смело идите в косметический кабинет. Несколько уколов ботокса или гиалуроновой кислоты, а лучше – то и другое, сделают вас моложе.
Это относится и к мужчинам. Для них это не менее важно, хотя и по другой причине. Да, согласен, в мужчине должна быть некоторая небрежность: то ли ширинка расстегнута, то ли рукав в говне, однако мужчина все равно должен выглядеть бодрым и готовым к долгой и напряженной работе.
Когда он видит в зеркале свое лицо, похожее на печеное яблоко, то понимает, что уже старик, а старику можно не работать, сидеть в кресле и смотреть на пролетающих птичек.
Я сопровождал Лилю в косметическую клинику, где ей покололи ботокс, а потом гиалуроновую. Она заметно посвежела, и, когда через несколько лет ей снова пришла пора идти подновлять красоту, я недолго отнекивался и пошел с нею.
Это заняло меньше часа. Острой иголкой потыкают в рожу, где особенно глубокие морщины, мелкие сковывают ботоксом, глубокие заливают гиалуроновой, та расправляет морду лица изнутри. Когда вот такого видишь в зеркало, то понимаешь, нечего такому здоровому лбу надеяться полежать, иди арбайтэн, арбайтэн!
Да, иду и арбайтничаю. У меня в жанре фантастики самые высокие тиражи в России… Что, уже говорил? А такое и повторить приятно, потому что не прошу у государства повысить пенсию, а зарабатываю на себя, семью и на помощь друзьям.
Возможно, этого не было бы, пусти я все на самотек и не пытайся отодвинуть старость всеми доступными методами, в том числе силовыми упражнениями, анаэробными, правильным питанием, приемом препаратов, ездой на велосипеде и даже косметическими процедурами…
Хотя, может быть, можно было бы обойтись и без последних. Но, думаю, держать режим было бы труднее.
Во всяком случае, я говорю о своем пути. Это не значит, что он лучший в мире, но все-таки я им прошел. Большинство же из тех, чьи книги вы читаете и говорите, что там написано лучше и правильнее, их рекомендации пока что проверку временем не прошли. Если говорить точнее, то у них лишь предположения, как жить и питаться правильно. Возможно, их варианты лучше, но это можно будет узнать только через десятки лет.
То же самое относится и к моей книге «Как стать писателем». Да, она игнорируется стадным большинством социальных «как все», но это написано тем человеком, у кого и тиражи, и гонорары, а их невозможно получить, не умея писать.
Затрону щекотливый вопрос насчет допинга… Сейчас то один препарат, то другой, что всегда лежали во всех аптеках в свободной продаже, заносится нашим сверхзаботливым Министерством здравоохранения в каталог запрещенных веществ.
Конечно, им всегда можно найти замену, но если я десять лет, если не пятнадцать, сидел на модафиниле, то непросто перейти на что-то иное, однако приходится.
Я в самом деле не понимаю такой странной заботы, очень странной, если я на модафиниле всегда бодр и силен, много работаю, работаю со штангой и гантелями, решаю сложные задачи, а после стакана водки мне хреново, не говоря уже о том, что и наутро голова раскалывается от похмелья, печень болит, тошно… но модафинил нельзя, а вот водкой хоть залейся! В каждом магазине, магазинчике, лавке и лавочке! Как и сигареты, кстати, что ежегодно убивают сколько-то сотен тысяч человек. Хоть алкоголь еще больше. Но и табак и водку Министерство здравоохранения не запрещает…
Хотя здравоохранение во всем мире глупит, просто наше по глупости впереди планеты всей. Честно говоря, я не понимаю, почему везде запрещена марихуана с ее терапевтическим эффектом, еще никого не убившая, почему под строжайшим запретом ЛСД, хотя им лечили даже идиотов в самой тяжелой степени…
В начале книги я уже упоминал, что я в молодости, конечно же, лизал марки с ЛСД, его тогда привозили именно на марках, что объясняется не только конспирацией, но и способом нанесения ЛСД на большой лист бумаги, его просто опускали на мгновение в раствор, а потом вытаскивали, высушивали и разрезали.
Я употреблял ЛСД несколько лет, но изменение моего сознания проявилось только в том, что я захотел из литейщиков стать писателем, чтобы получить возможность описывать эти сказочно прекрасные миры, что открывались мне.
И я им стал.
А изобретатель ЛСД швейцарский химик Хофманн, который принимал его до конца своих дней, умер от сердечного приступа на сто третьем году в ясном уме и твердой памяти. Стоит учесть, в его роду долгожителей не было, он сам упоминал об этом.
Разумеется, я, как законопослушный гражданин, наркотики не применяю и вам говорю с этих страниц: наркотики – зло! Однако повторяю насчет различных ноотропов, усиливающих деятельность вашего мозга, все-таки будьте смелее.
Почему?
Биология наша такова, что мозг работает либо из-под палки, тогда очень недолго, либо при условии поощрения сладкой морковкой.
И нам гораздо легче сохранить здоровье и дожить до ста и больше лет, но все-таки хотелось бы еще и в какой-то мере сохранить способность понимать, что мы делаем.
Сейчас же у нас перспектива при соблюдении строжайших режимов и бережного отношения к здоровью в сто лет сохранить все двигательные функции. Будем гулять по улицам городов, красивые, стройные и румяные, но не состоянии вспомнить, кто мы такие…
Потому я сам принимаю мощные ноотропы, что заставляют работать мозг в турборежиме, и вам… нет, я не могу порекомендовать, и дело не только в Большом Брате, который все видит, просто я не знаю вашего веса, темперамента, болезней и много чего разного, что влияет, потому осторожно говорю только о себе.
Наш мозг ленив, он всегда старается увильнуть от любых нагрузок, потому чрезвычайно легко дряхлеет, слабеет, наконец оказывается неспособным выполнять самые простые умозаключения.
Он обижается и даже огрызается, когда я его вот так грубо большой толстой палкой, но потом видит, что мы молодцы, столько работы переделали, пусть завидуют, гады!
Может оказаться странным, но я считаю наш возраст, именно в районе от семидесяти и выше, самым интересным и продуктивным. Да, можно сказать, каждый кулик свое болото и свой возраст хвалит, однако мы же помним, как бездарно тратили не дни, не месяцы, а годы, а кто-то и десятилетия!
И вот сейчас, когда есть жизненный опыт, а мозги все еще работают, мы вдруг поняли, что если сейчас не сделать все, что хотели, то уже никогда не сделать.
И потому сейчас живем интенсивнее, чем двадцать или сорок лет назад, работаем больше, узнаем больше, стараемся успеть и все доступные радости и в то же время понимаем, что те радости, какие казались главными в двадцать-тридцать лет… ну, они тоже как бы радости, но есть и повыше их, которых в те годы не знали.
А-а, вот первый вариант начала этой книги, отыскался среди файлов. Это я к тому, что написано не вот так с лету, а собиралось медленно и вдумчиво, хотя сам я человек не медленный и не очень вдумчивый, предпочитаю все делать быстро.
«АннотацияЭто не продолжение «Мне-65», за десять лет ничего не случилось такого, чего бы вы не знали сами. Это в некотором роде пособие для 75-летних, но еще больше для тех, кто хочет к такому возрасту подойти полным сил и здоровья, ясного ума и высочайшей работоспособности, какой у вас не было ни в 30, ни в 40 лет.
Мне с моим образом жизни удается быть все еще на подъеме. Сейчас работаю, как многие видят, больше, чем пять лет назад, десять или двадцать, а продукции выдаю, как говорится, в разы.
Это не просто, но в то же время и нетрудно, если знать как. В 90-е это звалось сейчас позабытым «ноу-хау», то есть знаю как. Да, я знаю как.
Мне 75. Битва за молодость
Мне неважно, сколько проживу, мне важно, чтобы работал до последнего дня.
Юрий Никитин».Потому здесь просто свой путь. Но он настолько типичен, что просто противно, ну никакой уникальности. С другой стороны, это прекрасно, потому что смотрю на других и вижу, как надо, что не надо, что изменить, а что оставить.
Иногда в Инете нахожу прекрасные образцы, «как надо», там сразу и говорят: «Смотрите, семьдесят лет, а какая фигура!», но это практически всегда бывшие чемпионы по фитнесу – что продолжают заниматься и по сей день. Почти у всех у них собственные фитнес-клубы, где проводят регулярные занятия, то есть вынуждены себя держать в форме, от этого зависит бизнес.
Я же сам то толстел весьма безобразно, то кое-как сбрасывал вес, а потом набирал снова. Моя работа располагает к этому как нельзя больше: сижу дома, пишу книги, отправлю по имейлу. В издательстве, с которым сотрудничаю уже пятнадцать лет, был всего дважды, и то на праздники, где во дворе устраивали концерты, а в само здание не входил.
На тусовки не хожу, на конференциях не бываю, интервью не даю, совсем не публичный человек, почему бы не растолстеть?
Так вот, толстеть или не толстеть – для меня всегда было неважно. Важно – сохранить высокую работоспособность. Но это, как ни парадоксально, напрямую завязано с весом.
Для меня большой вес – это масса крови, которая ходит по жировым запасам, снабжая их кислородом, вместо того чтобы все отдать мозгу. Сердце у толстяка и худого по размерам одинаково, просто у худого работает без надрыва, а у толстяка пашет так, что дым идет: надо зачерпывать чаще!
Самые худшие на свете спортсмены – писатели, художники и прочие люди свободных профессий.
Эллины говорили, что в здоровом теле здоровый дух, но мне важнее здоровый мозг. Люди живут все дольше, и мы все больше видим вокруг маразматиков, впавших в детство, старчески слабоумных, альцгеймериков, как ни назови, но эта перспектива пугает больше согбенной спины и передвижения с палочкой.
Быть слабоумным идиотом все-таки хуже, чем передвигаться на коляске и блистать эрудицией, памятью и остроумием. Впрочем, еще лучше передвигаться на своих двоих, а то и пробежаться за уходящим троллейбусом.
Именно с этой целью я и строил свою жизнь, и, как результат – я практически единственный писатель, что пишет много и зарабатывает своим трудом на себя и семью, а не рассчитывает на смешную пенсию.
Дожившие до моего возраста писатели в лучшем случае переходят на преподавание, на поучения молодых как жить, а кто-то пишет мемуары о том, как раньше было все хорошо, девушки целомудренные, а сейчас все хреново и молодежь пошла не та.
Но так как я не просто дожил и работаю очень активно, но и намерен так же активно работать дальше, то делюсь, как этого достиг, чего не достиг, а что достигнуть нужно обязательно.
Обычно такие книги начинают с того, что, смотрите, каким я был слабым хилым и болезненным, а теперь какой я ого-го!.. Это все сущая правда, именно такие люди и достигают самых заметных результатов.
Об этом я впервые написал в романе «Я живу в этом теле», где описал свой поход в Клуб Советской Армии в 1976 году, когда там состоялся съезд людей, излечившихся от неизлечимых болезней именно своими усилиями, когда медики разводили руками, мол, медицина не всесильна.
Все собравшиеся в зале выглядели моложе своих лет и были моложе, а методы, какими они избавились от тяжелейших недугов, сводивших их в могилы, шокировали бы любого человека с улицы.
Именно там я сообразил, что путей к излечению существует много, нужно только заниматься собой… и все придет! Разные пути, разные способы, но – в результате здоровье, долгая жизнь, ясность ума и даже достаток, как следствие!
Медкомиссию в армию я проходил вместе со своими друзьями по улице, крепкими здоровячками. Тогда не отслужить считалось великим позором, но мне дали белый билет и сказали, что на перекомиссию даже не приходить, со мной все ясно.
Мои друзья на зависть мне все прошли. Отслужили, вернулись орлами, еще более крепкими и накачанными. Увы, им все и так хорошо и легко давалось, теперь в живых нет ни одного, кто от болезней, кто от старости…
Я же, вынужденный и лекарства принимать по часам, выжил и карабкался дальше, дальше, дальше.
К шестидесятилетию накопил с гонораров дикую сумму в восемнадцать тысяч долларов и купил в Южном Бутове однокомнатную квартиру.
С этого момента заканчивается мое многолетнее скитание по съемным квартирам и начинается новый этап жизни.
Сейчас другой мир. Расхожая фраза? Ладно, укажу только на одно отличие, но зато самое важное. Даже не на мой взгляд, а вообще, так как мой взгляд, естественно, самый правильный, вы это понимаете, а кто не понимает…
В детстве, помню, на столбах висели репродукторы, и оттуда денно и нощно неслись бодрые песни, и мы с ними тоже пели с энтузиазмом:
Или другую, не менее бодрую и оптимистическую:
А вот еще она из таких же жизнерадостных:
Сейчас слова «смерть» и «умрем» обывателя повергает в ужас, он и слышать такое не хочет.
Или вот эта, трагическая и красиво-гордая, которую нужно исполнять с надрывом:
Да, отцы писали заявления в военкомат с просьбой направить их в Испанию, «чтоб землю крестьянам отдать», мы писали (я так обиделся на отказ!) в кубинское посольство с просьбой позволить защищать Кубу от захватчиков и умереть за ее свободу.
К чему это? Да хотя бы к тому, что вот опять наткнулся в Инете на гневное обличение режимов из-за «чудовищных цифр» потерь в Гражданской войне, Второй мировой. Хватит об этом. Тогда было иное отношение в жизни и смерти. Как сказал Окуджава: «Нам нужна победа… Мы за ценой не постоим».
Иначе нужно все пересматривать и всех осуждать. Ну, навскидку, у Пушкина и Лермонтова, как и Толстого и других наших «совестей нации», были крепостные, что те же рабы, так вот с нынешних позиций Пушкина и прочих занесем в разряд чудовищ и гнуснейших преступников?
Сейчас даже шпиона, засылаемого к противнику, наставляют, что, если схватят, он должен признаваться сразу во всем, а то вдруг еще вдарят!
Это отличие – жизнь. Тогда погибали миллионы, это было нормально, никого особо не возмущало, сейчас в Папуасии перевернулся паром, два человека погибли, а еще один прищемил палец, и об этом ужасном случае трубят во всех СМИ, клеймят и требует привлечь виновных к ответу.