Не мешало бы еще раз напомнить, кто в этой комнате альфа-самец[46]. Пока и впрямь не забыли и не наделали глупостей.
– Вы двое! Идете вон в тот угол комнаты, становитесь на колени! Лицом к стене! Нет, ты, в очках, отдерни шторы, открой окно – тут дышать нечем от вони. Не пытайся смыться – убью! Не дергаться!
– Я вызову подмогу… – решила Марианна.
Телефон стоял на столике у кровати – не работал. Было бы глупо предполагать иное. Я бы удивился, если бы было не так.
– Как отсюда позвонить? – спросила Марианна.
Я достал трофейную рацию и бросил ей.
– Воспользуйся этим, найди полицейскую волну. Или позвони из соседнего дома.
Когда моя напарница в этом дурно пахнущем (в прямом смысле слова) деле отправилась на поиски средства связи, я подошел к Михельсону, одним движением сорвал с него скотч, а если бы делал медленно, было бы еще больнее. Адвокат завизжал, как резаный, на губах, там, где был прилеплен скотч, моментально появились алые точки крови.
– Не кричи! – сказал я по-английски.
Михельсон продолжал орать и ругаться на языке, который я определил как идиш, разговорный язык евреев. Увы, этим языком я не владел.
– Да не ори ты! – сказал я по-русски и для закрепления хлестнул жирняка по щеке. Подействовало – замолчал, ошеломленно пялясь на меня.
– Ты Борух Михельсон! – продолжал давить я. – Так?
– Так… – и снова посыпались ругательства, уже на русском.
– А это кто?
Кроме слова «поц» я ничего не разобрал, но понял, что Михельсон этих людей недолюбливает…
– Ты что, должен им деньги?
– Развяжите, я этих…
– Сейчас развяжу. Отвечай. Кто это?!
– Я их не знаю! Они ворвались ко мне, требовали денег!
– Денег? И ты не дал?
– У меня их нет!
– Заметно…
– Развяжите! Вы русский?
– Русский, русский. А ты – нет. И у меня к тебе есть парочка вопросов. Кто такой Рахья Латиф, отвечай?!
По метнувшемуся в глазах испугу понял – знает. Помнит о нем, это не обычный клиент с улицы.
– Отвечай! Иначе я уйду!
По багровой роже адвоката я понял, что с ним делали эти заплечных дел мастера из армии. Рядом валялся пакет из прочной пленки, его надевают на голову и душат, пока ты не заговоришь. Не остается никаких следов, идеальная пытка – не то что электроток или простое избиение. Так можно свести человека с ума – нужно знать меру и продержать пакет на голове ровно столько, чтобы от недостатка кислорода начали погибать клетки мозга, но человек при этом был бы жив. Есть и такие мастера.
– Ты не можешь бросить меня! Это бандиты! – Михельсон снова перешел на «ты».
– Не думаю. Они из армии, и у них есть к тебе вопросы. Если не ответишь на мои, вопросы будут задавать они.
– Они бандиты.
Я отступил на шаг, потом еще.
– Господа, можете приступать. Этот парень не желает сотрудничать.
Негр глянул на меня, а я на него – и мы поняли друг друга без слов. Мы теперь временные, но союзники, ему тоже нужна эта информация, равно как мне. Когда мы ее получим, начнем разбираться друг с другом, но пока надо разобраться с этой жирной тушей.
Негр сделал шаг вперед. Я – шаг назад.
– Скажу!!! Скажу! Скажу, будьте вы все прокляты!
– Так говори!
– Это… Это…
– Кто заплатил?! Кто?!
Михельсон заговорил.
Тот же день
Нью-Йорк, офис АТОГ
Збораван, мрачнее тучи, зашел в зал для совещаний, где мы все собрались в ожидании результатов, шваркнул папкой по столу. Мантино подтолкнул в сторону своего начальника кружку с кофе, тот подхватил ее и выпил – одним глотком.
– Михельсон подал жалобу… – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал он.
– Это в субботу, что ли? – недоверчиво спросил МакДугал.
– В субботу, в субботу… Снял побои в госпитале и…
– Сэр, мы его пальцем не касались… – вставила Марианна.
– В Михельсоне дерьма хватит на всех, и это всем известно. Он сказал, что сотрудники ФБР, которые ворвались в дом, чтобы освободить его, подвергли его психологическим пыткам и угрожали сделать женщиной, если он не заговорит.
Пресвятой Господь…
– Сэр, клянусь честью, этого не было, – заверил я.
– Да верю, верю… – досадливо проронил Збораван, – полгорода знает этого жирдяя как диспетчера. Он лучший друг всех судей, оказывает им услуги, каким-то образом передает подношения. Без него суды Нью-Йорка перестанут работать. Этого сукина сына избили? Избили. Был там сотрудник ФБР? Был. Вот и все, что интересует публику – завтра все это дерьмо польется в газеты.
– Там были и другие типы, – заметил я.
– Пнут ту задницу, до которой легче дотянуться, – отмахнулся Збораван, – а эта задница наша, господа. Правозащитники и так нас любят, как крыса – яд. Хорошо, работаем с тем, что есть, все равно – не исправишь. Компания, которую назвал Михельсон, – это почтовый ящик, не более. За ней ничего нет. Мы уже получили разрешение ознакомиться с ее документацией и завтра будем на месте с самого утра. Уверен, что этот след приведет нас в конечном итоге – к офшору. Все, господа…
– А полицейская работа, – спросила Марианна, – как продвигается она?
– Хреново, – ответил за начальника МакДугал, – есть несколько зацепок, мы проверили сегодня три. За двумя – пустота, за третьим – гараж с крадеными тачками и кучей нелегальных стволов. Все!
Бомба могла быть уже здесь.
– Сэр, что с теми парнями, которых мы доставили? – спросил я.
– Оба молчат. Один – совсем, другой дважды повторил, что ему нужен телефон. На этом – все.
– Основание для их задержания есть?
– Теперь мы имеем право задерживать по своему усмотрению… – вздохнул Збораван, – вот только толку от этого… Думаю, завтра их придется выпускать.
Я был удивлен, что их не вытащили сегодня. Видимо, что-то нарушилось в цепочке, по которой передавалась информация. Около здания должны были находиться их люди, они не могли не видеть машины и надписи ФБР на них.
– Сэр, разрешите мне поговорить с ними?
Збораван уставился на меня.
– Зачем?
– Отличная идея, – вдруг сказал Коэн, потирая красные от усталости глаза. До этого момента он сидел молча. Бонверит вообще отсутствовал.
– Что это даст?
– Не узнаем, пока не попробуем, – ответил разведчик, – хуже все равно не будет.
Типично русский стиль мышления. Все-таки здесь разведку хорошо готовят. Антитеррористический центр, чтоб его… не удивлюсь, если этот парень несколько лет проработал в посольстве у нас.
Комнаты для допросов в АТОГ уже оборудовали – высокотехнологичные, новенькие. Три камеры в ряд, в каждой – стол, три стула, все привинчено к полу. Стены из какого-то мягкого, пружинящего материала, гасящего звук. Столы большие, массивные – и я предполагал, что где-то в столешницу вделана потайная кнопка, и если ее нажать – происходящее здесь начнет транслироваться в любой из кабинетов или в соседнюю камеру. Очень удобно, если нужно расколоть группу подозреваемых.
Негр сидел в средней, его не приковали наручниками к стулу, потому что в этом не было нужды, у него даже не отняли очки, хотя по правилам должны были это сделать. Он не ерзал на стуле, не изучал камеру – я какое-то время смотрел на него через прозрачную стену. Он просто сидел и ждал…
– Принес…
Я обернулся. Мантино стоял рядом, протягивая мне большую коробку, в которой должна была находиться продукция близлежащей пиццерии.
Протягивая мне коробку, Мантино понимающе ухмыльнулся.
– Старый трюк. Не думаю, что он на него купится.
Я взял коробку, вместе с ней вошел в камеру. Дверь бесшумно закрылась за мной – здесь замки приводились в действие электричеством.
Улыбнувшись, я поставил коробку на стол и открыл ее. Пицца была уже разрезана на восемь аккуратных частей, от нее исходил аромат грибов и специй. Еще горячая…
– Угощайся… – сказал я, сев на стул напротив.
Негр посмотрел на меня, усмехнулся, но к пицце не притронулся. Глупо было бы ждать обратное.
– Как знаешь.
Я взял кусок пиццы и откусил от него. В Санкт-Петербурге тоже есть пиццерии, но они считаются заведениями более высокого пошиба, чем здесь, и пиццу там готовят не коробочную на вынос, а настоящую, на дровяной печи. Но и эта – хороша, испортить пиццу почти невозможно, если только не остудить.
Вкусно, в общем.
– Тебе нужен телефонный звонок? – спросил я, вытирая пальцы салфеткой.
Негр снова посмотрел на меня.
– Да, сэр.
– Хорошо. – Я достал мобильный телефон и положил перед ним. – Один звонок за мой счет в обмен на ответ на один мой вопрос. Как твое имя? Мне без разницы, можешь назвать любое, хоть вымышленное.
– Дункан, сэр. Мое имя – Дункан.
– Дункан, сэр. Мое имя – Дункан.
– Хорошо, Дункан. Звони.
Дункан покосился на лежащий перед ним аппарат, в то время как я взялся за второй кусок пиццы.
– Тайна переговоров соблюдается? – спросил он.
– А сам как думаешь? – вопросом на вопрос ответил я.
Телефон остался лежать на столе.
– Дункан, ты можешь съесть всю оставшуюся пиццу и при этом не ответить ни на один мой вопрос, – сказал я. – Что тебе мешает это сделать? Это всего лишь пицца. Я голоден и решил подкрепиться. А ты что – не голоден?
Помедлив, Дункан все-таки взял кусок и себе, потом еще один. Пока я не торопясь доедал второй, он съел три, видимо, и в самом деле проголодался.
– Думаю, остатки стоит отослать твоему молчаливому напарнику, – сказал я, – ему тоже приходится несладко. Вы и в самом деле начали бы в нас стрелять? Или это была просто неудачная шутка?
Дункан мрачно посмотрел на меня.
– Парень, это не шутки. Я не знаю, кто ты и как здесь оказался, но это совсем не шутки, и вы можете сильно пожалеть о том, что сейчас делаете.
– Кто я? То имя, которое я назвал, – мое настоящее. Я направлен сюда правительством Российской Империи, чтобы предотвратить взрыв ядерного взрывного устройства у вас в стране. Это я и собираюсь сделать.
– Если ты и впрямь хочешь это сделать, парень, освободи меня и моих людей.
– Ты знаешь, куда тебя привезли? – снова вопросом на вопрос ответил я. – Это АТОГ. Антитеррористическая оперативная группа. Здесь собрались гражданские, которые, как только начинает припекать задницу, начинают громко орать и звать таких, как ты и я, чтобы их защитили. А потом они обвиняют нас во всех смертных грехах. Так?
Негр помедлил с ответом.
– Ты русский?
– Да.
– С флота?
– Да.
– Я тебе не верю.
Я достал паспорт, положил перед ним. На обложке гордо красовался двуглавый орел, тисненный золотом.
– Открой, посмотри.
– Пальцы жирные…
Я убрал паспорт обратно в карман.
– Я знаю правила. Какое бы дерьмо ни происходило – это наше дерьмо, и с ним должны разобраться мы сами. У нас – так же. Ты можешь сидеть здесь до скончания века, потому что PATRIOT Act теперь разрешает держать людей в камере сколь угодно долго, без предъявления обвинений, по одним лишь подозрениям. Только боюсь, что скончание века наступит быстрее, чем мы рассчитываем. И своим молчанием ты докажешь только одно – что ты полный, законченный идиот.
Я закрыл коробку с пиццей, взял ее под мышку.
– Счастливо оставаться. Надумаешь заговорить или захочешь еще пиццы – зови!
– Стой! – раздалось у меня за спиной, когда уже щелкнул электрозамок.
Я махнул рукой, чтобы закрыли снова, вернулся за стол.
– Поговорим?
– Поговорим, – спокойно сказал Дункан, – я майор армии САСШ. Спецподразделение.
– Какое именно?
– На данный момент приписан к штабной роте семьдесят пятого полка.
– Рейнджеры.
– Они самые.
– А остальные кто?
– Военные полицейские. Из моих здесь только Джим, остальных мы взяли в Форт-Драме, когда прибыли сюда.
– Почему вы прибыли к Михельсону? Вы понимаете, что совершенное вами – уголовно наказуемо?
– Бога ради… Эту работу нельзя делать в белых перчатках.
– Закон написан не для того, чтобы каждый толковал его по своему личному усмотрению, – сказал я, рассчитывая нащупать здесь болевую точку. И нащупал. Глаза негра сузились, он заговорил отрывисто и зло:
– Два года назад несколько моих парней в Мексике попали в засаду. Это произошло потому, что проклятое СРС не выполнило свою домашнюю работу. Знаешь, что с ними сделали? Жаркое. Берется бочка, туда сажают связанного человека и подливают дизельного топлива. Немного, чтобы горело кое-как. Потом еще и еще. Понял? Когда достаешь человека из такой бочки, то чаще всего остается только часть торса и голова, остальное превращается в уголь.
– Тогда послушай меня, сукин ты сын. Несколько лет назад я оказался в городе, который называется Бейрут. И который вы, на пару с проклятыми британцами, решили у нас отнять. Знаешь, как это бывает? Ползешь по коридору и чувствуешь что-то мягкое. Смотришь – рука. Тянешь ее на себя, она поддается и видишь, что здесь только одна рука, а больше ничего нет. Или дети. Аллахакбары проклятые убивали детей, им нравилось убивать детей, потому что те не могли оказать сопротивления. Они убивали детей, чтобы мы устрашились и больше никогда сюда не вернулись. А иногда и мы их убивали, потому что, когда обстрел начинается, там не разберешь, целые дома рушатся. Got it, mother fucker?[47]
Негр покачал головой.
– Парень, я хотел бы тебе поверить, но не имею права.
– Пока мы здесь сидим, где-то тикают часы. Ты это понимаешь?
За спиной щелкнул замок – почему-то у меня этот звук вызвал такие же ощущения, как звук передернутого автоматного затвора. В кабинет сунулся Збораван.
– На минуточку…
Я вышел, захлопнул за собой дверь.
– Новости?
– Еще какие. К нам прибыли люди, у них на руках предписание федерального судьи об освобождении этих двух типов.
– Что за судья? – спросил я, хотя не знал лично ни одного федерального судью в радиусе тысячи миль отсюда.
– Федеральный судья Джек А. Стоувер. Между нами – именно к этому судье частенько попадают самые щекотливые дела.
Я лихорадочно думал.
– Мы обязаны их освободить?
– Немедленно.
– А на кого выписано постановление?
– Некие Дункан Тигер и Джим Донахью.
– Первое имя больше похоже на кличку или оперативный псевдоним.
– Да, но мы все равно должны их освободить.
Я усмехнулся. Иногда нужно немного цинизма, и как раз в этот момент я придумал, как его проявить.
– Сэр, а кто такие Дункан Тигер и Джим Донахью? Вы их знаете? Лично я – нет. Они не представились, мы сняли с них отпечатки, пока на них, как я предполагаю, ничего не пришло, что помогло бы опознать их. Пока что у нас два Джона Доу. Документов нет – значит, мы выпустим их только тогда, когда федеральный судья Стоувер выпишет предписание на двух Джонов Доу, не так ли, сэр?
Збораван подозрительно смотрел на меня.
– Ты чертовски хитрый русский сукин сын, – наконец сказал он, – а я могу получить весьма неприятную запись в личное дело. Но черт меня возьми, если я позволю этим дружным с судьями ублюдкам поиметь меня. Так и сделаем…
24 августа 2002 года
Вашингтон, округ Колумбия
950 Пенсильвания-авеню, федеральное здание
Офис генерального атторнея САСШ
Все-таки в Североамериканских соединенных штатах есть закон. И это радует…
Почти два дня «активной» работы не принесли ничего, кроме дурацкого противостояния перед стенами АТОГ – не знаю, как остальные, но лично я чувствовал себя не в своей тарелке. Все дело было в том, что пока мы мерились… силой бюрократического влияния, где-то вполне могли тикать часы. Это самое страшное, этого боятся все спецслужбы мира. Большой транспортный контейнер, отправленный в другую часть света, арендованный бокс или гараж на окраине крупного города, большой трейлер или фура.
И города нет…
Собственно говоря, задействовав свое влияние, немалое влияние антитеррористического центра, который выходил, по сути, на министра безопасности Родины и советника президента САСШ по вопросам национальной безопасности, мы попытались понять, кого наш противник выложит на стол в противовес. Вместо этого из офиса министра безопасности Родины пришло категорическое требование передать наших пленников прибывшим за ними лицам. Тогда был задействован вариант номер два – хорошо, что в АТОГ собраны самые разные люди и у них со времен оных остались старые связи. Сделали мы вот что – отдав пленников, мы «дали ход» делу по нападению на адвоката Михельсона, потребовав разбирательства – в нашем понимании, те, кто забрал у нас пленников, меньше всего этого хотели, и именно поэтому мы должны были играть против них, причинять неудобства и беспокойство. Результатом стало требование немедленно прибыть в Вашингтон, в министерство юстиции САСШ, играющее в САСШ примерно такую же роль, как Генеральная прокуратура у нас.
До Вашингтона добрались на вертолете, благо в распоряжение АТОГ были выделены вертолеты национальной гвардии, старые добрые «Белл-412». Добираться на них было куда приятнее, чем париться на выезде в пробках, в которых можно провести и по нескольку часов. Когда летели, как раз такие пробки мы и видели, длина их была не менее шести-семи миль.
Министерство (правильнее, департамент, но я буду называть привычнее – а так в САСШ в основном департаменты вместо министерств и секретари вместо министров) юстиции САСШ располагалось в старом квадратном здании на углу Пенсильвания-авеню, в нем не было подземной стоянки, как в новых федеральных зданиях, и припарковать рядом с ним машину было почти невозможно: пришлось оставить машину чуть ли не за полмили и идти пешком. Здание с виду было обычным – стены светло-желтого оттенка, длинный ряд окон – необычно выглядели только четыре колонны на фасаде, да еще не симметричные, сдвинутые в сторону от центра фасада и начинающиеся примерно на уровне второго этажа – или первого, потому что здесь первый этаж это ground floor, земляной этаж. В Вашингтоне, в роли туриста, я никогда не был, если не считать мое пребывание в Бетезде, в госпитале ВМФ, в качестве пациента, это совсем близко от Вашингтона, но из того, что я увидел, пока мы добирались до минюста, сделал вывод, что Вашингтону далеко в архитектурном плане до любого европейского города, не говоря уж о столичном. Архитектурный стиль здесь примитивный и неопределенный, этакая эклектика.