Как ни странно, когда я отправлялся сюда, никто не оговаривал, какую информацию я могу раскрывать, а какую – нет. Я просто дал в свое время стандартную подписку о неразглашении, и когда меня «принимали» в МИД, в числе прочего я дал еще одну расписку, более подробную. Но любое элитарное государство строится на том, что элита знает, что нужно делать, и делает это, и брать на каждый случай расписку о неразглашении – значит серьезно оскорбить дворянина. Теперь решение предстояло принять мне – какую часть информации следует выдать, какую приберечь и чем это может закончиться. Самый главный риск – я не был уверен в том, кто сидит передо мной и на какой стороне он играет. Наивные люди думают, что разведка знает все и про всех, но на самом деле это не так. Ни одной из российских разведслужб, например, так и не удалось точно установить, кто на самом деле был организатором событий 9/10 и что хотели этим сказать террористы, направляя огромный самолет на переполненное людьми здание. Любой террористический акт – это, прежде всего, вызов, и совершающий теракт террорист хочет что-то поведать всему миру. События 9/10 были страшны тем, что как раз мотив-то и не удалось установить. Что же касается версии, что это подстроили сами североамериканские власти, она не выдерживала никакой критики. За редким исключением американцы органически неспособны к тайной деятельности, и если кто-нибудь задумал бы такое, никакие расписки, никакое ограничение круга посвященных лиц не защитило бы информацию, как мешок не может защитить шило. Единственно, что мы знали точно – мы это не делали.
– Сэр, я бы хотел, чтобы диктофон оставался выключенным.
– Это возможно.
– Тогда я расскажу вам интересную и занимательную сказку. Есть такой сборник восточных сказок – «Тысяча и одна ночь», так вот эта сказка туда не вошла, потому что если рассказать ее даже взрослому человеку, он потом не сможет уснуть. Итак, в одном восточном государстве правил жестокий и коварный правитель, назовем его… ну, скажем, Халифом. И было у него два сына – старший и младший. Халиф не просто был жестоким – он залил страну кровью во время своего правления, и люди ненавидели его. Но Халиф был не только очень жестоким человеком, он был хитрым, циничным и дальновидным правителем. Так получилось, что в его государстве основой режима была армия, она его привела к власти – и она же его могла сбросить в любой момент, как он сам сбросил с трона своего предшественника. Он знал, что положение его весьма шаткое, он был вынужден поддерживать некое равновесие между армией, которая угнетает, и народом, который многочислен, но угнетен. В его стране было немало всякого добра, да и внешний враг ему не угрожал, потому что он вовремя заключил вассальный договор с могущественным и огромным, в десять раз большим, чем его страна, государством, и теперь мог быть спокоен за сохранность границ. Но вот в чем дело – он хотел лично решать судьбы мира, он не хотел просто жить и царствовать в той стране, которую милостиво дал ему Аллах, он хотел царствовать над половиной мира, а возможно, и над всем миром. И он хотел уцелеть сам и передать трон своему сыну, а это было сложно сделать, в его стране за последние сто лет ни один халиф не умер своей смертью, да и он сам восседал на троне, залитом кровью предыдущего тирана. К тому же он был умным человеком и понимал, что нельзя отправляться в поход, желая захватить мир, с армией, которая спаяна круговой порукой злодеяний, и народом, который ненавидит его. Ему нужна была опора. Ему нужно было, чтобы его не боялись, а боготворили, считали живым богом и шли за ним не по велению страха, а по голосу веры, веры искренней, мистической. Он понимал и то, что люди никогда не простят ему содеянного, а армия никогда не выступит в завоевательный поход, ибо грабить собственный народ сытнее и безопаснее, чем воевать с чужим. Он долго искал выход из ситуации и наконец нашел его.
В арабском мире существует легенда. Это легенда о Махди, сокрытом двенадцатом имаме, который придет на землю – и на ней воцарится справедливость и равенство. Корни этой легенды следует искать в положении аравийских крестьян, ибо за исключением последнего времени Восток грабили все, кто только мог, и мечта о Махди, передаваемая из уст в уста, помогала верить в лучшее, когда больше верить было не во что. В Махди верили шииты, их число составляет примерно десять процентов от численности исламской общины, уммы, но эти десять процентов постоянно подвергались унижениям и гонениям со стороны самих мусульман. Раскол в умме произошел, начиная с четвертого ее главы, имама Али, который был зверски убит в Кербеле, а вместе с ним было убито немало его сторонников. Шииты живут во всех странах, где живут мусульмане – и везде они составляют меньшинство, кроме тех мест, где правил Халиф, и соседних с ним. Долгие годы гонений заставили шиитов жить совершенно особенной жизнью – они живут сплоченными общинами, в которые не допускаются посторонние, религия разрешает им солгать любому, кто не является шиитом, и эти люди верят в Махди, сокрытого, двенадцатого имама, эта вера сильнее всего для этих людей. На этом-то и решил сыграть халиф.
Самого халифа звали Мохаммед, так же, как звали пророка, а его первую супругу, родившую ему двух сыновей, звали Фатима, точно так же, как звали любимую супругу пророка Мухаммеда. Своего младшего сына – неизвестно, почему именно младшего, возможно, он готовился к двум вариантам: старшего, чтобы тот занял трон, а младшего, чтобы разрушить свое государство и полмира заодно с ним, он нарек Мохаммедом, как и себя. Шииты верили в то, что восставшего из сокрытия двенадцатого имама будут звать так же, как звали пророка. Халиф также позаботился о том, чтобы обосновать претензии на трон – не свои, как считалось ранее, а своего сына, проведя линию своего родства от Алидов, потомков того самого Али, зверски убитого четвертого имама, святого для шиитов. Пока старший сын готовился принять трон – младшего сына он отослал вместе с некоторыми верными людьми в глухие места, в пограничную с соседним государством зону, чтобы там он медленно, не сразу, но целенаправленно проповедовал, обличал режим в стране и во всем мире и становился тем самым Махди, которого все так ждали. Он ставил сразу на обоих боксеров, говоря понятными западному человеку терминами, – и не мог проиграть.
Понимая, что кроме сакральной нужна еще самая обыкновенная военная мощь, халиф начал искать себе союзников. Мощных, готовых бросить немалые силы на его спасение союзников, а таких немало. Он понимал, что является всего лишь вассалом могущественного господина, и этот господин не потерпит разжигаемого им пожара, а сил противостоять ему в стране, где Халиф правил, – нет. И он нашел этих союзников – далеко от его страны стоял омываемый холодными водами остров. Жившие на нем люди считали себя просвещенными мореплавателями, у них почти не было армии, но был огромный, внушающий уважение флот, были колонии, во много раз превосходившие по площади и по численности населения тот небольшой остров, и была ненависть. Лютая ненависть к стране – сеньору того халифа, ведь очень давно, во время последней большой войны, эта страна воевала против людей с острова, победила их, унизила и отняла богатые колонии. До сих пор это не давало островитянам покоя, и они готовы были сделать все что угодно, только бы причинить вред этой большой и сильной стране. Естественно, они дали приют сыну халифа в соседней стране, которая не была их колонией, но находилась под их контролем, предоставили ему свои наработки в области контроля над сознанием людей и стали всемерно помогать Халифу в его грязных делах. Например, они тайно стали поставлять Халифу из этой соседней страны уран, это был очень хороший уран, с большим содержанием того элемента, который позволяет сделать из урана атомную бомбу. А Халиф тайно принимал этот уран, дообогащал его и делал из него оружие возмездия; оружие способно если и не установить халифат во всем мире, то защитить создаваемый им очаг заразы от того, чтобы его выжгли каленым железом. Кроме самих атомных бомб требовались еще средства их доставки к противнику, ибо никакое оружие не имеет смысла, если оно не может достичь противника – у халифа не было таких средств доставки, но у него было то, чего не было ни у кого. Армия фанатиков, готовых умереть за халифат, нажать на кнопку активации атомного детонатора и отправиться в ад вместе с десятками тысяч людей.
Но Халиф, в неизменной хитрости и подлости своей, проиграл, он не рассчитывал, что мореплаватели поведут себя еще более подло. Он ошибался, и сильно. Чтобы привлечь мореплавателей, он пообещал им нефть, отчетливо понимая, что если сбудется все, что он задумал, то ни нефть, ни что-либо иное уже не будет иметь значения. Но и островитяне это поняли и решили сыграть в красивую и жестокую игру, принеся и Халифа, и его сыновей в жертву своим долгосрочным интересам. А интересы эти заключались в полном уничтожении страны-сеньора этого халифа, чтобы отомстить за унижения прошлого и не допустить унижений в будущем.
Мореплаватели сказали сыну: зачем тебе отец, если есть мы? Зачем тебе брат, если есть мы? Убей их – и начинай, а мы тебе поможем. Пролей кровь, ведь ты обличаешь словами власть – так порази ее в самое сердце. Ради этого они дали ему в подчинение тысячи тысяч жестоких боевиков, которых готовили годами, чтобы бросить против ненавистной им страны, ради этого они помогли младшему сыну убить брата и отца. И кровь полилась…
Генеральный атторней САСШ молча смотрел на меня, требуя продолжения.
– Это вся сказка, сэр, – сказал я.
Сложнее всего было решить – говорить ли им или не говорить, что Махди и младший принц Мохаммед – одно и то же лицо. Дело было в том, что тем самым я ослаблял свои позиции – давал североамериканцам возможность заявить, что Мохаммед является легитимным наследником престола и играть эту игру дальше. Это ослабляло наши позиции, но только на первый взгляд. Российский Император, имеющий законные сеньориальные права по отношению к персидскому престолу, теоретически имел право посадить на трон в Персии любого человека. Это никогда не практиковалось в действительности, но право такое было, и оно составляло одну из основных и неотъемлемых привилегий сеньората. Участие Мохаммеда в вооруженном мятеже и убийстве отца было вполне достаточным предлогом для того, чтобы отказать ему в наследовании престола.
А вот североамериканцы должны будут сейчас задуматься. Нет сомнений, что они знают, по крайней мере, часть правды о происходящем, и они знали ее заранее – их корабли составляют основу десантной группировки в Индийском океане. Но разрази меня гром, если британцы сказали им всю правду. Для североамериканцев – готов поставить сторублевую ассигнацию против медяшки – будет большим сюрпризом узнать, что британцы настолько плотно контролируют вероятного наследника престола, а заодно и новоявленного пророка. Британцы вообще хитрее и североамериканцев, и мусульман-шиитов и вертят ими, как хотят, в этой игре, даже само понятие «панисламизма», принесшее столько зла в этот мир, – детище британской разведки[50]. Но американцы, пусть они в чем-то наивны – одновременно с этим они не станут терпеть ложь. Если они узнают, что британцы им солгали и солгали по-крупному – это породит серьезное недоверие в коалиции и, возможно, даже сорвет планы совместных действий против нас.
Остается надеяться, что слова, сказанные в этом кабинете, дойдут до нужных ушей.
– Это весьма… яркая сказка. Яркая… В нее сложно поверить.
– Сэр, эта сказка так же правдива, как сказка про утенка Дональда Дака. Вы же бывали в Диснейленде и видели там Дональда Дака?
Генеральный атторней улыбнулся.
– Увы, увы… я рос шестым ребенком в семье, и у моего отца не хватало денег на поездки в Диснейленд. Возможно, поэтому я стал самым суровым федеральным прокурором в истории этой страны. Я ни разу не здоровался в детстве с утенком Дональдом Даком.
– Печально.
– Да, сэр, весьма печально. Запись продолжается четырнадцать сорок одна. Российская Империя готова оказать помощь Североамериканским соединенным штатам в поиске взрывных устройств, которые, согласно вашему утверждению, переброшены на нашу территорию?
– Да, сэр.
– Российская Империя готова оказать помощь Североамериканским соединенным штатам в привлечении виновных к ответственности, если таковые будут найдены?
– Сэр, на этот вопрос у меня нет ответа. Я не юрист, а такое дело, скорее всего, должен будет рассматривать непосредственно Генеральный прокурор. Могу только заметить, что Российская Империя не может выдать любого подданного его Величества для суда в другое государство, каково бы ни было обвинение. Однако, если вы передадите нам достаточные улики, свидетельствующие о виновности подданного Его Величества в каком бы то ни было преступлении, мы, вероятно, будем судить его сами вне зависимости от того, где именно произошло преступление. Хочу отметить, что все террористические преступления относятся у нас к категории особо тяжких и наказываются смертной казнью.
– А если это будет гражданин другого государства, и он будет находиться на вашей территории?
– Сэр, повторяю, что я не юрист и могу не разбираться в тонкостях. Если это гражданин САСШ, то мы, вероятно, выдадим его вам. Если это гражданин третьей страны – вероятно, мы выдадим его только стране, гражданином или подданным которой он является.
– Хорошо. Перейдем ближе к делу. Вам известно, где именно находятся устройства, о которых вы говорите?
– Нет, сэр, неизвестно.
– Вам известно их точное число?
– Нет, сэр, неизвестно.
– Вам известны имена, какие-либо приметы подозреваемых?
– Нет, сэр, неизвестны, – в третий раз ответил я.
– Запись прерывается по техническим причинам, четырнадцать пятьдесят, – раздраженно произнес Генеральный атторней.
Вообще-то, причину его раздражения я хорошо понимал.
– Сказать, что я обо всем этом думаю? – спросил он, глядя на меня.
– Прошу прощения, сэр… наверное, что-то вроде этого: «Какого хрена я сижу здесь уже битый час и трачу время на подозрительного придурка, который ничего не знает, притом что мое время стоит двести долларов в час».
– Удивительно точное наблюдение. Только мое время, увы, не стоит и пятидесяти долларов в час, вы спутали меня с адвокатом. А в остальном – все верно. Поставьте себя на мое место. Вот я – должен разбираться во всем этом дерьме и, возможно, что-то доложить в Белый дом. Что я могу доложить? Что, по словам подозрительного русского дипломата, который совсем не выглядит как дипломат, зато чертовски похож на провокатора, кто-то, когда-то ввез в страну одно или несколько взрывных устройств. Ядерных взрывных устройств. Как думаете, что меня ждет после такого доклада?
– Сэр, вам известно, что произошло в Бендер-Аббасе?
– Страшная трагедия. Но я могу вам лишь посочувствовать. Тем более что Россия жестко и недвусмысленно отказалась от международной помощи и от международного урегулирования. Тон вашего отказа, озвученного МИДом, насколько мне известно, сильно напоминал, если выражаться профессиональными терминами, «угрозу, адресованную неопределенному кругу лиц».
– Спасибо за сочувствие, сэр, – сказал я, – вы не могли бы в таком случае отпустить меня побыстрее? Или у вас еще есть вопросы?
– Вы куда-то торопитесь, сэр? – поднял брови Фрей.
– Тороплюсь, сэр. Тороплюсь унести ноги из этой страны, извините, сэр.
Мне задали еще несколько вопросов, не менее глупых и неуместных в данной ситуации, потом начали оформлять протокол опроса. Оказалось, что все это время, помимо диктофона, в комнате работала специальная система, она распознавала сказанное и переносила все это в память компьютера, и не просто в память, а в форму протокола, который оставалось только распечатать и подписать. Через пару часов я убедился в том, что программа эта делала кое-что еще, о чем, по всей вероятности, в Минюсте даже не подозревали. Протокол распечатали, причем только на английском языке, я начал его читать и отмечать ошибки – все-таки машинное распознание речи пока не безупречно. Потом распечатали еще раз, я расписался, расписались все присутствующие.
Пленку мне, естественно, забыли выдать. А я взял да и напомнил, перед тем как расписываться. Выдали.
Остальные уже ждали в узком, совсем не приспособленном для ожидания коридорчике. Держались двумя примерно равными по численности группами, друг на друга не смотрели и не разговаривали.
Кто там говорил про улучшение взаимодействия?
– Все нормально? – подойдя к первой группе, где все-таки были знакомые мне люди, спросил я.
– Более чем. – Из тона начальника отдела АТОГ я заключил, что все было более чем ненормально.
Из Вашингтона нас должны были отправить вертолетом, он совершил посадку в Титерборо, небольшом аэропорту, в основном обслуживающем чартерные рейсы. Но до Титерборо надо было добраться, служебный транспорт нам, естественно, никто в Вашингтоне предоставлять не собирался, и оставалось поймать такси и доехать. Или спуститься в метро. Мы выбрали первое, в вашингтонском метро чего только не случается с людьми, но стоило только нам встать у края тротуара – любой североамериканский таксист на это реагирует моментально, – как возле нас затормозил совсем новый «Субурбан» черного цвета и с широкими подножками, какие обычно бывают на машинах Секретной службы.
Поползло вниз стекло, в машине на заднем сиденье двое, с нашей стороны сидел тот, кто представился как Дункан.
– Сэр, я попросил бы вас проехать со мной.
Дункан обращался конкретно ко мне, и машина затормозила так, что я стоял прямо напротив ее задней дверцы.
– Ради всего святого, вам что, недостаточно? – заговорил де Соуза, заводясь.
Не обращая на него внимания, Дункан протянул мне визитную карточку, выглядящую очень скромно. Такие заказывают за государственный счет.