— Так это и есть твоя наложница? Мне кажется, она тебя с трудом выдерживает, а подо мной сдохнет. Слишком уж тоща и слаба. Я представлял ее другой.
Теймураз усмехнулся:
— Никогда не верь первому впечатлению! Айна не только нас двоих в постели выдержит, но еще и с десяток бойцов. Выносливая сука, хоть и хрупкая, здесь ты прав. И послушна. Надо только припугнуть, будет делать все, что захочешь!
— Да? И когда я заполучу ее?
— Как и договаривались, как только я попользуюсь ею. Дождемся отряд, разместимся на ночь, она сама придет к тебе на отдых. А дом выбирай сам. Не смотри на внешний вид, внутри мазанки теплы и уютны!
Теймураз подозвал наложницу, спросил:
— Ты приготовила воду для душа?
Молодая женщина тихо ответила:
— Да, господин!
— Соскучилась?
— Вы же знаете, мне неведомо удовольствие от близости с мужчиной!
— Тем не менее этой ночью тебе придется обслужить не только меня, но и друга.
Костолом кивнул на Черкеса.
Гейдаров хищно ощерился.
Айна ответила:
— Как прикажете, господин.
— Хороший ответ. В покорности — твоя жизнь, женщина. Сопротивление или каприз — смерть. Мучительная смерть, помни это.
— Я помню.
— Тогда иди, подготовь белье в душевой. Для меня и друга. Пошла.
Женщина повернулась и быстро ушла за крайний дом.
Теймураз достал косяк анаши:
— Раскумаримся, Черкес? Или и сейчас откажешься?
— Сейчас не откажусь. Прикуривай!
Отряд достиг базы в 22.20.
Марш вымотал его, и боевики в большинстве своем, отказавшись от ужина, разбрелись по мазанкам спать.
А в два часа ночи к Черкесу пришла Айна.
Голодный наемник буквально набросился на женщину. И терзал ее, пока полностью не удовлетворил свою животную похоть. И выгнал наложницу.
Бандит уснул в четвертом часу, чтобы в семь уже быть на ногах. И сон ему снился страшный. Вот только Черкес не понял, о чем.
Отсюда и плохое настроение, с которым он после водных процедур явился к Теймуразу.
Наступила пятница. До проведения кровавой карательной операции «Лавина» оставалось двое суток.
Завтра отряд боевиков должен был выйти на равнину, откуда начать движение к обреченному на погром поселку Звездный.
Глава четвертая
В субботу с утра Горшков направился к Карасику. Встретила его супруга Володина, Нина. Приходу участкового жена браконьера была явно не рада. Поэтому, подметая двор, сделала вид, что не заметила, сильнее начав разгонять пыль вокруг себя. Поднимая вместе с пылью и мусор, который не убирался у Володиных месяцами. Сегодня Нина решилась-таки навести порядок возле хаты. Но точно не по собственному желанию. Скорей свекор заставил. Самому Карасику и его благоверной грязь двора была как-то по барабану. Не отличались чистоплотностью Володины.
Пришлось Николаю обозначить свое присутствие.
— Нина!
Женщина и на этот раз не среагировала на участкового, не услышала будто.
Горшков позвал громче:
— Нина, мать твою!
Володина опустила веник, бросив на незваного гостя ненавидящий взгляд:
— Чего тебе? Не видишь, люди делом заняты? Это тебе лишь бы по деревне шарахаться, все одно деньги отвалят, а нам… нам работать надоть, чтобы на хлеб заработать!
Николай усмехнулся:
— Это кто работает? Ты, что ли? Интересно, где и кем?
— Тебя это не колышет!
Горшков резко открыл калитку, вошел во двор:
— Ошибаешься, женщина! Меня на вверенном участке все колышет!
— Совести у тебя нет, Колян! Лишил людей средств к существованию, так еще и издеваться пришел. Че тебе щас-то от нас надоть?
— Муженек мне твой нужен, вот что надоть.
Нина бросила метлу к сараю. Переспросила:
— Муженек?
— Ты глухая? После того как Карась на реке сгорел, оглохла с горя?
— А ты не насмехайся! Выпендрился? Службу справил? Браконьера поймал? Так езжай в район, там тебя отблагодарят, новые погоны навесят. Так на горе людском и выбьешься в начальники!
Горшков повысил голос:
— Ты, Нина, не с соседкой базаришь, а с представителем власти! Обидели, видишь ли, ее, хлеба лишили! Работать, как другие люди, надо, а не браконьерничать. А погоны мои не тронь, а то я так трону, что мало не покажется! Давай сюда мужа!
— Возьми! Вон он в хате, за печкой дрыхнет! Попробуй разбуди. Он вчерась так набрался, как никогда в жизни не пил. Довел мужика!
Николай поправил портупею:
— Вот что, Нина, будить Карася я не буду. Постою здесь, покурю. А ты ему, спящему, шепни на ухо: не выйдет через пять минут, пожалеет! Одно дело — с сетями попался, другое — если я вас еще с самогоном накрою! Из сарая так и прет запах браги! Подошла поди, выгонять собрались? Вот и выгоните на штраф приличный для начала с конфискацией всего самогонопроизводящего оборудования, сырья и готовой продукции!
Нина сплюнула на подметенный двор:
— Ну и аспид ты, Колька! Хуже банного листа!
Но угроза насчет самогона подействовала. В сарае, действительно, стояли две фляги с отбродившей брагой, а также самогонный аппарат, да в доме хранилось литров десять сивухи. А Николай слов на ветер не бросает, раз сказал, то сделает. Женщина поднялась на крыльцо и скрылась в хате. Вскоре оттуда появился Карасик. Лицо опухшее, волосы немытые, фуфайка на голом теле, штаны да тапочки на босу ногу. Спустившись во двор и закурив, Володин спросил:
— Чего звал-то, начальник?
— Сегодня какой день?
— Суббота!
— Вот именно, суббота, а когда на перекат наезжают высокопоставленные беспредельщики? В субботу?
— Ну и че?
— А то! Приводи себя в порядок, одевайся как следует и жди. Поедем засаду на чиновников устраивать.
Володин широко открыл мутные глаза:
— Ты че, с ума сошел? Я думал, ты тады на реке пошутил.
— Как видишь, не пошутил. А ты чего испугался?
— Ни хрена себе! О чем спрашиваешь? Да от них как можно дальше держаться надо, а ты решил…
Горшков перебил Володина:
— Что я решил, мое дело. И сделаю его без посторонней помощи. Тебя впрягать не буду. Пойдешь понятым после того, как я их на сетях возьму!
— Ну, ты даешь! Ага, возьмешь?! Да кто тебе позволит брать таких людей?
— Короче, Карась, я все сказал. Через час выезжаем! И не вздумай слинять, пока я буду отсутствовать! Тогда найду другого понятого, а вот ты вновь понесешь значительный ущерб.
— Какой еще ущерб?
— А вот об этом у Нинки своей спроси! Все, я ухожу. Через час чтобы у калитки стоял!
— Но почему я?
— Потому что ты знаешь, где устраивают бардак наши чинуши! Еще вопросы есть? Нет! Вот и хорошо! Значит, ровно через час!
Не дожидаясь ответа Володина, Николай вышел на улицу. Прошел до усадьбы друга детства — Тихонка Рудина. Тот, в отличие от Карасика, не спал, ремонтировал мотоблок. Горшков поздоровался от забора:
— Привет, Тихон!
— А?! Колян? Здорово! Что-то давненько не заходил, а нынче с утра явился, дело, что ль, какое?
— Дело, Тихон, дело.
— Так чего встал у плетня? Проходи во двор. Покурим, поговорим. А то меня этот мотоблок совсем достал. Не хочет заводиться и баста! А в чем причина, не пойму. Глядишь, вместе разберемся.
Николай прошел через калитку, присел на бревно рядом с другом. Кивнул на мотоблок:
— С этим я тебе не помощник. В технике как в балете. «УАЗ», и тот отец смотрит. Вот кого надо позвать!
Рудин махнул рукой:
— Да ладно, хрен с ним! Найдем мастерового, починит. Слышал, ты Митяя арестовал да Карася прищучил?
— Было дело. Но это мелочи.
— А что не мелочи?
— Да проблема одна нарисовалась. Надо нынче в ночь решить.
— Проблема, говоришь? И что за проблема?
— Тут, Тихон, дело такое…
И Горшков рассказал другу то, что узнал о гулянках областных и местных чиновников.
— Ты понимаешь, Тихон! Этих уродов к власти допустили для чего? Для того, чтобы на народ работали, так?
Тихон согласился:
— Так.
— А они что вытворяют? Простых людей, нас с тобой, и в хрен не ставят. Они, получается, хозяева, и закон им не писан, а мы рабы, которые на них, козлов, пахать должны. Я вот Карася на браконьерстве поймал. И дай ход делу, плохо оно для Володина закончилось бы. А этих, хозяев, мать их, сообщи в райотдел, в момент запретили бы трогать. Не дай бог, ни в коем случае! Разве подобное справедливо?
— И ты решил зацепить чиновников с поличным, да?
— Угадал.
— И не подумал о том, что опосля их братия с тобой сделает?
— Подумал. Ничего не сделает, если операцию с умом провести.
Тихон взглянул на друга детства:
— Это как с умом?
— Главное, чтобы все по закону. Чтобы с понятыми и уликами.
— Так ты пришел меня в понятые нанимать?
— Я никого не нанимаю. Просто знаю, что на тебя всегда могу рассчитывать.
Тихонок улыбнулся:
— Это верно. Но одного понятого маловато будет.
— Вторым Карась пойдет!
Рудин удивился:
— И что, Мишка Володин согласился?
— Конечно! Со вчерашнего дня он свой гражданский долг очень правильно понимать начал. Правда, объяснять кое-что пришлось, но главное, человек все правильно понял.
Тихонок улыбнулся:
— Это верно. Но одного понятого маловато будет.
— Вторым Карась пойдет!
Рудин удивился:
— И что, Мишка Володин согласился?
— Конечно! Со вчерашнего дня он свой гражданский долг очень правильно понимать начал. Правда, объяснять кое-что пришлось, но главное, человек все правильно понял.
На этот раз Тихон рассмеялся:
— Хорошо, видать, ты прессанул его!
— Это уже другая тема! Так пойдешь со мной?
— Ну, какой базар, Колян? Ружье брать?
— Нет! А вот видеокамеру… Слышал, недавно приобрел ты импортный аппарат, возьми. С кассетой и аккумуляторами заряженными!
— Это без проблем! Кино снимать будем?
— Угу! Интересное кино получится, Тихон! Это я тебе гарантирую!
— Когда выдвигаемся?
Горшков посмотрел на часы:
— Минут через сорок. Я схожу, переоденусь, заведу свой вездеход и подъеду! Ты тоже оденься соответственно. Работать, скорее всего, ночью или под утро будем, на берегу, в лесу холодно, а костер, сам понимаешь, разжечь не сможем!
— Ясно!
— Да, а камера-то у тебя приспособлена для ночной съемки?
— Приспособлена!
Николай посмотрел на товарища:
— Слушай, а для чего ты вообще ее купил? Ведь бабок отвалил, наверное, немерено?
— Дорогая штучка, что и говорить. Но я о такой давно мечтал. И снимать у нас тут в деревне вроде нечего, а мечтал. Как батя бычка перекупщикам сдал, так уговорил его, дал денег!
— Хоть что-нибудь снял?
— Конечно! Считай, всю деревню на пленку запечатлел. Летом вот в Питер с женой собираюсь. Дружок-армеец зовет! Вот и поснимаю в Северной столице, чтобы потом нашим деревенским Эрмитажи всякие показать. У нас-то кто в Питере был? Один дед Потап, да и то в войну. А все равно говорит — город красотищи неописуемой.
Николай поднялся:
— Ну ладно. Питер Питером, а мне пора!
— Давай. К приезду готов буду. Чемиргезику взять?
— Ни в коем случае. Иначе все дело загубим!
— Понял! Но потом обмоем?
— Потом обмоем. Пошел я.
Николай направился к деревне. От нее в дом родителей.
Наскоро перекусив, Горшков снял форму, достал из чемодана камуфляжный костюм, привезенный из Чечни. Обулся в берцы, на голову водрузил берет, подарок десантников. Пистолет с запасной обоймой переложил из кобуры в специальный карман. В другой сунул фонарь. Бинокль в футляре уложил в брезентовую сумку.
Мать, глядя на приготовления сына, спросила с тревогой:
— Уж не на войну ли ты опять, сынок, собрался?
— Да нет, мать! С пацанами из района в «Зарнице» приказали участвовать. Помнишь, и у нас раньше в школе игру такую проводили?
— Помню. И где играть собрались?
— На той стороне реки, в лесу.
— И когда вернешься?
— Утром.
— А зачем на игру пистолет с собой берешь?
Николай нашелся быстро:
— Показные стрельбы предусмотрены. Покажу пацанам, как стрелять из настоящего оружия.
Мать поверила. Спросила:
— Кормить-то вас на этой «Зарнице» будут?
— Будут, конечно, но ты закуски кой-какой все ж собери? Неудобно возле котлов с миской стоять!
— Соберу! Скоро поедешь?
— Через полчаса!
— На своем «УАЗе»?
— Ну не на лошади же?!
— Ладно. Сейчас, я быстро!
Мать ушла на кухню.
Николай, оставшись в горнице, осмотрел себя в зеркало. Печально улыбнулся. Камуфляж напомнил ему бойню в Чечне. Вздохнув, Горшков подошел к стене, на которой висела фотография личного состава его роты. Бойцы с офицерами снялись как раз перед тем, как отправиться к Косым Воротам. Тогда они даже представить не могли, ЧТО ждало их на безымянных высотах! Немногие уцелели в тех боях. Ох, немногие. Да и Колян сам чудом остался жив. Не подоспей Шах с десантом, лежать бы Коляну в земле сырой. Это как пить дать.
Вошла мать со свертком:
— Вот, Коль, собрала наспех провизии. Сальца положила, солонинки, лучка, хлеба, яичек. Может, мало?
— Хватит, мам!
Горшков принял сверток, положил его к биноклю:
— Ладно, мам, пошел я. Будут звонить из района, не подходи к телефону!
— Почему?
— Тебе это надо? У нас кадровик с чудинкой. Давно уж на пенсии должен прохлаждаться, но начальник держит в отделе. Так вот он совсем памяти не имеет. Забудет про командировку, начнет выспрашивать, где я. А объясняться с ним — проще со столбом поговорить. Все одно ни хрена не поймет. Ты же волноваться начнешь! Будешь думать, что я ни на какую игру не поехал, а бандитов ловить! Так что, как пойдет межгород, не отвечай. Если надо, меня по сотовому найдет! Договорились?
— А что остается делать? Только не на «Зарницу» ты, Коля, собрался, чует мое сердце. А его, сынок, не обманешь. Вы, как только тот бой начали, и никто о нем не говорил, ни по телевизору, ни по радио, а я уже знала — попал в беду мой Коленька!
— Мам! Перестань! И не волнуйся! Утром буду дома! С Тихонком пузырек по случаю воскресного дня раздавим!
— Ну, с богом тогда!
Горшков вышел из горницы.
Мать вслед трижды перекрестила сына, прошептав:
— Господи, спаси и сохрани его!
А Николай сел в «УАЗ» и направил вездеход к дому Рудина.
Тихон в охотничьем костюме с рюкзаком уже ждал товарища. Рудин запрыгнул в салон, и вездеход покатил дальше. Проехав по деревне, остановились напротив хаты Володина. Во дворе никого не было. Горшков посигналил. И только тогда дверь дома открылась, и по ступеням крыльца быстро сошел бывший уже браконьер. Он также был одет в утепленный костюм. Куртку нес в руке. Днем солнце прогрело воздух до плюсовой температуры.
Карасик сел на заднее сиденье, вздохнул тяжело.
К нему обернулся Тихон:
— Ты чего как телок вздыхаешь? Где «здрасьте»? Где настрой? Что за вид, будто тебя на плаху везут?
Володин поздоровался:
— Привет, — и добавил: — А вздыхаю потому, что поездка эта нам всем может боком выйти. Давайте лучше, пока не поздно, оставим это дело, а, мужики? Ну, балдеют чиновники с проститутками! Ну и хрен с ними! А рыба? Так та от параши разной, что в реку сливают, и без сетей дохнет, особля ближе к Переславлю! Одна дохнет, другая вылупляется! Круговорот! Жизнь!
Николай бросил через плечо:
— Так, Карась, заткнись и сиди молча! Да улыбку на рожу надень, смотреть на тебя противно. Дело твое второстепенное, подписать бумаги, главную работу выполню я. И никто тебя не тронет. Потому как некому трогать будет! Шишкарям беспредельным свои задницы прикрывать придется, да не получится. Не до тебя им будет!
Володин пробурчал:
— Ага. Некому будет трогать. Скорее некого.
Тихонок рявкнул на трусливого односельчанина:
— Да заткнись ты, в натуре, Мишка! Вот, бля, разнылся. Как баба. Сиди спокойно, не порть настроение!
Карасик промолчал, зная вспыльчивый характер Тихонка. Тот, если что, мог без лишних разговоров и в ухо заехать. Не так чтобы сильно, но обидно! Поэтому бывший браконьер предпочел закурить, глядя в окно милицейского «УАЗа».
До переката, точнее, до кустов, закрывающих проход к лужайке на лесном берегу, доехали за сорок минут. Николай, выбрав место, загнал вездеход в заросли.
Посмотрел на Володина:
— Далеко отсюда поляна?
Михаил объяснил:
— Нет! Прямо, за кустами, метрах в тридцати. Я лодку чуть спереди за бревном ставил. До него по прямой не более двадцати метров.
— Ясно.
Участковый взглянул на часы:
— Сейчас 11.05, когда веселая компания обычно здесь собирается?
Володин ответил:
— Хрен их знает! Часа в три-четыре, наверное, может, раньше.
Николай повторил:
— В пятнадцать или шестнадцать часов! Значит, поступаем так! Тихон, — обратился Горшков к другу, — бери с собой Карася — и дуйте на «УАЗе» к стоянке его плавсредств.
Володин тут же спросил встревоженно:
— Это еще зачем?
Николай объяснил:
— Затем! Перегонишь катер ближе к перекату и укроешь в заливчике, что недалеко отсюда. Нам твой «Варяг» может понадобиться. А я тем временем обследую местность. Надо найти позиции, откуда вести съемку, чтобы заснять как можно больше компрометирующего материала. Все, держи, Тихон, ключи, и вперед. По возвращении машину на место!
Горшков, покурив, двинулся к реке. Прошел берегом до открытой суши, откуда и начиналась поляна. Следы частого пребывания здесь веселых компаний угадывались без труда. Вот места стоянки лодок. Старая чешуя от крупной рыбы. Кучи угля, высыпанные из мангала, смятая трава там, где устанавливались палатки. Колея старой, заросшей дороги, ведущей сюда от Терхова.
Николай огляделся. Прошел до кустов, ближе к Семенихе. Прилег за одинокой березой. Отсюда можно снять практически все, что будет происходить на поляне, а вот реку не видать. Чтобы заснять установку и проверку браконьерами сетей, необходимо сместиться к воде. И делать это придется по кустам. Следовательно, предстоит пробить тропу. И сделать это сейчас. Приняв решение, Горшков приступил к делу. Через полчаса тропа была готова, и выходила она в неглубокую яму, откуда прекрасно просматривался и берег, где чалились ночью лодки браконьеров, и довольно обширный сектор реки, в пределах которого удобно расставить сети. Закончив работу и оставшись довольным ее результатом, Николай вышел из кустов. И в это же время показался «УАЗ». Он въехал в укрытие. Хлопнули дверки, и перед лейтенантом предстал Тихонок: