Последнее было мне не совсем понятно, но я решил не переспрашивать.
- Как она была одета?
- Когда её видели в последний раз, на ней были джинсы, темный свитер, белые кроссовки.
- Какая-нибудь фотография найдется?
- Разумеется... Не знаю. Григорий!..
- Да, конечно, - отозвался несчастный муж (скула его уже заплыла от прикосновения моих пальцев).
- Сходи, пожалуйста, принеси, - распорядился отец, и сынок хоть и нехотя, но подчинился.
Я откинулся в кресле, вытянул ноги и достал новую сигарету. Свет в зале был включен на половину мощности ламп, по замыслу это усиливало воздействие красок пламени; если бы было посветлее, ковер вокруг меня серебрился бы пеплом от моих сигарет. Плевать. Я вновь закурил.
- У вас много конкурентов в бизнесе? - спросил я Курагина.
Он озадаченно взглянул на меня, но это непонимание было мимолетным.
- Нет-нет. И почему тогда Ира? Скорее мои сыновья. А конкуренты... Разумеется, они есть, но те, которые способны преступить нормы... закона, вряд ли действовали бы так изощренно. Попытались бы убрать меня - и все.
- А шантаж?
- Я говорю, что такая изощренность редко встречается. Тем более что Ирина Константиновна появилась в нашей семье всего два месяца назад. К тому же она не нашего круга.
- Не понимаю, какая здесь связь? - заметил я.
Курагин взглянул на меня, потом скользнул взглядом по лицам окружающих, которые, казалось, поняли его прекрасно. Он, видимо, колебался...
- С позиций стороннего наблюдателя она не может являться идеальным средством шантажа. Видите ли, - он все же решил уточнить, улавливая мое сомнение, - если у людей нашего круга есть враги, то их можно пересчитать по пальцам. Никто не скрывается. Всё это люди определенного положения в обществе. И мы всё друг о друге знаем.
Шантаж возможен относительно кровных родственников. Ирина Константиновна ещё не успела закрепить свою связь с семьей, так сказать, кровно. Ну, вы понимаете...
- То есть, пока нет детей, она все ещё посторонний человек?
- Грубовато, но верно. Мы не можем позволить себе чувств, как простые люди. Слишком высоки ставки. Цена ошибки всегда одна: положение в обществе и жизнь.
Я видел по лицам присутствующих в зале, что они совершенно согласны с Курагиным. Лица комментировали его слова по-разному, но согласие наблюдалось у всех. Григорий, например, багрово сопел, возмущенно выкатив глаза. Младший братец Иван, напротив, сидел бледный, внешне спокойный, и только щель сжатых губ, прорезавшая его рот, выдавала скрытый накал непонятных мне эмоций. Катенька же нервно стреляла глазками, но, заметив мое внимание к себе, быстро улыбнулась, нервно облизнув язычком верхнюю губку. Другие пять одинаково солидных мужиков и девица, наверное, чья-то секретарша, благожелательно внимали боссу. От серьезности слов Курагина и от серьезности слушателей мне стало так противно, что дальше некуда.
- И не бывает исключений? - поинтересовался я.
- Отчего же?.. Но исключения, как мы знаем, всегда подтверждают правила. Руководствуются в жизни все-таки правилами, а не исключениями.
В этот момент вернулся Григорий и протянул мне фотографию.
Девушка в джинсах, кроссовках и свитере сидела верхом на лошади и, подбоченясь, сверху вниз смеялась в объектив. Лицо округлое, губы полные, румяные. Глаза?.. Глаза, может быть, и серые, но из-за густых ресниц кажутся темными. И было в ней что-то такое... Я не мог найти слово. Она была не просто красива, не просто изящна и мила.
В её лице светилось что-то особенно ласковое и нежное.
- Вы давно были знакомы с вашей женой? Я имею в виду до свадьбы? вежливо обратился я к Григорию.
Он угрюмо оглядел меня погасшими глазами (один заплывал все сильнее) и все же ответил:
- Недели три.
- А кто-нибудь из вашей семьи был с ней знаком раньше?
- А тебе зачем? - тут же взбрыкнул он.
- Григорий! - Окрик отца усмирил сына.
- Нет, никто не был знаком. Все познакомились с Ириной перед нашей свадьбой.
- Очень хорошо, - сказал я, думая о том, что было бы интересно увидеть воочию эту диву девятнадцати лет от роду. Надеюсь, мне это удастся.
Я ещё раз взглянул на фотографию. На лице девушки играла сдержанная радость. Не конкретно в легкой улыбке, тронувшей её полные губы, даже не в блестящих глазах, во всем её существе, казалось, затаился, готовый вырваться - дай только повод, - смех. Повода не было, и лицо Ирины пока только светилось от избытка переполнявших её чувств.
Я с трудом оторвался от фотографии. Я понимал, что помимо воли начинаю заинтересовываться этим делом. Хотя, если признаться, умопомрачительная сумма оклада плюс ко всему вообще в голове не укладывающийся размер гонорара за возвращение девчонки настраивали меня на легкомысленный лад. Во все это было невозможно поверить... Впрочем, что я теряю?
Открылась дверь в коридор, и вошел величественный старец лет семидесяти, одетый буквально в камзол. Или ливрею.
- Ужин подан! - провозгласил он.
- Кто это? - удивился я. - Вы мне не говорили...
- Совсем упустил из виду. Это наш мажордом, Семен Макариевич. Раньше он работал в Кремле, но, как выяснилось, я плачу больше.
- Не может быть! - Я попытался скрыть легкую издевку.
- Может. Вы, надеюсь, будете с нами ужинать?
- Всенепременно.
И ужин не обманул моих ожиданий.
Препровождаемые мажордомом, все вошли в столовую, где уже горели вдоль стен электрические канделябры, а на столах - такие же подсвечники. В чулках и лакированных туфлях, разноцветные, одной масти с мажордомом, стоял вдоль стены десяток лакеев, и напряжение предстартового ожидания застыло на их лицах. Еще незнакомые мне коллеги
хозяина - пожилые мужчины с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами и твердыми движениями - сели на стороне Курагина. Молодежь (к которой присоединился и я) расселась напротив. В довершение атмосферы на длинных танцующих лапах проплыл гигантский пегий дог, тут же с тяжким шумом рухнувший у стула крестного отца. Но окрашивающий все мое восприятие здоровый смешливый скептицизм был взнуздан; присутствующие равнодушно не замечали привычного тем самым уже естественно
возносились на более высокую ступеньку нашей социальной постперестроечной лестницы.
И за ужином (кратким и совершенно безмолвным, благо абсолютно вышколенные лакеи четко и вовремя меняли, по знаку мажордома, блюда) я уже всерьез стал высчитывать, сколько времени необходимо для волшебного обращения смешных и наивных нововведений в ритуал, от одного лицезрения которого сжимается восторгом обывательское сердце.
Чем больше, тем лучше. Это как старое вино: столетия лишь повышают цену...
Однако я был рад, когда вместе со всеми смог встать из-за стола и объявить, что мне пора заняться делом.
- Если не секрет, что вы намерены предпринять?
- Не секрет. Буду вместе с вами ждать звонка похитителей. Если я не ошибаюсь, ещё никто не звонил?
- Нет.
- Значит, уже пора. Сутки - достаточно большой срок. А как только позвонят, я за них и возьмусь. Если только её и в самом деле похитили.
Со стороны потерянного мужа я услышал свирепое дыхание, но взгляд Курагина, брошенный на меня, был равнодушным: его мало интересовало мнение подчиненного (а я уже был подчиненным), лишь бы работа шла эффективно.
- Вы не верите, что Ирину Константиновну похитили?
- Я не знаю, как обстояло дело. Могло произойти что угодно. Более определенно скажу, когда услышу требования похитителей.
Дог, сочно, с железным лязгом челюстей заглатывавший за ужином бросаемые с барского стола куски мяса, тяжело встал и, обретя воздушную легкость, затанцевал к двери.
Курагин отвернулся к сыновьям. Бросив на меня влажный загадочный взор, вышла из столовой Катерина, и, на минуту оставленный без надзора хозяйских глаз, я имел возможность рассмотреть - от матерчатых помпонов на туфлях до глубоких морщин значительного лица - этого бутафорского мажордома. Последний раз я встречался с ним лет пять назад, когда мимоходом зацепил его в операции с фальшивыми банковскими
авизо. Тогда под именем отца Георгия он хлопотал о льготной регистрации церковного банка. Липового, конечно.
ГЛАВА 4
МАЖОРДОМ
- Что вам будет угодно? - с высокомерной учтивостью спросил меня мажорджом, когда я, приблизившись, принялся изучать его словно одну из резных деревянных колонн, с архитектурной и художественной точностью расставленных по пространству столовой и, как и сам мажордом, выполнявших две функции: возбуждать эстетический восторг и представать столпами, на которых в буквальном и переносном смысле держалось проходящее здесь действие. Больше всего меня занимали причудливо украшенные и повсюду прикрепленные пуговки из "желтого металла", как пишут у нас в протоколах, а также кружевное жабо, белоснежно и пенно обрамлявшее вежливо застывшее, не узнававшее меня лицо.
- Я бы хотел попросить вас показать мне дом. Надеюсь, вы мне не откажете... Семен Макариевич?
- Я бы хотел попросить вас показать мне дом. Надеюсь, вы мне не откажете... Семен Макариевич?
- Извольте.
- Вы поразительно напоминаете мне одного знакомого батюшку, продолжал я изящно и непринужденно болтать, позволяя между тем вести себя по коридорам, галереям, залам... Никогда не понимал (да и не имел случая познать практически) удовольствия жить в музее, а здешний дворец, заполненный резьбой, полировкой, антиквариатом и разными завитушками, чрезвычайно и совершенно напоминал мне музей.
Пропустив меня в дверях очередного помещения, оказавшегося уютной, но без мебельных излишков комнатой, Семен Макариевич зашел сам, запер за собой дверь и величественно указал на кресло:
- Не соблаговолите ли присесть?
- Соблаговолю, - согласился я, плюхнулся в кресло и полез за сигаретой в карман. - У тебя, надеюсь, найдется пепельница?
Высоко поднятые брови и высокомерно брошенный взгляд ясно указывали на неуместность фамильярности. Я просто наслаждался его манерами.
- А я-то, глупый, предполагал, что ты переквалифицируешься в управдомы.
- Что ж, - солидно признал Семен Макариевич, - работники коммунальных служб в наше время входят в категорию самых обеспеченных граждан России.
- Так уж и самых? А банкиры, газовики, нефтяные магнаты, наконец?
- Я думал, мы говорим о населении, а не об элите.
- А-а-а! - понял я. - Ты, значит, себя к населению не относишь?
Молчание.
- Дай-ка пепельницу! - распорядился я, закуривая сигарету.
Выпустив струю дыма, я с интересом продолжал допрос:
- Мажордом, выходит, временная ступень лестницы, ведущей к элите?
- Кто знает, кто знает, - с достоинством проговорил Семен Макариевич. - А вы-то как здесь оказались? Операция внедрения или тоже прокладываете тропинку из массы в элиту?
- Пути Господни неисповедимы, отец Георгий, - со вздохом ответил я. И тут же спросил: - А ты что предпочел бы?
- Меня это не касается. Умный человек, как вы знаете, должен жить по-обезьяньи: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу.
- Ну мне-то можно сказать. И почему по-обезьяньи?
- Статуэтка есть такая знаменитая из трех обезьян: одна закрывает глаза, другая - уши, а третья - рот.
- Понял. Тогда запомни: с органами правопорядка мои пути относительно разошлись.
- Относительно? Оригинально!.. - У него очень выразительно поднялись брови, выражая крайнюю степень - в данном случае иронического - удивления.
- А чем я здесь намерен заняться? - парировал я.
- Понятно.
- А раз понятно, то выкладывай: что ты здесь делаешь? Кто и зачем похитил девушку? И что здесь вообще за гадюшник?
Семен Макариевич, он же отец Георгий, откинулся в кресле и изучающе посмотрел на меня.
- Хочу предупредить, уважаемый Иван Сергеевич, что вы выбрали неверный тон. Если вы предполагаете, что изменение имени подвесит меня на крючок, то вы глубоко ошибаетесь. Я здесь просто для того, чтобы немного и легко подзаработать. Без всякой нервотрепки. За мной нет никакого криминала. И если вы не дурак, то вам следует изменить тон. Я с дураками дела не имел и впредь иметь не собираюсь.
Логика его показалась мне забавной. Кроме того, попыткой поставить меня на место он заявил о своем более или менее прочном положении. И наконец, действительно, с чего это я решил развлечься по-дешевке?
- Все, все, забыто, - сказал я. - Но кто же введет меня в курс происходящего, если не старый знакомый?
- Со своей стороны, я даже рад помочь, - немедленно пошел на попятный Сергей Макариевич.
Он открыл коробку на столике рядом с собой, извлек оттуда сигару и протянул мне, предлагая угоститься. Я отказался. Он откусил кончик, выплюнул его и прикурил сигару. Выдыхая дым, весело произнес:
- Должен сказать, что я после пропажи Ирочки нахожусь в полном недоумении. Ведь что интересно: если присмотреться, здесь такой бардак, что и самого легко украсть.
- Самого? - спросил я скорее по протокольной привычке.
- Я имею в виду Михаила Семеновича. Хотя его-то незачем красть. Если похищать, то лучше обормота Григория или умника Ивана. Они сыновья, за них можно требовать любую сумму. А Ирочка?.. Ее же никто не знает. Даже если наводчик в доме... Нет, на такую... - он замялся, движением губ помогая себе подыскать слово и нашел, - на такого ангелочка разве поднимется у кого-нибудь рука?
- Уже поднялась, - заметил я. - Что-то вы не то говорите, уважаемый Семен Макариевич. Это в наше-то время не поднимется! Она что, ангел во плоти?
- Ей-богу, ангел. Истинный крест кладу, ангел во плоти.
- Ладно, оставим эту вашу церковную лексику. Что ещё занимательного? Действительно ли Курагин так богат? Какие у него отношения с сыновьями?
- Богат, сильно богат. Насколько точно не знаю. Но, сами посудите, Иван Сергеевич, у него же нефтеперерабатывающий завод. И часть газовой кормушки им тоже контролируется. А банки?..
- Да? Мне тогда непонятны две вещи: почему здесь так мало охраны? И почему Курагин ещё живой?
- Везет, наверное. Хотя вот Ирочка пропала. Ударили по самому больному. Думаю, пропади Иван или Григорий и то было бы не так огорчительно.
- Для кого огорчительно? Для тебя, что ли? Нет, все-таки странно, из-за какой-то почти посторонней девицы?..
- Вы её не знаете, - с сожалением затряс головой Семен Макариевич. Когда узнаете, не будете так говорить.
- Ладно. И последнее: как у Курагина с сыновьями? И есть ли у него жена? И где она?
- С сыновьями отношения так себе. Он же из старой гвардии, при коммунистах сидел как цеховик. Это сейчас он у власти, депутат Госдумы, ещё там чего-то. А тогда спалился на подпольных фабриках по пошиву джинсовых изделий под заграницу. Ну, как водится. Так что дети выросли, считай, без отца. И с женой он успел развестись, хотя и продолжает содержать её. Она сейчас где-то по парижам мотается.
- Ты давно уже здесь? Много успел разузнать, как погляжу.
- Э-э-э! Иван Сергеевич! - насмешливо протянул он. - Это древнее барское заблуждение, что слуги ничего не видят и не понимают. Как раз слуги понимают больше, чем сами хозяева. Так-то вот.
- Расскажи подробнее все, что знаешь о семье, о сыновьях и об этой племяннице.
Семен Макариевич откинулся в кресле, держа на отлете руку с сигарой. Прицелившись округлым ртом куда-то в угол потолка, он выпустил густую струю дыма.
- Начну со старшего, Григория. Очень нервный и легко возбудимый субъект. Когда хозяин окончательно утвердился и вызвал к себе сыновей, Григорий нахрапом попробовал оторвать собственный кусок пирога. Одна кровь, что там ни говори. Но хозяин посильнее оказался, ещё бы. Ни-ни.
Семен Макариевич покачал головой.
- А может, так и надо? Григорий - голова горячая, сначала делает, потом думает. Это вам не младший сынок, не Иван. Тот себе на уме. Я думаю, вначале Иван тоже хотел просить у отца долю, но посмотрел, чем все кончилось у Григория, и не стал трепыхаться. Все время молчит. О чем он думает, никто не знает. Самые опасные люди эти молчуны. До появления Ириши Михал Семенович наследником объявлял Григория.
- До появления Ирины?.. - удивился я.
- Буен, ни в чем удержу нет, - продолжал следовать своим мыслям Семен Макариевич. - Дошло до того, что старший стал публично ревновать к брату. Ладно бы только к брату, а то и к отцу!..
- А повод был? Знаете, нет дыма без огня...
- Да как!.. - Семен Макариевич возмущенно раздулся. - Да как можно такое предположить! Девушка воспитанная, добрая, вежливая, наконец. Мы-то, челядь, не в счет, мы не соперники, к нам ревновать нельзя. А вот отец, брат, партнеры хозяина по бизнесу - это другое дело. Григорий - порох, искры достаточно - и он уже пылает. Если это считать поводом, то Ирише и поздороваться ни с кем нельзя.
- Ладно, уяснил. Значит, отношения старшего сына и отца последнее время подпортились.
- Не то чтобы очень. Все равно Григорий считается наследником. У Ивана нет этого самого огонька. Он бухгалтер, а Григорий все-таки боец. Палец в рот не клади. Перебесится и заменит Михал Семеновича. Главное, готов за свое драться до последнего. А может, хозяин его специально заводит? - вдруг предположил Семен
Макариевич. - Может, он на Григория смотрит как на себя молодого? Он как-то говорил...
- Мог Иван похитить Ирину, чтобы отомстить брату? Особой привязанности между братьями, как я заметил, не наблюдается?
- Нет-нет-нет! Привязанности, конечно, нет, но похищать Иришу!.. Нет, кто с ней познакомится ближе, у того рука не поднимется.
- А признайтесь, Семен Макариевич, вы, как я погляжу, что-то больно увлечены Ириной Константиновной.
- Увлечен! Да я её как дочь!.. Как отец!.. Да я посмотрю на вас, уважаемый Иван Сергеевич, что вы скажете, когда Ириша вернется. Господи, спаси и сохрани!
- Я старик, - горячо и укоризненно продолжал он, - но не стыжусь сказать, что, если бы у меня была дочь, я бы хотел именно такую. Стыдно, молодой человек! Стыдно!
- Что стыдно? - рассмеялся я. - Эка вы разгорячились, уважаемый Семен Макариевич. Ладно, молчу, молчу. Будем с вами вместе ожидать возвращения вашей принцессы.