- А мне откуда знать? Я не нанимался в ищейки. Ты нанялся, ты и следи за всеми.
- Не будешь отвечать, я оторву тебе уши и заставлю их сожрать, сосунок.
Он смерил меня взглядом, присмотрелся к выражению моего лица и чему-то поверил.
- Спрашивай.
- Когда ты видел Ирину Константиновну в последний раз?
- Ирку я видел часов в пять. Нет, в шесть. Она как раз шла на пляж купаться перед ужином.
- Почему ты решил, что она идет купаться?
- Она звала меня с собой.
- Ты пошел?
- Еще чего! Я и так чистый.
Я оценил его попытку пошутить и продолжил допрос:
- Она была одна?
- Одна.
- Почему?
- А почему нет?
- Сейчас я спрашиваю. Почему её никто не сопровождал?
- А чего ей было бояться? Она всего пару месяцев назад была свободным человеком, никого не боялась. Дура, что ли? Я и сам здесь только второй год после того, как отца убили. Никогда никого не боялся и бояться не собираюсь. Она тоже такая. И мой отец был такой же.
- Но отца твоего достали. И Ирина Константиновна пропала.
Не отвечая, он сполз с дивана и, прихрамыая, подошел к столику со спиртным. Открыл банку с пивом, высосал её всю, поискал что-то, нашел сигарету и закурил. Потом вернулся к дивану, сел и принялся рассматривать меня.
- Вас кто-нибудь видел, когда она приглашала тебя купаться?
- А если нет, ты будешь меня подозревать? - ехидно поинтересовался он.
Казалось, парень чувствовал себя все лучше. Я относил это за счет сигареты: судя по запаху, скорее всего марихуана.
- Вам что, делать нечего? - вдруг спросила внимательно слушавшая нас малолетняя любовница Александра. - Видел - не видел, похитил - не похитил. Санька, что ли, её своровал? Придумаете тоже!
- Помолчи! - довольно спокойно приказал ей Александр. - Не твоего ума дело.
- А мне-то что? - сказала она, поднялась и вышла, прихватив по пути банку пива.
Я подождал, пока она уйдет.
- Видел ты кого-нибудь подозрительного перед её исчезновением?
- Вечером, что ли? Нет, не видел. Я не смотрел по сторонам и её не видел, пока она сама меня не остановила, а то бы и её не заметил.
- Ты такой ненаблюдательный?
- Еще чего! Буду я по сторонам глазеть.
- Ладно. Может, знаешь, были у неё враги или недоброжелатели?
- У Ирки? Да у неё сроду врагов не было.
- А ты откуда знаешь? С ней же все тут знакомы были только два месяца.
Он замялся, но быстро нашелся:
- Она говорила. Когда она снова появится, сам убедишься. У неё только друзья. Чего беспокоиться? Все равно её отпустят в целости и сохранности. Или она их сама приведет, сагитирует. Нашел о ком беспокоиться. Ты лучше о себе побеспокойся. Будешь слишком людям досаждать вопросами, всякое может случиться.
- Ты мне угрожаешь? - спросил я, замечая, что какая-то мысль зажгла его отупевшее от сладостных излишеств лицо.
- Не... Слышь, а почему бы тебе не порасспрошать крепостных? Прямо сейчас. Сколько времени? Одиннадцать? Начало двенадцатого. Во! Там все равно ещё никто не спит. Гуляют, сволочи. Давай сходи. Они тут всё обо всех знают. Давай-давай!
- Не подгоняй. Я сам знаю, что мне делать. Сейчас я ещё тебя спрашиваю.
- Ну, спрашивай.
- В каких отношениях твой дядя с Григорием и Иваном?
- Что значит - в каких? Во дает! - Он хрипло засмеялся. - В каких могут быть отношениях папаша с детишками? Он ихний отец, а они его сыновья.
- Хватит идиотничать! Ты знаешь, что я имею в виду. Как они ладят между собой?
- Так бы и спрашивал. Нормально ладят. Будет возможность, они его голыми руками удавят. Особенно Ванечка. Гришенька, впрочем, тоже.
- Почему?
- Гришка из-за Ирки. К папочке ревнует. Он ко всем ревнует, но к папе особенно. Дядя, знаешь, до баб всегда охоч был. Был и есть. Вон Светка может порассказать, - махнул он рукой в сторону двери, за которой исчезла его подруга, и тут же заорал что есть силы:
- Светка!
Она выглянула на крик из-за двери:
- Чего тебе?
- Сколько раз тебя хозяин покрывал?
- Дурак!
- Да я серьезно.
- Охота тебе при посторонних...
- Он уже не посторонний. Он теперь наша госбезопасность. Так сколько?
- Два раза.
- Надо же! Я думал - больше.
- Больше Ленку Соловьеву, он к ней неровно дышит.
- Ладно, иди, - распорядился племянничек, и Светка исчезла.
- Так о чем это мы? - спросил он.
Не дожидаясь ответа, он встал, вернулся к бутылкам, плеснул что-то в стакан, повернулся.
- Будешь джин с тоником?
- Чистый стакан есть?
- Нет. А ты из банки.
- Ну давай.
Мне действительно из-за всей этой резкой смены впечатлений одного только вечера хотелось взбодриться. И, сказать по секрету, не чувствовал я себя на службе. Все было как-то страшно несерьезно, особенно после строгостей госслужбы.
Александр вернулся со стаканом для себя и банкой джина с тоником для меня.
Мы пригубили каждый свое. Он уже доброжелательно воззрился на меня.
- Спрашивай дальше, - махнул рукой.
- Давала Ирина Константиновна повод мужу для ревности?
- Эх, закрутил! В смысле - как у нас насчет этого?.. - Он двусмысленно подмигнул. - Нет, Ирка баба что надо! "Я мужу отдана и буду век ему верна". К ней просто все хорошо относятся.
- Послушать вас всех, так она не человек, а экспонат для выставки.
- Может, и так, - кивнул он. - Бывает и такое.
- Хорошо. Вернемся к Ивану. Что у него с отцом?
- Он второй. Вот и все дела.
- Не понял.
- Чего тут не понять? Гришка первенец и похож на дядю. Дядя любит его, а Ивана не очень. А Ванька хочет быть первым. Власть любит, - пояснил Александр.
Мне показалось, что для принципиально не наблюдательного, к тому же живущего на отшибе разгильдяя он слишком много видит и знает.
- А сам ты как относишься к своему дяде?
И вновь что-то мелькнуло в лице парня. Он отвел от меня взгляд.
- Как мне относиться к нему? После смерти отца мне была прямая дорога в зону. Я только драться и умел. Еще ларечников обирать. Михаил Семенович меня вытащил из Казани. Мать у меня умерла, братьев-сестер нет. Один я. Я и Михаил Семенович. Теперь он мне вместо отца. Я теперь все имею: деньги, девок - все, что ни пожелаю. Вот только за отца отомщу, и можно будет спокойно доживать оставшиеся дни.
- Ты знаешь, кто убил твоего отца?
- Знаю, - кивнул он. - Знаю, но не скажу. Пока сам не отомщу, никому не скажу.
- Ну хорошо, - вздохнул я. - Не говори.
Про себя я решил обязательно вернуться к этой проблеме. Но позже. Время терпит. Сейчас мне необходима информация непосредственно о людях, живущих здесь, в этой усадьбе.
- Кто такие эти крепостные? - спросил я, меняя тему беседы.
- Крепостные как крепостные. Вон Светка крепостная. Светка! - заорал он.
Светка показалась в дверях.
- Ты крепостная? - спросил Александр с ухмылкой.
- Крепостная.
- Сколько вам дядя за это отвалил?
- Мне лично всего пять кусков.
- А другим?
- Кому как. Старосте нашему, Петру Алексеевичу, кажется, тысяч пятнадцать.
- В месяц? - спросил я.
- Если бы!.. В год. Ничего, все равно больше нигде не заработаешь.
- Ну ладно, иди! - распорядился Александр.
- Михаил Семенович хоть им платит, - пояснил он. - Они сами не хотят уходить, работенка непыльная.
Я все равно ничего не понял. И мне вдруг расхотелось расспрашивать дальше. От спиртного, что ли? От легкой усталости? Может, от гнусной атмосферы этого полупритона-полужилища, но мне захотелось выйти вон.
"Еще успею допросить щенка", - решил я и поднялся.
- Ладно, развлекайся дальше. Мы ещё поговорим.
Он не ответил, и на пороге я оглянулся. Александр сидел на диване - в одной руке стакан с вином, в другой сигарета с травкой - и смотрел куда-то сквозь стену, куда я тут же и шагнул - в ночь.
ГЛАВА 7
КРЕПОСТНАЯ ДЕРЕВНЯ
Прохладно, покойно, чисто. И кузнечики поют. Луна, раскалившись, достигла предельной высоты, и все больше крупных, ярких звезд, и все отвеснее падает туманно-золотистый столп сияния в млечную зеркальность видимой и отсюда воды огромного озера. Тихо. Неподвижной аппликацией темнеют ажурные кроны деревьев, ставшие ещё менее реальными в этом дивном мире (еще днем была пыльная духота серокаменной Москвы!). И непрестанный, ни на секунду не смолкающий звон, в который вплетаются ноты кузнецов, ещё чего-то страшно близкого... наполняет
меня, мир... и тут - легкое движение воздуха доносит чуждые звуки человеческого веселья - сзади, из дома Александра, и дальше, из деревни под странным названием - я словно просыпаюсь.
Оглядываюсь кругом и иду к деревне, удивляясь перепадам настроений, так не свойственным мне, и с каждым шагом ощущая, как привычная прежняя трезвость мыслей и чувств овладевает мной. И немного жалко чего-то... Но впереди уже слышны лай собак и лубочные звуки балалайки...
Деревня состояла из одной улицы, дома которой с двух сторон обступили дорогу. Я смутно насчитал домов двадцать, у некоторых окна были темны, но сгущение тьмы заставляло подозревать строение... На самом деле чувствовалось, домов было много больше. Фонарей, конечно, не наблюдалось. Один большой двухэтажный дом ярко освещался снаружи. Подойдя ближе, я прочитал вывеску, ступенчатым нэпмановским шрифтом сообщавшую случайному прохожему - "Посиделочная изба".
Между тем треньканье балалайки стало ближе, и вот показались гуляющие крепостные. Я отступил в тень ближайшего куста и стоял, пока шеренга нормально одетых мужчин и женщин не прошла мимо меня. Все лузгали семечки, один мужик бренчал на балалайке, кто-то насвистывал, но, чувствовалось, народ скучал.
Прошли. Явная карнавальность виденного озадачивала. Из посиделочной избы донесся накат звуков. Может, музыки, веселья. Я направился туда, дернул тяжелую деревянную дверь и вошел.
Помещение было обширным, тонущим в полумраке и сильно задымленным. Здесь не было резной поддельной под русскую старину мебели, с потолка не свисали фонари в железном кованом каркасе, не было и интимного пыльного света у каждого из столов - словом, всего того, что изредка встречается в провинциальных поселковых, претендующих на что-то оригинальное барах. На столах стояли закопченные керосиновые лампы, стены были покрыты голыми темными досками, какими-то ткаными панно и ковриками - я заметил изгиб лебединой шеи на голубом пруду... Дощатый пол не был лакирован, покрашен, даже не натерт; как раз наоборот - грязные, затоптанные половицы. Однако вдали, напротив входа, располагалась стойка бара с множеством разнокалиберных бутылок и бутылей. Оттуда же доносилась громкая музыка, и там же находился скучающий бармен.
Я насчитал двадцать два стола, по двенадцать с каждой стороны. Столы были уставлены различной снедью, на лавках сидели люди, а посреди широкого прохода между рядами танцевали несколько пар.
Явственно ощущалась атмосфера крепостной бутафории, но ежели махнуть сразу и не глядя пару стаканов водки, здесь можно было бы весело загулять.
Меня заметили; из группы танцующих отделилась и, на ходу приплясывая, подплыла ко мне девушка.
- Спляшем? - игриво повела она плечом.
Света было достаточно, чтобы я сразу узнал молоденькую секретаршу толстого Арбатова. Она меня тоже узнала почти сразу, но секундное замешательство тут же исчезло.
- Ой! Да это же!.. Какая встреча! Ванечка! - в восторге воскликнула она, забыв, конечно, что мы едва-едва и только сегодня успели познакомиться. - Не думала, не гадала! - Она уже тащила меня к другим танцующим, взвизгивая от восторга так, что взгляды и стоявших, и сидевших людей прилипли ко мне.
- Что это за кабак? - наклонившись к её уху, спросил я.
- Кабак! - крикнула она в ответ, то ли отвечая, то ли переспрашивая. Скорее первое. Выяснить я не успел, потому что в этот момент, второй раз за последний час, получил удар по уху.
Это переполнило чашу моего терпения; раздражение, злоба, переизбыток впечатлений этого вечера привели к тому, что я буквально взорвался, первым делом выстрелив ногой назад... очень удачно. Я пяткой попал в чью-то грудь и почувствовал хруст костей. Оглянулся - сметая на своем пути людей, столы и лавки, летел в угол здоровенный бугай, так круто поздоровавшийся со мной.
Пронзительно вопила Лена. Я разобрал: "Не трогайте его! Не трогайте его! Не трогайте!.." На меня полукругом надвигались мужчины: откормленные, здоровенные, человек шесть. Остальные, послабее, остались сидеть по лавкам, и лишь горели, радующиеся неожиданному развлечению, их глаза.
Лена попыталась тараном пробиться ко мне. Ее не глядя отшвырнули. Потом ближайший ко мне - толстый больше от мышц, чем от жира, - удивительно легко скользнул вперед, резко размахнулся и нанес страшный удар, нацеленный мне в челюсть...
Я резко нырнул ему под руку и коротким движением ударил толстяка под ребра. Он охнул и переломился пополам. В следующее мгновение я коленом размазал оплывшую от посиделок физиономию хулигана.
Они соблюдали очередность, а то бы мне пришлось совсем плохо. Может, им нравился сам процесс, может, им было просто скучно?
Следующий гладиатор был более жилистый, с длинными, подвязанными ремешком, но все равно развевающимися патлами. Я подошвой ботинка врезал ему по горлу. Он захрипел, забыв обо мне... Длинные волосы взметнулись... Я намотал их на кулак и секундой позже с хрустом обрушил голову бойца на струганую поверхность ближайшего стола. Они переменили тактику и теперь все вместе приближались ко мне
расслабленными вялыми шагами уверенных в конечном результате людей.
Музыку все ещё перекрывал пронзительный визг: это продолжала протестовать Лена. Как много здесь дыма, накурено... Они двигались словно зомби - тупо, уверенно, совершенно равнодушно... Мне все это переставало нравиться.
Еще один бросился ко мне, на ходу замахиваясь милицейской дубинкой. Я выбил её ногой, вероятно, повредив мужику кисть. Он завопил, попытался затормозить, но я пинком направил его к стойке бара, куда он и врезался со страшным грохотом.
И тут вдруг чувство невероятности происходящего враз овладело мной. Дело было не в драке - так уж выходит, что я всегда словно притягиваю чужие кулаки, - нет, другое, сама спутанная вневременная обстановка этой пещерной посиделочной избы, эти странные, иррационально рвущиеся в бой мужики, даже Лена, всего несколько часов назад встреченная мной в совершенно цивильной обстановке - все вместе
останавливало, заставляло устыдиться того злобного удовлетворения, с которым я принимал правила чужой игры.
Я вытащил свой "макаров", выстрелил в потолок - и лишь разжег пустоту в залитых водкой глазах. Однако, после того, как я всадил несколько пуль в половицы между невольно подпрыгивающими ногами мужиков, появились и стали понятны человеческие слова.
Вновь кричала Лена: "Не трогайте! Не трогайте его!"
И глухо раздавалось: "Ты чего, мужик? Спрячь пушку! С ума сошел? Палить вздумал!"
От одного из столов к нам направился совсем не боевого вида мужчина. Среднего роста, джинсы, клетчатая рубашка, однако очки и бородка под демократа заставляли подозревать в нем городские корни. Впрочем, я мало жил в деревнях.
Его заметили все и, на мой взгляд, обрадовались: Лена явно, бандюги не так заметно и лишь как поводу отступить.
- Петр Алексеевич! - вопила Лена. - Да что же это они?!
- Все, все! - жестами рассаживал крепостных староста (я вспомнил: о нем упоминала Света).
Указание подействовало; глухо ворча, все рассаживались по местам. Уцепившись за руку, на мне немедленно повисла Лена. Петр Алексеевич вежливо пригласил:
- Не присядете за мой стол?
Почему нет? Я спрятал пистолет в кобуру и вместе с девушкой направился за нашим миротворцем.
Инцидент действительно был исчерпан. Вокруг мирно и тихо загудело общее застолье, и, вновь, перекрывая фон голосов, стала слышна музыка. Несколько пар немедленно начали танцевать. Возле нашего стола возник буфетчик-бармен, пододвинул мне тарелку, на салфетке положил вилку и поставил стакан с чем-то темным, оказавшимся чистым виски. Я все равно отхлебнул, хотя всегда предпочитаю водку. Здесь же на столе в больших салатницах были соленые грибы, огурцы и прочая закусочная снедь. Я закусил.
- Если не ошибаюсь, - обратился ко мне Петр Алексеевич, - вы новый сотрудник дворни?
- Не понял. Дворни?..
- Это у меня такое условное разделение: здесь крепостная деревня, там основной двор. Так сказать, переношу терминологию по ассоциации: барин, челядь, опричники...
- А есть и опричники?
- А как же. Служба безопасности. Вы тоже, кстати, имеете к ней отношение? Лена говорила...
- Имею. Я назначен начальником службы безопасности.
- Вот-вот, я так и понял.
- Зато я, видимо, плохо что-то понимаю.
- Это ничего. Здесь народ быстро осваивается. Скоро и вы освоитесь.
За одним из столов, довольно далеко от нас, высоко и пронзительно запела женщина. Ей попытался подпеть глухой мужской голос. Пели, кажется, частушки. Слов все равно было не разобрать, я ориентировался на ритм. Женский голос был резкий, пронзительный, нереальный, смахивающий на кошачий вой при лунном свете. Через минуту, с окончанием куплета, наступила тишина. Я достал пачку сигарет и предложил всем. Взяла Лена и чья-то протянувшаяся из полумрака рука одного из соседей
по столу.
- Не курю, - вежливо отказался Петр Алексеевич.
Лена, не дожидаясь моей зажигалки, подержала кончик сигареты поверх стекла лампы, прикурила. Странный, очень странный эффект: прикуривать "Мальборо" от керосиновой лампы времен прошлого столетия.
- Не могли бы вы мне объяснить, что здесь вообще происходит? - глубоко затянувшись и выдохнув дым, спросил я.
- Да тут глупость!..
- Помолчи, Лена! - перебил её Петр Алексеевич и вновь обращаясь ко мне: - Неужели вы не знали, куда нанимались? Нырнули вниз головой в омут, а на счет глубины не поинтересовались? Или все-таки знали, да вам предложили хороший оклад?
- Какое вам дело? - грубо прервал я его насмешливые предположения. - Я намерен узнать, что тут творится, а не объяснять причины своего пребывания здесь. Если есть что сказать - говорите. Нет - я спрошу у других.
- Не обижайтесь. Все мы тут попали как кур в ощип, плывем, так сказать, в одной лодке. А я, кроме того, что здешний староста, ещё и директор районной школы. Недавно защитился в Москве, кандидат исторических наук. Не удивляйтесь.