Два главных петербургских промоутера. Один известен тем, что как-то (очень давно) встретил в клубе несовершеннолетнюю Ксению Собчак и попытался ее напоить, чтобы потом увезти к себе домой. Второй не примечателен вообще ничем. Ребята молча пили коньяк и делали вид, будто дела у них идут лучше, чем они шли на самом деле. Барабанщик группы «SpitFire» в своей вечной шляпе-котелок. Олег Гаркуша с какими-то бабами. Несколько девиц, выискивающих, к кому бы подсесть. Одна очень небезопасного вида. Несколько рабочих сцены в комбинезонах и телевизионный оператор. Эти кушали гречневую кашу.
Кирилл купил себе выпить, а я сказал, что пока не хочу, и закурил сигарету. Самый первый раз в этом буфете я побывал почти двадцать пять лет тому назад. Не помню уж, какими такими хитростями я тогда пробрался за кулисы. В буфете я нагло подсел за столик к самым страшным панкам, которых смог разглядеть. Те и бровью не повели: раз парень сел, значит, так нужно. Самыми страшными панками в том году была группа «Алиса». Выступали они еще в классическом составе, без Кинчева.
От восторга не зная, что сказать, панкам я тогда задал самый дурацкий вопрос из всех возможных:
– А почему ваша группа называется «Алиса»? Парни наклонились ко мне поближе и открыли страшную тайну:
– Потому что, друг, мы живем в Стране чудес. Все, кто сидел тогда в этом славном буфете, были по одну сторону баррикад, а остальные – по другую. Двадцать пять лет назад подобные штуки что-то еще значили. А сегодня буфет – это просто место, где можно выпить. И восторга тех давних концертов никто уже не помнит. Когда я только-только начал ходить на такие концерты, казалось, что жизнь будет бесконечной, будто гитарное соло. Она будет состоять из музыки, смеющихся людей, стиснутых в единую толпу, и прочих прекрасных штук.
А теперь это был просто концерт. Не первый, не последний, не самый важный. Просто один из многих-многих тысяч концертов.
Сквозь дым я смотрел по сторонам, а вокруг курили и точно так же щурились на дым все остальные. После дождя оказаться наконец в буфете было приятно. Здесь было тепло и уютно. Все здесь друг друга знали. Причем давно. Все были рады друг друга видеть. Что-то вроде встречи одноклассников: позади куда больше, чем впереди, но пока мы вместе и есть еще порох в пороховницах.
Стулья в служебном буфете давно истрепались. Поистрепались и те, кто, сидя на этих стульях, провел жизнь. Девушки-группиз успели родить детей, по профилям которых можно изучать историю отечественного шоу-бизнеса. Щелкавшие девушек фотографы стали совсем седыми, а ведь какими орлами все они выглядели в те годы, когда главными панками страны считалась группа «Алиса»! Кто-то из прыгавших на том, давнем концерте уже умер. Думаю, когда спустя еще четверть века я снова соберусь сюда прийти, таких будет куда больше.
5Прежде чем выйти в зал и послушать, кто же там сегодня выступает, полагалось заскочить в гримерки к знакомым рок-монстрам, перепожимать руки куче малознакомых персонажей и доказать самому себе, что ты не лыком шит и тоже чуточку монстр. Кирилл допил свой алкоголь, и мы пошли доказывать.
В гримерке группы «Агата Кристи» я выкурил сигарету. В гримерке группы «Ночные снайперы» еще две. Потом я выкурил еще где-то с четверть пачки сигарет и убедился, что за те несколько лет, что я отсутствовал в городе, тут совсем ничего не изменилось.
Гримироваться в гримерках никто не собирался. Внутри помещения было не протолкнуться. На столах стояли фрукты: виноград с косточками и порезанные на дольки апельсины. Все одновременно разговаривали, и висел дым. Русский рок-н-ролл – это ведь не музыкальный стиль, а приятельская компания. Не важно, есть ли у тебя слух и умеешь ли ты играть на инструментах. Если ты с нами – значит, ты внутри рок-н-ролла. А уж место для тебя найдется. Какое-то время я раздумывал, не попросить ли какую-нибудь работу у этих ребят. Впрочем, к тому времени, когда я докурил сигарету, думать над этим надоело.
Гости общались с хозяевами помещения. У барабанщика главного русского панк-коллектива спрашивали:
– Леха, хочешь пива?
– Не. Я для этого уже старенький. Сейчас отстучу свое и спать.
Барабанщик был седой, но мускулистый. Зубы у него были прекрасные, только слишком уж белые для петербургского климата, чтобы быть настоящими. Он стянул дорогой спортивный костюм, аккуратно расправил его на плечиках и теперь напяливал кретинскую кожаную жилеточку. Выглядело это будто пожилой клоун наряжается для детского утренника.
Несколько раз я терял Кирилла, а потом снова находил. В толчее не очень знакомый длинноволосый человек успел пожаловаться мне на жизнь:
– Ты помнишь, несколько лет назад в Петербург приезжали «Depeche Mode»?
– Ну?
– Их солист тогда был на пике героиновой зависимости. И после концерта группу я повел по барам, а его мы заперли в гостиничном номере. Причем, чтобы парень не искал приключений, вместе с ним я запер девушку.
– Ну?
– Недавно я встретил эту подругу и зачем-то увез к себе. Если честно, то просто был пьяный. Ну и «Depeche Mode», то-се. В общем, расчувствовался.
– И чего?
– Да в общем-то ничего. Только раньше эти «Depeche Mode» были для меня вроде как кумиры. А теперь у меня с их солистом один на двоих генитальный герпес. Который, как сказал врач, лечению вообще не поддается.
За десять минут до выхода на сцену директора групп каждый раз выгоняли посетителей в коридор. Когда всех выгнали и от «Агаты Кристи» тоже, я не пошел вместе со всеми в соседнюю гримерку, а остался стоять в коридоре.
Мимо прошагала группа «ЧайФ». Мужчины только что закончили выступление и выглядели смертельно усталыми. Более яркой иллюстрации к тезису «Рок-н-ролл мертв» невозможно было и представить.
Следующими после них выступал хэви-металлический коллектив «Ария». Если смотреть из зала, они казались жуткими: волосатые и растатуирован-ные дикари. А вблизи это были просто пожилые, увешанные копеечными цепочками дядьки с бритыми подмышками. Насколько я помнил, карьера их фронтмена началась в вокально-инструментальном ансамбле «Лейся песня». Причем вместе с будущим хэви-металлистом там пел Николай Расторгуев, который чуть позже ушел в группу «Любэ».
Смотреть на все это было невыносимо. На этот концерт я пришел, чтобы хоть как-то развлечься. Мне казалось, что после долгого перерыва все эти рок-н-роллистые штуки должны меня подбодрить. А вместо этого пыльные гримерки вогнали меня в депрессию. Я давно плюнул бы и ушел, но снаружи все еще шел дождь. Да и ехать мне было некуда. То есть можно было бы, конечно, уехать назад, в Африку. Там не бывает дождей, и богатый иностранный журнал готов был и дальше оплачивать все, что я для него напишу. Да только что бы я сказал жене?
6От сигарет уже тошнило, но я все равно выковырял из пачки еще одну. На стенах в коридоре были вывешены старые раритетные плакаты. От нечего делать я почитал, что на них написано.
Сперва шли афиши аж сорокалетней давности – анонсы спортивных матчей. Странные названия команд, давно забытые страсти, чемпионаты, итог которых сегодня никто не способен вспомнить. Потом начались постеры советских поп-идолов: шестнадцать подряд выступлений певца Яака Йолы… Долгожданная новая программа Льва Лещенко… Концерт культовой гэдээровской группы «Апельсин». Насчет каждого второго концерта сообщалось, что это – «главное событие года».
Где-то со второй половины коридора начинались афиши концертов, которые я уже помнил. Впервые на большой рок-концерт я сходил еще за пару лет до того, как окончил школу. Он поразил меня, хотя подозреваю, что дело, может быть, и не в концерте, а в том, что я был совсем ребенком и мучительно пытался разобраться в наступающей взрослой жизни, которая уже началась, но была совершенно непонятной, а запястья мои еще не украшали шрамы от двух попыток суицида, и как мне было не сойти с ума от всего этого рок-н-ролла, если со сцены тогда говорили самые важные на свете слова?
Под конец шли афиши начала 1990-х. «При спонсорской поддержке лично г-на Тарасова представляем иностранную группу „Pet Shop Boys“, стоимость билета всего 200 тыс. руб.». «Фестиваль рок-н-ролла, юмора, песен и автомобилей на приз казино “Continent”». «Рейв-танцы до упаду – главное событие года». Тело г-на Тарасова вскоре после того концерта выловили в море у побережья Греции. Вернее, не все тело, а какую-то часть. Куда г-н дел свою голову, выяснить так и не удалось. Казино „Continent“ два раза пытались взорвать, а потом просто закрыли за несоблюдение правил пожарной безопасности.
Рок-н-ролл умер в 1991-м. Не только в России – по всему миру. В США его сменил хип-хоп, а у нас в том году компания приятелей, жившая на набережной Фонтанки, изобрела совершенно новую музыку рейв. Правда сам рок-н-ролл своей гибели не заметил. За прошедшие двадцать лет в этом мире ничего не изменилось. Даже кожаные брюки у ребят, похоже, остались те же. Будто режиссер щелкнул пальцами и картинка замерла. Мальчишкам идет шестой десяток, и во рту у них давно не осталось ни единого собственного зуба. Но меняться никто из них даже не собирается. На их календаре по-прежнему развеселый 1991-й.
Несколько лет назад, еще до того, как я первый раз уехал в Африку, мне позвонил Лева Би-2 из группы «Би-2». Он спросил, не мог бы я подъехать в Москву, чтобы принять участие в записи нового альбома группы. В тот момент, когда зазвонил телефон, я стоял на улице и ждал трамвая. Как обычно, на улице шел дождь. Честно сказать, о группе прежде я почти не слышал. Но поучаствовать в их записи, разумеется, согласился. Вы бы, наверное, тоже не стали отказываться, ведь правда?
Тем более что в Москву в том году я катался постоянно. Тогда мне еще нравилось представлять себя профессиональным писателем. Я верил, будто успех – это надолго, и даже завел себе московского издателя. Мир ведь устроен так, что в некоторых местах успех живет, а в некоторых нет, не водится. В Москве успеха столько, что его можно добывать в промышленных масштабах. А в моем собственном городе если когда-то он и был, то давно утопился в бесконечных лужах.
Московский издатель платил мне большие гонорары. И следил за тем, чтобы ни одна моя книжка не осталась без внимания критики. Но долго всего этого я не вынес. Плюнул на карьеру профи, по-хамски разорвал почти подписанные контракты, вернулся в свой дождливый город. И через четыре месяца уехал в Африку. Правда, в записи альбома «Би-2» поучаствовать еще успел.
Заняло это минуты три. От меня требовалось сказать пару предложений во время длинного проигрыша. Сами ребята называли это «spoken words». Я произнес что-то многозначительное, они засмеялись, сказали «Есть!», и мы все вместе пошли курить сигареты.
Парни были действительно милыми. Рассказали мне анекдот. Похвалили последнюю книжку. Сказали, что скоро, наверное, заедут в Петербург, потому что кто-то из них купил там себе машину и ее даже уже успели растаможить, так что теперь машину пора забирать. Они заедут в Петербург, сыграют там концерт, а потом погрузятся в автомобиль и уже своим ходом двинут назад, в Москву.
Вечером после записи с Ленинградского вокзала я уехал домой. Чтобы сэкономить, купил не купе, а плацкарту. Соседи по вагону заснули, как только проводник выключил свет. А я все ворочался, ходил курить, кашлял от дыма и вагонной пыли, ворочал на языке слово «растаможить». Оно казалось мне жутким.
Я ведь и до «Би-2» был знаком с кучей музыкантов. Был в курсе, кто из них совсем не умеет пить и рубится с пары рюмок. А кто зануда и лучше не давать ему затянуть свою вечно одну и ту же историю. Но я никогда не соприкасался с этими ребятами по работе. Они занимались своим делом, а я своим. И наверное, поэтому мне казалось, что некая важная тайна в том, чем они занимаются, все-таки есть. Некий большой секрет рок-н-ролла. А теперь до меня дошло: нет секрета. Есть автомобиль, который нужно перегнать из одного города в другой. Вот и все.
Я понимал, что проблема не в музыкантах, а во мне. Как, черт возьми, они должны были доказать свою рок-н-ролльность? Прямо при мне сдохнуть от передоза? Нататуировать себе на лбу портрет Курта Кобейна? Играть музыку – это ведь просто такая профессия. Точно такая же, как любая другая. А если ты зарабатываешь на ней столько, что можешь еще и оплачивать растаможку автомобиля, то это ведь и совсем здорово, не так ли? Тем не менее после той ночи в вагоне я перестал ходить на концерты. Больше мне было нечего там делать. Да и сегодня я зря сюда пришел.
7Потом мы с Кириллом все-таки вышли в зал. Слева от сцены была выгорожена небольшая VIP-зона. Слышно там было куда хуже, чем в зале, а разглядеть хоть что-то из происходящего на сцене и вовсе не получалось. Для развлечения в зал иногда пускали струи белого дыма. Дым был горячий. Стоять и так было утомительно, а в духоте это становилось и вовсе невыносимо. Но я все равно стоял. Надо всем витал дух отчаяния.
В темноте я разглядел Шнура из группы «Ленинград». Позавчера в журнале «TimeOut» я прочел, как он говорил про меня какие-то совершенно не мотивированные гадости. По идее, можно было бы подойти, спросить, что случилось. Хотя, с другой стороны, ну говорил и говорил. Наверное, у него была какая-то причина все это сказать.
Публика в зале на две трети состояла из некрасивых, толстых девушек, а на треть вообще черт знает из кого. В VIP-зоне у самого ограждения курили две совершенно голые стриптизерки. Танцевать они так и не вышли, и вообще непонятно – зачем стояли? Ведущим концерта был создатель «Нашего радио» Михаил Козырев. Его очки блестели неподалеку от стриптизерок. После того как отыграет очередная группа, он должен был выйти на сцену, громко спросить: «Питер! Как ты себя чувствуешь?», убедиться, что Питер чувствует себя неплохо, а потом объявить следующую группу.
Несколько лет назад что-то случилось, и Козырева из созданной им радиостанции выгнали. Что именно произошло, я не в курсе. Но точно знаю: если бы не он, то никакого рок-н-ролла в России бы не было. Именно Козырев вытащил весь этот паноптикум из зазеркалья, в котором тот провел последние несколько десятилетий. Так что кому, как не Козыреву, теперь выходить на сцену и громко спрашивать у Питера, как он себя чувствует?
Отыгравшая группа слезла со сцены и побрела в гримерку. Последним шагал барабанщик в кожаной жилеточке. Отстучав свое, он, наверное, уже представлял, как доедет до дому и завалится спать. Козырев выскочил на сцену, воздел руки и воззвал:
– Питер! Как ты себя чувствуешь?
Я наклонился к Кириллу и спросил, нравится ли ему слово «Питер».
– С чего это оно должно мне нравиться?
– Ну, это же московское слово. А ты почти москвич.
– За «москвича» получишь по зубам. А как называют Питер в Питере?
– Ну, например, «наш город». Или просто «Петербург». В крайнем случае Питер можно назвать «Ленинград». Но никогда «Питером».
– Какие глубокие у тебя мысли. Надо нам как-нибудь сесть, не торопясь пофилософствовать.
Козырев все еще стоял на сцене и что-то говорил. Звук в зале был такой, будто доносился из ведра.
В самом начале девяностых Михаил проходил долгую стажировку в Штатах. А потом вернулся и попробовал сделать с русским роком то же самое, что американцы сделали с американским. Нашел денег, чтобы вдохнуть в этот труп хоть немного жизни. Создал радиостанцию, запустил большой фестиваль. Потом создал еще одну радиостанцию и запустил еще один фестиваль. На щеках покойного понемногу стал играть румянец.
Заняться чем-то вроде этого продюсеры пытались и раньше. Первый муж певицы Валерии, продюсер Шульгин подарил миру группу «Мумий Тролль». Второй муж той же певицы, продюсер Иосиф Пригожин раскрутил коллектив «Король и Шут». Однако до того, как за дело взялся Козырев, все это было как-то не всерьез.
Считается, что модная музыка делится на попсу и честный рок-н-ролл. Попса – дело рук продюсера, а рок-н-ролл – искусство. Хотя на самом деле все обстоит совсем не так. Просто попса – это серьезный жанр, в котором крутятся большие бабки. Продюсеров там много, и бюджеты у них серьезные. А рок-н-ролл – это «Фабрика звезд» для тех, кого не взяли на «Фабрику звезд». На этом покойнике серьезных денег сегодня не заработаешь. Поэтому и бюджеты здесь хиленькие, а толковый продюсер всего один (Козырев).
Я смотрел на сцену и морщился. То, что я там видел, совсем мне не нравилось. Есть продюсер – будут и успехи. Нет – можешь потихонечку ползти на кладбище. Черт побери! Я столько лет пытался держаться от всего этого как можно дальше, что дошел уже до самого дна. Хуже, чем сегодня, быть, похоже, уже не может. Хочу я этого или нет, но мне лично тоже пора искать продюсера. Специалиста по продажам. Не строить из себя неизвестно что, а, как и все остальные, продаваться в рабство. Потому что другого выхода, похоже, нет.
Может быть, рабство окажется не таким уж и противным. Продамся, и жена хотя бы перестанет плакать по ночам. И потом, собственные продюсеры сегодня стоят за плечами даже самых бескомпромиссных. Кто-то должен вести себя как герой, а кто-то – считать заработанные героем бабки.
Козырев ушел со сцены. Вместо него там появились странные типы с гитарами. Даже самый молодой из них годился мне в отцы. Наклонившись поближе, Кирилл прокричал:
– Я больше не могу! Тут слишком шумно!
– И что?
– Пойдем отсюда?
– Куда?
– Куда угодно! Главное – отсюда.
– Везде одно и то же!
– Поехали в Москву. Там не одно и то же!
Я вытащил из кармана пачку сигарет. Внутри оставалась всего одна, последняя. Я попробовал ее прикурить, но сигарета оказалась сломанной.
– Ну поехали, – просто сказал я.
Глава восьмая ОБЗОР ПРЕССЫ 23 октябряЕще на месяц продлено следствие по делу об убийстве бывшей участницы реалити-шоу «Дом-2» Оксаны Аплекаевой. За это время сотрудники правоохранительных органов должны закончить все намеченные мероприятия. Следователи не исключают, что громкое преступление так и не удастся раскрыть. Если до декабря у них не появится новых улик или сведений, то расследование скорее всего будет приостановлено.