Вот тогда-то – не в Москве, не в Варшаве, не в Константинополе, не в Тегеране – в самом захолустье, в Туркестане – Император повелел возвести дворец. Его построили лучшие архитекторы из лучших материалов, не жалея денег. Когда дворец был готов, Николай повелел своей гражданско-морганатической супруге удалиться во дворец и не появляться ни в Санкт-Петербурге, ни в Константинополе без Его разрешения. Анахите ничего не оставалось, как повиноваться, дворец превратился в роскошную клетку, которую сторожила небольшая охрана из лейб-гвардии. Анахита почти не появлялась даже в Ташкенте, она, казалось, делала все, чтобы о ней и о ее детях раз и навсегда забыли…
Дежурная смена охраны дворца составляла двенадцать человек, кроме того, была еще бодрствующая смена и смена отдыхающая. Все они находились в пристроенных к дворцу помещениях – вообще здание выглядело на удивление гармоничным, несмотря на то, что строилось в большой спешке.
Уже почти стемнело… лето, темнеет в эти дни поздно, хотя и не так, как в Белые ночи в Петербурге, когда один из солдат лейб-гвардии шестьдесят шестой десантно-штурмовой дивизии, которая до перевода в лейб-гвардию несла службу здесь и которая сейчас охраняла объект, заметил на подъездной дороге несколько массивных бронетранспортеров, идущих по направлению к зданию. Это были русские бронетранспортеры… афганский вариант, массивные, стальные коробки на восьми колесах с привинченными листами дополнительной брони, с решетками, останавливающими гранаты, с дистанционно управляемым крупнокалиберным пулеметом и спаренным с ним автоматическим гранатометом – единственное оружие, каким была вооружена эта двадцатисемитонная махина. Жандармский вариант, армейские вооружены мощнее. Солдата насторожило увиденное… как должно было насторожить любого. Они не были паркетными шаркунами – это была боевая, отлично подготовленная часть, не прекращавшая тренировки по программе воздушного десанта. И они здесь были не просто так… здесь была преступность, были наркомафиозные группировки, до сих пор не была изжита практика похищений людей за выкуп… и оставить без охраны детей Его Императорского Величества было бы верхом глупости. Он располагал автоматом «Коробова» с подствольным гранатометом, одноразовой ракетной установкой – а в бронированной будке охраны скопился целый арсенал, включающий в себя снайперскую винтовку калибра 14,5, ротный пулемет с большим количеством лент и полуавтоматический гранатомет с барабанным магазином. Но все это он должен был применять против нападающих, против боевиков или похитителей – а не против таких же солдат, как он сам.
Но что-то сделать он был должен. И, увидев приближающиеся бронетранспортеры, он зашел в будку, чтобы доложить командиру – именно это и должен делать солдат, когда не знает, как поступить в той или иной ситуации. Доложи командиру – и командир решит за тебя.
– Девятый, на связи пост два, – вызвал он старшего смены по проводной связи, – Девятый, ответьте посту два.
Девятый был личным позывным командира дежурной смены, пост два – позывным поста, на который их поставили.
– Пост два, Девятый на связи. Что там у вас? – Девятый, это пост два. Наблюдаю шесть, повторяю – шесть бронетранспортеров типа «Б-10» приближаются к посту.
– Пост два, повторите, – в голосе старшего явно слышалось удивление.
– Наблюдаю шесть «Б-10», направляются к моему посту. Прошу инструкций.
– Пост два, не пропускать. Разберусь лично.
– Девятый, вас понял…
Сержант положил трубку, пихнул своего напарника, который увлекся игрой на планшетнике.
– Что?
– Глянь, что делается.
Головной БТР был уже метрах в двадцати, он начал тормозить у массивного, отъезжающего в сторону шлагбаума. Но рядом с ним был командирский длиннобазный «Егерь», он выехал на встречную полосу, полностью загораживая проезд…
Напарник присвистнул от удивления
– А этим-то какого хрена надо? Нажрались, что ли?
– Не похоже. Прикрой, я пойду разберусь.
– Да че там, свои же…
– Прикрой.
В голосе сержанта просквозил явственный холодок, такой, что младший по званию послушно схватился за пулемет.
– Вас понял, господин штабс-сержант…
С лязгом отодвинулась бронезаслонка, цевье пулемета улеглось на вертлюг.
Сержант вышел из помещения поста, привычно поправил автомат, ногой толкнул дверь – она захлопнулась. Почему-то ему не нравились эти шесть БТРов, хотя никаких иных бронетранспортеров, кроме своих, не было на триста миль в любую сторону отсюда. И все-таки – что-то ему не нравилось…
Из командирского «Егеря» выбрались трое, все вооруженные. Сержант с удивлением заметил на одном из них форму жандармерии – причем это и был старший. Уже достаточно стемнело – и лица приезжих скрывала тьма, хотя в последних лучах догоравшего за спиной заката они еще были видны…
– Старший по званию – ко мне, остальные – на месте! – по уставу крикнул сержант. Так должен был поступить часовой на любом посту – и он именно так и поступил. Часовой на посту есть лицо неприкосновенное, и так он должен был поступить, даже увидев Его Величество.
Двое остались на месте, командир пошел вперед. Когда до него оставалось метров пять, сержант скомандовал остановиться и осветил офицера фонариком. Среднего роста, короткая ухоженная борода. Повседневная форма жандармского полковника и особый знак, подтверждающий его принадлежность к спецназу жандармерии. По виду – явно русский, только очень сильно загорелый, кожа в свете фонаря как серая.
Полковник не попытался закрыться от фонаря, несмотря на то, что он светил в лицо. Не попытался представиться, что-то сказать или отдать какую-то команду. Он просто стоял и смотрел на штабс-сержанта.
– Господин полковник, это закрытая территория, – сказал сержант, – вам здесь нельзя находиться.
– Я знаю, штабс-сержант, объект «Ташкент-семнадцать», верно? Мы прибыли на усиление, у меня приказ, подписанный товарищем министра внутренних дел. В Петербурге неспокойно, вот… решили усилить охрану важнейших объектов.
– Господин полковник, я не могу вас пустить.
– Это срочно. Приказ помечен кодом «Воздух»[28].
– Извините, господин полковник, но я не могу вас пустить, – как затверженная пластинка повторил штабс-сержант.
Их старший смены, поручик Кузнец подошел почти неслышно, только на самом последнем шаге штабс-сержант понял, что за спиной кто-то есть.
– Что здесь происходит? – спросил Кузнец. Нашивка лейб-гвардии давала ему преимущество даже перед полковником или, по крайней мере, ставила его в равные условия.
– Мы выдвинулись, чтобы обеспечить периметр объекта, поручик. Приказ с кодом «Воздух» подписан товарищем министра.
– Что за чушь. Мы часть прямого подчинения министерства обороны, мы не имеем никакого отношения к МВД. Дайте мне приказ.
Полковник расстегнул сумку, полевую офицерскую сумку старого образца, достал вдвое сложенный лист бумаги и протянул его поручику. Поручик шагнул вперед, чтобы взять его – и в этот момент полковник тоже шагнул вперед, выпустил из пальцев лист бумаги, из неудобного положения захватил руку не успевшего среагировать поручика – и резко рванул на себя, превращая его в свой щит от пуль. Те двое, что были с полковником– тоже не растерялись: один бросил быстродействующую дымовую шашку, второй – полоснул из бесшумного автомата, штабс-сержант вскинул свой, но выстрелить не успел – террорист успел первым. Падая, штабс-сержант успел подумать, что все это очень неправильно. Террористы – при каком-то диком стечении обстоятельств – могли завладеть военной техникой… просто украв ее где-то, возможно, даже с железнодорожной платформы, на которой эта техника направлялась в Термез, последнюю станцию перед Афганистаном. Но не должно быть так, что русский солдат убивает русского солдата. А этот полковник был настоящим, не переодетым – по десяткам мелких признаков он бы просек маскарад. И принял соответствующие меры…
Сержант упал на землю, его рот был полон крови, поступающей из горла, он слышал выстрелы. Последним, что он слышал, лежа на земле, был рев мотора и треск, с каким головной бронетранспортер проломил шлагбаум. Потом «Егерь» переехал его колесами, и больше он ничего не чувствовал…
Заговорщики. Черная ГвардияБронетранспортер «Б10» был специально разработан для морской пехоты, и он был плавающим, способным высаживаться на необорудованный берег (загоризонтное десантное высадочное средство – правильное название) – на его восемь колес, по четыре на каждой стороне, можно было даже надевать специальные гусеницы для преодоления сложных участков и высадки на необорудованный береговой плацдарм. Он был грузнее, намного грузнее, чем обычный пехотный «БТР», потому что должен был обеспечивать плавучесть. Но жизнь распорядилась совсем по-другому, и эта машина, показав не очень хорошие результаты по сравнению со старым, гусеничным, высадочным средством, внезапно стала одним из самых востребованных объектов бронетехники за последнее время.
У этого бронетранспортера в отличие от пехотного была лучшая защита от мин, в том числе и мощных, потому что подходы к вражескому берегу часто бывают заминированы, причем морскими минами, которые мощнее даже противотанковых. Он был намного универсальней расплодившихся в последнее время машин, защищенных от мин, и бронированных грузовиков. У него был большой запас по мощности двигателя – и это позволило поставить дополнительное бронирование, держащее по фронту снаряд калибра 23 миллиметра в упор. Наконец, он был относительно дешев, потому что производился не частными, а казенными заводами – и поэтому его заказали огромной партией, на все силы, расквартированные на Востоке. Целых четыре казенных завода уже год работали над государственным заказом…
Шлагбаум, который перекрывал въезд на территорию поместья через главные ворота, был тоже необычным. Обычно шлагбаум представляет собой кое-как установленную систему с полосатой палкой, которая поднимается и опускается, с приемником дистанционных сигналов, который позволяет пропускать машины с электронными пропусками, и со сторожем рядом. Но этот шлагбаум был совсем другим.
Он был разработан для баз на Востоке, где не редкостью были попытки силового прорыва на территорию базы на заминированных грузовиках. Четыре вбитые в землю сваи – солидно так вбитые по обе стороны от ворот, в них – вварены шлагбаумные столбы с замками. Сам шлагбаум – четыре трубы, сваренные в нескольких местах поперечинами, трубы из легированной стали, и этот шлагбаум не поднимается – он отъезжает, и для этого в двух местах сделаны стойки и колесики, которые катятся по дороге. В активированном состоянии этот шлагбаум фиксируется в двух местах, на обеих вышках, и фиксируется так, что выбить эти ворота может лишь пошедший на разгон тяжелый грузовик. Что часто бывает невозможно из-за змейки, выложенной на дороге бетонными блоками и не дающей разогнаться, набрать достаточную скорость. Здесь этой змейки нет, но проложенная к дому дорога построена специально извилистой, с резкими, непросматриваемыми поворотами. Так что тоже не очень-то разгонишься.
Головной БТР рванул вперед – и одновременно забухал крупнокалиберный. Четырнадцать и пять – почти пушка, пробивает все – стену дома, дувал, бетонную плиту, любую легкую броню. Они хотели пройти периметр чисто, но было отработано и это – в Афганистане отработано. Одна из БЗТ[29] проломила одну из четырех сваренных вместе труб, образующих шлагбаум, серьезно повредила вторую – и в это время тупой нос БТР врезался в шлагбаум. Возможно, будь он не поврежден, он и сработал бы как надо, остановил атаку хоть на сколько-то. Но он был поврежден – а бампер и радиатор идущего на прорыв тяжелого грузовика не сравнится с добрым путиловским броневым прокатом, который был пущен на этот бронетранспортер. Секция шлагбаума не выдержала – согнулась, потом лопнула с жутким треском, открывая нападающим путь в периметр. Потери нападающих – сломалась лобовая часть противогранатной обрешетки головного БТР. Выскочившие из-под земли из специальных пазов шипы тоже не остановили бронированную машину – под кордом был не воздух, а специальная камера, что-то вроде пружин, точнее даже нескольких, поставленных друг в друга пружин, сделанных из стали повышенной упругости. Это заменяло обычную систему с подкачкой воздуха и позволяло ехать до тех пор, пока цела хотя бы половина из принимающих нагрузку элементов.
Подручные полковника и сам полковник под пулеметным огнем из бронированной сторожки успели уйти за прикрытие брони, получив на троих всего лишь одно легкое ранение. Второй бронетранспортер развернул башню и дал одну за другой две короткие очереди. Рассчитанная на долговременный обстрел из любого носимого оружия будка не выдержала – бронестекло провалилось внутрь, огонь прекратился…
Группа управления – полковник и двое его подручных – сноровисто погрузилась во второй бронетранспортер, а вместо них наружу выскочили двое, в пустынной униформе нового образца, с автоматами. В мгновение ока они оказались у стен поста номер два, замерли. Один достал гранату, второй приготовился.
– Бойся!
Вспышка – один за другим нападающие ворвались внутрь. Что-то искрило, в тесном пространстве караульного поста изрядно пахло дымом, пороховой гарью и бойней. Единственный его защитник – верней, то, что от него осталось после попадания двух пуль 14,5 – лежал у поста наблюдения, у бронестекла и бойницы, так и не выпустив из рук пулемет.
– Чисто!
Один из бойцов подскочил к пульту, ударил по красной кнопке, включавшей автономное аварийное питание поста, затем начал переключать нужные рычажки. С лязгом стальной частокол шипов спрятался под асфальтом, затем была обезврежена еще одна система безопасности.
– Пост два! Пост два, ответьте одиннадцатому! Пост два, немедленно выйти на связь и доложить, у вас движение в секторе!
– Есть!
Конечно, далеко не все системы безопасности поместья можно было отключить отсюда, от караульного поста. Но и те, которые можно было, включались аварийно через дежурку. Правда, пока разберутся, что к чему…
– Пост два…
Второй боевик хрястнул по голосящей рации прикладом ручного пулемета, и она поперхнулась на полуслове.
– Есть!
Второй выскочил обратно, замахал руками условный сигнал, засемафорил – чисто!
Второй бронетранспортер тяжело, как магистральный паровоз, тронулся с места, проходя внутрь периметра, за ним пошли и остальные. Эти двое – оставались здесь прикрывать тыл на время террористической акции.
Дворец слез. АнахитаНесколькими минутами ранее – на третьем, похожем на сплошную веранду с большим, заходящим даже на потолок, остеклением – готовилась ко сну женщина.
Ей было ровно тридцать лет – исполнилось несколько недель назад, и даже сейчас, после двух родов и тяжелой, полной необъяснимой ненависти жизни при Русском дворе, она вызывала вожделение у девяноста девяти из ста смотревших на нее мужчин. Даже здесь… она не могла выехать в Ташкент, потому что сын бухарского Эмира только увидев ее – поклялся, что она будет принадлежать ему. А она не хотела. Она вообще ничего не хотела – впервые за долгое время она начала по-настоящему понимать свою мать. Мать, которая ложилась с мужчинами в постель за деньги и тем самым… мстила им.
Да, мстила! А как иначе?! Мужчины – это совершенно особенные в своей черствости, цинизме и животной похоти существа. Каждый из них, видя женщину, оценивает ее прежде всего как самку, с которой можно совокупиться – и желательно, чтобы без обязательств. Ее мать, устав от всякой итальянской мрази – содомитов, стариков, развратников и сластолюбцев, проходимцев, обещающих золотые горы и наутро оставляющих женщину ни с чем, кроме разве что нежелательного ребенка – начала ложиться в постель без любви. Она брала предоплату, более того – она раскручивала своих кавалеров на траты, шантажировала их, выуживала все, что у них было, используя свое тело. Но она не любила их. Каждый из них для нее значил намного меньше, чем она для них. Просто источник денег, ходячий кошелек.
Анахита нервно хихикнула, вспомнив популярный в Петербурге, да и не только в Петербурге светский анекдот относительно того, какая часть тела мужчины более выражает его сексуальность. На самом деле – не то, что вы подумали, а кошелек. Чем толще – тем лучше.
Ее считали хищницей, охотницей за состояниями, кем она никогда не являлась. Ее проблема была как раз в ее искренности, которая была намного хуже лжи. Ведь она и в самом деле любила. И наместника, князя Воронцова, ставшего ее первым гражданским супругом, еще в Бейруте. И Николая Романова, Императора Всея Руси, Цезаря Рима с глазами цвета кобальта и непоколебимой уверенностью, что все будет так, и только так, как он задумал. От матери она унаследовала, видимо, по крови вкус к сильным и властным мужчинам, а в России в отличие от Италии их было в избытке…
А кроме них и еще двух подростковых увлечений, больше у нее никого и не было. Четверо мужчин… точнее двое мужчин и двое подростков – за всю жизнь. Это смешно – но это было так. Еще смешнее было – когда ее называли шлюхой в петербургских салонах. Дамочки, сидевшие там, иногда умудрялись менять кавалеров каждый месяц, а то и чаще, многие были из обедневших семейств и с радостью подрабатывали… когда представлялась возможность подработки с каким-нибудь нуворишем, способным оплатить тур в Ниццу или на Коста дель Соль. А оставшиеся – лет с восемнадцати усердно посещали балы и все виды светских развлечений… их можно было отличить по едва заметным следам от пластики и жесткому, почти рентгеновскому взгляду, способному пересчитать купюры в бумажнике крокодиловой кожи еще до того, как он покинет карман брюк. Тем, кто нашел себе выгодную партию, жестоко, до скрипа зубов, завидовали и поливали грязью, как могли.